На расстоянии в полдыхания

Марисса сегодня бессовестно проспала. На улице была отвратительная погода, дождь самым наглым образом стучал по окнам, а на земле расплывались омерзительные холодные лужи. Дождь девушка любила, но почему-то сегодня он был таким, что совсем не хотелось выходить на улицу, хотелось просто валяться в кровати и не высовывать носа из тёплой постели. С головой залезла под одеяло и пообещала себе, что встанет через пять минут. Каких-то пять минут и всё. Но как-то незаметно провалилась в сон, хорошо, что Пабло её разбудил перед выходом из дома. Так бы и вовсе проспала общий поход по магазинам с Соней и Мией. А уж это совсем не годилось: ради общего шопинга с мамой и сводной сестрой перенесла две встречи на работе. Немного всё же опоздала, но из-за мерзкой погоды никто даже не удивился. Она уже полторы недели жила так, словно, от жизни пыталась урвать всё, что можно. После столь долгой разлуки и длительного волнительного ожидания первой встречи с мамой, нервы всё ещё были на пределе, да и усталость наваливалась — слишком много дел в офисе накопилось перед выходом новой коллекции. Необходимо было отдохнуть, расслабиться, не думать про суету и дела, и вот такие маленькие посиделки в доме Колуччи или шопинг подходили для этого идеально. Было спокойно, и, как ни странно, никто не пытался притворяться. Сначала сердце колотилось, как сумасшедшее, она первые два дня, приезжая к Соне и Франко в дом, просто не представляла, как сейчас выйдет из машины, что будет дальше, и как ей себя вести, и почему-то терялась. Ей казалось, что машина едет слишком быстро, и что расстояния от дома мамы и их квартиры с Пабло чересчур маленькое. Но двери дома открывались, она делала судорожный тяжёлый вздох, словно перед отчаянным прыжком в пропасть. Иногда ей отчётливо казалось, что стоит где-то на краю, а внизу острые, безжалостные камни, готовые её разорвать на куски, А она стоит у обрыва и собирает всю волю в кулак, чтобы сделать решающий шаг и полететь навстречу этим камням и своим воспоминаниям. А потом за этой дверью было так хорошо. Словно и не было шести лет разлуки. И не надо было сейчас думать о ранах и страданиях. Всё это оставалось в прошлом, а сейчас она просто возвращалась. К нормальной жизни. И надо отбросить всё в сторону и думать о будущем. Всё казалось простым и непринужденным. Маленький Андрес с любопытством крутил головой в разные стороны и постоянно задавал ей какие-то вопросы. Она всегда внимательно вслушивалась в его лепет, отвечала не односложно и никогда не отделывалась просто кивком. Ребёнок разговорчивость замечал и ещё больше тянулся к сестре. И от этого реально становилось легче. Не было времени думать о плохом. А ещё Мариссе просто нравилось бывать в доме Франко и Сони — прийти сюда без предварительного звонка и предупреждения, чувствовала что это и её территория. Любила вечерами сидеть на веранде, закинув ноги на перила, и смотреть на закат и стремительно темнеющий парк. В такие моменты она не думала ни о чем, и это приносило долгожданное облегчение. Было так уютно. Так здорово! Было просто спокойно, и никто её ни о чём не спрашивал: Соня сдерживала своё обещание и давала Мариссе время. Франко вёл себя тактично и сдержанно: никаких упрёков или расспросов. Мия тоже никогда не нарушала запретной темы прошлого сестры, даже когда они оставались наедине, словно ничего не знала, словно всё так и должно быть. Мануэль радовался примирению с женой, у них наконец все наладилось, вежливо общался с Мариссой на общие темы на совместном воскресном ужине у Франко и Сони и в офисе по делам. С Пабло по прежнему было сложнее всего — он вёл себя весьма снисходительно в доме Колуччи — нежно обнимал жену, изображая заботливого мужа, всячески поощрял ежедневные поездки Мариссы к матери. Отшучивался фразой «я ещё раз этого не переживу», когда Соня время от времени предлагала повторить свадебную церемонию для родственников и друзей. Сеньора Рей никак не могла успокоится, что её дочь вышла замуж без неё. Дома же продолжал спать на диване и каждое утро ставил зарубки на кровати. Никаких разговоров, расспросов, претензий. Словно терпел, выполняя свою работу, и ждал окончания их свадебного контракта. И вот сейчас Марисса сидела на удобном диване бутика и с лёгкостью в сердце наблюдала, как улыбчивая Мия подбирала Соне платья на годовщину их с Франко свадьбы, — они решили в следующее воскресенье устроить небольшой банкет для семьи и самых близких друзей. Мия постоянно давала какие-то распоряжения продавцам, беспрерывно то одобряя, то критикуя одеяния. Марисса просто наслаждалась каждым пазлом картины, и новая минута бутиковой суеты дарила радость и тепло. Не верилось. Марисса даже головой помотала. Словно боялась, что создавшаяся идиллия может исчезнуть. Потом вздохнула полной грудью и рассмеялась, когда Соня закатила глаза, сказав, что это «монашеское одеяние» точно не для неё и снова скрылась за шторкой примерочной. — Я не спала почти всю ночь! Просто не могла глаз сомкнуть, так и видела все эскизы перед собой, — восторженном голосом принялась делиться Мия Колуччи, когда Марисса подошла к стойке с одеждой и начала перебирать платья. Блондинка блаженно прикрыла глаза, — вы даже не представляете, как мне хочется всё реализовать в тканях, — удовлетворённо улыбнулась. — Завтра дам первые распоряжения в швейном цехе, пусть отошьют хотя бы демо-версию, чтобы видеть, как всё сидеть по фигуре будет. Давно хотела создать отдельную коллекцию для беременных, только бы Пабло согласился. — Куда же он денется? Конечно, согласится, — Марисса засмеялась в ответ и протянула в примерочную Соне вешалку с ещё одним платьем: — Мам, не одевайся пока, померь ещё это. Оно, конечно, мне не очень нравится, того же фасона, что мы смотрели в прошлом магазине, но определённо твой цвет! — Мне тоже цвет нравится, насыщенный зелёный ей к лицу, — одобрила Мия. — Но я нарочно прятала от Сони это платья, зная папу, у неё определенно будут проблемы. — Я с этими проблемами уже двенадцать лет живу, — рассмеялось Соня, немного отодвинув шторку в примерочной, — поверьте, я уж точно знаю, как с ними справляться. — Это да, — подтвердила сеньора Агирре. — С тобой папа каждый день рискует оказаться в кардиологическом отделении больницы. Постоянно удивляюсь, как тебе это удаётся. — Зато у твоего папы жизнь не такая скучная, — возмутилась женщина, тяжело дыша, — что же этот замок не застегивается, а? — Мам, тебе помочь? — Нет, застегнула наконец, — в кабинке всё стихло, а через несколько секунд голова Соны показалась между шторками. — Вы готовы? — Соня Рей отодвинула полностью шторку и начала крутится возле зеркала. Длина в пол наполняла вечерний образ изысканностью и шармом. Смелый эффектный вырез на платье подчеркивал красоту ёё фигуры, длинная распорка акцентировала стройность ёё ног, открытая спина добавляла провокационного контекста. Более глубокого декольте у Сони не было ни на одном платье в её “правильной супружеской жизни”, хотя декольте она очень любила, как и все открытые наряды, а тут всё напоказ, но так изящно. — Девочки, оно идеальное. Я его беру! Девушки долго таращили глаза и переглянулись. — Кажется, я переборщила со своей идеей, — начала оправдываться Марисса, увидев гневные немые упреки Агирре. Сама же еле сдерживала смех. Эффект был более чем очевиден. — Соня, ты, конечно, сногсшибательная, ноги, спина — не к чему придраться, но декольте, папа… — Мия, ты ничего не понимаешь, — возразила синьора Рей, не дав закончить мысль своей падчерице. — Франко Колуччи из тех мужчин, которые нуждаются в дрессировке. Им это самим нужно, понимаешь? Им так спокойнее. Иначе так и будет тебя носом в твои ошибки тыкать. А мне это надо? Пусть поволнуется. Ну скажите, что я в нём шикарная. Марисса, чтобы хоть как-то сгладить свою вину перед сестрой, шепнула на ухо Мие: — Тебе не кажется, что она забыла сколько ей лет? Может, ей напомнить, так на всякий случай. — Вряд ли она об этом вспоминает, — блондинка с укором посмотрела на Мариссу. — Зачем ты дала ей это платье? Ты посмотри, какое оно открытое! Ты настолько не любишь Франко, что решила от него избавиться здесь и сейчас? — Может мы её спрячем от его глаз? Закроем где-то в шкафу, а он и не заметит. — Ты издеваешься, как же мы сумеем спрятать от него жену на их же годовщине? Надо было думать, прежде чем совать ей это платьице. — Ну извини, — как можно тише ответила Марисса, еле сдерживая смешок. — Девочки, что же вы там шепчетесь всё время? Согласитесь, я в нём неотразима. — Конечно, конечно, — закивали девушки, и вовсю разошлись от смеха. Просто не могли уже сдерживаться. — Мне кажется, Франко Соню все равно оправдает, а нас с тобой вычеркнут из семейного завещания, — снова начала Марисса, когда Соня в которой раз прошлась по залу бутика. Женщина гордо вздёрнула подбородок и медленной походкой, конечно же, привлекая внимания каждого посетителя, продефилировала, словно на показе лучших домов мод. — Как бы мы не ругали платье, а оно реально смотрится хорошо. — Это да, — согласилась с сестрой Марисса, неравнодушно посмотрев на телефон. Пабло обещал написать, как прошло подписание контракта с уругвайцами. — Девочки, нужно успеть заплатить за платья до прихода Франко. Зачем ему лишний стресс, — тараторила Соня, продолжая прохаживаться взад вперед по магазину, — он обещал меня забрать отсюда в полдвенадцатого, — а потом замолчала и прищурилась, пытаясь через витрину рассмотреть высокого мужчину, который уже готов был войти в магазин. Вид у него был немного потерянный, а взгляд ищущий. И Мия с Мариссой уже знали, кого именно он ищет. Франко Колуччи вошёл в магазин, окинул зал торопливым взглядом, а потом увидел жену и немного нахмурился: — Это что такое? — начал он немного язвительным тоном, наблюдая за тем, как его жена скрывается в примерочной. — Пап, привет, — попыталась привлечь внимания отца Мия. Соня снисходительно улыбнулась, показав голову: — Здравствуй, любимый. А мы тебя ждём. Марисса тихо рассмеялась, наблюдая за этой весьма забавной сценой. — Даже так? — переспросил он и грозно сдвинул брови. — Это что было? Мия понимающе хмыкнула и указала на кабинку. Франко посмотрел в ту сторону, и как раз в этот момент шторки разъехались в стороны, и появилась Соня. — Дорогой, ты расстроился? Я просто не хотела тебе платье показывать. Это примета плохая. — Какая примета? — всех присутствующих совсем не удивило выражение его лица — оно было какое-то обиженное и чуть возмущённо-рассерженное. — Мия, ну ты только посмотри! — начала Марисса, взяв сестру за локоть. — Может, на всякий случай скорую вызвать? Соня посмотрела на Франко, и в её глазах появилось изумление. Но Колуччи было не до этого. Он осмотрел её с головы до ног остекленевшим взглядом, оценил новый наряд, и лицо начало стремительно темнеть. А потом махнул рукой, как отрезал. — Сразу нет! — воскликнул он, имея в виду платье. Опять поглядел на жену и нахмурился. Слишком вызывающе, на его счет. Платье откровенное не больше, чем у других женщин в этом зале, вон девушка прошлась в похожем наряде, но до остальных-то ему не было никакого дела, а вот до Сони… А в сеньоре Рей тут же вспыхнуло чувство ненужного противоречия. Она нервно одёрнула платье, а потом опомнилась и поддёрнула вырез декольте вверх. Это просто невозможно! Явился так не вовремя! — А я хочу! — в запале выкрикнула она и задёрнула занавеску обратно. Колуччи сцепил зубы от злости, но понял, что сделать ничего не сможет. Не драться же ему с упрямой женой прямо посреди магазина? В полном бессилии и возмущении посмотрел на девушек, а те захохотали. — Пап, а ты как думал?.. — Мия, Марисса, — начал Франко, продолжая гневно сверкать глазами, — я думал, вы мне не враги! Девушки ещё разок хохотнули, наблюдая за ним, а потом Марисса погрозила пальцем. — Прежде чем говорить с нами, вспомни, что ты знал, на что шёл ещё много лет назад. Сеньор Колуччи принялся нервно вышагивать по магазину и даже головой потряс, время от времени обжигая взглядом свою дочь и падчерицу: — Вот до чего додумались. — Франко, прекрати приставать к девочкам! — прикрикнула на него Соня из-за занавески, — они здесь вообще не при чём! — А кто при чём? — окончательно разошёлся муж, — я бы очень хотел знать! — Успокойся, пожалуйста, — Соня вышла из кабинки, держа в руках вешалку с платьем. К ним приближалась девушка-консультант с милой, но явно дежурной улыбкой на губах: — Вы уже выбрали? Франко глянул на Соню с явным предупреждением, и она опять взбрыкнула и сделала ему наперекор. — Да, я возьму это платье. Колуччи чертыхнулся вполголоса. — Прекрасный выбор, — улыбка продавщицы стала ещё более милой. — Да уж, — пробурчал Франко и полез за бумажником, недовольно косясь на всех сразу. — Девушка, что ж у вас платья-то такие? — не удержался он. — Как в секс-шопе! — Франко! — Папа! — Что? — он протянул руку и из интереса взглянул на лейбл. И фыркнул, — скажите вашему начальству, что за подобные вещи вас сажать надо. — Зря вы так говорите, — вдруг сказала девушка, — вашей жене это платье очень идёт! На несколько секунд воцарилась неловкая тишина, Соня с мужем быстро переглянулись и в смущении отвели глаза. Потом Колуччи сунул продавщице кредитку и кашлянул в кулак. — Кошмар какой, — мотнул головой Франко. — А ты зачем приехал раньше? — попыталась сменить тему Соня, — мы тебя ждали только через полчаса. — Просто так, — пожал плечами Колуччи. — Обещай мне, что ты не будешь надевать эту тряпочку на банкет. — Дорогой, не нервничай, — попыталась осадить его Соня, но по выражению лица мужа поняла, что он ещё больше разозлился. — Любимый, сколько раз мне повторять, что это всё только твоё, — сеньора Рей провела руками по своим изящным формам, притянула Франко к себе и поцеловала. Мия и Марисса только смущенно переглянулись. — Ты мне обещала, — сказал он обиженно, нежно обнимая жену в ответ. — Ты мне тоже обещал не нервничать по пустякам, — начала контратаку Соня. Она уж точно знала, как успокоить мужа. Обняла его покрепче. — Как тут не занервничать? — Оно ведь такое красивое, — восторженно улыбнулась Соня, но вовремя опомнилась. — Пойдем лучше заберем Андресито, — решила снова сменить тему. — Он в детской комнате. — Где? — не понял Франко. — В таких магазинах есть специальные комнаты, где можно оставить детей, пока взрослые занимаются покупками. Как садик. — Уму непостижимо! — мотнул головой Колуччи, словно впервые о таких вещах слышал. — Где эта чёртова комната? — Девочки, мы потом к вам, развлекайтесь, — улыбнулась Соня. — Надо немножко успокоить этого зануду, — женщина воспользовалась тем, что Франко расписывался в чеке о покупке и её не слышал. — Поедим мороженое с Андресом, Кулоччи немного поворчит и пойдем все вместе обедать. — Хорошо, — кивнули сестры и во всю рассмеялись, когда Франко и Соня скрылись за дверью. Казалось, прошло много времени, прежде чем они могли остановиться. И в этом смехе было что-то удивительное и приятное. Ведь прошло так мало времени с первой встречи с Соней, а Марисса, наблюдая за столь простыми вещами, уже и не помнит, как это их не видеть столь долгое годы. И, несмотря на все напряжённые мысли и страхи, к родным людям так тянуло. Чтобы отдохнуть от всех дел под их крылышком. И становилось спокойно, хоть и немного обидно за то, что столько лет их отталкивала. Но всё равно этому уюту ничего не мешало. Довольно странно было смеяться над беззаботными детскими глупостями, воспоминаниями о колледже, да и просто чувствовать семейную атмосферу, царившую везде. Не привыкла она к этому, но наслаждалась, смеялась в ответ и искренне любила каждое мгновение. Недоумевала, как Франко, с его весьма консервативными взглядами на жизнь и строгим отношениям к одежде, вот так просто уже много лет прощал Соне её очередное «Дорогой, но это такое красивое платье». Не верила, что Мия подыскивала аргументы в пользу своего отца, — когда это она поменяла свои взгляды? Неизменно сияла, когда приходила к новому открытию. Радостно сверкала глазами и улыбалась, позволяя воспоминаниям и настоящему создавать только уют в своем сердце. Так спокойно было и душевно. Мариса давно себя такой не помнила. Или никогда? Что-то новое в ней появилось. И во взгляде открылся совершенно другой горизонт, когда смотрела на Мию, которая продолжала ходить между вешалок, перебирая наряды. Она передвигалась медленно, как-то очень осторожно. Беременность была ей к лицу — из движений ушла порывистость и несдержанность. Не стало в ней той нетерпимости, которая была после возвращения Мариссы из Милана. Мариссе казалось, что от общего смеха с сестрой у неё появились морщинки на лбу и вокруг глаз. Столь выразительная была её мимика. И вместо привычной боевой стойки, в которой рыжая бестия всегда готова была отразить удар, она вся превратилась в трепетную девочку, которая в любую секунду готова бросится в объятия к близким людям, чтобы получить поддержку, помочь, направить всё своё тепло к ним и при этом успеть, не опоздать. Все эти перемены удивляли. Было непонятно, как такое могло произойти за столь короткий срок. И Марисса находила этому только одно объяснение: всё так, как и должно быть. Подсознательно понимала, что рано или поздно с ней это случится. В душе что-то копилось и росло, а когда наступил момент, просто вырвалось наружу, в одну секунду меняя её самую и мир вокруг. Марисса никогда раньше не думала, что так бывает. Но ведь бывает. Мия внимательно перебирала платье за платьем, потом отдавала их консультанту или обратно убирала наряды на вешалки. Ещё одно взяла, покрутила как-то странно, подошла к Мариссе и сунула ей в руки. Марисса непонимающе посмотрела на сестру, но платье взяла. Мия лишь хмыкнула, объяснив: — Пабло понравится. — Вот на что ты меня толкаешь? —Я? Ты сама себя толкнула, я обязательно как-то послушаю историю о том, как ты его женила на себе, — Агирре закатила глаза, а потом засмеялась, — а сейчас я лишь задаю нужное направление. Марисса с любопытством посмотрела на платье, подошла к зеркалу, приложила его к себе, остановилась и задумалась о чём-то, а потом сказала: — Ты думаешь, стоит попробовать? — Ну а что? Признайся, тебе же самой оно нравится! Пусть Бустаманте теряет голову, тебе бы этого хотелось, признайся. Не ему, а самой себе. — Многое ты понимаешь, — Марисса нахмурилась.— И вообще я пошла платье мерить! Она зашла в кабинку и задёрнула занавеску. Агирре улыбнулась и прислонилась спиной к стене напротив. Скрестила руки на груди и заговорила ровным тоном: — Я и без примерки уверена, что ты будешь в нём неотразима, — голова Мии показалась между шторками в кабинке.— Красный цвет всегда привлекает мужчин. — О, да, взять хотя бы Дуноффа на выпускном, — почти испуганным шёпотом проговорила Марисса. Мия нервно закусила губу и снова прислонилась к стенке, задумалась. Но потом опомнилась: — Нашла что вспомнить. Я же тогда пошутила, — обиделась Агирре и опять показала голову в кабинке. — Ну вот, ты прекрасна, — вмиг забыла о своей обиде. — То, что нужно. Изящная распорка, никаких лишних деталей или украшений и декольте с изюминкой: не столь откровенно, но очень загадочно. — Как раз для того, чтобы соблазнить собственного мужа, — продолжала развивать свою мысль Мия, отойдя от примерочной. Из-за занавески послышалось возмущённое фырканье, а потом голос Мариссы: — А ты столь уверена, что я соблазнять Пабло решилась и что у нас с этим совсем все плохо? Мия только головой покачала, ничего не сказав в ответ. — Столь заметно, что наши отношения натянуты? — не поверила Марисса. — Ну как сказать. У каждой семьи не всё гладко, и часто в начале отношений. Вспомни, я от Мануэля каждые две недели уходила в первые полгода брака. Потом стало все почти идеально. Вот недавно мы снова прожили непростой этап. Марисса не стала возражать. Как-то не хотелось опять застревать во вранье и рассказывать как всё хорошо и правильно. Придумывать новые оправдания. Она догадывалась, что, несмотря на то, что на званые ужины в доме родителей они несколько раз с Пабло приходили вместе, не смотря на объятия и поцелуи, родные догадывались, что всё не так просто в их отношениях. И слова Мии только подтвердили эти догадки. Но больно от этого не было. Наоборот — как-то свободно на душе. Марисса вышла из кабинки, покрутилась перед зеркалом, пристально изучила декольте и распорку, рукой убрала волосы в высокую прическу — Это просто невозможно! Кто шил это платье?! Наверняка, какой-нибудь озабоченный модельер! — возмущалась весьма наигранно. — Ну, что покупаешь? — хихикнула Мия. — Конечно, — улыбнулась Марисса сестре, — как раз то, что нужно. Девушки снова громко рассмеялись.

***

Марисса время от времени продолжала в танце поправлять чрезмерно обтягивающее и узкое красное платье с длинной распоркой и весьма ярким декольте и даже паниковать начала, проклиная свою смелость и одновременно глупость. Она давно отвыкла носить такие наряды. Чёрт дёрнул так вырядиться! Надо же было так вляпаться! Ну зачем? Зачем? А всё Мия виновата! Зря, её послушала. Совершенно зря! Вот теперь встречает совсем неприветливые взгляды собственного мужа, которому явно это платье очень понравилось, и снова вздыхает, только теперь раздраженно, когда Пабло при первой возможности оценивает её с ног до головы. А он оценивает и всячески пытается ей это показать. Марисса только успевает смущаться от его загадочной и многозначительной улыбки, а ещё больше, когда его шаловливые пальчики пробираются все ниже и ниже и гладят Мариссе явно не спину. И возможность кружиться с Пабло уже четвертый танец за вечер уж никак не радует душу, а превращается в настоящую каторгу. Как-то сложно расслабиться, когда столь жарко от его прикосновений. Терпеть его прожигающие взгляды, которые самым наглым образом касаются её груди, и беспрерывно поправлять ткань платья, которая, как назло задирается всё выше и выше. Нет, ну и где взять на это терпение? А он нарочно вот так делает. В этом она не сомневалась. — Пабло, ты хоть замечаешь, как на нас все вокруг смотрят? — девушка немного откинула голову назад и с вызовом посмотрела в голубые глаза напротив. — Нет, а как они смотрят? Здесь же почти все свои, — Бустаманте покрепче прижал жену к себе и резко развернул. Марисса засмеялась от неожиданности, как-то и посильнее одной рукой ухватилась за его плечи, а другой всё же успела одернуть платье. — Какие-то у тебя своеобразные танцы, Пабло! Где твоя рука? — Как где? — искренне удивился Бустаманте. — На твоей спине! — Ах, это у меня ещё спина? Мне казалось, она куда выше, — возмутилась Марисса. — Вот именно, что казалось. Тебе каждый раз что-то кажется. — Пабло, подними руку, люди же смотрят, — совсем негодовала, когда муж совершенно «случайным» образом опустил кисти рук ещё ниже. Ну, подумаешь, чуть перепутал. — Пабло! Бустаманте со вздохом переместил свою руку на её поясницу. — А никто и не видел, — проворчал негромко. — Лишила меня такого маленького и невинного удовольствия! Я же совсем немножечко, — парень обиженно надулся и выпятил вперёд нижнюю губу. — У тебя как-то всё невинно получается! И сегодня в ванной тоже? Бустаманте даже с ритма сбился, не ожидал услышать уж столь прямой вопрос об утреннем маленьком инциденте. — В ванной нет, это было нарочно, — честно признался он. — Совершенно невинные действия. Ну подумаешь заложил все полотенца и халат в стирку, когда ты мылась. — Зато какую картину увидел, когда ты прошлась по гостиной, — мечтательно улыбнулся. — Ладно, — отмахнулась Марисса, — а то я сама этого не знаю! — Вот сейчас ты меня реально обидела. Она засмеялась от непроизвольно нахлынувшей на нее волны счастья. Словно две минуты назад не чувствовала злости и не терпела жар от его взглядов и прикосновений. Словно позволила себе чувствовать и уже не могла как раньше жить без этого окрыляющего чувства любви. Без этой лёгкости. Без этой нежности и теплоты, затопляющей её душу, когда он так смотрел на неё. — А взгляд-то!.. И правда, как у безвинного человека! Вот и верь тебе после этого! Пабло не выдержал и засмеялся в ответ. Потом наклонился и быстро её поцеловал. — На нас всё равно все смотрят! — Марисса обернулась и увидела чрезвычайную заинтересованность на совершенно незнакомых лицах каких-то бывших сотрудников Франко Колуччи. — Да пусть смотрят, Марисса! Они просто завидуют! Видят, какая у меня молодая и красивая жена, и облизываются! Ты на них не обращай внимания. Марисса иронично приподняла одну бровь. — Жена? — А кто же ты мне? Жена. Или тебе свидетельство о браке показать? Девушка пристроила голову на его плечо и закрыла глаза. — Мне очень нравится быть твоей женой. Честно-честно. Вот когда ты такой, а не назойливый вредный муж, которому постоянно что-то не так. То ракетки не туда поставила, то костюм не в тот шкаф перевесила, то документы домой не забрала. Тогда ты противная белобрысая морда, — Марисса головой покачала и, убедившись, что никто на них не смотрит, показала Пабло язык. — Ты же понимаешь, что это все нарочно, — проговорил тихо. — Надо же мне мою жёнушку учить уму-разуму, а то совсем скучно будет. — Так это от скуки ты такой неприятный, — Марисса засмеялась. — Тебя собственные капризы и погубят, — а потом наклонилась и поцеловала мужа в щёку, совершенно неожиданно для самой себя. Смутилась собственного порыва, но заставила себя беззаботно улыбнуться. Надо научиться не чувствовать себя виноватой за эмоции, за такое общение и, общаясь, вести себя естественно. Она тепло на него посмотрела, изучая его изумленную реакцию. Пабло её разглядывал как-то по-другому, и девушка совсем растерялась. Она не понимала, где грань: где всё ещё была игра на публику, а где настоящие чувства. Где предел дозволенного? Он её рассматривал с особой тщательностью, и в столь откровенный миг Марисса как никогда понимала, что была ему нужна. Девушка глубоко вздохнула, а потом в упор посмотрела на мужа в ответ. Хотела его прочесть, словно открытую книгу, но совершенно путалась в шифре. А ведь было сложно! Если дома, когда они были наедине, Марисса старалась не подпускать его к себе близко, то на глазах родителей, друзей, коллег или просто общих знакомых сторониться мужа было нельзя. Да и не получалось. Дома было всё просто: Пабло забирал подушку и уходил на свой жуткий диван в гостиную. То, что диван был жутким, Марисса знала наверняка — она дважды на нём спала: в ту самую брачную ночь, когда они с Пабло поругались, и он ушёл из дома, и как-то днём в воскресенье, во время ливня. Бустаманте уехал на какое-то торжество по приглашению Серхио, Марисса отказалась ехать, поскольку из-за резкой перемены погоды плохо себя чувствовала, да и Пабло не возражал. Девушка, читая книгу, уснула. В обоих случаях, спина болела невыносимо, казалось, что тело просто ломило. Спать на нём нормально было просто невозможно. И то, что Пабло уже больше двух недель спал плохо на этом самом диване, мучаясь, но не возвращаясь в собственную спальню, о многом говорило. На публике всё было по другому — надо улыбаться и выглядеть счастливой, сама же всё затеяла и придумала. Спокойно и естественно воспринимать его поцелуи и объятия, а о том, что сердечко заходится каждый раз, когда его сильная рука прикасается к ней, притягивая ближе, или нагло пристраивается на её бедре, об этом никто не должен догадаться. Пабло пользовался ситуацией вовсю. Когда ещё такой шанс представится? Он практически не отпускал её от себя ни на шаг. Обнимал, целовал и выглядел при этом очень довольным мужем. Марисса даже немного смущалась от его естественной улыбки, а ещё больше, когда его шаловливые пальцы пробирались под стол на рабочем заседание и гладили коленку девушки. Бустаманте на спинку кресла откидывался, ухмылялся, слушая рассуждения о выходе новой коллекции или о новых закупках оборудования, потом руку опускал сначала на подлокотник своего кресла, затем на своё колено, а после, уже осторожно, сдвигал её в сторону. Марисса поворачивала голову и изумлённо смотрела на него, в следующий момент пытаясь ногой его толкнуть, но муж это действие игнорировал. Пальцы неспешно потирали её коленку, сам он смотрел в сторону, продолжая поддерживать беседу. Девушке же оставалось терпеть и улыбаться, делая вид, что ничего не происходит, хотя её так и подмывало блондину объяснить, что он не совсем хорошо себя ведёт. Порой она начинала задыхаться и быстро пить воду. Пабло нагло улыбался, поднимал глаза на жену, и спокойно спрашивал: — Тебе жарко, дорогая? Мариссе оставалось кидать на мужа быстрый взгляд исподлобья. Его неоправданная наглость её нисколько не впечатляла. Она пыталась руку Бустаманте со своей коленки скинуть, но этот гад специально пальцы крепче сжимал, и девушка, от досады чуть не взвывала. И взвыла бы, а возможно и мужа чем-нибудь огрела, если бы не присутствие десяти человек рядом. Она обычно терпела прикосновения Пабло, вместо того, чтобы млеть, как показывают в кино или пишут в книгах, внутренне закипала. Ему что на самом деле на всё наплевать, кроме собственных прихотей? И даже пыталась как-то сесть подальше, но Бустаманте напомнил, что кресло вице-президента компании рядом с президентом и нигде иначе. Потом Марисса закатывала ему скандал, чтобы он так больше не делал. Пабло обиженно шмыгал носом, словно его ругали за то, что он коленку чужой девушки трогает, и через несколько дней история повторялась. Бустаманте с удовольствием всегда посматривал на жену, как она улыбалась и смущалась, смеялась, обнималась с родителями. А когда сам обнимал её, чувствовал, как она немного напрягается, и порой это его сильно злило. А когда понял, что Марисса волнуется, когда его пальцы поглаживают её ноги, превратил эту маленькую месть в настоящий ритуал и каждый раз получал максимальное удовольствия от этого весьма занимательного действия. Вот и сегодня в танцах оторвался по полной. В последнее время Пабло и Мариссе довольно часто приходилось бывать на каких-то мероприятиях. Это была часть работы. Так в прошлую субботу их пригласили на празднование годовщины выхода модного журнала, а во вторник побывали на церемонии награждения аргентинской профессиональной премии в области моды «Best Fashion Awards». Обстановка веселья, светских тусовок, презентаций была абсолютно комфортная для Бустаманте, особенно, если рядом была жена. Много шутил, ещё больше смеялся, с большим удовольствием пил виски и как можно крепче сжимал Мариссу в своих объятиях. Был довольный всем происходящим, а то, что жена тяжело вздыхала каждый раз, когда он к ней прикасался, его это мало волновало. Пусть жена беспокоиться, сама придёт к нему, моля о воплощении всех ее фантазий в жизнь. На это он и рассчитывал. И вот сейчас, в доме Франко и Сони, Пабло чувствовал себя просто прекрасно. Кружил жену в очередном танце и крепко прижимал к себе. Марисса заметно волновалась, иногда сбивчиво дышала, когда он к ней прикасался, но в большей степени это волнение было из-за того, что в перерывах между танцами Бустаманте стоял позади неё, прижимаясь ухом к её щеке, и шептал что-то возбуждающе-приятное. Мариссу очень волновали те мгновения, Пабло так откровенно прижимался к ней и шептал всякие шалости. Но просто так оттолкнуть не могла. В зале постоянно кто-то появлялся и, заметив их, начинал понимающе и радостно улыбаться. И вот, когда девушка сама поцеловала его в щеку, забыв о всех предрассудках, чужих любопытных взглядах, собственных таких разных чувствах, где-то глубоко в подсознании началось длительное ликование. Словно игра закончилась, и началась настоящая жизнь. И не важен был шифр в раскрытой перед ней книге. Она и так всё знала. Да и он догадывался. Быстро притянула мужа к себе и поцеловала. Просто впилась губами в его губы. Просто так. Сама не знала почему. Не было испуга в глазах, намеренно-небрежного тона, недосягаемости, холодности, тягостного молчания. Ощущение его губ на её — секунду, минуту, вечность… Эти её перемены — внутренние, душевные — совершенно не напрягали. Не было ни издевок, ни сарказма, ни подколов, непрекращающихся ни на минуту. Эти перемены успокаивали, даря непонятный уют. Вдруг ужасно захотелось оказаться в его руках, чтобы он баюкал её, как маленькую, целуя и любя. И в этой миг она снова стала прежней — маленькой девочкой с большими мечтами.

***

— И совсем я не пьяная, — убеждала Марисса мужа по пути из прихожей в гостиную. — Видишь? — Вижу, — соглашался он, поддерживая её, а заодно и случайно задетую ей лампу на комоде. — Врёшь ты всё… Тебе смешно? Да? — Да нет, Марисса, ты же очень трезвая, — насмешливо убеждал её. — Вон какая кривая линия. Осторожно! — Упс! — после громкого грохота за спиной Мариссы воцарилась мёртвая пагубная тишина, и она обернулась. И фыркнула от смеха, перемещая взгляд от осколков на полу к вытянутому лицу Пабло, а потом пожала плечами. — Кажется, тебе нравилась эта ваза. — Кажется, да, — уже не столь насмешливо повторил Бустаманте. — Я немножко теряю форму. Еле стою на ногах. А ты, это... Откуда взял эту вазу? — чудовищный в алкогольном плену вопрос мигающей красной лампочкой горел в возбужденном мозгу, заслоняя все остальные. — Гидо подарил, — язвительно глянул на Мариссу. — Дай, хоть туфли помогу снять. — Я сама! Ты что думаешь, я туфли не могу сама снять, а я умею! — продемонстрировала свои способности девушка, снимая по очереди то одну, то вторую туфлю. — Вот видишь, получилось. А что это Гидо тебе вазы дарит, странно очень, — вспомнила о своем вопросе. — А ты его спроси, — ответил спокойно. — Вот и спрошу! — по кривой траектории направилась в гостинную. Как же её угораздило-то сегодня? Пила коктейли с зонтиками и дольками апельсина и киви по краю бокалов, цвет коктейлей был немного странноватый, но девушка была уверенная, что в них небольшая доля алкоголя. А вот сейчас в этом сильно сомневалась. В голове какие-то странные шумы, да и с памятью немного плоховато — чётких образов последних двух прожитых часов не всплыло, даже не помнила, как прощалась с Соней и Франко, но зато в душе поднялось смятение, больше похожее на стыд, и в жар от этого бросало. Неужели она настолько пьяна? Да не может быть, даже Мия говорила, что коктейли это так, баловство. Да и не пила она их много всего два или больше. Точно два, третий не успела. Последнее, что помнит, как блондин подошел к ней с Мануэлем и Мией, самым наглым образом забрал бокал из её рук и вручил стакан воды. Она даже возразить не успела. И все. Провал. Как садились в машину и ехали, совершенно не помнила. Сейчас хотелось быстрее добраться до кровати и вообще не думать ни о чём. Еле дошла до ванной длинными серпантинами под четким руководством Пабло, по дороге потеряв сумочку и одну серёжку. Попросила мужа оставить её одну и принялась вытягивать шпильки из волос. Наблюдала, как Пабло с неохотой вышел в гостиную, но всё же дверь в ванную оставил открытой. Взяла в руки расческу, прошлась три раза по волосам и решила, что этого вполне достаточно. Отложила расческу, сунула руки под холодную воду и к щекам ладони прижала, пытаясь согнать яркий румянец. Хотя и понимала, что это вряд ли поможет. Краска стыда к ней надолго прилипла, постыдных воспоминаний хватит на следующий месяц. Немного полегчало. Совсем чуть-чуть. Осталось только платье снять. Оно сидело как-то совершенно по-дурацки, и Марисса чувствовала себя в нём уж очень неуклюжей, совершенно забыв о длинной распорке и внушительном декольте. О декольте вспомнила, когда попыталась подтянуть наверх вырез, и съежилась, словно наяву ощущая жаркие прикосновения Пабло к своему телу. Как он рукой собственника весь вечер прижимал её к себе и посмеивался, когда она затянулась вторым коктейлем. Вспомнила! Он же её предупреждал! Надо было слушать. Тело помнило абсолютно всё, каждое движение в танце, в воспоминаниях были каждый вопрос и ответ, и кожа до сих пор горела в некоторых местах и покрывалась мурашками от самого маленького намёка на напоминание о поцелуях или объятиях. В мысли прокрадывались смутные образы, становилось жарко и невыносимо от понимания, что придётся сейчас из ванной выйти, и не дай бог Пабло ещё не лег спать. Надо будет смотреть ему в глаза и что-то говорить, а у неё ни единой мысли, оправдания, нужного слова на уме нет. Почему-то рубашка мужа лежала прямо у дверей, рядом с её сумкой. Вспомнила о серёжке и начала рассматривать пол, пытаясь ее отыскать. На пороге ванной остановилась, разглядывая безобразие из бардака. Приметила свою сережку на кресле и тяжело вздохнула. Сняла вторую и положила на полочке рядом. Пабло не было в гостиной. Вспомнила, что забыла Море позвонить. Совершенно забыла! На протяжении вечера никак не получалось — Бустаманте всё время находился рядом. С трудом подняла сумку с пола и вытянула телефон. Шесть пропущенных звонков от Моры и два от Спирито! Она не могла быть настолько пьяна, чтобы не услышать звонки. Засунула телефон обратно в сумку и подошла к дивану, присела. Взгляд поневоле постоянно возвращался к разложенной постели. Пальцы медленно прошлись по простыне, а взгляд продолжал скользить по гостиной. Сердце как-то странно скакало, и дышать от смущения стало нечем. — Пабло, ты где? — спросила еле слышно. — Я тебе постель раскладываю, — блондин в одних брюках появился у двери спальни. Марисса соблазнительно прикусила нижнюю губу и задумчиво посмотрела на мужа, когда он на корточках присел перед ней. — Платье сама снимешь или помочь? — спросил спокойно. Никакого намека на издевку. — Помочь, — проговорила тихо, протянув руки вверх. — Хорошо, только поднимись немного. Марисса покорно встала, не опуская руки. Пабло молча расстегнул молнию на левом боку и резко потянул платье вверх. Девушка даже опомниться не успела, как осталась только в нижнем белье, буквально нижнем, так как это платье наличие бюстгальтера не предполагало. Смотрела ему в глаза, совершенно не прикрываясь, и, кажется, не моргала. Как же тут глаза закроешь, если его горячее, почти обнажённое тело так рядом, как никогда прежде за последние несколько недель их брака, слышала его дыхание, чувствовала каждое движение. И всё-таки ждала, ждала, что он прикоснётся к ней, что сделает хоть что-нибудь. Но ничего не происходило. Оба были поглощены схожими мыслями и ожиданием чего-то, и каждый ждал этого шага от другого. Глупо надеясь на что-то и зная, что сам ни на что не решится. Мариссу затрясло. От злости, от странности происходящего, от бессилия, от глухой стены непонимания, которая выросла между ними в последние несколько месяцев. А ещё ей отчаянно захотелось его. Так просто. Она смотрела на мужа и чувствовала, как дрожит собственное тело, её руки. Будто ток пробегает сверху вниз и цепляет каждую клеточку. И алкоголь здесь ни при чём. Или всё же при чём? Или это она сама так трясётся? Не понимает себя. Смотрит на Пабло. И тихо касается его щеки свободной рукой. Молчит. И вдруг ей безумно захотелось ощутить его вкус на своих губах. Как сегодня на годовщине Сони и Франко. И страха нет, есть только желание — желание близости с ним . Пабло, естественно, ничего не прочёл в её взгляде и жесте с прикосновениям. И не понял. Или наоборот — почувствовал слишком многое. Но он точно снова увидел в её глазах самого себя — и какие-то остатки разума смело волной влечения, накрывшей его с головой. Был ли он этому рад? Наверное, да. Так не хотелось её отпускать. Он бы сейчас с удовольствием выступил в роли её утешителя от похмелья, но у него на это совсем не было сил. Не сегодня. Не так. Хотелось поскорее отвести её в спальню и сесть за руль, чтобы прокатиться по ночному городу на скорости, оказаться где-то далеко, и ни о чём не думать, а, главное, ничего не чувствовать. Нет, он не испугался ответственности или другого вида отношений с собственной женой. Он не боялся, что она пожалеет или не будет ничего помнить. Он бы не позволил ей пожалеть. Он бы не позволил ей забыть. Просто хотел осознанности с её стороны, вот и все. Отошёл на безопасное расстояние, глотнул воздуха, подобрал рубашку с пола и немного закашлялся. Марисса жутко разволновалась, задрожала, даже покраснела. Отвернулась от Пабло, чтобы он не заметил её состояния. Ей казалось, что он зол, это было заметно невооружённым глазом. Он как-будто устал находиться рядом с ней, положил рубашку на кресло, а потом встал, и совершенно не стесняясь её, снял джинсы. Все его движения были резкими, и в них сквозило сильное раздражение. Мариссе почему-то было страшно смотреть на него такого. Когда он раздевался, она закрыла глаза и съёжилась, стараясь отогнать от себя все плохие мысли. А когда, наконец, Пабло включил свет в ванной, совсем стало плохо. — Ты куда? — В душ, — ответил спокойно. — Не оставляй меня, пожалуйста, — поговорила как-то обречено и очень трогательно. Повернулась к нему. Пыталась всмотреться в его лицо, но было недостаточно светло, в гостиной горел только ночник и виднелся небольшой проблеск с ванной. Жутко испугалась и обрадовалась одновременно, когда Пабло приблизился к ней. Значит, для него не всё так просто, она ему нужна! — Марисса, не делай этого! — Пабло нахмурился. — Потом обвинишь меня в том, что я воспользовался бедной пьяной девочкой. Мне это совершенно не нужно. Ты и так придёшь ко мне, только в трезвом виде. — А, может, я хочу, чтобы ты мной воспользовался, — сказала совершенно искренне и даже не пожалела о своих словах. — Глупостей не говори. Я себя контролирую, и ничего не будет, — сказал как отрезал. — Ну хочешь я тебе бумажку подпишу, что всю ответственность беру на себя. — Марисса, мне после всех твоих бумажек всегда ждут лишние проблемы, уж как-то обойдусь без очередного контракта, — проговорил строго. На самом деле он пытался свести всё к шутке, чтобы хотя бы немного разрядить напряженную атмосферу, не пытаясь задеть жену. Но получалось как-то не очень хорошо. Марисса всё-таки заставила себя встряхнуться, хоть немного. Понимала, что Пабло прав и время совершенно не подходящее. Отодвинула мужа с порога в ванной и закрыла за собой дверь. Душ приняла, стояла долго под прохладными струями, крепко зажмурившись, потом в спальню пробралась, даже не посмотрев на мужа, который лениво валялся на диване в гостиной, дрожащими руками расправила на двуспальной кровати одеяло. И плакать уже не думала, только дышала тяжело, неровно и всё время казалось, что вот-вот задохнётся и упадёт замертво. Провалиться в бездну. Хотя, почти такой себя и чувствовала — мёртвой и сломанной. Сил не было, эмоции забрали все силы, руки дрожали, ноги, как ватные, и каждое движение давалось неимоверным усилием воли. Только напоминала себе, что свет в ванной не погасила и на полу оставила лужицу воды. В ванной послышался шум, видимо, Пабло ушёл мыться. Ворочалась на кровати, то включая, то выключая свет. В эти секунды такое облегчение почувствовала, словно успела всё это проделать за мгновение до ядерного взрыва. Вот только уснуть никак не получалось. Да и мыслей не было. Прислушивалась к голосам за окном, потом к шагам мужа, слышала, как он из ванной вышел и щёлкнул выключателем, накрылась с головой и ещё больше вдавилась в кровать. А когда поняла, что Пабло ложиться рядом с ней, обнимая за талию, совсем сжалась. Почему-то захотелось плакать, очень-очень сильно. Но верила действительности, несмотря на то, что внутри что-то продолжало сопротивляться и выбрасывать в кровь отраву сомнения, но обернулась к нему, посмотрела ему в глаза и поверила. Но легче от этого никому не стало. Они лежали молча, посередине кровати, и от злости и душевного напряжения, казалось, что в темноте время от времени искры сверкают. Обидно было. Вдруг надумала поправить завязки на халате, включила ночник возле кровати и потянулась за пеньюаром. Но Пабло словно предвидел её действия, притянул её к себе. Извернулась от возмущения в его руках и вцепилась в его плечи. Господи, о чём она думает? И опять хотелось закричать от обиды, только теперь другой. Как можно быть спокойной, если чувствуешь пустоту? Как смириться с тем, что он так близко и так далеко. Что эти руки, которые сейчас её обнимают, наверное, вскоре будут обнимать другую. А дальше что? Ведь не так много времени осталось. Ей этого хватит? Она даже сама себе не верит, когда пытается ответить на этот вопрос утвердительно. Почувствовала, что он обнял её ещё крепче, и от этих объятий снова ком сдавил горло. Сразу нахлынули воспоминания — хорошие и плохие. Сколько лет она не могла его вот так касаться. На глаза наворачивались предательские слёзы, и становилось очень больно. И тоска накатывала нестерпимая. Именно тоска сводила с ума. С болью, обидой, разочарованием можно было справиться, а вот что делать с тоской, она не знала. И каждый последующий миг душил. Она сникла, давила судорожные всхлипы, вздрагивала, еле слышно плакала, и ему было просто невыносимо от того, что это он опять довёл её до слёз. Пабло чувствовал её настроение, приподнялся, пытаясь собрать разлетевшиеся мысли в кучу, а потом осторожно лицом приблизился к ней. Принялся разглядывать её шею с нежными завитками волос на ней. Поднял руки, хотел положить их ей на плечи или даже обнять её, но потом вдруг передумал. Испугался. Просто притянул её к себе и осторожно поцеловал. И это был не тот быстрый поцелуй, которые случались на светских мероприятиях, не показной, не такой, чтобы позлить её. А их поцелуй — словно и не были ничего плохого в их жизни. Марисса рванулась в первую секунду, надеясь остановить его, но он лишь сильнее прижал её к себе. Целовал, а внутри ликовал оттого, что имеет на это право. А всё остальное было уже неважно. Марисса продолжала находиться в прострации. Даже отодвинулась от него и всё ждала, что он сейчас растворится в воздухе, и окажется, что это лишь плод её воображения. Хотелось хоть что-то сделать, чтобы избавиться от этих тягостных чувств, но они, наоборот лишь разрастались от полной беспомощности. Она на минуту оторвалась от его губ и уткнулась в его плечо, но потом взяла себя в руки и вытерла непрошеные слёзы. Ей хотелось чуда, как маленькой пятилетней девочке. Понимания, что все хорошо. Что мир хороший, и жизнь продолжается. — Я тебя люблю больше жизни, — прошептал он. — Спи, сладких снов. Она улыбнулась.