Немного о неосторожных желаниях

Нежданный гость хуже татарина... Народная мудрость

Когда мы, всё ещё ржущие как две лошадки, ввалились в дом к Алине, наши скромные желания обзавелись очень интересными и важными подробностями. Але захотелось, чтобы к короне с Сильмариллами прилагался Гронд и вся сила Тёмного Владыки. Я пожелала, чтобы мне досталась от неё(силы) хотя бы какая-то часть. Например, та, которая отвечает за долголетие и нестарение. И ещё, было бы просто замечательно, умей я бегать очень быстро и не уставать при этом. Это мне нужно для того, чтобы по утрам, когда Алинина бабушка гнала нас выносить мусор, я могла не только добегать до мусорки быстрее подруги, но и не быть при этом в состоянии «бобик сдох». Мечты... Поднявшись на второй этаж дома, я села подбирать мелодии на гитаре, а Алька решила заняться работой над своим ориджиналом. Которым — я не знаю, не смотрела. О недавнем разговоре мы позабыли достаточно быстро. Однако, творческая деятельность у нас шла не очень. Аля никак не могла придумать, как же написать какой-то злосчастный абзац, а у меня подборка аккордов упорно не хотела подходить к мелодии. Я её и так, и сяк, и в одной тональности, и в другой… И аккорды местами меняла, и, нагло стащив планшет у подруги, в интернете искала те, которых и не знала никогда раньше… Результат один: полурасстроенная гитара, расшатанные нервы и так и не подобранная нормально песня. Кончилось тем, что душа поэта не выдержала и громко вопросила моими устами: — О Эру, да какая там последовательность вообще должна быть?! — Ты у меня спрашиваешь? — отозвалась подруга уставшим голосом. — У меня у самой глава не клеится. — Попробуй клей «Момент Монтаж» — он тебе сразу склеит всё, что надо, — вяло огрызнулась я, упаковывая гитару в чехол. — Тут уже никакой «Момент» не поможет. Тут только на выброс. Или главу полностью переделывать, — Аля обречённо закрыла Ворд и выключила компьтер. — Тут вдохновение нужно. А без вдохновения хоть что ни делай — а всё не то. — Где б найти это вдохновение… — задумчиво протянула я, откладывая в сторону «подругу шестиструнную». Действительно, где? Вот, например, поэты наши. Они искали вдохновение в солнце за окном, в падении кленового листика осенью, в небе, в облаках... Везде. А я так не могу! Солнышко, конечно, светит достаточно ярко. Но жарко. Даже слишком жарко! Утверждаю, как человек, который в тридцать два градуса по причине странно подлого стечения обстоятельств надел плотные джинсы. С остальными «предметами вдохновения» история похожая. Далеко мне всё же до наших поэтов. Не могу я так легко находить вдохновение в самых обычных вещах. А надо бы как-то научиться! Иначе не быть мне великим бардом аля Высоцкий. И не сочинять мне великие стихи, аки Лермонтов. Хотя, может оно и хорошо. Тогда риск закончить так же, как и они, не столь велик. Но если я не буду творческой личностью, то не буду следовать своему девизу, скомунизженному у Маяковского. А именно: «Светить всегда, светить везде — вот лозунг мой и солнца». Короче, ситуация сложная. — А что, если нам попросить вдохновение? — вырвала меня из раздумий Алина. — В смысле? — не поняла я. — Ну, попросить у какого-нибудь великого поэта. Например — его! — Аля указала на стену перед собой. Я ничего не увидела и поэтому не поняла, что хотела сказать моя подруга. Стена — как стена. Она из досок. На досках — красивый древесный узор. Поэтов, даже непризнанных, нигде нет. Тут мой взгляд наткнулся на настенный ковёр, изображающий портрет Есенина. Ковёр достаточно старый, скорее всего — пыльный. Фотография на нём тоже под старину — чёрно-белая. Вернее, нет, не чёрно-белая — всех оттенков коричневого. А глаза поэта изображены как живые, и, кажется, что он смотрит на тебя. Смотрит прямо в душу. — Ну давай попробуем, — всё это начало напоминать странную игру. А раз это просто игра, почему бы не поддержать её? Алька упала на колени перед портретом Есенина, возвела к нему белые длани и начала очень пафосный голосом вопрошать: — О великий поэт Есенин! Нииспошли нам, почитательницам твоим жалким, вдохновение для творений своих, дабы мы могли хоть на немного приблизиться к тебе и ремеслу твоему бравому, творчеством прозываемому! — получилось действительно эффектно. Я, решив не отставать от подруги, плюхнулась на колени рядом и, подражая её пафосному тону, продолжила: — Не по лихому умыслу, а по большой нужде молим мы о милости твоей! Научи нас, неразумных, вдохновению своему! Уж тогда сможем мы твоё ремесло прославить, и приумножится слава твоя, и будет у тебя последователей и почитателей ещё больше, чем сейчас! И тут, гром грянул средь ясного неба, и солнце заволокли тучи. Ярко сверкнула молния, гнусаво мяукнула чья-то кошка и испуганно залаяли собаки. Из портрета повалил чёрный дым, и мы начали задыхаться. Кашляя, мы встали с колен, попятились к двери, хотели открыть её и вырваться на свободу… да так и остались стоять на месте с отвисшими челюстями. Из дыма вышло НЕЧТО. Оно было чёрным, огромным и страшным. В руках его оказалось что-то не менее чёрное, огромное и страшное, а там, где у любого нормального человека должна быть голова, у неведомого существа ярким светом горели две «лампочки Ильича» — так я окрестила украшения в его шипастой короне. Последней существо постоянно задевало лампу, путаясь в ней, из-за чего произносило такие оригинальные и мудрёные идеологические выражения, что я даже могла б присвистнуть, если б умела. Через несколько секунд дым почти рассеялся, и мы смогли рассмотреть странное чёрное НЕЧТО получше. Это был мужчина. Очень высокий мужчина. Наверное, бывший баскетболист, так как именно у них обычно рост от двух метров. По его иссиня-чёрным доспехам можно было смело судить, что он сбежал с какого-то рыцарского турнира на фестивале, посвящённом средневековью. Сияли доспехи так, будто их начищали очень долго, упорно и не жалея щёток и моющих средств. Дополняла картину та самая шипастая корона с «лампочками Ильича», оказавшиеся белыми камнями со множеством граней. Их свет зеркально отражался от чёрных доспехов, из-за чего сильно рябило в глазах, и рассмотреть лицо нежданного гостя было крайне трудно. Но наконец удалось рассмотреть, ЧТО находилось в его руках. Владыка Зла держал огромный молот. В нём было метра два — и это в одной рукояти. Навершение же длиной в полметра, а шириной почти в метр. Как он не снёс этой махиной ничего в комнате — для меня до сих пор остаётся загадкой. Справившись со злосчастной лампой путём отхождения в сторону, гость произнёс, обращаясь к нам: — Кто вы, смертные? Назовите свои имена, — голос у незнакомца оказался очень глубоким, бархатным и властным. Его можно было даже назвать назвать красивым, если бы мне не захотелось от одного его звучания закопаться в землю метра на три. Перехватило дыхание: ни слова сказать, ни пошевелиться. — А-а-алина и А-а-анджела, — чуть заикаясь выдавила Аля. — Странные имена… — задумчиво проговорил незнакомец. — Странные обладательницы… Странный мир… Он ещё какое-то время задумчиво смотрел на нас, глядя подолгу в широко раскрытые глаза. Казалось, он заглядывал не просто в глаза, а в самую душу, вытаскивая из залежей памяти всё самое потаённое и давно забытое. От такого взгляда становилось не по себе. Будто ты раскрытая книга, которую читают, и по строкам, и между строк, и листают, и внимательно рассматривают каждую буковку, примечая все те детали, о которых ты и сам не ведаешь. Но закрыться и не давать читать себя невозможно, ты абсолютно беззащитен перед тем, кто может видеть тебя насквозь. — Странно… — наконец произнёс он. — Очень странно… Столько пороков на пустом месте… Вот ты, — он пристально посмотрел на меня. — Имея почти всё, о чём мечтают многие девушки, завидуешь всем, у кого есть хоть что-то лучше, чем у тебя? — Я вовсе… — от такого я аж обрела дар речи. Нет, ну с чего он это вообще взял!? — Скажешь нет? — насмешливо спросил он и, заметив, что я что-то хочу ответить, добавил: — Не ври, не поверю. Вот тебе добрый совет, девочка: ты не можешь быть лучшей во всём, так что смири свою гордыню — и будет тебе в жизни счастье. Почти через миг он снова задумался над странностями мира, оставив меня размышлять над сказанным. Честно говоря, даже не знаю, что меня обидело сильнее: то, что он сделал обо мне совершенно неправильные выводы, или то, что он назвал меня девочкой. Я не маленькая! Мне целых пятнадцать! С половиной! — А ты ведь уже догадалась, кто я. Не так ли? — всё так же задумчиво обратился незнакомец к Алине. — Я не… — начала было подруга, но он и её перебил: — Скажи вслух, громко. Так, чтобы тебя не только я услышал. Несколько секунд Аля собиралась с мыслями. Потом очень медленно и более-менее различимо произнесла: — Вы Мелькор Бауглир, падший вала. В Средиземье нолдор называют вас Морготом. — Молодец, — похвалил Мелькор, — всё правильно. — Но это… — «невозможно», хотела сказать я и справедливо. Средиземье — это совершенно другой мир, а переход между мирами возможен только в книжках. Он просто не может быть Тёмным Владыкой. Не может. Однако высказать всё по поводу невозможных переходов между мирами неМелькор мне не дал. — Смири гордыню, девочка, — повторил он насмешливо. — То, что ты не знаешь, то, чего ты не понимаешь и не принимаешь — не всегда невозможно и неправильно. Ты сама так часто говоришь, — Тёмный чуть наклонил голову набок, — вспомни. Я опустила голову и густо покраснела. Гад тёмный! Я вовсе не гордая. А если и гордая — то не ему мне на это указывать! И не ему говорить мне что делать! Захочу — вспомню. Не захочу — не буду. А тут приходит какой-то гипнотизёр-телепат и следователь аля Шерлок Холмс и пытается доказать, что он — Великое Зло иного мира. Мира — которого даже не существует! Смех — и только! Тем временем, Властелин Тьмы внимательно рассматривал мою подругу. — Видимо, Сергий действительно считает вас достойными… Что ж, он лучше знает этот мир, ему виднее, и не мне с ним спорить, — Бауглир задумчиво переводил взгляд то с подруги на меня, то обратно. — Остаётся только выполнить обещание. Мелькор латными перчатками снял с головы шипастую корону и положил в чёрный мешок, сам собой материализовавшийся вокруг короны. Молот, который Тёмный выпустил из рук, дабы появились свободные конечности для снятия головного убора, парил рядом в том же положении, в котором его оставил хозяин. Как только свет камней перестал затмевать лицо Тёмного Владыки, мне наконец-то удалось его как следует рассмотреть. Сказать, что он был красив — значит, ничего не сказать. Волевой подбородок, ястребиный нос, ясные серые глаза и соболиные брови. Губы тонкие, но не слишком. Уши оказались немного заострёнными — их кончики чуть-чуть выбивались из густых иссиня-чёрных волос до середины плеч. Не портил Тёмного даже огромный, на всё лицо, шрам от птичьих когтей — наоборот, он создавал какое-то своё, особое великолепие и подчёркивал величие своего обладателя. Упаковав своё украшение, Враг Мира взял в свободную руку молот и произнёс: — Вам отдаю я всю силу свою и нарекаю вас преемницами своими. В дар тебе, — теперь он обращался только к Алине, — я отдаю мою мощь, дабы ты могла стать воистину сильнейшей из существ Арды, — Мелькор вручил ей мешок с короной и молот. — Для меня это большая честь, но я не… — начала было Аля, но Бауглир перебил её и в этот раз: — Мощь — это не только грубая сила. А ум и сообразительность, — Мелькор усмехнулся краем губ, — они у тебя и так есть. Аля так легко держала молот и мешок с короной, будто они вместе весили не больше пары килограммов. Даже не знаю, кто из нас больше удивился: я, или она. — А тебе, — продолжал Бауглир, — я даю другой дар. В чём он заключается — ты поймёшь сама. — в руках у Мелькора материализовался медальон в виде головы волка с голубыми глазами-топазами. Волк чем-то немного напоминал медальон из игры Ведьмак, однако был изображён более реалистично, пушисто и с закрытой пастью. Тёмный застегнул медальон на моей шее, при этом даже не согнувшись, что странно: при моих метр семьдесят с хвостиком я была Чёрному вале, дай Эру, по грудь. Стало обидно. Почему он, даже ненастоящий, объяснил всё моей подруге сразу, а мне даже не сподобился? «Вот тебе, девочка, то — не знаю, что. Это тебе нужно для того — не знаю, чего» Перехватив мой взгляд, Чёрный вала усмехнулся: — Запомни главное, девочка: смири гордыню и не завидуй. Иначе тебя твоя же гордыня и погубит. — Я не горжусь и не завидую… — буркнула я. — Как знаешь, — не стал спорить Враг Мира. Мелькор отошёл от нас на шаг и продолжил: — Последнее: в Средиземье очень рекомендую держаться подальше от Феанаро и его сыновей, — вала усмехнулся. — А что бы вы ни с кем не перепутали, слушайте внимательно: высокий, черноволосый, сероглазый, остроухий. Обычно одет в чёрно-красное. Имеет огромный запас нецензурной брани. В общем и целом — вид не внушает доверия. Сынки его, обычно, сильно далеко от папочки не отходят, так что кто из них кто — рассуждайте логически сами. Ты, кажется, что-то хотела спросить — он обратился к Алине. — Да, — немного неуверенно ответила она. — Спрашивай, — позволил Тёмный. — Феанор же погиб в битве с барлогами… — Погиб, но не до конца, — досадливо поморщился Чёрный Вала. — Сынки его нашли в самый неподходящий момент лекаря. А сынки эти не погибли ни в одной из битв, потому что не подставлялись. Так что выжил он с сынками, даже не надейтесь. Ещё вопросы? — У меня один, — мрачно оповестила я, подняв руку, как в школе. — Почему вы убегаете из Средиземья и передаёте своё… ммм… имущество девочкам с улицы? — Мне очень не хотелось вести долгий и совершенно ненужный разговор с братом, — Мелькор предпочёл пропустить мою шпильку мимо ушей. — Поэтому я велел своим людям убраться на Юго-Восток, а сам занялся поиском приемника. Майрону я отдать свою силу не мог — у него немного не та стихия, а это значит, что его сила мою не примет. Я попросил своего друга Сергия привести меня к кому-то, кто будет достоин. А то, что достойными оказались «две девочки с улицы» — что ж, ему виднее. Ещё что-то? — Куда вы пойдёте теперь? — спросила Аля. — Знаешь… — вала усмехнулся. — Ваш мир достаточно неплох. Думаю, мне стоит срубить себе избушку где-нибудь на юге и заняться чем-то мирным. Например, разведением новых видов экзотических растений. Я достаточно утешил ваше любопытство? Последняя фраза была сказана таким тоном, что если любопытство и осталось не утешенным, то оно решило экстренно утешиться самостоятельно. Тёмный вала направился к портрету. Остановившись перед самым ковром, он обернулся и добавил: — Ах, да, если возникнут какие-то вопросы или понадобится помощь — обратитесь к Майрону. Он должен помочь. Тёмный шагнул в ковёр, вдрёг пошедший рябью. Портрет плагиатил анимацию воды ещё какое-то время, а потом всё же успокоился, и больше ничто не выдавало в нём нечто сверхъестественное. В комнате стало светлее: солнышко выглянуло из-за туч, которые почти на глазах трансформировались в нормальные белые облака. Птицы не пели. В комнате повисла гробовая тишина. — Интересно, о каком Сергии идёт речь? — спросила я, чтобы хоть как-то нарушить тишину. — Жель, кажется, он о Есенине — ответила подруга.