Wiatr we wlosach

- Я хочу быть счастливым, - сказал однажды Польша, - И я сделаю для этого всё, что смогу. А я в ответ смущённо улыбался, вдыхая аромат яблок, пшеницы и чуть подсохшей травы. Уже тогда я знал, какой он упрямый, и понимал, что сейчас юный шляхтич вряд ли шутит. - Ты должен быть счастлив, - хрипел он, - Тебя никто не разорвёт на части. А я лишь утирал слёзы рукавом, слабо дергаясь в руках высокого светловолосого России. Ведь как я могу быть счастлив, если над ним учинят жестокую расправу? Мне не надо никакой такой радости. Я бы отдал на растерзание себя и весь остальной мир, лишь бы только с Феликсом всё было хорошо. - Не упрямься, Лит! Так надо для нашего общего счастья! - Кричал он, штурмуя Вильнюс. А я, не в силах сделать хоть что-то, проклинал себя за свою дурацкую любовь. И его - за ужаснейший характер. Да и как он не понимает, что насилием счастья не купишь? Более того, эту странную штуку вообще невозможно купить или продать. *** - Торис, что-то случилось? - Участливо спросил латыш, присаживаясь рядом на диванчик и кладя мне руку на плечо. - Всё в порядке, - я силюсь улыбнуться, но получается так себе, потому что Райвис хмурится. Подходит Эстония, держа в одной руке большую кружку кофе. Пытается понять, что происходит, а потом уходит на кухню, чтобы заварить что-нибудь ароматное и для нас. Да, это всё так по-домашнему хорошо, уютно и здорово. Так приятно, когда у нас троих, совершенно разных, случаются мгновения почти полного взаимопонимания. Так легко... Так сильно хочется обнять хрупкого с виду Латвию, а ещё отвлечь от ноутбука и вечных переговоров со скандинавами Эдуарда, что я порой так и собираюсь сделать. А потом вдруг вспоминаю, что всё равно от этого счастливее не станет ни один из нас. *** Кажется, сегодня у нас день нежданных гостей. Первым, ровно в полдень, пришёл Финляндия, которого уже очень давно приглашал Эдуард. За ним вприпрыжку скакал юный Кёркленд, придерживая свою матросскую фуражку. Потом вдруг зашёл Иван, за которым едва заметной тенью следовала Наташа. Когда-то она мне несказанно нравилась, но были некоторые обстоятельства, из-за которых мы не могли быть вместе. А со временем я как-то остыл, наверное. Чаепитие всё затягивалось и никак не желало подходить к концу. На землю упали ещё немного призрачные сумерки, когда кто-то решительно постучал в окно. Я от удивления ахнул, когда с подоконника соскочил не кто иной, как Польша. А он всего лишь улыбнулся, с вызовом прищурил свои восхитительно зелёные глаза и бойко заявил: - Я решил, что буду счастлив, если, типа, зайду через окошко. Сколько же значений принимает простенькое слово "счастье" в его голове? Быть может, этого не знает никто, даже сам Бог, когда-то навязанный им мне. *** - Ты должен быть счастлив! - Кричал он мне, уже не предпринимая попыток вырваться из рук прусса. - Да не должен он ничего, - устало и раздражённо повторял бывший Тевтонский орден, сильнее выкручивая Лукашевичу руки, - В отличии от тебя, например. - А ты? Что же будет с тобой?.. - Едва слышно шептал я, судорожно вцепившись в длинный шарф своего "господина". Когда я пытался приглашать Беларусь на свидания и проводил с ней как можно больше времени, он говорил мне то же самое: "Ты должен быть счастлив, Лит. Пусть даже с ней, а не со мной". А я, нервно фыркая, советовал ему наконец простить все мои долги. В то время я совершенно отказывался понимать, на какие жертвы шёл мой дорогой Феликс, практически не пытаясь встать между мной и Арловской. Тогда я вообще наотрез оказался понимать его. Даже от общего прошлого хотел отказаться, забыть всё, но не смог. Да, когда-то я был немного глупым и вёл себя, как ребёнок. - Ты должен быть счастлив, - проворковал Польша, растягивая мне губы в глуповатой ухмылке. Я покачал головой, внимательно посмотрел на недоумевающего поляка и, водрузив ему на голову свежий венок из астр, наконец сказал то, что следовало бы сказать давным-давно: - Мы. Мы должны быть счастливы, Феликс. Моего счастья без тебя совсем не существует.