Битое стекло

Навсегда и никогда — две стороны одной медали.

Усопп долго не решался открыть глаза. Ему было слишком хорошо, чтобы это оказалось правдой, но он пережил за эту ночь слишком многое, чтобы теперь остаться вновь наедине со своим буйным воображением. Поэтому ощущение чего-то тёплого и мягкого под своей головой, нежные прикосновения маленькой ладошки, дурманящий родной запах совсем рядом — всё, что грозило оказаться очередным миражом в пустыне его одиночества — приносили такое сильное удовольствие, о котором Усопп раньше даже не подозревал. И он сжимал дрожащие веки до боли, силясь продлить чудесный сон. Навсегда. Лишь громкий стук резко открывшейся двери заставил вздрогнуть и вскочить. Звёздочки замелькали перед закрытыми глазами, во лбу запульсировала болезненная шишка, рядом раздался сдавленный вскрик Каи. Усопп тут же покрылся ярким румянцем, чувствуя, как начинает щипать кожу от жара.  — Извини… — то ли хриплый шёпот, то ли глупый вид обратил в смех девушку, такую же красную от смущения и так же держащуюся за гудевший от удара лоб.  — Ши — ши – ши! — раздалось от двери и парочка, застуканная в таком двусмысленном виде, залилась краской ещё сильнее.  — Это не то, что вы думаете! — заверещал Усопп, сползая, наконец, с колен Каи.  — Это то, что вы думаете! — девушка неожиданно жёстко схватила Усоппа за руку и дерзко вскинула голову, отслеживая реакцию друзей. — Ага, — кивнул Луффи без всякого удивления и вытолкал Зоро за дверь. — Как кончите, спускайтесь. Дело есть! Ребята ждали их на улице. Зоро прислонившись к столбу, кажется, спал, Луффи же, запрокинув голову, вглядывался в тёмное беззвёздное небо. Что он там видел, если так счастливо улыбался, Кая так и не смогла придумать, лишь сжала крепко, так же как её сердце смутная тревога, потную ладошку Усоппа. — Пошли! — Луффи встряхнул вихрастой непокрытой головой и, рассмеявшись облачком пара, резво двинул в известном лишь ему направлении, остальные потянулись следом — даже Усопп, совсем захмелевший то ли от пива, то ли от негаданной взаимности, не нашёл ни единого аргумента против. Ночь уже отступила под натиском серого беспросветного утра, и вокруг царила та непередаваемая атмосфера опустевшего внезапно города, которая бывает на стыке времён года и суток. Не было ни прохожих, ни машин, даже кошки и птицы ещё отсиживались в своих укрытиях, и оттого было страшно и легко одновременно. Казалось, что мир вымер, и они остались одни на всём белом свете. Поэтому, когда Луффи запел, Кая тут же подхватила, путаясь в словах и греясь в чужой уверенности. Через несколько минут к ним присоединился подрагивающий голос Усоппа, и лишь Зоро продолжал шагать молча, впечатывая тяжёлыми ботинками ритм в асфальт и тщательно оберегая глупую улыбку от чужих взглядов. Они пришли неожиданно, будто упёрлись в невидимую стену, хотя на деле оказались на краю оврага. Кая знала это место, отсюда открывался неплохой вид на город в ясную погоду — сейчас вдали виднелись редкие тусклые фонари, да в лицо бил холодный ветер. Она оступилась, подмёрзшая земля комками опасно зашуршала под ногами, посыпалась вниз, сердце ухнуло следом, но шесть сильных рук крепко вцепились и она знала точно — не отпустят. Эти не отпустят никогда: рухнут следом, найдут, укроют, вытащат. Разобьются вновь, но не отпустят. И внутри неё, наконец, зазвенело. Ещё не осколками — хрусталём. Рядом рассмеялся Луффи, ломая тишину, и ему вторило многократное, живое эхо, отражаясь от их острых углов, преломляясь через битое стекло, перескакивая дурацкие, навязанные рамки, растворяясь во вдыхаемом воздухе и становясь реальностью. — За «Осколки»! — крикнул он со всей дури, разгоняя туман сомнений, попирая вскинутым к небу кулаком подползшую было пустоту и не обращая внимания на возмущённые вопли недоумевающего Усоппа, закружил того в диком победном танце. О создании собственной группы они втроём решили ещё накануне, ну, а согласие Зоро, судя по красноречивому молчанию последнего, было получено в результате длительных переговоров в вип-комнате. Громкий хлопок в руках панка и пенистая жидкость потекла по его пальцам, неугомонный Луффи тут же принялся облизывать их, Усопп кричать о соблюдение норм гигиены, а Кая задохнулась. Навязчивый кашель, так долго разрывающий бронхи, прорвался в самый неподходящий момент, и счастливые лица друзей поплыли вместе с землёй. Она не боялась — падала без сомнений в надёжные тёплые объятия, вдыхала привычно резко пахнущее лекарство, сглатывала сладкое шампанское и смеялась сквозь вязкую мокроту. В эту ночь каждый из них был жив, как никогда раньше. Потом, оглядываясь назад, Кая скажет, что заплатила бы снова ту цену сполна. Даже если бы знала. А пока они прыгали, кричали, пили шампанское прямо из горла, встречали первый в их жизни рассвет вместе, будто бы всё это навсегда. Пока Усопп не выронил почти пустую бутылку из ослабших рук. Та, жалобно звякая, разлетелась на мелкие осколки внизу, видно что-то твёрдое попалось по пути. Кривая улыбка и восторженный блеск в глазах Луффи оказались более опасными, чем беззлобный подзатыльник от Зоро, но раз уж они вместе, то даже трусу отступать больше некуда. Когда они прыгнули, Кая зажмурилась лишь на секунду и тут же вновь открыла глаза — ни одна рука в её ладонях не дрогнула, да и до дна всего ничего — три рваных такта пьяного от счастья сердца. Захрустело, зазвенело — оглушающе чисто — битым стеклом под ногами, руками, в груди и голове. Теперь они разбиты вместе. Навсегда. Чтобы резать до боли, до крови, до эйфории — ведь вот она жизнь!