История в деталях

      Уже несколько недель над лесным обиталищем изгнанника воздух наполнен густым тяжелым туманом. Кажется, что влага полностью пропитала стволы деревьев, окружающих полянку, а в маленькой хижине душно пахнет сыростью. Водяная взвесь в воздухе то клубится под мимолетными дуновениями ветра, рассеиваясь, то снова сгущается, замирая неподвижной завесой. Дышать тяжело: перенасыщенный влагой воздух с трудом проходит в лёгкие, а кислорода не хватает.       Находиться в лесу в почти непроглядном тумане сложно. Влажный лес поглощает звуки, и от этого создается непреодолимое ощущение, будто именно в эту минуту какой-нибудь хищный зверь подкрадывается сзади, готовясь к атакующему прыжку. В лесу не слышны даже собственные шаги, а видимость колеблется от нескольких метров до расстояния вытянутой руки, и тогда в тумане едва можно разглядеть кончики своих пальцев.       Но уходить с относительно безопасной поляны необходимо, ведь неизвестно, установится ли подходящая погода между туманным межсезоньем и началом снегопадов. Остаться без запасов пищи на время ледяного периода означает подписать себе смертный приговор, потому, как только туман слегка рассеивается, изгнанник отправляется проверять расставленные силки. Он напрягает все органы чувств, стараясь компенсировать недостаточность зрения и слуха, но на этот раз ему это не помогает.       Запах зверя он ощущает за мгновение до того, как сзади совсем близко раздается хруст ломающихся веток. Он стремительно разворачивается, выдергивая из-за пояса нож. Время замедляется. Он отчетливо, в мельчайших деталях, видит летящую на него огромную тушу животного. Из разинутой пасти с острыми клыками его обдает тошнотворной вонью разлагающегося мяса — верный признак хищника. Влажная серая шерсть издает не менее отвратительный запах, и изгнанник падает, сбитый с ног огромным зверем. При падении нож выскальзывает из руки и отлетает куда-то под выступающие из земли древесные корни — не достать, не дотянуться.       Он борется какое-то время, но силы, увы, не равны, зверь как минимум в несколько раз тяжелее. Хищник рвёт когтями одежду из шкур, а потом и незащищенную плоть, располосовывает кожу, раздирает мышцы. Воздух наполнен запахом крови, ею пропитано уже всё вокруг. Изгнанник почти не чувствует боли.       За мгновение до того, как зверь подбирается к его горлу, что-то вздергивает вверх огромное животное и отбрасывает в сторону с такой легкостью, словно это не крупный хищник, а меерла.       Он смотрит на качающиеся над головой кроны деревьев и отстранённо, словно не о себе, думает, что это конец. Он знает, что стремительно теряет кровь. Ранения не смертельны, но лишь в условиях цивилизации, а здесь на помощь прийти некому. Остается надеяться, что смерть будет не слишком мучительной.       Расфокусированным зрением изгнанник видит неясный силуэт, склонившийся над ним, и решает, что бредит. Он беззвучно открывает рот, но лишь сдавленно хрипит и сразу оставляет бессмысленные попытки заговорить. Он закрывает глаза, уже не пытаясь сохранить баланс между реальностью и мутным забытьем. Боль все же приходит, захватывая и сминая окружающую действительность.       В кровавом мареве, наполняющем сознание, он слышит голоса.       — Как он? — мелодичный голос принадлежит женщине.       — Он тяжело ранен, милая, но я могу помочь ему, — отвечает низкий мужской голос.       — Сделай это, Квай-Гон. Сделай это ради нашего сына.       — Открой глаза, — приказывает незнакомец, и изгнанник подчиняется.       У человека, склонившегося над ним, открытое лицо и умный взгляд синих глаз. Светлые длинные волосы рассыпаются по плечам. Большие ладони ложатся на раненую грудь, и изгнанник чувствует, будто в него вливают жизнь, он ощущает это телом и разумом. Потоки энергии струятся, перетекают, согревают изнутри, приносят облегчение и тепло, усмиряют боль.       Сбоку он улавливает движение и вздрагивает, вспомнив напавшего зверя, но повернув голову, видит лишь миниатюрную темноволосую женщину с таким же добрым и открытым лицом, как и у её спутника. Они похожи тем неуловимым сходством, что присуще давним партнерам. Она успокаивающе что-то шепчет, но изгнанник не может разобрать слов.       — Кто вы? — спрашивает он, приподнимаясь.       Он адресует вопрос обоим незнакомцам, но ответить пытается только женщина.       — Я...       — Не надо, — обрывает её мужчина. — Всему свое время, дорогая.       Она вздыхает чуть разочарованно, а мужчина произносит:       — Нам пора, Шми.       — Подожди, — немного резко отвечает женщина. Она смотрит на изгнанника, и от пронзительного взгляда тёмных глаз ему становится не по себе. — Твое изгнание скоро закончится, — говорит она и поспешно, словно боясь не успеть, добавляет: — Люби его, когда встретишь. Люби и береги моего сына... — в её глазах блестят слёзы.       — Спи, — мужчина легонько толкает его в грудь.       Сознание обрывается мгновенно. Изгнанник проваливается в сон.

***

      Он просыпается в собственной хижине. В сложенном из камней очаге горит огонь. Некоторое время он размышляет о невероятно реалистичном сне — не отличить от яви. Немного сбивают с толку светлые полосы, пересекающие грудь, словно давно зажившие еле заметные шрамы, и кожа немного чешется. Однако на душе так легко, что он снова засыпает глубоко и спокойно.       На следующее утро туман наконец рассеивается, и в свете ясного дня изгнанник уже не находит на своем теле никаких следов, напоминающих о странном сне.