Стоит на Плешивой горе замок безлюдный...

      Заполнившие всю радужницу ведьмачьи зрачки отчётливо уловили едва заметную в полутьме зимней ночи дрожь, волной пробежавшую по разлагающейся туше монстра, стоило Геральту войти на мост.       Дальнейшее прекрасно разглядели бы и не подвергшиеся воздействию мутагенов глаза обычного человека.       С громовым грохотом и лязгом створок крепостных ворот, закрывшихся в ожидании штурма, сомкнулись усеянные огромными кривыми клыками челюсти, заскрежетали о камень булыжной мостовой чудовищные когти, приподнялась на могучей шее тяжёлая голова, заинтересованно уставившись на незваного гостя тёмными провалами глазниц.       Интерес был откровенно гастрономическим.       Чего-то подобного Геральт и ожидал, как только увидел мёртвое чудовище. Хоть и надеялся, что ошибся в своих предположениях.       Во-первых, раз уж магия этого места подчинила себе не только погибших людей, но и животных, наглядным примером чему служили встреченные ранее белые крысы, то почему бы проклятию не воздействовать и на труп дракона?       Во-вторых, будь единственными обитателями заброшенного замка лишь горстка полуголых, скверно вооружённых, не особо подвижных и ловких покойников, да полтора десятка вовсе безоружных полуптиц, боклерским купцам не понадобилась бы помощь ведьмака. Их охрана давным-давно управилась бы самостоятельно.       Огласив яростным рыком окрестности, мёртвый ящер весьма энергично пополз навстречу человеку, взметая снежные вихри взмахами гигантских крыльев, вот только некогда могучее тело, целиком охваченное гниением, подвело огромную рептилию, с громким треском разорвавшись пополам и оставив заднюю половину неподвижно лежать посередине моста.       Монстра, впрочем, потеря нисколько не смутила; более того, крылатый зверь её, казалось, даже не заметил и, волоча за собой вывалившиеся внутренности, обрушивая по пути в пропасть каменные перила, упорно продвигался вперёд. Останавливаться он явно не намеревался.       — Кажется, я всё-таки продешевил с этим заказом, — посетовал Геральт, обдумывая свои дальнейшие действия в противостоянии со столь внушительной грудой уже мёртвой, но всё ещё агрессивной и опасной, хотя бы в силу своих размеров, плоти.       В ведьмачьем ремесле спешка — кратчайший путь в чей-то прожорливый желудок, и подавляющее большинство тех, кто при виде доселе неведомого науке чудовища очертя голову бросился в бездумную атаку, так и остались отважными, но никому неизвестными героями.       Съеденными.       Дракон приближался. Ведьмак отошёл назад, поднявшись на узкий ход замковой стены. Возможно, чудовище настолько увлечётся погоней, что последует за вожделенной добычей к казарме и свалится к подножию стены?       Однако монстр, словно услышав мысли ведьмака и действуя строго наперекор его надеждам, остановился, упёршись передними — и единственными оставшимися — лапами в смотровые площадки по обе стороны от начала моста. Кто знает, что на самом деле послужило тому причиной… Опасная ли близость трёх каменных столбов, над которыми полыхало и сыпало искрами невесть кем поддерживаемое в заброшенной крепости жаркое пламя, смутила очнувшееся от вечного сна гигантское пресмыкающееся, или же сквозь нестерпимое желание разорвать в клочья наглого чужака пробилось трезвое осознание того, что для драконьей туши лестница, ведущая вдоль бергфрида, явно недостаточно широка, и падение неминуемо?       Как бы там ни было, дракон поводил мордой из стороны в сторону, поднатужился и изрыгнул перед собой фиолетовую студенистую слизь, заливая ею всё вокруг. Содержимое кишечника древнего ящера омерзительно смердящим киселём перетекало на смотровые площадки, мгновенно растапливая снег и вздымая в морозный воздух клубы едкого пара.       — Зараза! — выругался Геральт, наблюдая, как пузырится, растворяясь в сиреневой жиже, лежащий на брусчатке труп и рассыпаются мокрой трухой ржавый меч и рыцарские латы. Спустя несколько мгновений от мертвеца остался только алый щит, неведомым образом переживший соприкосновение с драконьей желчью.       После увиденного спускаться, чтобы вступить в честный бой с чудовищем, стоя по щиколотку в разъедающей даже сталь кислоте, не пришло бы в голову даже безумцу.       Дракон застыл, склонив голову к брусчатке. Замерли огромные крылья, и если бы Лютик стоял сейчас рядом с ведьмаком у подножия полуразрушенной главной башни заброшенного горного замка, то, возможно, увидел бы в трепещущих под резкими порывами ветра изорванных полотнищах перепонок на оголившихся костях полуистлевшие чёрные паруса Нагльфара, чудовищного драккара из страны Морхёгг, что, когда наступит Tedd Deireadh, Час Конца, Час Белого Хлада и Волчьей Пурги, повезёт армию демонов и призраков Хаоса на битву с дружиной Хеймдалля, Стража островов Скеллиге.       Но Лютика здесь не было, и некому было искать вдохновение в крыльях дракона-мертвеца.       Несколько мгновений звероящер не двигался, вперив взгляд пустых глазниц в сотворённую им лужу. Затем взревел и вновь залил мост желчью.       И снова затих.       Достав из сумки ещё один пустой флакончик, Геральт аккуратно набрал немного кислоты, рассчитывая весьма выгодно продать драконью желчь любому знающему своё дело алхимику.       Ведьмак задумчиво смотрел на дракона.       Около часа он потратил на то, чтобы хоть немного изучить повадки и возможности противника.       Пресмыкающееся отличалось прескверной памятью и быстро забывало о вожделенной добыче, стоило ему хоть ненадолго потерять Геральта из виду. Но и на прежнее место, к своей оторванной задней половине, возвращаться оно не спешило.       Зато при виде ведьмака дракон тут же возобновлял попытки облить того желудочным соком. Утроба монстра оказалась воистину бездонной, и расчёт на то, что его ядовитое содержимое вскоре исчерпается, не оправдался.       Атаковать лапы?       Бессмысленно.       Да, краснолюдская сталь, как выяснилось, исправно кромсала некогда весьма прочную, а ныне изрядно подпорченную гнилью драконью чешую и его мёртвую, промороженную плоть, но вот с костями справиться было бы уже намного сложнее, да и сколько времени ушло бы на то, чтобы перерубить рептилии хотя бы одно запястье? Ведьмак вовсе не хотел ощутить себя обезумевшим лесорубом, что кухонным ножом попытался бы срубить Великий Блеобхерис, самый древний из дубов.       К тому же, после каждой пары ударов приходилось, уклонившись от стремительных взмахов чудовищных когтей, отбегать на мост и там пережидать, пока дракон, крайне раздосадованный увёртливостью своего возможного обеда, обрушивал новые потоки желчи на площадку.       Внутренние органы? Так поди найди их ещё за толстыми, как столетний дуб, рёбрами, мышцами и чешуёй. И никакой уверенности в том, что сердце, печень или лёгкие хоть сколько-то важны для монстра, у ведьмака не было. Скорее даже наоборот.       А меньшие повреждения дракону не опасны, с учётом его масштабов. Кровотечения у него не могло быть в принципе, и вряд ли давно уже погибшее чудовище, движимое проклятием и не обратившее внимания на потерю задней половины туловища, умерло бы окончательно, лишившись пальца-другого.       Игни оказывал довольно-таки неплохой эффект, воспламеняя и исправно прожигая драконьи шкуру и мясо до костей, но у Знака были и существенные недостатки: в должной мере сосредоточиться, сконцентрировать внутри себя энергию, необходимую для Знака, расположившись прямо под боком у рептилии, было, мягко говоря, весьма затруднительно — и ещё более опасно… не говоря уж о том, сколько времени бы потребовало сожжение монстра Знаком, и о том, что рептилия вовсе не собиралась спокойно ждать, когда её сожгут.       Вероятнее всего, ахиллесовой пятой мёртвой рептилии являлся её мозг, надёжно защищённый толстыми костями черепа, однако весьма уязвимый, если суметь добраться до глазниц; да и если бы удалось точным ударом меча между позвонками обездвижить монстра, судьба его была предрешена.       Подойдя едва ли не к самой морде чудовища и тут же отступив, когда древний зверь в очередной раз принялся изливать перед собой ядовитый желудочный сок, Геральт спрыгнул на смотровую площадку слева от моста, подбежал к лапе колоссальной рептилии и попытался взобраться по ней на спину, а оттуда — на шею монстра.       Увы, манёвр не удался: покрытая тоненькой, прозрачной и практически незаметной корочкой льда бугристая шкура скользила под сапогами, чешуя норовила осыпаться, будто битая черепица на ветхой кровле, да и сам дракон, заподозрив неладное или же вовсе раскусив ведьмачий замысел, яростно задёргался, настойчиво пытаясь схватить клыками слишком дерзкую добычу, карабкающуюся ему на загривок.       Попытки достать драконью голову снизу тоже не привели к успеху: руководствуясь, очевидно, какими-то остатками сознания и инстинкта самосохранения, древняя рептилия подставлять под клинок голову категорически не пожелала, сообразив поднять её на недосягаемую для противника высоту, и там удерживать.       Зато активно отмахивалась обеими лапами.       В этот момент Геральт как никогда сожалел, что рядом нет Мильвы с полным колчаном зажигательных стрел, полковой баллисты с опытным расчётом… или же любой более-менее квалифицированной чародейки.       Впрочем, при наличии должной смекалки можно справиться и самому…       Дракон горел. Пламя жадно набросилось на колоссальную тушу и вскоре охватило её целиком, от острых когтей на лучах крыльев до оскаленной в рыке пасти, с вожделением пожирая мёртвую плоть, до сих пор державшуюся на костях лишь силой довлеющего над замком проклятия. Обрушивались на мост целые пласты пылающего мяса, и там, на изъязвлённых едкой желчью камнях, догорали, истаивая в тёмных огненных языках, обращаясь в удушливый чёрный дым, мгновенно пропитавший окрестности…       Ведьмак отошёл к лестнице, присел на ступени и стал ждать.       Ожидание продлилось недолго, хотя оглушительный рёв погибающего звероящера не затихал до самого конца, пока не упала на брусчатку, обессилев, объятая чадящим пламенем голова монстра.       Импровизированные копья и намотанная на них горящая ветошь — вот что убило могучую тварь, способную ударом лапы буквально размазать по земле тонким слоем пару-тройку конных латников. На древка пошли какие-то жерди из заброшенной казармы, наконечниками же стали ржавые, но всё ещё весьма острые стальные колья, во множестве усеявшие зубцы стен и парапеты мостков. Ветхое тряпьё тоже нашлось в избытке: полотнища полуистлевших стягов, скатерти, портьеры и даже одежда мертвецов, вышедшая из моды лет двести назад, — всё пошло в ход.       Можно было бы воспользоваться и любым из горящих по всей крепости факелов и жаровен, но Знаком Игни зажигать ветошь перед броском оказалось гораздо удобнее.       Прихватив с собой последние копья и пропитанные жиром тряпки, Геральт направился к ничего не подозревающей драконьей заднице, мирно лежащей на мосту.       Неподвижность её ожидаемо оказалась обманчивой: стоило первому копью вонзиться в гниющую плоть, как драконий круп внезапно подскочил и встал, как вкопанный.       Так он и горел: стоя на месте, лишь изредка взбрыкивая, притоптывая, взмахивая хвостом, подёргивая то одной, то другой лапой, пока, наконец, не завалился набок, с грохотом обрушившись с моста и огромным дымным факелом устремившись вниз, к невидимому во тьме дну ущелья.       Позади мёртвого дракона скрывался обрыв: всё полотно верхней части моста отсутствовало. Возможно, причиной тому некогда послужил сам ящер, и мост попросту не выдержал его веса. Зато снизу мостовая, предназначенная для конного движения, сохранилась, пусть и зияла многочисленными дырами и провалами. Оставалось найти к ней дорогу.       А виноторговцам придётся изрядно раскошелиться на ремонт вожделенного моста…       Вход на лестницу, ведущую к основанию главной башни, нашёлся неподалёку.       Именно там, на дне полого колодца бергфрида, у погасшего костра обнаружились последние двое из четырёх купеческих охранников, посланных виноторговцем на разведку проклятого замка.       Один из них, в украшенном латунными вставками кафтане с воротником из рысьего меха, навзничь лежал в центре площадки, раскинув руки, будто упал с самого верха башни, и не подавая признаков жизни.       Второй — и последний — замер над телом погибшего соратника. Вопреки сложившейся традиции — не в виде очередного растерзанного и промороженного трупа. Впрочем, выглядел полуэльф ненамного краше.       Бывший солдат, едва заметно покачиваясь, стоял спиной к ведьмаку, сгорбившись, ощутимо перекосившись влево и опираясь на длинное древко клевца, будто совершенно выбился из сил, а у его ног чернела на истёртой мозаике пола изрядная лужа замёрзшей крови.       Сколько же времени он простоял здесь… не дыша?       Геральт мягким, кошачьим шагом принялся обходить охранника полукругом. То ли услышав едва различимый хруст снега, то ли каким-то образом почуяв движение, тот повернул к ведьмаку бледное, окровавленное лицо; шапка из овчины медленно сползла с его головы и упала наземь.       Слипшиеся волосы неопрятными сосульками замёрзли вокруг плешивого лба, из пустых глазниц и проломленного аккурат по центру темени стекали за воротник давно засохшие кровавые ручьи. Знакомая картина, если вспомнить второго найденного отставника, — работа уже известных ведьмаку полуворонов. Не исключено, что и сами хищники где-то неподалёку…       Охранник был мёртв, и только холод, сковавший развалины крепости, не позволил его плоти начать разлагаться, а коже — украситься трупными пятнами; проклятие же, властвующее над руинами, подчинило убитого своей воле.       Захрипев, будто в попытке наполнить лёгкие морозным горным воздухом, — явно по привычке, а не из необходимости, — мертвец перехватил своё оружие обеими руками и направился навстречу ведьмаку.       Двигался он медленно, заметно приволакивая левую ногу, однако интуиция подсказывала, что и медлительность, и неуклюжесть покойника — наигранны и нарочиты, что он просто изучал нового противника, усыпляя заодно его бдительность.       Неожиданно откуда-то сверху посыпалась каменная крошка, а затем донесся тихий звук шагов. Чьи-то босые ноги размеренно и не спеша ступали по холодному камню, хрустели снегом.       На арену, томно вихляя смуглыми тощими бёдрами, спускались уже знакомые ведьмаку полуптицы.       Не дожидаясь, пока пернатое подкрепление соединится с убитым ими же, судя по съеденному мозгу, охранником, Геральт подскочил почти вплотную к полуэльфу, уклонившись от мощного и резкого, но слишком предсказуемого взмаха клевцом, рубанул в ответ наискось, рассекая шею и слипшиеся клочья бороды, — и тут же отпрыгнул: с гортанным курлыканьем на площадку спланировала первая бестия.       Увлекаемый инерцией собственного удара, наёмник сделал ещё три быстрых шага, прежде чем запутался в собственных ногах и упал на колени. Голова полуэльфа съехала с плеч, повиснув на лоскуте кожи и окропив мозаику новыми пятнами крови.       Промахнувшийся монстр раздосадованно нахохлился, укоризненно каркнул, склонив голову на бок, и недовольно уставился на ведьмака чёрным, круглым и блестящим, словно большая стеклянная пуговица, глазом.       Полуэльф шумно забулькал, заскрёб скрюченными пальцами по полу — и затих, теперь уже навсегда.       Другая гарпия и не думала поспешить на помощь своему сородичу, продолжая вальяжно спускаться по лестнице.       Когда первое чудовище, угрожающе раскрыв крылья, распушило перья и будто удвоилось в размерах, пытаясь испугать и обратить врага в бегство, Геральт резко сократил дистанцию, уколол острием меча, пронзая бедренную артерию, и продолжил удар, перечеркнув снизу-вверх впалый живот и покрытую перьями грудь, едва не задев тощую горластую шею.       Заполошно кудахтая, существо отшатнулось, панически забило крыльями, взметая с пола снежную пыль и безуспешно пытаясь взлететь, но ведьмак уже обходил его сзади, не давая ни передышки, ни шанса сбежать. Краснолюдский сиггиль без труда перерубил раненому монстру шейные позвонки.       — Расплодилось вас тут… И чем только питаетесь, кроме путников, забредающих сюда раз в столетие? — спросил ведьмак у последнего полуворона, замершего у основания лестницы и косящего одним глазом на страшного чужака, а другим — на агонизирующего сородича.       Бестия, разумеется, не ответила, а начала тихонько пятиться.       «Что, добыча оказалась чересчур зубастой?» — ухмыльнулся Геральт и решительно шагнул ко внезапно растерявшему весь охотничий азарт хищнику.       Ворота, ведущие к нижней части моста, не поддавались. Устояли даже перед Знаком Аард. Похоже было на то, что открывались они неким механизмом, вот только ни одного рычага поблизости, увы, не было.       Значит, его необходимо найти, и скорее всего, исходя из общепринятых правил строительства подобных крепостей  — в какой-нибудь караулке.       Среди уже осмотренных помещений ничего подобного не было, однако оставался ещё один путь…       Развернувшись, ведьмак направился к другому выходу из башни.       Однако больше, чем поиск рычага, его занимала сама загадка этого замка.       Что, всё-таки, произошло здесь, на перевале, несколько веков назад?       Проклятия ведь не возникают из ниоткуда.       Столь сильные, как в этих руинах, чаще всего довлеют над полями самых кровопролитных сражений, где кровь лилась алыми ручьями, пропитывая землю, а магия раскалывала небеса.       Недоброй памяти Мехунские урочища, смрадные болота Велена, выжженная пустыня Корат-Сковородка — все они когда-то выглядели совершенно иначе, но… кто-то в пылу боя бросал заклинания, бранился и божился, призывая всевозможные кары на врага, бормотал молитвы богам и тем, кого вовсе поминать не стоило бы, а потом, после битвы, считанные дни спустя, даже гули и грайверы, бросив обожаемую ими падаль, панически бежали прочь, спасаясь от того ужаса, что порождала проклятая множеством погибших земля.       Могло ли такое сражение состояться здесь, у горной крепостицы или в её стенах?       Запросто. Хотя местные о таком, скорее всего, помнили бы.       А был ещё и такой вариант: иногда в глуши, вдали от королей, магов и жрецов влиятельных конфессий, находили себе прибежище тёмные, всюду запрещённые культы и ковены, чьи кровавые ритуалы могли вызвать не менее чудовищные последствия. И если в подземельях замка стоит старый алтарь, к примеру, Корам Агх Тэра, Львиноголового Паука…       Стоя в дверном проёме, ведьмак осмотрелся.       Это место он уже видел раньше, когда шёл по мостику сверху к зданию, откуда по нему стрелял лучник и где его поджидала засада.       «А вот и тот самый внутренний дворик. Итак, направо — местный жальник, где одни мертвецы лежат под мёрзлой землёй, а другие насажены на пики и кормят собой ворон; прямо — ворота под надвратной башней, за которыми, надо полагать, вход в замок, где я сидел у костра. Открыть их будет просто: дубовый брус засова я вижу и отсюда. Справа от этих ворот — лестница, ведущая, очевидно, куда-то в караульные помещения. Возможно, те запертые ворота позади меня открываются именно оттуда…» — осматривал ведьмак открывшиеся перед ним просторы, не спеша спускаться по ступеням крыльца. — «А прямо передо мной ощетинившийся копьями строй мёртвых кнехтов за круглыми кожаными щитами. То ли им так дорога была эта статуя, что они и после смерти собирались охранять её, то ли здесь готовились дать врагу последний, безнадёжный бой…»       Пехота стояла без единого движения, как будто окаменев.       Впрочем, их мнимая неподвижность ни на миг не обманула ведьмака. С кем бы ни воевали эти копейщики перед своей смертью, сейчас у них появился новый противник.       Как и чудовищный дракон перед тем, они ждали.       Ждали врага.       И долгожданный враг пришёл.       Геральт ступил на крыльцо, и мёртвые солдаты тотчас же принялись медленно расползаться по двору, беззвучно разевая рты, как выброшенные на берег рыбы. Те, кто стоял позади монумента, натужно ползли вперёд, чтобы заполнить бреши в построении, занять своё место на флангах.       Строй разворачивался в шеренгу.       Пехота готовилась к бою.