Сломанные жизни

Греллю почти 20, он пьёт исключительно красное вино, читает Кафку в оригинале и никогда не возвращается. Он парень-однодневка, нужный всем сразу, но при этом до бесконечности одинокий. Сатклифф ломает комедии, людей и чужие зáмки. И когда он впервые встречает Михаэлиса, то понимает, что не отступит никакой ценой. Этот замок должен стать его. Грелль совершенно не стыдится своей ориентации. Он знает, что смеются над теми, кто чего-либо стесняется. Над теми, чьи тайны стали явью, а кошмары, подобные кадрам из фильма ужасов, ожили. Поэтому он превращает свои недостатки в достоинства, идёт на врага с его же оружием, и это работает. Безусловно работает. В голове ураган, и сотни мыслей разлетаются обрывками по всем концам Вселенной. Он не такой, как все. Все не такие, как он. - Ты всё ещё встречаешься с той девчонкой с экономического? - Не-а. Уилл как всегда холодный и сдержанный, стекла очков отражают свет лампы, придавая некую загадочность. Они сидят совсем рядом, почти касаясь плечами, но Грелль видит, что их разделяют сотни бесконечностей, и это даже в какой-то степени забавляет. - А с тем парнем-старшеклассником? - Боже упаси меня с детишками связываться, - вздыхает Грелль и криво улыбается, - знаю-знаю, что ты об этом думаешь. Но мы с ним спали всего раз и по общему согласию договорились никогда больше не встречаться. - Очень в твоём стиле. - Я знаю. На столе десятки книг с прогнившими переплётами и пыльными звёздами между страницами, а в голове – не менее прогнившие мысли и недосказанные слова. - Знаешь, один раз я встретил парня, который писал стихи, прекрасные, как летние грозы. У него были золотистые волосы и сердце, полное любви. Это его и погубило. - Любовь? - Если так подумать, её и не существует. Привязанность – да. Страх одиночества – да. Любовь – нет. По меньшей мере, так считаю я. Иногда мне даже кажется, что я был рождён не для того, чтобы влюбляться, а для того, чтобы влюблять. Пьянить, одурманивать, доводить до экстаза одним прикосновением, а потом разбивать сердца, одно за другим. - Довольно эгоистично, учитывая, что ты всегда уходишь. Грелль бросает на Уилла снисходительный взгляд: - Они знают, что я уйду, детка. Всегда знают. Иначе я и не играю. - Ещё одно глупое правило? - Ещё одно глупое правило, - обречённо и совсем не радостно. Но когда Грелля впервые отшивают, он почему-то смеётся. Громко, с нотками истерии и прочими прелестями, которым самое место в его собственной, всеми забытой, Стране чудес. Он и Алиса, и безумный Шляпник, и Красная королева в одном лице. Парень почему-то был уверен, что Михаэлис согласится. Несмотря на всё своё показушное высокомерие и чрезмерную гордость, захочет играть по его, Грелля, правилам, потому что у него нет выбора. Потому что он, Сатклифф, так решил. Но Себастьяну всё равно. Он не играет. Просто разворачивается и уходит, не оглядываясь. Греллю тоже должно было бы быть всё равно. Но не в этот раз. Почему-то хочется реветь от досады и никуда не отпускать – хотя бы на одну ночь, хотя бы один поцелуй, хотя бы... Себастьян горько усмехается и делает вид, что не видит, как Грелль впервые разбивается на миллионы кусочков. У Михаэлиса своя Страна, до чёртиков правильная и запредельно далёкая. В ней нет места сумасшедшим Алисам и недо-Шляпникам. Там никому нет места. Уильям смотрит, как Страна чудес рушится прямо у него на глазах. Вместо неё появляется только мрак, и всё чаще Грелль не приходит на пары, и всё чаще не отвечает на звонки и тонет, тонет молча, не делая и попытки спастись. - Попался на свою же удочку, - фыркает брюнет, подбирая пустые бутылки с пола. - Да уж, - хрипло смеётся Сатклифф, хотя вроде как, ничего смешного то и нет. Вообще ничего, если так подумать. "Это ты попался, придурок!" Ти Спирс вздыхает и спасает. Вытягивает, согревает и медленно ставит обратно на ноги. Зажигает звёзды, одну за другой, возвращает к жизни Страну Чудес и её создателя в том числе. Грелль взамен улыбается и рассказывает ему длинные истории о путешествиях в далёкие страны, о чудесах, таинственных и загадочных, о людях, изменивших мир и людях, которые могли бы его изменить. Голова Уилла лежит у Грелля на коленях, и Сатклифф, перебирая его пряди волос видит, что нет больше никаких бесконечностей. Они рядом, совсем близко. Впервые. А значит, всё можно начать сначала. А значит, это и есть начало. Пальцы касаются щеки, почти невесомо. Уильям приоткрывает глаза, смотрит непонимающе, а потом совсем по-детски, неуверенно тянется к парню и целует - робко и предельно нежно, на что Сатклифф моментально отвечает. "Попался! Попался! Попался!" На следующее утро, Грелль уходит. Уильям смотрит, как он медленно собирается, застёгивает пуговицы на рубашке и поправляет за собой съехавшую простынь. - Останься. - голос отчего-то дрожит. Грелль улыбается, снисходительно и немного устало: - Я вернусь. Ложь. - Правда? - Правда. Ложь. Ещё одна снисходительная улыбка. Брюнет провожает парня до двери, а вернувшись, падает на кровать, уставив пустой взгляд в потолок и пытаясь успокоить нарастающий комок в горле и ещё что-то, ужасно давящее изнутри. Он не вернётся, Уильям это точно знает. Он никогда не возвращается.