Друзья по переписке.

Герард залетел в комнату, захлопнув за собой дверь. Сильное сердце пловца бешено стучало в груди, больно отдаваясь в ребрах. Хотелось рвать на себе волосы от злости и крушить всё на своём пути. Немец понимал, что явно перегнул палку, когда кричал на несчастного Оливера, но от потрясения ничего не мог с собой поделать. Перед его глазами всё ещё был полуголый, взмокший Закари и обнаженный Олли позади него. Рыжий издал нечленораздельный рык, шагнул вперёд и со всей силы пнул стул так, что тот отлетел к стене над кроватью. Затем замахнулся и ударил ногой стол, сваливая с него книги и стакан с ручками. От третьего пинка у стола открылась дверца шкафчика и на пол высыпались тетради и учебники, а следом за ними выпала металлическая коробочка из-под печенья. Герард шумно дышал, низко опустив голову, сжимая и разжимая кулаки, и не видел ничего вокруг себя. Потом рывком открыл шкаф, схватил куртку и побежал прочь из общаги на свежий вечерний воздух. Герард не понимал, что его разозлило больше: то, что его лучший друг ему ничего не сказал или то, что Оливер спит с Закари. Немец быстрым шагом шёл по полутемной улице, эмоции накрывали с головой, и ему нужно остыть. Было чертовски обидно и неприятно, а морозный воздух ни капли не помогал успокоиться и подумать рационально. Нет, конечно, дело вовсе не в том, что Олли гей. Герард никогда бы не обиделся на него за это. Оливер был для него всем, ему плевать, кем он там был по гребанной ориентации. Это же Олли, его дорогой, милый Олли. Но было больно от того, что он ничего не сказал ему. «Хотя… Ну, какого черта я так злюсь? Ну, не сказал и не сказал… Может быть он стеснялся или боялся сказать такое мне. Я ведь мог и не понять. Конечно же, такого импульсивного как я, реально нужно бояться. Вот он и не говорил ничего… Но, вашу мать, мы ведь лучшие друзья! Он мог рассказать мне всё! Всё! Я бы понял… Не наорал бы на него так…» - Герард стиснул кулаки от злости. Он пытался заставить себя успокоиться, разложить всё по полочкам и понять, почему Оливер так поступил. Ведь можно же войти в чужое положение и понять человека, верно? Но сознание услужливо подсовывало ему отвратительные картины того, как Закари и Олли вместе занимаются… Сердце колотилось так быстро, что казалось сейчас проломит ребра и выскочит, стало больно дышать и Гер с трудом проглотил комок горечи в горле. Так погано ему было в последний раз тогда, когда он узнал об оставленных в старом доме письмах. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу… Закари!» - Герард снова и снова замахивался, всаживая кулак в промерзлый ствол дерева, оставляя кровь на коре. - На твоём месте должен был быть я, кусок ты гребанного дерьма, – прошептал рыжий. Пелена обиды и злости на Оливера медленно сходила на нет, оставляя место всепоглощающему отчаянию и боли. Перед глазами всё ещё была сцена этого вечера. Как в глупом анекдоте, когда муж возвращается домой с командировки и застаёт жену с любовником, да только Оливер не был ему женой, их отношения были дружескими и дальше не заходило. Герард поставил себе рамки, подобно колючей проволоке, и чётко знал своё место, не решаясь шагнуть дальше. Его тупость и нерасторопность виновата в том, что случилось. И чёртов Закари ведь не виноват, и тем более нет вины Оливера. Герард ненавидел Закари и злился, что именно он был с Олли. Уж лучше бы кто-то другой. Хотя кого Гер пытается обмануть? Тогда бы он ненавидел того другого и вообще всех поголовно. Сердце рыжего разрывалось на части от переполнявших его чувств и эмоций. Что имеем – не храним, а потерявши плачем. Что ж, кажется, он потерял Олли в тот момент, когда завёл себе девушку. Герард стоял в полной тишине в парке, глядя сквозь устилающий землю снег. Снежинки кружились вокруг него в замысловатом танце, оседая на волосах, плечах, обжигали избитые руки и сливались с кровью на стволе дерева. Немец остывал, не замечая того, как тело начинает замерзать. Когда конечности стало покалывать от холода, он очнулся и медленно побрел обратно в общежитие. В его голове царил хаос, боль обжигала изнутри, путая мысли ещё сильнее. Он и злился на Олли и в то же время чувствовал себя чудовищем за такое. За тот гнев, который он вылил на несчастного парня. Герард вспомнил его испуганные карие глаза, представил, насколько же сильно напугал его и ранил. И возненавидел себя за это, ему захотелось просто исчезнуть из этого мира. Парень понимал, что его злость была ничем иным, как ревностью. Да только разве ревнуют друзей так? Герард закрыл за собой дверь в комнату, включил ночник и скинул куртку. Оглядел устроенный им же бардак, еле слышно судорожно вздохнул, взял стул и поставил аккуратно на место. Затем поднял всё, что упало со стола, и уже начал собирать тетради с пола, как наткнулся на коробку из-под печенья. Письма Оливера. Герард почувствовал, как на его плечи наваливается тяжесть произошедшего, и устало опустился на пол подле кровати. Взял в руки коробку и провел пальцами по холодному металлу. Чувство времени вернулось к нему, он почувствовал, как адски болят руки. «Друзей так не ревнуют», - понял Гер и прижал коробку к груди, устало закрывая глаза. Так не ревнуют просто друзей. И вся беда в том, что до злобной дрожи Герард хотел оказаться на месте Зака и завидовал ему черной завистью. Он не любил парней, ему по вкусу девушки, но Оливер это совсем другое. Оливер был самым дорогим, как восемь лет назад, так и сейчас. Такой нежной любовью друзей не любят, даже лучших. Герард запрещал себе о таком думать, потому что наивно верил в то, что Оливер натурал и по-другому и быть не может. Поэтому боялся испортить их отношения, думая, что сделает только хуже. Так ведь нельзя, неправильно. Мальчики мальчиков не любят, и он верил в эту чушь, и заставил себя верить в то, что любит Оливера, как друга. И обманывал сам себя. А чувствовал ли Оливер к нему что-то? Был ли у Герарда шанс стать больше, чем друг? Любит ли Оливер Зака? Кто для него Гер? Ответы на эти вопросы он вряд ли узнает, потому что разрушил сам всё в тот момент, когда предложил Джесс встречаться. Только тогда он думал, что Олли натурал и личная жизнь будет у каждого своя. Так оно и вышло практически. «Только с чего я взял, что раз он гей, то мог обратить на меня внимание. Мы ведь лучшие друзья». – Герард достал айфон и позвонил Джесс, устало откинув голову на кровать. - О, Гер, привет. Ты чего так поздно? - Джесс, нам надо поговорить, - сразу начал немец, решив не церемониться. Пальцами он продолжал гладить коробочку с письмами. - Что случилось, дорогой? – взволнованно спросила девушка. - Мы должны расстаться. - Что? – опешила Джесс, - Гер, с тобой всё в порядке, милый? Как… - Да, я в порядке. Поэтому я и говорю, что нам нужно расстаться, хватит уже с меня, - Герард ответил ей спокойно, не смотря на взвинченное состояние. - Дорогой, давай поговорим… Что я такого сделала? Что… - в голосе девушки не было слышно ни отчаяния, ни боли и слёз, только страх и злость. - Не о чем говорить. Давай не будем разводить тут мыльную оперу, прошу, у меня и так день не задался. Я тебя не люблю, а разыгрывать парочку мне надоело. Так что давай разойдемся, как взрослые люди, хорошо? - Герард! Никто ещё не бросал меня так… - Ну, всегда что-то в первый раз, верно? Удачи, Джесс, – сухо попрощался немец и нажал кнопку отбоя. По потолку скользили блики уличных фонарей и Герард безразлично разглядывал их. Он вырубил айфон – не хотел никого видеть и слышать. Его жизнь пошла под откос, а сердце трещало по швам. Без Оливера смысл терялся, не к чему стремиться и чего-то желать. Его место рядом с Олли занял Закари, и Герард сам виноват в этом, разрушив всё, что было. А когда сегодня накричал на него, поставил точку в их отношениях. Оливер не простит его за такое. Он ведь имеет право быть счастливым, хватит уже этих восьми лет мучений. «Олли, ты ведь будешь счастлив с Закари? Вы ведь давно дружили, а мне…» - Герард прижал к себе коробку и проглотил комок в горле, вытирая сбитыми костяшками пальцев мокрые от подступивших слёз глаза. А ему лучше исчезнуть из его жизни.