Бежит Койот Брэдли

Однажды Джек и Брэдли поменялись шкурами. 　　То ли потому, что это показалось им правильным, то ли по старой памяти, а, может, и на спор. Скинули каждый свою: один огненно-рыжую, почти горячую на ощупь, яркую, словно закат; второй звёздную, тяжёлую, пахнущую дымом и не выдуманными историями. 　　Шкура Лиса пришлась Брэдли почти впору: только хвост волочился по земле и собирал пыль. Шкура Койота жала Джеку в плечах и в талии. 　　— Кто-то слишком много ест, — засмеялся Брэдли, но вовсе не так, как прежде, словно мелодию его смеха исполнили на фортепиано, когда предназначалась она для скрипки. 　　— Кто-то слишком много думает, — ответил Джек, чувствуя, как сдавливает виски непривычная, ни на что не похожая боль. — Жил однажды в Массачусетсе парень, который слишком много думал, да всё не о том. Бывало, сидит на берегу реки с удочкой в руках, смотрит на поплавок, а у самого в голове — волны морские бьются о борт корабля, из них показываются гигантские щупальца, обвивают мачту, слышится хруст... То, конечно, ветка под чьей-то ногой, и стоило бы парню обернуться, но уплывшему так далеко в свои мысли оборачиваться так же тяжело, как нам, когда мы знаем, что позади нас — бездна.... 　　Джеку пришлось заткнуть себе рот, иначе история так и лилась бы дальше. Не удержать их в шкуре, которая тебе мала. 　　— Прибереги-ка эту для забегаловки на Сосновой улице. Тамошним завсегдатаям понравится. 　　Впору Брэдли завидовать: кажется, что для него чужая шкура не играет особой роли. Но впервые за долгое время ему хотелось просто поваляться на траве и, может, погоняться за собственным хвостом, а не бежать вперёд, догоняя вечно убегающий смысл, стирая ступни в кровь и бормоча о чём-то своём. 　　Так он и поступил: развалился на клумбе у одного из банков — то ли Американ Экспресс, то ли местного, который отчаянно хотел походить на большого брата — и задремал. Его не потревожили ни охранник за стеклянной дверью, ни прохожие, ни вращающийся вокруг мир. Жизнь для него стала моментом. 　　Джек в это время как раз доедал вафли с мороженым и кленовым сиропом, который, в отличие от Брэдли, обожал. Заплатил он историей о парне из Массачусетса. Людям понравилось. *** 　　Однажды Ольга и Брэдли поменялись шкурами. Очень уж Койоту хотелось полетать. 　　Перья у Совы были белыми в чернильную крапинку, словно азбуку Морзе рассыпали по черновикам так и не выбившегося в люди писателя. Крылья пришлись Койоту впору. Он поднялся на 103-ой этаж Эмпайр-стейт-билдинг, потому что если уж лететь, то с какой-нибудь особенной высоты. 　　Смерть в когтях Совы была такая тяжёлая, что Брэдли не полетел — упал, догоняя призраков самоубийц из прошлого века. Асфальт под когтями показался адамантиевым. Удар дрожью отозвался в пятнистых крыльях, распахнувшихся почти у самой земли. 　　Ольга, завернувшаяся в шкуру Койота, как в сари, сидела в плохо освещённом баре на одной из центральных улиц Гринвич Вилладж и рассказывала историю о человеке, который поменялся местами со Смертью, но не выдержал груза на своих плечах. 　　*** 　　Однажды Брэдли и Дуэйн поменялись шкурами. 　　Случилось это в одну из тринадцатых пятниц, когда границы мира истончались, а алкоголь бил по разуму особенно крепко. 　　Чёрная шкура Волка пахла сырой землёй, а ещё мятой. В ней могло бы поместиться полтора, а то и целых два Койота. Но даже один Койот — это слишком много. 　　Брэдли завернулся в шкуру Волка, как в одеяло, начал считать шрамы под шерстью и постоянно сбивался. Шрамы — как овцы в волчьей шкуре, могут запросто усыпить. И Койот уснул, и ему снилась вода, пауки, падающие звёзды и Конец Света. 　　Дуэйн не стал надевать шкуру Койота — в нём и так сидело слишком много невысказанных слов. Он положил её рядом и не спускал с неё глаз, чтобы не украли. В тринадцатую пятницу всякое могло случиться.　　 　　*** 　　Дуэйну и Ольге незачем было меняться шкурами. Смерть — она и есть смерть. 　　 　　Катрина иногда одалживала платье Ольге, а та дарила Катрине перья из своих крыльев. 　　 　　Карточный Барон менялся усами с прохожими — да так ловко, что те редко это замечали. 　　Опоссум не помнил, что может снимать свою шкуру. Он считал, что давным-давно её потерял. Как и многие из тех, что забыли о лающем смехе, из которого появился мир. 　　Если бы шкурами поменялись Дуэйн и Джек, то Конец Света, скорей всего, прибыл бы не по расписанию. Проверять, так ли это на самом деле, никто из них не хотел.