Потерянный Рай

Драко продолжал ходить на занятия, слушать беспечную болтовню Пэнси, опаздывать на завтраки и писать домой лживые письма про то, как у него все «хорошо». Умудрялся даже расписывать в подробностях какие-то пустяковые события вроде «отлично» за сочинение по зельеварению или позорное выступление Уизли на конфигурации ― его отцу всегда нравились подобные истории. Маму же волновало в первую очередь, конечно, его самочувствие ― отличное на бумаге и не очень радужное на деле. Моральный, чтоб его, дух уже давно валялся на полу, замутненным взглядом разглядывая свое «дно», и раздумывал, можно ли пасть еще ниже. Но все было не так уж и плохо, стоило сказать. Вообще Драко по жизни был оптимистом. Старался, по крайней мере. Ведь в любой ситуации можно найти свои плюсы. В любой… М-да… Драко пытался что-то делать, заниматься самыми обыденными вещами, но просто не находил в себе сил. В груди была лишь непомерная тяжесть, что появилась после последнего разговора с Реддлом. В тот день, ― у Драко было такое чувство, ― все словно встало на свои места и обрушилось тяжелым камнем ему на плечи. Отметилось такой жирной кляксой в истории их отношений. Не финальной точкой, нет, а именно такой большой отметиной, которая разделила все на «до» и «после». С того самого дня Драко больше не пересекался с Реддлом. Все происходило как-то само собой ― просто так складывались обстоятельства. Если бы Реддл захотел поговорить, Драко бы не стал убегать. На это уже не было сил. Ни на что не было. Хотелось отдохнуть хоть немножко; хотелось перестать ощущать эту тяжесть, которая давила и порой даже не давала вздохнуть. Нагнетающее ощущение заполнило грудную клетку черным дымом, а удушливый ком перекрыл путь чистому воздуху в легкие, заставляя Драко захлебываться в едкой отраве, что переполнила его тело. Рассуждая иногда с чашкой горячего шоколада у камина в гостиной, он понимал, что зашел в тупик. Единственным выходом из беспросветного положения был Реддл, что ни капельки не радовало. Драко не мог просто подойти к нему и сказать: «Привет, помнишь дневник? Я тут узнал, что помимо одержимости мной у тебя были и другие хобби. Например, ты неплохо разбираешься в перемещениях во времени. Я тут умру скоро, ты не поможешь?» Прокручивая эту нелепую фразу в голове, Драко так и видел, как губы Тома растягиваются в победной ухмылочке. Хотя в последнее время Реддл не выглядел так... надменно, что ли. Возможно, он бы даже помог. Даже не возможно, а точно – почему-то Драко был в этом уверен. Особенно после последней встречи. Напряжение в их отношениях достигло пика, и теперь Драко без секунды раздумий мог поверить словам Реддла: «Больше никаких игр». Все закончилось. Даже Том выбился из обычной жизни, в которой привык лгать окружающим. Он находился в каком-то промежуточном состоянии, когда привычный ритм разрушен, а новый еще не успел выработаться. Возможно, Драко понимал его. Возможно, даже сдался: отпустил свою злобу и испытал к маленькому запутавшемуся мальчишке, что сидел внутри Тома, жалость. В конце концов, Реддл был просто Реддлом и ничем более. Впрочем, как бы ни обстояли дела, Драко хотел решать свои проблемы по мере их поступления. Первым пунктом в его личном списке был Рождественский бал, вторым – зимние каникулы дома вместе с Реддлом, которого пригласил отец. Конечно, эти каникулы могли и вовсе не состояться. Такие мрачные мысли напрочь вытесняли из его головы все восторги (которых, к слову, и не было) насчет скорого Рождественского бала ― прихоти Дамблдора. Драко даже не представлял, с кем туда явится: все уже давно разбились на пары. Хотел бы он, чтобы Поттер был здесь, но Гарри не было, а Малфой подумывал не появляться на столь грандиозном мероприятии вообще. Бросив сумку на землю, Драко сел на ступеньку крыльца, ведущего в школьный сад. Давно он не появлялся на улице, Пэнси даже как-то упомянула, что он стал совсем бледным ― почти прозрачным, что было еще мягко сказано. На лице Драко теперь всегда красовались серые мешки, а глаза казались какими-то потухшими. Увидь его таким родная мать, весь обман о «прекрасном самочувствии» в одночасье рухнул бы. Стоило это дело как-то поправить, чем Драко в данный момент и занимался: дышал свежим воздухом, нежился под солнечными лучами, наблюдал за тем, как приближается к крыльцу Грейнджер с явным желанием устроить очередной допрос. ― Ты в курсе, что похож на наркомана? – учтиво поинтересовалась Гермиона вместо приветствия. Этот вопрос она задала с абсолютно серьезным лицом, как будто Драко сейчас скажет: «Нет»; а она победно воскликнет: «Так знай: ты похож на наркомана!» ― Зато у меня прическа красивей, ― кинул он. Гермиона фыркнула и откинула одним движением длинную прядь. ― С кем ты собираешься на бал? ― Я не собираюсь на бал, ― раздраженно ответил Драко. Этот вопрос ему задавала почти каждая третья девушка с его факультета. Сегодня утром к нему даже подошла второкурсница! Паркинсон после этого каталась в припадке хохота еще полчаса! ― Отлично. Пойдешь со мной, ― пропела Грейнджер. ― Ты меня слышала? Я не собираюсь никуда идти, ― возмущено уставился на нее Малфой. ― И тем более с тобой. ― Меня попросил Гарри. Я и сама не горю желанием, но раз уж пообещала… ― Если хочешь заграбастать себе первого красавчика Хогвартса, так и скажи, ― усмехнулся Драко. ― Ты должен развеяться, ― серьезно произнесла Гермиона. ― С тобой происходит что-то плохое, не отрицай. От Гарри, возможно, у тебя и получилось скрыть, но не от меня. Я уже успела пожалеть, что отдала тебе дневник Реддла… ― Реддл тут не причем, ― бросил Драко, не подумав. ― Ну, может, частично. Гермиона выжидающе на него посмотрела, Малфой закатил глаза, пытаясь понять, почему именно ей всегда удавалось первой обо всем догадаться? Хотя… глупый вопрос. В конце концов, пораскинуть мозгами Грейнджер всегда умела. Драко даже боялся представить, о чем еще она додумалась, прочитав все записи в дневнике Реддла. В последние дни Грейнджер постоянно смотрела на него своим выразительно сочувствующим взглядом, словно тыкни в Драко пальцем и он рассыплется. ― Гарри сказал, что не переживет, если ты явишься на бал с Паркинсон, ― проронила смешок девушка. ― Но при этом он хочет, чтобы ты отвлекся от своих проблем. Драко озадачено на нее взглянул, краем уха слыша воинствующие крики, устроивших битву снежками, третьекурсников. На улице было холодно, поэтому он уже изрядно замерз, сидя на каменной заледеневшей ступеньке. Гермиона тоже морозно ежилась, пытаясь согреться. Обдувая ладони теплым дыханием, она терпеливо ждала ответа, и Драко задумчиво кивнул, подразумевая, что в чем-то Гарри все-таки прав: если он останется сидеть в подземельях Слизерина совсем один, в голову снова полезут странные мысли. Отвлечься, побывать на шумном пиру ― не самая плохая идея, следовало заметить. Возможно, ему все-таки стоило там появиться. ― Ладно, уговорила. Только Пэнси придется сказать, что ты применила империус, потому что иначе она меня убьет. Гермиона склонила голову вниз, стряхивая с ног снег и пытаясь скрыть свою довольную улыбку. Победа. Уговорить Малфоя появиться с ней на празднике оказалось легче, чем ей поначалу представлялось. Гарри попросил ее об этой услуге, когда узнал, что у Гермионы не получилось убедить Магконагалл разрешить Виктору присутствовать на балу. Поттеру пришлось привести немало весомых аргументов, прежде чем Гермиона дала свое согласие. Однако немного позже она поняла одну прекрасную вещь: если она будет сопровождать Драко, то у нее будет масса удобных случаев расспросить его о Реддле и перемещении во времени. По этим причинам Гермиона шла на праздник вместе с тем самым Малфоем, которого раньше описывала одним-единственным словом - «эгоист». Из-за праздничной суеты ученикам было абсолютно не до занятий. Даже Драко умудрился поддаться всеобщей лихорадке, ощущая некий привкус наступающего праздника: немного горьковатый, с чувством вины за ту радость, что он испытывал, ведь даже такие мелочи казались непозволительной роскошью. Но отчаянно хотелось тепла. Драко смотрел на огромную украшенную елку в Большом зале и невольно ощущал себя ребенком; ловил на улице снежинки, которые моментально таяли на его языке; ходил, задрав голову, чтобы не попасть под развешанные по всему замку омелы, и все время спотыкался. Таким был вкус Рождества: искристым, воздушным, вдохновляющим. Пэнси, узнав о Гермионе, взорвалась в одно мгновение и была готова проигнорировать эпитет «запретные» перед некоторыми заклинаниями. После продолжительной и буйной истерики, она перешла в тактику полного игнорирования, воротя от Драко нос добрых пару дней. После Паркинсон все-таки сменила гнев на милость. Драко подозревал, что на ее отношение повлияла до ужаса занудная компания Нотта, к которой она вынуждена была прибегнуть. Малфой на самом деле был удивлен не меньше Пэнси: чтобы ОН пошел с ГРЕЙНДЖЕР на праздник… раньше он к ней иначе как «грязнокровка» не обращался, а теперь был вынужден танцевать с ней на глазах у всей школы. Но по какой-то неведомой причине Драко не казалось это странным или отвратительным. На самом деле он уже и не помнил, почему придирался к Гермионе так много раз. Возможно, он завидовал ее уму; возможно, ревновал к ней Гарри. Но все это было в далекой прошлой жизни, когда Драко казалось, что он всегда будет счастлив; что он всегда будет любим; и никогда – один. После того, как Пэнси заставила Драко помогать ей с нарядом (то есть в нужные моменты восхищаться ее платьем), он проводил девушку до выхода из подземелий, где уже ждал Блейз. Паркинсон выглядела счастливой, а ее белое платье чем-то походило на свадебное. Драко почему-то это так удивило. Он смотрел на Пэнси и видел осторожную нежность в глазах и движениях – и это так отличалось от того, к чему он привык. В нем даже немного взыграла дружеская ревность: почему он никогда не видел Пэнси такой? Он лицезрел ее разъярённой фурией, а Забини довольствовался ласковой и грациозной девушкой. Была в этом толика несправедливости. Драко заранее договорился встретиться с Гермионой в холле, поэтому, когда он пришел в назначенное место, она уже ждала его. Стоило видеть удивленные лица тех немногочисленных учеников, что могли лицезреть, как к прекрасной Гермионе в длинном алом платье подошел именно Драко Малфой. Попрощавшись с Джинни, которая растерянно захлопала глазами, Гермиона, ни разу не взглянув на своего компаньона, пошла с ним под руку в Большой зал. Она не стала заваливать его вопросами в первые же секунды. В целом кроме «привет» Драко от нее больше ничего и не услышал ― это даже немного радовало, потому что он не хотел говорить о плохом. Ни этим вечером, ни пока длится этот праздник. ― Гермиона! – задыхаясь, окрикнул девушку Рон. Грейнджер встала и хмуро повернулась к Уизли. Тот выглядел так, словно его огрели чем-то тяжелым по голове. Костюм сбился, праздничная мантия была помята. – Что ты делаешь? ― Я иду на праздник, разве это не очевидно? ― Но не с ним же! Я думал, ты шутишь! – снова воскликнул Рон, Гермиона нахмурилась. ― Не понимаю, почему тебя должно волновать то, с кем я иду на бал, ― пожала она плечами. ― Но почему именно с НИМ? У тебя, в конце концов, есть парень! Ответа Рон не услышал. Наверное, это было к лучшему, потому что Гермиона покраснела до кончиков ушей, приготовившись высказать все, что думает насчет упреков в свой адрес, но в этот момент толпа хлынула вперед и оттеснила ее от Рона. В первую секунду никто даже не обратил на Драко с Гермионой внимания, и они спокойно углубились в зал. Но первые заинтересованные взгляды не заставили себя ждать. Некоторые ученики даже в ужасе охали, что выглядело очень забавно. Постепенно становилось все тише и тише, громкие возгласы перешли во взволнованные перешептывания. Толпа отстранялась от Драко с Гермионой. Все, недоумевая, отходили от них подальше и, не стесняясь, таращились. Только Драко заметил обеспокоенный взгляд Пэнси, как Дамблдор, прокашлявшись (и этот звук эхом пронесся по залу), начал свою речь, отвлекая на себя все внимание. Посмотрев на Гермиону, Малфой заметил, что та немного побледнела и, практически не моргая, уставилась на директора. Гриффиндорцы были явно не в восторге, и пусть Гермиону не волнует их мнение, но такое пристальное внимание ей тоже было не по душе. Драко же чувствовал себя абсолютно спокойно впервые за последние дни. Это было хорошо. Краткий миг покоя, когда в горле не было предательского кома. Драко уже и забыл, каково это – не ощущать себя в ловушке. Сейчас ему казалось, что все, в общем-то, не так уж и плохо. ― Все хорошо? – спросила Гермиона, когда Драко, легко придерживая ее за талию, закружился в медленном танце. ― Все хорошо, ― эхом ответил он, совершенно ясно понимая, к чему был задан подобный вопрос. ― И ты совсем не хочешь поговорить о том, что с тобой происходит? ― Совсем, ― кратко и лаконично ответил Драко и закружил ее на месте. ― Почему ты все держишь в себе? ― почти умоляюще проронила девушка, падая ему в руки. Драко на пару секунд замер, смотря на Грейнджер абсолютно непроницаемым взглядом, а потом произнес: ― Гермиона, ты слишком многого требуешь от меня. Девушка растерянно заморгала, глупо уставившись на такого серьезного Малфоя. Это был какой-то другой Малфой. Не тот, который выглядел вечным ребенком: обиженным, веселым, язвительным, пытающимся привлечь внимание. Это был какой-то чужой Малфой: совершенно холодный, серьезный, постаревший в одно мгновение лет на десять. Гермиона даже сглотнула, поражаясь на секунду своей смелости. Неужели это с ним она разговаривала раньше в таком непринужденном тоне? Неужели это ему она дерзила, пытаясь казаться такой же едкой? Почему-то этот Малфой заставлял Гермиону цепенеть. ― Иногда мне кажется, что ты самая сложная загадка в моей жизни. ― И поэтому ты с таким рвением продолжаешь разбирать мою жизнь по полочкам? Гермиона улыбнулась, делая плавный шаг назад. Ей нравился танец с Драко. Это было великолепно, мелодично, умело – так, словно он делал это каждый день. Они кружились в центре зала: ее красное платье развевалось легкими складками, его непроницательный взгляд был устремлен куда-то вперед на одинокую фигуру профессора Реддла, который стоял совсем один с полупустым бокалом в руке и, ― Гермиона была готова поклясться, ― смотрел прямо на них. Когда между ними пронеслась другая танцующая пара, Грейнджер даже как-то облегченно выдохнула. После прочтения реддловского дневника каждый раз при взгляде на профессора ее преследовало ощущение тревоги. И в его голосе она порой слышала шипящие нотки. ― Иногда у меня внутри все леденеет, а по ночам снится яркая зеленая вспышка, после которой приходят звенящая тишина, пустота, мрак и абсолютное безразличие, ― проронила Гермиона, задумчиво опустив глаза. – Это стало происходить после того, как я прочла в первый раз дневник Реддла. Теперь же я просто хочу понять, почему мне иногда становится так тоскливо? Драко взглянул на девушку чуть расширенным взглядом. На мгновение он вспомнил руины Хогвартса. На долю секунды радостные возгласы в зале заменили отчаянные крики и раздирающие душу вопли. Гермиона кружилась в красном-красном платье. А Драко видел, словно сквозь пелену, ее заплаканное лицо. ― Давай остановимся, ― попросил он, ощущая легкую тошноту. – Можешь принести мне воды? Гермиона немного разочарованно кивнула и направилась к столику с напитками, а Драко облегченно вздохнул. Он дал обещание, что сегодня не будет плохих мыслей, но перед глазами так явно возникла мрачная картинка из его прошлого, как если бы он снова оказался там ― прямо в гуще событий. Внутри все стянуло тугим узлом, и Драко устало упал на стул, стоящий у стены, замечая рыжую шевелюру рядом с собой. ― Что? – устало бросил он, понимая, что так просто отделаться от Уизли у него не получится. ― Сначала Гарри, теперь Гермиона! – воскликнул Рон, как будто целую вечность ждал это несчастного «что». – Зачем тебе все это?! Оставь их в покое, не втягивай в свои игры! ― Я не втягиваю никого в свои игры, Уизли! – в одно мгновение вспыхнул Драко. – Я только и пытаюсь оградить их от своих проблем! ― Тогда прекрати вести себя с Гарри так, словно являешься для него другом! – прокричал Рон. Драко поднял свой взгляд, видя вспыхнувшее румянцем лицо гриффиндорца. Это было чертовски нелепо и смешно. Другом? Нет. Они никогда с Поттером не являлись друзьями. В детстве была ненависть, что родилась благодаря спрятанной ладони в карман, в то время как Драко, маленький взволнованный и виноватый лишь в том, что был воспитан в самых плохих традициях колдовского мира, протягивал руку для рукопожатия. Были разбитые в кровь ладони в драках с мальчиком, которого все любили и который отверг почему-то именно его – мальчика, отца которого все боялись. Были обида и горькие слезы тайком ночью в комнате, когда никто не видел, потому что Драко мог жаловаться, мог сердиться, но не плакать ― нет. Тогда Малфой и Поттер были друг для друга ничем, никем ― пустыми пятнами. Они строили разные миры, не желая существовать вдвоем под одним небом. Находиться рядом ― это казалось таким невозможным, таким опасным, взрывным и даже болезненным. В юности появилась война – самая главная причина, по которой им пришлось повзрослеть. Самая главная причина, что разрушила их идеально выстроенные баррикады. Все разлеталось на осколки, превращалось в прах, крушилось под тяжестью обстоятельств. Прежние ссоры стали казаться такими незначительными. Гарри, который сходил с ума под давлением, и Драко, который оказался без права голоса, очутились вдруг в одной маленькой лодке, несущей их прямо к обрыву. Все, что им оставалось, ― это покрепче ухватиться за ее края. Тогда они стали друг для друга всем: дыханием, жизнью, единственным правильным выбором. Даже в этой реальности они прошли путь от «ничто» до «абсолютно все». Никакой золотой середины. Как бы они не пытались стать друзьями, им постоянно что-то мешало. Поэтому слышать подобное из уст Уизли было смешно и дико. ― К чему ты все это затеял, Уизли? Объясни мне, ― вопросительно приподнял бровь Драко. ― Где ты, там всегда и неприятности. Я просто не хочу, чтобы с моими друзьями случилось что-нибудь плохое, что тут непонятного? Ты что, дурак? – бросил раздраженно Рон. Драко растерянно моргнул. «Ты что, дурак? Твой отец давно мертв». Он медленно опустил взгляд в пол, ощущая нарастающую головную боль. «Но он же обещал». «Точно дурак, раз поверил его обещаниям». Перед глазами возникли ладони с длинными пальцами и сорванными ногтями. Драко зажмурился, стараясь прогнать из ушей назойливый звон. Картинка перед глазами расплывалась: красивые узоры под ногами менялись на неровный каменный пол и обратно. Драко бросил взгляд на озадаченного Уизли и поморщился, пытаясь подняться на ноги и ощущая вновь подкатывающую тошноту. Сквозь толпу уже пробиралась обеспокоенная Грейнджер. И только Малфой сделал шаг, как его тут же подхватили крепкие руки. Он поднял взгляд и встретился со взглядом Реддла. ― Все хорошо? – спросил тот, и Драко, мысленно произнося точно такой же ответ, что дал совсем недавно Гермионе, вслух ответил, разомкнув сухие губы: ― Нет, ― чуть слышно, с мольбой в рассеянном взгляде. Реддл нахмурился, сжимая его так, словно отпусти – и Драко рухнет. ― Драко, тебе плохо?! ― воскликнула прибежавшая Гермиона и сразу же бросила яростный взгляд на потупившего глаза в пол Рона. ― Просто голова закружилась, ― как можно безразличней бросил Драко, вдруг понимая, что выглядит сейчас, как полный идиот. Не хватало ему еще упасть в обморок перед Уизли, чтоб уж наверняка заставить его посмеяться. – Просто здесь очень душно, мне нужно на свежий воздух, ― произнес он первую попавшеюся отмазку и ринулся к выходу быстрее, чем кто-нибудь что-то успел сообразить. На балконе холодный ветер приятно остудил разгоряченное лицо. Драко, вглядываясь в темноту ночи, сложил руки на перила и уткнулся в них подбородком. Ну почему он не может быть просто счастлив хотя бы один чертов день? Почему он вновь увидел эти кошмарные картины, от которых переворачивало все нутро? Драко до сих пор колотила еле заметная дрожь от пережитого страха, потому что на какое-то мгновение он вновь начал сомневаться, где реальность, а где нет. Всего лишь на какой-то краткий миг, но и этого хватило, чтобы сердце зашлось от ужаса, а кожа покрылась ледяным потом. Слепо уставившись в темноте, Драко сначала не заметил приближающегося к нему филина. Поэтому, когда птица, ухнув во мраке, вдруг возникла на холодных перилах, Малфой испуганно отшатнулся. Резким движением вырвав у него из клюва письмо, Драко прогнал филина движением руки, и тот, бросив на хозяина рассерженный взгляд, вспорхнул и улетел прочь. Письмо было от Гарри. Драко быстро раскрыл конверт и начал читать. «Драко... Поймал себя на мысли, что не могу без твоего голоса. Могу сидеть часами на одном месте и прокручивать его в голове, представляя, что ты рядом; представляя, что рядом с тобой сейчас я. Ненавижу это бездействие. Ненавижу эту чертову дыру, в которой вынужден торчать. Сколько раз я порывался вернуться в Хогвартс - не счесть, только благодаря матери я все еще пишу письма, а не разговариваю с тобой лично. Ты же знаешь, что очень дорог мне? Я хочу увидеть тебя. До безумия. До дрожи. Я пишу это письмо, сжимая перо онемевшими пальцами. Мерлин, если бы ты знал, что со мной сейчас происходит. Не было и дня, когда бы я не жалел об этой глупой драке, из-за которой вынужден находиться здесь. Прокручивая нашу последнюю встречу в голове, мне иногда кажется, что ты хотел мне сказать что-то важное, но промолчал. Это не дает мне покоя. Гложет, словно я в очередной раз упускаю главную деталь из виду. Скоро каникулы. Я постараюсь выбраться к тебе, и даже не отговаривай меня, потому что ничего не получится: я просто свихнусь окончательно в этом отвратительном месте. Тем более совсем скоро благодаря моей бескомпромиссной матушке тут появится пренеприятнейшая личность. Как представлю, что придется жить с ним под одной крышей... б-р-р-р. Поэтому жди меня. Мы должны о многом поговорить. Я должен многое тебе сказать. Пожалуйста, будь в порядке. Пожалуйста...»