Бежит Койот Брэдли

　　Их головы качались на тонких шёлковых нитях, и они звенели в такт секундной стрелки часов. Целый сонм звёздочек, совсем молодых, которых обычно не отпускают танцевать на землю, пока не насмотрятся на все творящиеся там ужасы. Теперь они никогда больше не спляшут под луной. 　　Волк закрыл глаза последней и проглотил колючий запах звёздной смерти. Горло разодрало, как от острого соуса вперемешку с гуакомоле. Совсем недавно они съели целую гору буррито, щедро приправленных этой адской смесью. Сидели потом, не в силах пошевелиться, маленькая, до ужаса странная компания: Лис, который теперь пробовал всё, что только под руку попадётся, чтобы вернуть себе ощущение настоящей жизни; Карточный Барон, нагадавший каждому приключение; Катрина, окунавшая в соус калаверы; какой-то комок перепутанных реальностей, пришедший через заправку и, конечно, Койот. 　　Койот... Волк вспомнил, как он танцевал со звёздами на заре мира, как подмигивал каждой, как простил их за то, что они сделали с его рукой, пусть и говорил, что никогда не простит. Если бы здесь был Койот, если бы ему пришлось отвязывать нити и смотреть в потухшие глаза, мир мог бы не выдержать. Это только кажется, что он теперь взрослый, совсем без присмотра может, а на деле всё так же зависим от лающего смеха, от богов и от тех, кто был до них. Когда рождаешься из чужого смеха и существуешь, неся на себе столько каждодневных ужасов, точно крыша поедет. Такой он с давних пор, этот безумный-безумный-безумный-безумный мир. 　　На шерсти осталась пыль, блестящая и кровавая, две таких несовместимых вещи. Хотелось выть, но в небе висело тусклое солнце, скрытое октябрьским туманом, а туманы, как известно, не любят чужие песни. Они любят тишину. 　　Крылья Совы зашуршали за спиной. Она летала бесшумно, но всегда старалась, чтобы названный братец знал о её приближении. 　　Сова снова выглядела молодой: кожа подтянутая, плащ из перьев сменил белый шёлк, спина прямая. Только на лице теперь — тонкая фарфоровая маска, которая звенит после каждого произнесённого слова. Очень тихо, так, как нравится туманам, на частоте, которую слышит Волк. 　　— Если Койот примется считать звёзды, мир обречён. 　　Волк был бы и рад рассмеяться, но в горле всё ещё шипучий ком, да и потешаться над смертью — исключительно сестринская привилегия. 　　— Ольга, — выдавил из себя Волк вместе с парой блёсток и закашлялся. 　　Рука Совы замерла в миллиметрах от его покрытой шрамами спины. Она знает, что он не любит, когда его касаются. Раньше до его шкуры дотягивались только враги. 　　— Скала, — отозвалась Сова чуть насмешливо. Ей нравилось его нынешнее прозвище. А настоящее имя Волка, похоже, уже почти забылось среди тех, кому он его называл. Койот обращался к нему только так, и никак иначе. Похоже, до самого конца столетия быть ему “Скалой”. 　　— Словно я молитвенный камень какой. 　　— Или пристанище грозовых птиц, — Сова покосилась сквозь узкие щёлочки маски на шёлковые нити, болтающиеся на ветру. — Почему никому не говоришь? 　　Волк почти произнёс “О чём?”, но ведь он должен быть умнее. Хотя бы чуть-чуть. 　　— И что, поиграть с кем-нибудь в детектива? 　　— Дуэйн, это ведь звёзды, — от звука своего нынешнего имени Волк вздрогнул. Уже долгое время он не отзывался ни на что, кроме “Скалы”, и, похоже, он не так уж и сильно скучал по “Дуэйну”, как считал. — Следующими могут быть Бизоны. Или Хранители Дождя. Или кто-нибудь знакомый. 　　— Только не мы, — горько усмехнулся Волк. 　　Сова проводила их, стаю испуганных светящихся душ, или осколков, или призраков — как ни назови, они уже не были прежними легкомысленными звёздочками. Никто, кроме Совиной Смерти, их не видел, даже Смерть Волчья. Таковы они были, брат и сестра, не по крови, но по судьбе: один носил смерть в пасти, а вторая — в когтях. Волк собирал их, мёртвых бессмертных — подумать только, какая чушь, ведь такого не может быть — а Сова заделывала их останками небесный свод. Больше мёртвые бессмертные ни на что не годятся. Ведь их дело — дождаться Конца Света, а потом уже и заканчиваться самим. 　　Волк не был уверен, что Койот сможет когда-нибудь закончиться. Даже если его смех и не сотворял Вселенную, он точно в силах был поднять кого-нибудь из мёртвых. 　　 　　Звёзды не шли у Волка из головы даже после того, как Ольга в последний раз зазвенела своей маской и распахнула крылья. 　　След привёл его на лужайку дома, одного из тех, которые можно вставлять в рекламные ролики застройщиков. Фанерные стены, на экране кажущиеся надёжными, вычурные двери, резной столбик у почтового ящика. Конечно, белый забор. 　　В окнах — темнота. Дверь на мансарду раскрыта, и оттуда льётся тихая музыка. 　　Джаз. Что-то знакомое. Тревожные скрипки, льющаяся мелодия виолончели. Дуйэн не заметил, как начал отбивать ногой ритм, и трава, ярко-зелёная даже в темноте, шуршала под его лапами. 　　Это были “Паучьи сны”. Ловчая сеть из струнной музыки, выплетаемая четырьмя инструментами. Или патефоном. 　　Ни один бессмертный не устоит перед “Паучьими снами”. Кто-то пользовался этим знанием. 　　На лужайку скатилась звезда, бесшумно и легко, тут же тряхнула волосами и принялась танцевать. Волк не представлял, как под это вообще можно танцевать, но звёзды были мастерицы. Звёзды проделывали и не такие фокусы. Звёзды танцевали под Данс Макабр, и под Баха, и под Бейонсе с одинаковой грацией и чувством такта. 　　Паук выпал прямо из воздуха, словно засел в воздушном кармане, скрытом мелодией скрипок. Звезда не успела даже вскрикнуть: её свет оказался в ворсистых паучьих лапах. 　　И как люди не чуют этот стойкий, удушливый запах смерти? Патефон у открытого окна, в доме двигаются тени, на лужайке пирует Паук, один из Охотников, о которых все давным-давно забыли. 　　Один из таких Охотников уже подарил Волку шрам. Почему бы не напроситься на ещё один подарок? 　　 　“Паучьи сны” умолкли, когда Волк уволок долговязое паучье тело в стены дома.* 　　На шкуре Дуэйна прибавился ещё один шрам. Если Койот увидит его, новый, ещё алый, и спросит, откуда он, Волк пожмёт плечами. Смерть тоже умеет забывать. 　　До конца мира ещё нескоро. Мало ли сколько ещё встретится на волчьем пути Охотников. Настоящий убийца ухмыльнулся, убрал иглу патефона с пластинки и закрыл дверь на мансарду. До конца мира оставалось совсем чуть-чуть. ___________________________________________ *А если волки в стенах — то всё.