***
Под шумок — буквально — Тёма ушёл со льда. В свой-то праздник. Что-то подсказывало Жене, уже покинувшему свое место, что ему известно, куда направился семьдесят второй номер. Взгляды встретились в просторном коридоре — опять служебном, и Женя понятия не имел, как его пропустили и откуда он знает дорогу, но это и неважно вроде. Ему очень хотелось побежать навстречу, но он замер в нерешительности. — Ты выиграл. Ну, точнее, вы… — Я свитер принёс, — улыбнулся довольно, будто нет ничего важнее, а кубок не имеет значения, — как и обещал. Забирай. Только в руках у Тёмы ничего — тут у Жени в голове мелькнула мысль, что намёк понят, но есть ли намёк? — Не понимаю. — Подойди сюда. Женя послушно сделал пару шагов вперед — лишь тогда заметил, какой Тёма высокий в своих коньках, какой большой и сильный в своей дурацкой форме. Так вырос. — Всё ты понимаешь. — Тёма с готовностью поднял руки. — Забирай. Женины пальцы скользнули к краю длинного красного свитера, но, ухватившись, замерли — не этого хочется сейчас — и голова тяжело упала на Тёмино плечо; Женя тихо сопел Тёме в шею, до которой еле доставал, пока руки сжимали его что есть силы, и ничего не хотелось, кроме как стоять вот так и не отпускать никуда больше, — а на спину устало и грузно упали горячие ладони.Служебные коридоры
26 июня 2016 г. в 21:54
Примечания:
AU: сезон 2015/16, Чикаго добрался до финала Кубка Стэнли и играет седьмой матч серии.
Женя купил билет на самое видное место — разумеется, с позиции «вот сейчас я подъезжаю к скамейке после сменки». И свитер, свитер ещё купил. С красивым номером. Чтобы, во-первых, слиться с толпой, и, во-вторых, потому что есть в голове такая галочка — покупать все свитера с этими цифрами. Просто так.
План «а не сесть ли мне поближе» сработал идеально. Большие голубые глаза округлились уже при первом возвращении со смены. А после сирены на перерыв призывно поглядывали в сторону служебного выхода.
— Тебе не идёт, Жень, — Женя смотрел в никуда, но четко услышал легкий смешок, — и номер… матерь божья, и номер…
— Тоже не идёт?
— Не знаю даже.
— Обними меня.
Повисла тяжёлая, неловкая пауза, и Женя успел обвинить себя в излишней сентиментальности, навязчивости и чёрт знает в чём ещё, прежде чем Тёма заговорил:
— Я мокрый и у меня форма так себе пахнет, я вроде как двадцать минут играл, — опять усмехнулся, придурок, — но если тебе так хочется…
— Ты хочешь без формы? — Что сморозил, сам не понял. Ну ладно, подумал Женя, не в первый и не в последний раз шучу, забудется.
— Да-а-а, — протянул Тёмыч, — что-то вечно. Ну не сейчас же, блин, мне скоро на лёд надо обратно.
— Да ладно, будто я серьёзно, — серьёзно, вообще-то, но… ну, как обычно. — Иди тогда.
— Вот так просто?
— А как ты из Питера уезжал…
— Жень.
— Тём.
— Нет, всё, блин, ну опять ты, а. Чёрт. Уходи, а. В смысле, ну, встретимся, но не сейчас. Потом, ладно? У меня такой день, не хочу реветь тут раньше времени. В смысле… Блин. Всё. Иди.
— Кому ещё тут реветь. — В ответ Тёма только зажмурился зачем-то. — Ладно, иди, Тём, удачи.
— А свитер я принесу всё-таки… Настоящий. Как выиграю. Для тебя. — Свитер для меня или выиграю для меня?
— Иди уже.
— Иду.
— Кубок, Тём.
— Наш. — Издевается, что ли?
— Да, Тём. — Всё наше, подумал Женя, и ад какой-то вместо отношений тоже, Тём, только наш. — Тебе пора.
— Обними меня.