Наказание Брэдли Гловера

— Ну, смотри-ка, не наврали, — промычал иронично Йен, выглядывая из-под козырька в пелену дождя. — Жара несусветная. — Водитель звонил, он уже рядом. Из-за ливня на дороге трафик. — Сильно опаздываем? Биссе заинтересованно обернулся и Гловер на мгновение растерялся под взглядом его больших блестящих глаз. — Минут на двадцать. — Ну мне, в принципе, два часа хватит, чтобы все отфоткать. — Угу, — кивнул Гловер, пристально следя за тем, как брызги оседают на кожаных черных лыжнях Йена сорок пятого размера. Встречающий их автомобиль скоро прибыл. Выехали на шоссе. Мимо пронеслась, оглушая, сирена. Боковые стекла начали запотевать, шум бьющихся струй заглушал монотонный рокот двигателя. — Я отзвонился шефам, — крикнул шофер, бросая взгляд на попутчиков через плечо — сказал, что задержимся. Но постараюсь привезти вас побыстрее. Йен взглянул на Гловера, что-то проговорил и улыбнулся. — Что? — Прикольный акцент у них, говорю, — повторил он погромче, наклоняясь, — Свистящие смешные... Брэдли видел перед собой длинный гребень французского носа, высокий треугольник скулы и прикрытые темные ресницы. Кожа на лице Йена еще не высохла от дождя. Когда щека Биссе ударилась о сидение, с его волос слетело целое облако капель. Губы Йена еще улыбались, когда это произошло. Звук пришел только после. Сначала был удар. Словно перетряхнуло каждую косточку. Удар и внезапная темнота с тонким, пищащим звуком, просверливающим мозг. Шумы вернулись оглушающим потоком, как будто все пять минут, проведенные Гловером без сознания, старательно накапливали звуковые волны, а теперь — взорвали их разом. За единственный миг он расслышал и скрежет сминаемого бока машины, и лопание лобового стекла, и падающий ураганный дождь. Брэдли попытался сконцентрироваться, чтобы вернуться в реальность. Глаза еще ничего не различали, а испуг был настолько велик, что, не взглянув на свое тело, невозможно было определить, повреждено оно или нет. Гловер пошарил ладонями. Под пальцами было влажно от воды и колко от раскрошенного стекла. Тяжелая и гудящая голова постепенно распознавала сигналы, и начала транслировать изображение. Пасмурно, плохо видно. В салоне нет света. В дыру над рулем заливаются струи, блестящие от бледного солнца. Как серебряный дождь. За рулем никого нет. Гловер попытался вернуть контроль над мышцами, напрягся и вознамерился повернуть голову. Получилось слишком резко — его подбородок свалился на плечо. Брэдли увидел лужу, в которую попала его рука, но только теперь понял, что это не вода. — О, черт, — выругался он, вслух, или мысленно. Новая волна адреналина захлестнула его и расковала ступор. Гловер повернулся и увидел острый, как клюв, кадык Йена, торчащий в его белой шее, будто инородная птица. Только через мгновение он осознал, что в этом нет ничего необычного, что для тела француза это нормально, а пугающий эффект его шея приобрела потому, что голова Йена запрокинута. Из его раскрытого рта доносились ритмичные сиплые звуки, почти не различимые в шуме. Подскочив на сидении, Брэдли судорожно окинул взглядом тело француза и увидел острый осколок кости, проткнувший кожу и ткань брюк выше колена. Ладонь Биссе лежала на бедре, пытаясь сжать рану, чтобы остановить кровь, но, видимо, из-за помутнения сознания уже не выполняла свою функцию. Крови было много. Брэдли решил, что повреждена артерия. Он хотел вспомнить, что следует делать в подобном случае, но подсознание, поддавшись страху, отреагировало быстрее мыслей. Сотрясающиеся пальцы Гловера жестко впились в правую ногу Биссе, на несколько сантиметров выше зияющей раны, и сжали ее изо всех сил. Брэдли пришлось перекинуть колено и упереться голенями в сидение, чтобы удержаться в таком положении надолго, до тех пор, пока не приедет помощь. Одна часть его мозга сообщала о том, что снаружи слышны голоса людей, а значит, помощь уже близко. Другая наконец вспомнила правила первой помощи и пыталась найти глазами галстук, чтобы перевязать бедро Йена. Гловер зажмурился и попытался остановить это истерическое зацикливание. Ничто не заставит его разжать руки, только появление людей в медицинской униформе. Его пальцы стали железными, бетонными, неподвижными. Брэдли открыл глаза и увидел перед собой откинутое лицо Йена, белое как мел, покрытое крупными бусинами пота. Глаза были наполовину закрыты, хотя изредка зрачки совершали нервное, неосознанное движение, словно пытаясь поймать что-то в фокус. Но ближе всего к Гловеру оказался раскрытый в немом призыве рот француза. Он ловил взгляд, даже когда Брэдли не хотел на него смотреть. Сухие губы выпускали беспомощный свист, или стон, и в постоянном отрезке, через который этот звук повторялся, было что-то ужасающее. Брэдли надеялся, что Йен в отключке и не испытывает всей этой боли по-настоящему. — Боже мой! — воскликнул вдруг Гловер. Вслух, или про себя. К счастью, двести атмосфер в его захвате были слишком напуганы, чтобы среагировать на осознание того, что Брэдли теперь не просто касается Йена, но практически сидит на нем, и от того, чтобы уронить голову на его шею, Гловера отделяет только крошечная капля самообладания и неизвестно откуда взявшихся сил. Так вот каково это. Вот каково это — схватить ускользающего духа, призрака, непостижимое творение, миф. Он держит его. И это реально. Йен реален. Он не исчезает, мир не рушится. Его можно касаться. Он человек. Гловер опустил голову и увидел кровь Биссе на своих пальцах. Йен человек. Он сделан из всего человеческого. Вот, можно заглянуть в него. Его белая кость торчит наружу. Йен человек. Если в это нельзя было поверить час назад, то теперь Гловер должен поверить. Клюв кадыка попытался совершить какое-то движение — восхождение или нырок, немного подрожал на месте и бросил попытки. Совершенно белая шея, такая худая, что ее, кажется, можно схватить одной ладонью. И она тоже состоит из плоти и крови, и позвонков, и в ней нет металлических шарниров и передатчиков, как думал Гловер. Перед ним сидит человек. Человеческое существо. Нужно было окунуть ладони в его кровь, чтобы осознать это.