Рита Скиттер, корреспондент "Ежедневного пророка"
Гермиона закончила чтение, и, опустив лишние, уже известные ей подробности, отложила газету. Все в точности так, как она и представляла. Ничего неожиданного. Рон с опаской посматривал на нее с противоположного кресла. Было очевидно, что он чувствует себя неуютно. С того самого момента, как газета в принципе попала в руки девушке. Сейчас он ожидал чего угодно: истерик, слез, с которыми все равно не знал, что делать. Но ничего из этого не последовало. Гермиона оставалась невозмутимой. Даже слишком невозмутимой, учитывая ситуацию. С того злополучного дня, она больше не плакала. Он хорошо помнил их первый визит в больницу Св. Мунго. Помнил, как зарыдала Джинни, едва только переступив порог палаты Гарри. Помнил, как сам ощутил это мерзкое, ноющее покалывание внутри, не сулившее ему ровным счетом ничего хорошего. И помнил Гермиону, ее пустой взгляд, не выражающий ровным счетом никаких эмоций. Казалось, она просто не чувствует ничего. Вообще. Безжизненная кукла. И все же, в определенные моменты Рону казалось, что он понимает причины такого ее состояния. Ведь Гарри был дорог им обоим, как никто другой. Но сейчас, несмотря на то, что он все еще был жив, и они приходили навещать его каждую неделю, это не шло ни в какое сравнение с тем, что было раньше. Даже смешно. После случившегося с Гарри, Рон чувствовал невероятное одиночество и пустоту. Настолько, что хотелось просто кричать и выть от бессилия изменить хоть что-нибудь. Потому что после произошедшего он лишился не только Гарри. Вместе с ним, он лишился и Гермионы тоже. Рон решительно оттолкнулся от кресла и приблизился к ней. Нет, так не может продолжаться вечно. — Герми, пошли, — неуверенно забормотал он. — Хватит уже сидеть здесь весь день, от этого все равно ничего не изменится. Тебе надо поесть. Вспомни, когда ты делала это в последний раз. — Не надо, Рон, — отстранено бросила она, поднимаясь. — Но я просто хочу... — Не надо. Ужинайте без меня, я правда не голодна. — Не посчитав нужным добавить что-либо еще, Гермиона торопливо направилась к выходу из гостиной.***
Дни сменяли друг друга с молниеносной быстротой, но для Гермионы время словно бы остановилось. Ей не нужны были все эти сочувствующие взгляды гриффиндорцев, снисхождение учителей, Рон, который, в последнее время сам стал тяготиться ее присутствием. Они все старались помочь. Безуспешно. Напрасно и безуспешно. Случившееся с Гарри просто не укладывалось в голове. Казалось какой-то глупой и нелепой шуткой. И каждый раз, навещая его, она ждала, что вот сейчас он откроет глаза, встанет, сбежит из этой чертовой палаты, угнетавшей всех ее посетителей своей унылой и безрадостной атмосферой. Но время шло, а ничего не менялось. Гарри не приходил в себя и никак не реагировал на происходящее вокруг, оставаясь безучастным ко всему. В такие моменты Гермионе казалось, что она просто сходит с ума. Ей было больно и безразлично одновременно. Рон пытался помочь ей справиться, но даже он, в свое время, не выдержав ее состояния, назвал ее "бесчувственной". Хорошо, если бы так. Но на самом деле все, что она еще могла чувствовать — это боль. Гермиона продолжала жить своей обычной жизнью, как будто бы ничего не поменялось, выполняла обязанности старосты даже с большим рвением, чем обычно, отправлялась спать, каждый раз надеясь, что завтра будет лучше. Но, просыпаясь, обнаруживала, что боль все еще с ней. Обжигает желудок, волной поднимаясь к груди. И никуда не исчезает. По прошествии месяца, Гермиона почти научилась жить с ней. Она старалась забивать голову чем-то совершенно посторонним, что хоть как-то бы отвлекало. Посещала занятия, на которых больше не проявляла прежнего энтузиазма, а просто сидела молча, небрежно записывая конспект. Ее нечасто можно было увидеть в Большом зале. Подобное скопление народа невероятно сильно выводило из себя, а суета угнетала. Гермиона старалась держаться подальше от этого. Она избегала всех. А вечером, когда гриффиндорцы отправлялись на ужин, приходила в спальню мальчиков, присаживаясь на кровать Гарри. Здесь все так напоминало, просто кричало о нем, что внутри все болезненно сжималось, скручивалось в тугой узел от нестерпимой боли внутри. И Гермионе хотелось заплакать. Казалось, станет легче. Но не получалось. Поэтому каждый раз она просто уходила, так ничего и не добившись.***
Шел уже второй час травологии. Однако, из-за неожиданно резкого потепления Гермионе казалось, что если в душные теплицы не проникнет хоть немного воздуха, она скончается прямо тут. Все ее однокурсники уже довольно приличное количество времени занимались тем, что выдавливали сок из каких-то растений с на редкость отвратительным запахом. Возможно, именно он и явился причиной ее внезапного недомогания. В результате, придя к выводу, что если она сейчас же не уберется отсюда, ее вывернет прямо на злосчастные растения, Гермиона, забормотав извинения, выбежала из теплиц. Она еле успела добежать до туалета, прежде чем ее стошнило. Мерлин, теперь еще и это. Гермиона не могла не обратить внимание на то, что последнее время ее тошнит в буквальном смысле слова от всего. Вытерев рукой выступившие на лбу капельки пота, Гермиона на неслушающихся ногах поплелась к умывальнику. И вдруг, неожиданная догадка, возможно, всего лишь глупое предположение, оглушило ее. Протянутая рука так и застыла на полпути к крану. А что, если... Вспомнив и о других красноречивых симптомах, которым она до этого, из-за навалившихся на нее проблем, просто не придала значения, Гермиона инстинктивно переместила руку на живот. Несмотря на отсутствие видимых доказательств, она отчего-то была уверенна, что не ошибается насчет своего нынешнего положения. От внезапно нахлынувших эмоций стало трудно дышать. Неужели она беременна? Неужели внутри нее поселилось существо, которому она сможет подарить жизнь? Неужели внутри нее его ребенок? Ее и Гарри... Застыв на минуту, Гермиона пропустила момент, когда по щекам потекли слезы. Когда она сползла вниз по стене, обхватив руками плечи. И когда за первыми слезами последовала настоящая истерика. Она не знала, сколько времени провела в подобном состоянии. Но, в общем-то, разве это важно? Разве ей хватит каких-то жалких нескольких минут для того, чтобы выплакать всю ту боль, что накапливалась в ней и душила на протяжении столького времени? Неожиданно, какой-то посторонний звук привлек ее внимание. Судя по всему, в туалет зашел еще кто-то. И, секунду поколебавшись, опустился на корточки рядом с ней. — Гермиона? — Всегда несколько надменное личико Джинни теперь выражало искреннее недоумение, смешанное с легким беспокойством. — Гермиона, ты чего? — Уяснив, что ответа она вряд ли дождется, Джинни раздраженно выдохнула. — Так, слушай, я только что встретила Рона. Он сказал, что на травологии ты вся позеленела и сбежала с урока. Рон очень переживает. — Джинни сконцентрировала особое внимание на последнем предложении и, помолчав немного, добавила: — Не то, что бы мне есть хоть какое-нибудь дело до всего этого. Но если ты сейчас же не вернешься в гостиную, Рон поднимет на уши всю школу! Гермиона поспешно вытерла слезы и поднялась. — Меня просто стало плохо, но сейчас уже все в порядке. Джинни окинула ее оценивающим взглядом. Несмотря на то, что в последнее время ее мысли были заняты совершенно другим, она обратила внимание на то, что подобное происходит с Гермионой довольно часто. Сначала, она просто не придала этому значения, списав все на обычное отравление, возможность которого также никто не отменял. Но теперь, глядя на Грейнджер, вспомнила себя месяц назад. Правда, все эти симптомы стали скорее подтверждением того, что ей было известно и так. А вот Гермиона... Джинни вспомнила, что за прошедший месяц она была сама на себя не похожа. И что ей, скорее всего, было попросту не до этого. Взгляд младшей Уизли задержался на руках Гермионы, которые она снова переместила на живот. И что-то в этом незатейливом жесте словно бы поставило точку в конце незавершенного предложения, подтвердив тем самым догадки Джинни, которые она до этого не решалась высказать. — Ты что, беременна? Этот вопрос застал Гермиону врасплох. Она попыталась не измениться в лице, однако, следует признать, у нее никогда не получалось притворяться достаточно хорошо. Заметив такую ее реакцию, Джинни кивнула, как будто бы мысленно соглашаясь сама с собой. — Рон? — спросила она, немного помедлив. Уяснив, что дальнейшее отрицание бесполезно, Гермиона покачала головой, не способная сейчас на внятный ответ. Но Джинни он уже и не требовался. — Поскольку изначально у меня было только два варианта, теперь, я думаю, ответ очевиден, - хмыкнула она. — Все не так просто, Джинни, — обессиленно пробормотала Гермиона. — Я сама узнала об этом только сейчас. Я понятия не имею, что делать, что говорить. Мы хотели рассказать обо всем раньше, но не успели по причине, которую теперь и ты тоже знаешь. Это было не правильно. Теперь я понимаю. Прости нас, и попытайся не осуждать. Какую-то минуту они провели в молчании. Вздохнув, Джинни нарушила его первой. — Не мне осуждать тебя, Гермиона. Ведь ты тоже знаешь обо мне не самые приятные вещи, за которые Рон, например, дуется до сих пор. Но сейчас тебе стоит думать не об этом. И я... я не обижаюсь и не осуждаю тебя, Гермиона. Я тебя понимаю, — сказав это, Джинни как-то странно вздохнула и, совершенно неожиданно, обняла ее.***
Седьмой курс подходил к концу. К большому удивлению Гермионы, ей удалось набрать наивысший бал на ЖАБА по всем предметам. Рон также справился вполне сносно, что было довольно неожиданно, учитывая, что все свое свободное время он теперь проводил с Лавандой и, естественно, уделял подготовке к экзаменам довольно незначительный его процент. Гермиону так и подмывало высказать ему все, что она думает об этом. Но она не стала. В конце концов, Рон справился, и это главное. К тому же, возможно, что вновь возобновившееся отношения с Лавандой пойдут ему на пользу. Ведь если у Гермионы не получилось стать хорошей девушкой для Рона, это не значит, что не получится и у всех остальных. Пусть даже таких легкомысленных, как Лаванда. Джинни же в конце этого года было совершенно не до экзаменов. Скрывать беременность стало проблематично, и поэтому все усилия девушки были направлены не на повторение выученного материала, а на попытки уговорить Блейза узаконить их отношения. После некоторых усилий, ей это действительно удалось. Возможно, все дело было в доброте и благородстве Забини, а возможно, он действительно испытывал к Джинни нежные чувства, но совсем недавно они объявили о помолвке. Рита Скиттер, естественно, не упустила возможности раздуть из этого очередную утку для "Ежедневного пророка", но Джинни, похоже, было глубоко наплевать. Надолго или нет, она получила все, чего так хотела. Размышляя об этом, Гермиона поспешными шагами приближалась к больнице Св. Мунго. По негласной традиции, они всегда приходили навещать Гарри в субботу. И эта не стала исключением. Правда, сегодня, Рон и Джинни опередили ее. Гермиона практически столкнулась с ними у выхода из больницы. — Привет, Гермио... — Джинни тут же запнулась, так и не договорив, и устремив взгляд куда-то за спину девушки. — Привет, — удивленно пробормотала Гермиона и тоже обернулась. Сделав это, она сразу же поняла, кого высматривала Джинни. К ним приближался Блейз Забини своей обычной мягкой походкой. После дежурного приветствия, все тут же почувствовали себя неловко. Наверное, это был первый раз, когда они собирались побеседовать нормально, не переходя на оскорбления и не вспоминая прошлого. — Дорогой, ты как раз вовремя. — Джинни тут же поцеловала его в щеку и взяла под руку. Забини, очевидно, собрался из вежливости добавить еще что-то, но красноречивый взгляд Рона тут же напрочь отбил у него это желание. Гермиона мысленно застонала, подумав о том, что если бы взглядом можно было убивать, слизеринец уже давно бы свалился замертво. — Хм... ну что же... ладно. Мы с Джинни очень торопимся, поговорим в другой раз. — Да, точно! — Джинни хлопнула себя по лбу. — Ребята, извините, но нам действительно пора. У Блейза сегодня вечерний прием. — Конечно, мы все понимаем, — как можно осторожней заметила Гермиона. — Желаю удачно повеселиться. Джинни быстро кивнула. Не дождавшись никакой реакции со стороны Рона, они с Блейзом отошли на некоторое расстояние и трансгрессировали. — Рон, ты должен быть вежливее, — настоятельно сказала Гермиона, с опаской посматривая на друга. Ей казалось, что исходивший от него гнев можно было ощутить физически, просто находясь рядом. — В конце концов, это выбор Джинни, нравится он тебе, или нет. — Знаю, — процедил Рон сквозь зубы. — Вот только это не меняет того, что Забини — всего лишь слизеринец, который никогда не будет относиться к нам, как к равным. Во время семейного ужина и так называемого знакомства с родственниками, только и делал, что кривился. Нет, конечно, он не настолько несносен, как Малфой. И все же, у моей сестры ужасный вкус! — Ладно, — примирительно сказала Гермиона, собираясь переключить внимание Рона на более интересующую ее тему, — ладно. Вообще-то, я хотела поговорить о другом. Гарри... вы были у него сегодня. Как он? Рон ответил не сразу. Весь его пыл и притворное возмущение от встречи с Забини мгновенно испарились. Взгляд потух, а плечи непроизвольно опустились. Он не спешил нарушать воцарившееся молчание. А Гермиона не видела смысла торопить его, потому что знала — ему тоже не просто. Почти также, как и ей. Почти. — Состояние стабильно-тяжелое. Ничего нельзя утверждать наверняка, — наконец, буркнул Рон. Гермиона же не нашлась, что ответить, поежившись от неожиданно сильного потока ветра. Он пронизывал до костей. Но, наверное, дело было не только в погоде. Этот самый холод исходил от ее сердца. Раздавленного и разбитого, но по-прежнему живого. — Это действительно ужасно. — Гермиона не знала, следует ли добавить что-то еще. Что вообще следует говорить в подобных ситуациях. — Но ведь нет ничего, хуже неизвестности, тебе не кажется? Рон неопределенно пожал плечами. — Да... ты права. Мне и вправду очень жаль. Каждый раз, когда я прихожу туда, я чувствую себя виноватым. Гермиона медленно покачала головой. — Но ты не виноват, Рон. Никто не виноват. — Она сама не понимала, отчего эти слова даются ей настолько легко. Ведь еще совсем недавно она винила в произошедшем всех и каждого, а в первую очередь — себя. Глупо. Конечно же, это действительно ни от кого не зависело. — Я не говорил тебе раньше, все как-то не было времени, — неожиданно встрепенулся Рон, — это происшествие с Гарри, ты была сама не своя. Но сейчас... я не могу откладывать это и дальше. В общем, по размышлении я пришел к выводу, что мне не стоит идти работать в аврорат. — Рон поднял глаза на девушку, и прочитав в ее взгляде безграничное удивление, счел нужным продолжить: — После того, как нам с Гарри удалось, так сказать, взглянуть на ситуацию изнутри, я понял, что не хочу, чтобы это хоть когда-нибудь повторилось. То, что в конечном итоге произошло с Гарри, настолько потрясло меня, что теперь... все это мне противно. А мой брат Чарли... мы разговаривали на днях, и я поделился с ним своими размышлениями. И знаешь что? Он предложил мне отличную работу в Румынии. А я... согласился. Гермиона неуверенно посмотрела на него. — Это значит, что ты уезжаешь? А когда вернешься? — Боюсь, это случится очень нескоро. Если вообще случится. Гермиона отвернулась. Зажмурилась на минуту, ощущая, как к горлу подкатывает горечь. Это чувство — Гермиона уже испытывала его раньше, во время поиска крестражей. Тогда ей казалось, что вернувшись, Рон осознал свои ошибки. Но нет. Потому что сейчас он поступал точно также. — Неужели ты снова делаешь это, Рон? Сбегаешь, когда Гарри так плохо, когда он находится на волосок от верной смерти! Ты... ты просто ничтожество после этого! — Не надо так, Гермиона. — Рон был взволнован и, судя по всему, сам испытывал сомнения. — Я не могу отказаться. Сейчас это необходимо. И, по правде говоря, я хотел бы, чтобы ты... поехала со мной. Гермиона невольно сделал шаг назад, настолько ее обескуражило только что услышанное. — Ты хоть понимаешь, что предлагаешь мне? Рон судорожно сглотнул и снова посмотрел на нее. — Понимаю, звучит странно. Но уж как есть. Я же знаю, что ты не из тех, кто будет тешить себя напрасными надеждами. А целители из Мунго были предельно ясны. Проклятие, от которого пострадал Гарри — это высшая темная магия, и даже он, каким бы сильным волшебником не был, не может противостоять ему. Шансы того, что когда-нибудь он придет в себя, равны нулю. Их... да их просто нет! — Он неосознанно повысил голос, а затем добавил, но уже куда тише: — Медленная смерть, Гермиона, помнишь? — Это не так, — возразила она, вскидывая голову. — И, что бы там не говорили, я никогда не смогу бросить Гарри в подобной ситуации. Это... просто неправильно, если хочешь знать мое мнение. Рон дернулся, как от удара, и как-то странно посмотрел на нее. Теперь в его взгляде больше не было растерянности. — Вот значит как? Ты не можешь бросить Гарри? А что насчет меня? Гермиона почувствовала внезапный прилив раздражения. — А что насчет тебя, Рон? — желчно осведомилась она. — Если мне не изменяет память, ты до сих пор жив и абсолютно здоров. С тобой ничего не случилось, и не надо вести себя так, как будто бы ты здесь — главная жертва. Мерлин, как же мне все это надоело! — Она уже развернулась, намереваясь уйти, но Уизли вовремя схватил ее за руку. — Стой. Дай мне возможность все тебе объяснить. Неужели ты думаешь, что я сам не презираю себя за то, что собираюсь сделать? Что, как ты наверняка думаешь, трусливо сбегаю, в самый неподходящий для этого момент? Но я так больше не могу. Я устал от всеобщего внимания и просто хочу уехать. Уехать туда, где ничто не напоминало бы мне о Гарри, находящемся в коме, о Джинни, слетевшей с катушек, о... — Он заметно смутился и не договорил, прервавшись на полуслове. — Ну что же... это твое право, — медленно проговорила Гермиона, пожимая плечами. — Тебя можно понять. Но я не могу поступать так. — Она замолчала на минуту, прежде чем продолжить: — Знаешь, когда мы были еще совсем детьми, я искренне верила, что мы будем вместе всю оставшуюся жизнь. Я, ты и Гарри. Что после всего, что мы пережили, мы уже не сможем существовать по отдельности. И знаешь, о чем я думаю сейчас? Рон поднял на нее глаза в немом вопросе. — Я думаю о том, как же я ошибалась. — Но... ведь мы выросли, Гермиона. И этим все сказано. Мы выросли и вполне можем существовать по отдельности, а ты... ты все еще думаешь, что Гарри не справится без нас. Но все, что тебе нужно, Гермиона, — Рон вдруг переместил руки на ее плечи, заставляя смотреть на себя в упор, — так это перестать беспокоиться о Гарри. Понять, наконец, что он взрослый мальчик, способный справиться со своими проблемами. Ты не должна все время жертвовать ради него. Ты не обязана вечно быть рядом. Не обязана, понимаешь? Гермиона опустила взгляд в пол. Возможно, слова Рона имели смысл. Но вот только она уже все для себя решила. Непомерный груз, давивший на нее все это время, неожиданно испарился. Она больше не сомневалась. — Но ведь дело не только в этом, Рон. Я думала, ты догадаешься. Догадаешься, что я... Она набрала в грудь побольше воздуха. — ... что я люблю его. Тяжело сглотнув, Гермиона посмотрела в лицо Рона, собираясь увидеть там злость, удивление, разочарование. Но нет. Там было понимание. Как будто ее слова вовсе не были неожиданностью. Рон криво усмехнулся. — Что? Думала, я не догадывался? Ты, наверное, считаешь меня совсем уж безмозглым кретином, не способным видеть ничего, дальше своего носа. Поначалу, конечно, именно так все и было. — Он горько усмехнулся. — Но потом я понял, что ты любишь Гарри. Знаешь, Лаванда неоднократно мне об этом намекала, но я думал, что эта всего лишь очередная ее уловка, чтобы поссорить нас. И окончательно я убедился в правдивости ее слов в Эшворде. Когда Гарри отключился, ты бы только видела себя со стороны! Я еле оттащил тебя от него. И вот тогда все особенно четко понял. Не припомню, чтобы видел тебя когда-нибудь еще в подобном неадекватном состоянии. — Спасибо, Рон. — Я сейчас говорю серьезно. — А почему ты тогда не сказал мне раньше? Предложил уехать? Рон тяжело вздохнул. — Да потому что все еще надеялся, что ты изменишь свое решение. — Нет. Прости, Рон, но нет, — забормотала Гермиона. — Я правда люблю тебя, но понимаешь, ты... ты как брат мне. И всегда так было. Нам не стоило начинать отношения, потому что между нами были только дружеские чувства. Мы просто приняли дружбу за нечто большее и мы... ошиблись. К тому же, — она с трудом перевела дыхание, — ты сам охладел ко мне, и не пытайся отрицать, я видела ваши жаркие объятия с Лавандой. Что-то подсказывает мне, она согласилась бы уехать с тобой без раздумий. — Гермиона с болью посмотрела на него и порывисто обняла. — Я желаю тебе большого счастья, Рон. Потому что ты, как никто другой, заслуживаешь его. А я... я не смогу уехать. Мое место рядом с Гарри. Мое место здесь. — Гермиона отпрянула от него и быстрым шагом устремилась в сторону больницы. Ну вот, это и случилось. Она сделала выбор. Она выбрала Гарри. И сейчас Рон лишь беспомощно смотрел в спину удаляющейся девушке, понимая, что не в силах ничего изменить. Гермиона шла, не оборачиваясь, не сомневаясь в правильности своего решения. Рон тоже хотел бы не сомневаться. Принять это было сложно. А еще сложнее научиться с этим жить. Но он сможет. Ради всех тех лет настоящей дружбы, что были у них. Ради всего того, что они втроем пережили, держась за руки, плечом к плечу, всегда вместе. Ради нее. И ради ее блага.