Перламутровые крылья

      — Не против, — после некоторых раздумий, ответил я. Представить себе не мог, что стоит ожидать подобных сложностей.       — Но у меня ес-сть ус-словие.       — Какое? — спросил Тенери, не сумев подавить откровенное любопытство, смешанное с настороженностью.       — Мы могли бы попробовать… ес-сли ты с-с-согласишься сделать это так же, как и вчера вечером.       Хруст можжевельника дал понять, что Авис изменил положение. Он сел на согнутых коленях, уставившись в мой угол и стараясь разглядеть мое лицо, скрытое густой тенью надежней, нежели непроницаемым занавесом.       Тенери закусил губу. Я медленно сглотнул.       — Я не совсем понял. Улыбка тронула губы. Возможно, мне все уже удастся сладить с тобой.       — Получать удовольс-ствие будешь ты. Я нас-слажус-сь тем, что ты позволишь мне наблюдать, — «и дарить его тебе».       — Но почему? Я знаю, что опыта у меня нет, но если бы ты рассказал мне, — голос дрогнул, — я бы справился.       — Тенери, ты с-сделал с-с-свое предложение, и я принял его с-с одним лишь ус-словием.       Дипломатия не была мне чужда. Раньше мне неплохо удавалось затыкать за пояс самых языкатых оппонентов, и Нагов, и Ависов…       В голову пришла неожиданная, но вполне логичная мысль. Птенчику удавалось прогибать мою линию поведения именно потому, что я заранее был готов сдаться. Желал уступить, зная, что эту партию мне все равно не выиграть.       Рассказать правду и оставить Тенери себе — невозможно.       Авис погрузился в раздумья. Эмоции на его лице сменялись шустрыми галками: не успевала одна занять свое место, как на на нем уже гнездилась другая.       — Хорошо, — неспешно проговорил он после некоторых раздумий. Лицо его было серьезно, словно мы обсуждали условия сделки, а не довольно пикантный вопрос.       Тенери снова волновался, но я не хотел торопить его. Я был бы даже рад, подумай он хорошенько и откажись от собственного намерения. Наконец он поднялся и на нетвердых ногах стал продвигаться ко мне, пытаясь не упасть в темноте. — Осторожно, — предупредил я, когда он чуть не наступил на самый кончик моего хвоста. Авис пошатнулся, неуклюже захлопал крыльями... и не сумел удержать равновесие.       — Спасибо, — поблагодарил он, оказавшись в моих руках — я не мог позволить птенчику пораниться по неосторожности, подхватив его на руки раньше, чем он успел бы навредить себе.       Наше дыхание смешалось. Я осторожно скользнул в сторону, позволяя ему встать на ноги, но не отдалился слишком далеко, оставаясь напротив. В пещере стало прохладно. По оголенной коже скользнули мурашки. Я, кажется, мог различить заполошное биение его сердца.       — Ты позволишь мне?       Легкий кивок сказал мне, что птенчик прекрасно все понимает, хотя и не знает, чего ожидать. Тяжелое кольцо, державшее птичку в ловушке, двинулось по кругу. Я осторожно обогнул сложенные крылья, оказываясь у Тенери за спиной.       — Опустись на колени, — шепнул я, и перышки на изгибе чуть дрогнули.       Авис послушно встал на колени, примостившись ягодицами на пятки. Я опустился позади. Бережными движениями развел крылья в стороны, так, чтобы оказаться вплотную к птенчику. Длинные бороздки щекотали мои бедра.       — Я уберу это, — озвучил я свое движение, чтобы не напугать парня, и сдвинул в сторону набедренную повязку. Чтобы сделать это, мне потребовалось обхватить тонкую талию, неплотно прильнуть к спине, выдохнуть в чужой затылок.       Тенери дрожал.       — Тебе холодно?       — Нет, — шепотом.       — Страшно?       — Немного, — признался он. Но в голосе не было ужаса, Тенери всего лишь страшился неизвестности и новизны ощущений.       — Ты можешь остановить меня в любой момент.       Молчание.       Мои пальцы легко разделались с узлом, повязанным на бедре, и ненужная тряпица была небрежно отброшена в сторону.       Его горячая кожа притягивала своей гладкостью. Не такой твердой и безжизненной, как змеиная, облаченная в хитиновую защиту. Кожа птенчика была горячая и приятно льнула к моим пальцам.       Я позволил себе коснуться узкой юношеской груди, огладить еще проступающие ребрышки. Впалый живот вздрогнул под моими касаниями, но я не был груб или настойчив, только разрешил себе немного изучить запретный плод, за которым раньше смел наблюдать только глазом. Палец скользнул в ямку пупка, крылья вздрогнули. Я снова поднялся выше к груди, почти случайно задев нежный сосок.       На мгновенье мы оба перестали дышать.       Он находился в полной моей власти, и это чувство пьянило лучше всяких ядов. Язык сам выскользнул изо рта, потянувшись к пахнущему акацией затылку. Стоило мне коснуться Тенери, как он дернулся, но не проронил ни звука, кроме слабого отблеска подавленного стиснутыми губами вздоха.       Влажная длинная полоска оставалась там, где мой язык проходил по коже. Гибкий и голодный, он наслаждался солью и бархатом, позволил себе забраться до самого основания головы. Грудь Ависа в моих руках наполнилась воздухом и замерла, а затем медленно расслабилась, выдыхая.       Левой рукой я огладил бок, скользнул вниз по бедру, прошелся по отведенной в сторону ноге, заставив птенчика напрячься. Я уже знал, что меня ожидает. Накрыл небольшой, тугой от желания отросток, что легко помещался в руку.       Прижался чуть плотнее, лишая птенца возможности двигаться. Заставил облокотиться спиной на мою грудь. Сжал немного туже, задел мизинцем подтянувшийся мешочек...       Тенери громко выдохнул, не сумев справиться с собой.       — Ни о чем не думай. Ты прекрасен, — язык предательски развязывался сам собой.       Тенери оперся рукой о мой хвост и немного сдвинулся, позволяя ногам выскользнуть из-под него. Тело чуть сместилось вбок. Я с легкостью нашел приятный для него ритм, оглаживая массирующими движениями.       Неожиданно Тенери повернул голову. Его лицо оказалось напротив моего, чуть ниже. Затуманенные глаза, приоткрытый рот, лихорадочно вздымающаяся грудь: он был близок.       Тенери опустил взгляд на мой рот. Его глаза просили, нет, умоляли меня.       Я не помню, когда потянулся навстречу. Припал к влажным губам, проник в его рот языком. Тенери ответил, словно изнывал от жажды и наконец получил желанный глоток. Он всем телом подался навстречу, я ускорил ритм, не отдавая себе в этом отчет, просто двигаясь вместе с птенчиком.       Он был сладким на вкус, словно нектар полевых цветов с загадочной, едва ощутимой горчинкой. Я бы заглотил его целиком, жадно вкушая то, что мне с такой готовностью отдавали.       Я резче сжал его скромное достоинство в ладони, позволяя выплеснуть теплые капли. И поедая, поглощая его звенящее удовольствием дыхание.