Такая вот история - 2

А потом было утро, и я, честно говоря, не сразу понял, что к чему.  Он лежал на спине, отвернув от меня голову. Одеяло давно сползло со своего законного места, и теперь где только не находилось: в наших ногах, под нами, сбоку от нас, а частично даже на полу. Я даже представить себе не мог, что одеяла могут быть способны на такое. Но одной своей частью оно все еще прикрывало его ногу. Не ту, которая была ближе к стене, а ту, которой он касался меня. Первое, на что на что я обратил внимание – его шея. И желание, которое возникло тоже первым – укусить. Я тихонько провел пальцами по его плечу, «съездил» ими же вниз по его руке, а потом нарыл там его пальцы и схватился за них. Не резко, а спокойно. Но настойчиво. А он выдернул руку и даже не проснулся. Слезть с топчана, который служил нам кроватью, было делом плевым. А вот удержаться на ногах, поняв, что они крепко схвачены обернувшимся вокруг них одеялом, я не смог. Так и рухнул лицом в пол, оставив одну ногу в «капкане» на постели, и убив оба локтя сразу. Так грохнулся, что даже в животе отозвалось. Макс даже глазом не повел. Я высвободил ногу, кое-как поднялся и, потирая ушибленные руки, пошел на кухню. Судя по степени свежести воздуха, было совсем еще рано.  Электрический чайник мы с Серегой почти не использовали, но сейчас мне просто необходимо было глотнуть чего-то горячего как можно быстрее и без помощи костра.  Таким меня и нашел Макс: сидящим на голой земле, с сигаретой в одной руке и с кружкой горячего чая в другой. Я смотрел на реку, с поверхности которой исчезал туман, и ни о чем не думал. Он сел рядом, машинально прижав руку к своему животу, и я протянул ему кружку: - Доброе утро. - Ага. - Что, болит? - Тянет. - Дай посмотрю. Макс вылупился на меня, а потом усмехнулся: - Ну и что ты там увидишь? - Следы борьбы за выживание, - серьезно сказал я и задрал подол его футболки. – Ох, гляди-ка, не обманул. Это что, след от ножевого ранения? - Да… - с видом матерого рецидивиста прошелестел в ответ Макс. – Было дело… Он заправски вынул из моих пальцев сигарету, затянулся и выдал в воздух несколько красивых дымовых колец. - Иду, значит, - взгляд его был устремлен в сторону реки, над которой мы теперь сидели оба, свесив ножки. Единственные в целом мире, если не считать нашей собаки, которая беззастенчиво валила утреннюю кучку метрах в пяти. – А тут… - Кто?! – испуганно прошептал я. - Они.  - Максим, - я пожал ему руку. – Я восхищен. Но не томи, бро. Что же было дальше? Как ты выжил? - Не знаю, - выдохнул Макс и опустил голову. – Это была миссия, понимаешь? Я решал, можно ли ржать, или еще нет. - Сука. До слез, - произнес я.  У Макса был вид прожившего двадцать тысяч лет неубиваемого всесильного и везде смертельно раненого Избранного, благодаря которому мы все и живы. - Бля, думаю… Ну, и вот. Он снова задрал футболку. Я с уважением посмотрел на шрам. - Страшно было, Макс? - Я ничего не помню, - просто ответил он. – Меня пугали потерей памяти, но ошиблись. Как можно потерять то, чего нет? Он легко поднялся на ноги и протянул мне руку: - А было бы неплохо кое о чем забыть, правда? Я ухватился за его ладонь и рывком поднялся на ноги. - Может быть, Макс. Но нам даже и тут не повезло. - А что мы будем делать? – спросил он, когда мы, заточив немаленькую пачку печенья на завтрак, решили выгулять Кашку подальше в лес. На самом деле это она нас выгуливала, а мы, как верные слуги, должны были не дать ей исчезнуть среди корабельных сосен. – Кто назвал ее Кашкой? - Само получилось, - наврал я. – Производное от «Каштанка». - Тонко, - заметил Макс. – А у нас попугаи были. - У вас? – не понял я, а в следующий момент все стало ясно. Неприятно было слышать, но Макс даже не мстил, это было видно. Ну, если только чуть-чуть.  - И как тебе там было? – тихо спросил я, хотя ответа слышать не желал. Ну, вот вообще. Щекотал себе нервы, прощупывал обстановку, брал на понт, но очень, очень, очень, очень не хотел, чтобы он рассказал о том, как там у него с кем-то было. Меня убило бы простое «У него такой же телефон, как и у тебя» или «Мы с ним уже смотрели этот фильм». Да, блин, даже не надо «мы». Потому что все, о чем он сейчас может сказать, было у него не со мной. Не-со-мной. Без меня. С кем-то другим, которого я уже удавить хочу, да будь он хоть самый лучший человек на планете. Ибо нехуй, блять. Нехуй, я сказал!.. - Марк, - Максим тронул меня за плечо. – Все в порядке? Наверное, я так и шел с перекошенным от своих мыслей лицом – со стороны мы, к своему сожалению и к радости прохожих, часто себя не видим. Но другие-то вполне могут прочесть все по тому, как изменилась наша походка, или сжались губы. Сильнее, чем обычно, к примеру, сжались. Они могут увидеть то, что было вообще не для них. Сейчас я снова завелся. Да просто я не чувствовал, что у нас все нормально. Не было еще титров на экране, не было после них видеонарезки из смешных неудавшихся дублей. Не зажегся свет в зале. Рано еще писать рецензию. Слишком рано. Воздух в лесу был опаснее загазованного московского, потому что от городских «ароматов» меня никогда не тошнило. Всю свою сознательную жизнь ходил мимо автозаправок, а в детстве рисовал по радужным лужам пальцем – выжил. И даже с Серегой ни разу такого не было, а ведь когда он летел по ухабам или резко разворачивался на месте, я всегда вспоминал, в какой точке моего тела прячется желудок. - Щас мимо поста ГАИ поедем, - смеялся Серега. – Ты там не особенно сдерживайся! Я даже приторможу!!! Но сейчас мы были на природе, мы никуда не ехали, мало того – я был в этом климате несколько дней. И да, микрофлора кишечника не сразу пришла в норму, но сейчас дело было явно не в ней. Не сказать, чтобы резко заболело, но довольно-таки неприятно. Едва успев зайти за дом, я тут же оставил весь свой завтрак на траве, а потом быстро закопал его ногой, спрятав под сухими ветками и иголками. Стыдно, если Макс увидит, я не хотел этого. Но, бля, что это было – это, конечно, вопрос. Заболеть на необитаемом острове – это засада похлеще того, если бы меня вывернуло в переполненном автобусе. Не хотелось бы… Макс загорал, лежа на единственном солнечном пятне, которое нашел около нашего дома. Лежал на животе, ковыряясь в мобильнике, и купался в ультрафиолете. Я попытался спокойно пройти в дом, но он позвал меня к себе. Впервые за время нашего знакомства мне очень не хотелось этого делать, было совсем не до этого, и я махнул рукой в сторону дома: - Поваляюсь там. Приходи. Я упал на кровать, умоляя его не слушать меня. Лежи и дальше, Макс, сейчас мне лучше побыть одному. Холодный пот, выступивший на теле после тошноты, обеспечивал мне прохладу. Я закрыл глаза, прислушался к себе и… все-таки боль была, мне не показалось. Не та, которая, едва начавшись, прекращалась через полчаса, а другая – основательная, тяжелая, ватная какая-то. И резко захотелось пить.  Я вдруг четко понял, что я не в порядке. Причем именно в таком «не в порядке», когда, возможно, мне понадобится помощь. Только вот с какой стороны и в каком виде – я еще не понял. Бодриться или геройствовать, конечно, можно, но это хорошо получается тогда, когда опасности, как таковой, нет. Ну, или есть, но ты чувствуешь в себе лихую бесшабашность и сшибаешь мух в полете одним взглядом. Но сейчас такого не было. И не потому, что мы были одни в лесу, - нет, одни мы не были. Я был с Максимом, а он был со мной. Уже двое. На том берегу реки, до которой минут пятнадцать с горки, жил замечательный абориген Пашка, к которому можно было обратиться.  Пугало другое. Я вдруг обосрался от страха – а ведь я могу умереть. Любой может. Сколько случаев, когда вот так – и нет человека. В любом возрасте, в любом месте, при любых обстоятельствах. А во время сердечного приступа часто бывает рвота.  Господи. Вот зачем я это вспомнил. Оказалось, что меня так сурово жизнь еще не нагибала. Оказалось, что я истеричка знатная. Я стал судорожно перебивать в уме все, что меня окружало. Машина на ходу. Пашка на том берегу. Максим в порядке. Еды навалом, воды много. Звери тоже в норме. Деньги в нужном количестве. Серега завтра приедет… значит, все не так уж и плохо… значит, беспокоиться не о чем. А я полежу ща, и все пройдет. Мало ли…  - Вставай! – били меня в плечо, да так серьезно, что я действительно проснулся. – Вставай, Марк, не бросай меня! И снова вокруг туманность в мозговой активности. И Макс с градусником в руке. - Тридцать девять и восемь, ты слышишь?! - И что это? – не понял я, развернулся к нему, не вставая с постели, но не сразу понял, что речь идет о моей температуре, а в тело словно опрокинули содержимое адского котла – так тяжело было внутри. А спустя минуту еще и очень больно. - На спину, - скомандовал Максим, и я с облегчением лег на спину, но не в бешеном режиме, а осторожно, потому что двигаться было крайне болезненно. Он аккуратно расстегнул мои джинсы и положил руку на низ живота. - Жму, - предупредил он. - Жми, - согласился я. Нажать-то он нажал нормально, тут я ничего не почувствовал, кроме того, что у него ледяные руки. А вот когда он резко убрал пальцы, то я понял, о чем он хочет мне сказать. - Как позвонить вашему Паше? – тихо спросил он. – Не говори мне, что я должен, как индеец, раздувать костер на берегу.  - Макс… Единственное, что я мог сделать – это приложить ладонь ко лбу. - Да Макс, ерунда… - промямлил я, не веря ни единому своему слову. Макс посмотрел на меня, задумался, а потом хлопнул ладонью по колену. - Ладно, придется мне вспомнить, как это делается. Поехали. - Нет у меня прав, - сказал он, когда моя «Лада» бодро выехала из леса на шоссе, чудом не отправившись в лес по другую его сторону. Руль он выкручивал мастерски, сидел прямо, не касаясь спиной сиденья. – И не было. Остановят – скажу, что ты у меня машину угнал, я тебя стукнул, а теперь везу лечиться. А документов у меня нет. Какие, к черту, в лесу на ночь глядя, документы?  Он всеми силами успокаивал себя – рот у него не закрывался. Я молчал. Сил говорить не было, а найти ту позу, в которой я буду весить чуть меньше тонны по ощущениям, я нашел с трудом. Однако на ухабах боль чувствовалась довольно-таки сильно, и я, лежа за заднем сиденье, смотрел в окно и видел высоченные деревья, которые проплывали над нами. А выше их были только облака. И небо становилось розовым вперемешку с серым, потому что вечер в сосновом лесу – это очень красиво… Потом Макс рассказал мне, как он нашел дорогу. - Указатели, Марк, - наставительно сказал он, кладя наушники на тумбочку около моей койки. И добавил совсем тихо: - Ну, и твой Серега все на пальцах объяснил. Я помнил, что когда мы добрались до довольно-таки цивильного здания, в котором располагалась местная больница, то боли я уже не чувствовал – она разлилась внутри меня тяжелой ртутной лужей. Имей она цвет, она бы и была такой же – перламутрово-серой. Уложив меня на кушетку, молодая девушка проделала те же манипуляции, которые провернул и Марк: нажала на живот рукой, резко отпустила. Как им двоим в разное время стало ясно, что со мной, я так и не понял, но угадали оба: медлить было нельзя, иначе разрыв аппендикса, перитонит, и все.  По словам Макса, времени на жизнь мне было отпущено минут двадцать… Я пролежал в больнице неделю. Именно пролежал, потому что сидеть было невозможно – кололи в пятую точку, а она ж у человека одна. Сидеть больше не на чем, вот я и лежал. Серега приехал один раз, передал мне упаковку детского питания и слова поддержки: - Я таких ебанутых, как вы, в жизни еще не встречал.  - Зачем мне детское питание? - У тебя диета. Ты чуть не помер, тебе теперь, как Хоттабычу, восстанавливаться надо будет. Макс твой просто умничка. Зай, как он в пропасть не уехал с тобой на заднем сиденье, я не знаю, но доехал ведь, скажи? Он говорит, что ему пришлось вспоминать, где педали какие… - Вы общаетесь? – не утерпел я. - Не слишком часто, - успокоил меня Серега. – Через несколько дней тебя выпишут, и я отвезу тебя домой. Не на мотоцикле, я свою «девочку» слишком люблю.  - Домой, - закрыл я глаза. – Скорее бы. - Там тебя ждут, - буркнул Серега, поднимаясь со стула. – Он сам сказал, что будет там. В принципе, нам с ним неплохо живется. - Что? – не поверил я своим ушам. - Ну, жить-то мне где-то надо, - объяснил Серега, наклонился и поцеловал меня в лоб. Лежавший на койке рядом мелкий мужичок, которого привезли только утром, увидев такое, чуть не всосал в себя капельницу, под которой лежал. Серега посмотрел на мужика с жалостью: - Привет. Проснулись?  Мужик не ответил. - А что с вами? – не отставал Серега. - Ножичком пырнули, - неожиданно тонким голосом сказал мужик, и я разом представил деревенский махач без правил, случившийся из-за того, что Зинка ушла от Захара к Федоту, а Захар этого не вынес и отправился мстить молодым и счастливым влюбленным, накатив для храбрости литр одеколона. Серега обошел мою кровать, подошел к мужику и протянул ему руку: - Я горжусь тобой, братан. Небось, девушку защищал? «Братан» повел плечиком: - А хуль они. Он поискал, куда сплюнуть, но стерильность обязывала быть вежливым. Кто «они», он не объяснил. Может, его куры до нервного срыва довели. Серега и мужик пожали друг другу руки.  Уходя, мой байкер все же решил, что просто так уходить – это скучно. Уже стоя в дверях палаты, он послал мне воздушный поцелуй. - Пока, зай. Скоро буду. - Иди отсюда, - не выдержал я. Семен чуть не поперхнулся. Максим позвонил вечером. - Как ты, чудо мое? – тихо спросил он. – Домой хочешь? - К тебе хочу, - сказал я довольно громко и весьма грубо, не стесняясь своего соседа по палате. – Забери меня поскорее, пожалуйста. - Своей звонил? – донеслось позже с соседней койки. - Типа того. - Жестко ты с ней, - одобрительно кивнул мужик. – Меня Семеном зовут. Не женат – ну его нахер. Успею еще. В городе себе найду. А это жена твоя, или так? Я посмотрел на Семена, у которого в жизни был план. Простой, как три рубля, но с претензией на сдачу в виде городской девушки, семейного гнездышка и стремления к какой-то простой стабильности, которой у меня давно в жизни уже не было. Жена? Знал бы ты, кто из нас чаще всего был «женой», Сёма! Я широко улыбнулся в потолок, а потом и своему новому знакомому, который вот так, в два слова взял и расставил все в моей голове по полочкам. Бляха-муха, как же все просто-то, оказывается. - Жена, Семен. Точно. Любимая, сука. И, кажется, ждет. Я засыпал, и даже мысли не возникло о том, что Макс и Серега у меня дома одни. Ну, перестаньте. Не может быть. И ни ревности, ни желания выяснять отношения у меня не появилось. Может, дело было в антибиотиках, которые убили во мне все живое, но, подозреваю, дело все же было во мне. Думаю, я просто им доверял. А еще у меня просто не было возможности оказаться рядом.  Пусть разбираются сами, как хотят. Я позже буду. Обязательно буду. Обязательно.