Стоит на Плешивой горе замок безлюдный...

      О том, что путь к стенам шёл через верёвочный мост, без малого половина настила коего уже давно покоилась на дне ущелья, а вторая — ни малейшего доверия не внушала, ибо всем своим видом показывала, что при малейшей оказии присоединится к первой, — заказчик упомянуть, очевидно, позабыл. Не иначе, как из опасения, что подобные незначительные детали и подробности самым прискорбным образом повлияют на стоимость ведьмачьих услуг.       Сразу за мостом, меж поросшими волчьей ягодой уступами и обветренными скалами, вгрызалась в гору обещанная проводником тропа. Семьдесят пять узких ступеней, едва различимых под плотным, слежавшимся снегом и широкими бурыми лапами поваленных непогодой сосен…       На крохотной площадке в середине подъёма Геральт увидел и первое напоминание о тех ужасах, что творились здесь когда-то… Мумифицировавшиеся тела, распахнутые в беззвучном крике рты, вытянутые в предостерегающих жестах руки — шестеро несчастных, насаженных на стальные пики высотой в два человеческих роста, образовали кошмарную скульптурную композицию, недвусмысленно предупреждавшую случайного путника: остановись! Дальше тебе хода нет!       Ведьмак случайным путником не был, а потому угрозам не внял.       Стемнело. Крепость смотрелась мрачно и торжественно на фоне озарённого огромной луной зеленоватого небосклона, по которому неспешно проплывали в направлении Метинны лёгкие, пушистые облака.       У самых ворот Геральт с удивлением обнаружил ещё не погасший костёр. От мерцающих углей поднимался слабый дымок, обтекая закопчённое лезвие вонзившегося в центр кострища меча. Странно…       Самые свежие следы, ведущие к разрушенному замку, принадлежали тем самым четырём охранникам винодела, пропавшим здесь без вести месяц назад, и те уже почти всюду замело снегом… Впрочем, кто бы ни поддерживал пламя, — уцелевшие купеческие телохранители или же неведомые обитатели замка, — костру ведьмак был рад. Внимательно оглядевшись на всякий случай, он положил на пылающую жаром золу несколько сухих, мгновенно вспыхнувших еловых лап и две массивные коряги, подстелил рядом овчину и сел. Перед тем, как войти в гостеприимно разверстый зев ворот, стоило принять эликсиры.       Очередное творение неизвестного безумца из нескольких висящих на кольях тел и одного черепа без туловища, судя по размеру — детского, — призванное, видимо, создать атмосферу уюта и спокойствия расположившимся у огня путешественникам, ведьмака не смутило. На разорённых войной землях Бругге и Соддена ему довелось видеть и куда более чудовищные картины.       Времени, как он полагал, было достаточно. Что бы ни обитало в замке, на встречу с незваным гостем оно не спешило.       Перед ведьмаком стоял небольшой окованный сундучок. Геральт открыл его. Там тесно, в выложенных сухой травой отделениях, стояли флакончики из тёмного стекла. Ведьмак вынул три.       Поднял со снега продолговатый свёрток, плотно укутанный кошачьими шкурками и обвязанный ремнём. Развернул, достал из чёрных блестящих ножен, покрытых рядами краснолюдских рунических знаков и символов, меч, столь острый, что при определённом навыке им можно было бриться. Острие заиграло идеальным, голубоватым зеркальным блеском. У двенадцатидюймовой, покрытой перекрещивающимися лоскутами ящериной кожи рукояти вместо оголовья был цилиндрический латунный хомутик, гарда была небольшая и мастерски выполненная.       Геральт прошептал формулу, медленно выпил содержимое двух флакончиков, после каждого глотка опуская руку на оголовье меча.       Плотно закутавшись в тёплый плащ, сидел неподвижно, прикрыв глаза. Дыхание, поначалу ровное, вдруг ускорилось, стало хриплым, беспокойным. А потом полностью остановилось. Снадобье, с помощью которого ведьмак подчинил себе все органы тела, в основном состояло из чемерицы, дурмана, боярышника и молочая. Остальные компоненты не имели названий ни на одном человеческом языке. Не будь Геральт приучен к таким смесям с детства, это был бы смертельный яд.       После мешанины из красавки, аконита и очанки лицо стало белее мела, а зрачки заполнили всю радужницу. Зато микстура позволила видеть в глубочайшей тьме, а ведьмаку именно это и было нужно.       Поднявшись, Геральт не мог избавиться от навязчивого чувства, будто просидел у огня целую вечность.       Амулет Фрингильи едва заметно дёрнулся. Ведьмак резко повернул голову. Слух, обострившийся теперь сверх всякой меры, легко вылущил из тишины и ветра шелест шагов по заметённому снегом двору.       Один из… надо полагать, тех самых «упырей», о которых говорил приказчик, — набросился на ведьмака сразу, едва тот ступил во внутренний дворик, расположенный за воротами замка. До того худой, высохший и напрочь облысевший мертвец мирно стоял, покачиваясь, у массивных створок, преградивших путь внутрь крепости, и с глубокомысленным видом почесывал голый живот обломком меча.       Как и двое его товарищей, сидевших в сугробе поодаль и вскочивших на ноги при появлении чужака, он был на удивление легко одет для местного климата — в одну лишь набедренную повязку, что, впрочем, ожившего покойника нисколько не смущало. На представителей любой из множества известных ведьмаку разновидностей нежити эти красноглазые существа были столь же неразличимо похожи, как сам ведьмак — на императора Нильфгаарда. Перепутать их с упырями могли лишь невежественные селяне, в руках не державшие монументальный трактат «Проклятия и проклятые», не говоря уж о более редких и специализированных научных трудах из библиотеки Каэр Морхена.       И отличия были не в пользу обитателей замка.       Неуклюже подскочив к Геральту, первый мертвец заверещал и рубанул рукоятью меча с торчащим из неё ржавым, зазубренным осколком лезвия — двумя руками, сверху вниз. Махакамский сигилль отсёк обе в кистях, и следующим ударом подрубил монстру ногу. Истошно взвыв, упырь повалился в снег, судорожно размахивая обрубками конечностей, а ведьмак уже рубил следующего. Последний из троицы, рассечённый едва ли не надвое, оросил сугроб чёрной кровью прежде, чем умолк первый.       Факелы, чадящие в ржавых держателях на стенах, уже не удивляли. Хозяйственные здесь обитали мертвецы.       На крепостной стене монотонно скрипела деревянная балка: ветер раскачивал высохшее тело висельника под ней. На обтянутых серой пергаментной кожей рёбрах повешенного что-то тускло мерцало холодным, мертвенным светом.       Первый относительно свежий труп, сильно обгоревший и утыканный стрелами, украшал собой каменные ступени основания широкой лестницы, уходящей куда-то вверх между стен полуразрушенных крепостных башен, сквозь стрельчатые окна которых виднелось небо.       Здоровый детина… был. Лёгкие кожаные доспехи и шлем, характерные для городской стражи и купеческой охраны. Короткий меч и расколотый ударом круглый щит с неразборчивым рисунком. По кровавому следу, тянущемуся к телу, можно было без труда представить, как умирающий, шатаясь, упрямо брёл, а затем и полз вниз. Шансов выжить, или хотя бы добраться до выхода из замка, с такими ранами у него не было.       На лестничной площадке за башнями обнаружились убившие бывшего кнехта лучники — такие же отмеченные разложением красноглазые мертвецы, как и те, что встретили ведьмака внизу. Тем не менее, своё дело мертвые стрелки знали туго — в Геральта полетели стрелы. Слишком медленно: разлагающиеся мышцы, задубевшие на морозе тетивы…       Первыми упокоились двое с мечами, устроившие, как они думали, засаду слева от лучников, за углом. Сиплое дыхание выдавало их расположение за версту… Уклонившись от прыгнувшего на него упыря, Геральт развернулся в бёдрах и ударил, разрубив нижнюю челюсть и горло второму. Тут же сжался и припал к земле — от каменной кладки отскочила, досадливо звякнув зазубренным наконечником, стрела. Первый мертвец, промахнувшийся и проломивший перила, уже успел подняться с нижней площадки лестницы и вновь бросился на ведьмака, бестолково размахивая сломанным мечом. Ведьмак позволил упырю приблизиться, а потом, заскочив ему за спину, рубанул наискось по шее. В тот же миг две стрелы отбросили обезглавленное тело на ступени.       Ближайший лучник заподозрил неладное, развернулся и неспешной, вихляющей походкой потрусил вверх по лестнице, к товарищу. Не добежал…       Геральт как раз успел вырвать клинок из тощей спины последнего стрелка, когда на сцене появились новые действующие лица.       Ниже впалой груди они ничем не отличались от прочих местных обитателей — всё те же худые, сплошь покрытые язвами и трупными пятнами руки и ноги, ветхие лохмотья, прикрывающие срам… А вот выше… над втянутым едва ли не до позвоночника животом нависал огромный, багровый с алыми и сливовыми пятнами бесформенный пузырь, сплошь оплетённый плотной сетью вздувшихся чёрных вен. В центре колышущейся, будто полный вина бурдюк, плоти виднелось лицо: единственная, пустая глазница и распахнутый рот с крупными, жёлтыми зубами.       Удивительно проворно для своей нелепой внешности первое существо сбежало по лестнице и бросилось на Геральта, яростно размахивая горящим факелом. Второе чудовище замерло, стоя на ступенях, — но вовсе не в нерешительности. Костлявые руки мертвеца сжали омерзительную опухоль ниже его подбородка, из глубин ужасающего тела донеслось глухое клокотание, туго натянутая кожа пошла волнами… Мгновение спустя окровавленные, растрескавшиеся губы изрыгнули навстречу ведьмаку грозно гудящий в полёте огненный шар.       Увернувшись от удара факелом, Геральт перекатился, пропуская над собой басовито ревущее пламя мёртвого колдуна, вскочил на ноги и, отбив очередной удар горящей деревяшкой, вбил клинок в разверстый рот упыря. Хлынула чёрная, густая кровь, мертвец попытался замахнуться снова, но ведьмак уже был у него за спиной.       Оттолкнул ногой пронзённое краснолюдской сталью тело, высвобождая клинок, и тотчас отскочил в сторону. Вовремя: алый пузырь лопнул, окропив всё вокруг зловонной кровью и белёсым гноем. Брызги шипели и пузырились в снегу.       Второй пиромант настолько увлёкся метанием огненных заклятий, что даже не попытался бежать. Без труда уклонившись от струи пламени, Геральт ударом наотмашь располосовал противника.       Подобных существ ведьмаки школы Волка ранее не встречали. Или же свидетельства этих встреч до наших дней не сохранились…       — Значит, эндемики. Вариантов немного: либо плоды очередного эксперимента магов, либо же порождения наложенного на замок проклятия. Ненависть иной раз пробуждает к жизни такое, что никакому пытливому чародейскому разуму не под силу…       В любом случае, Геральт собирался при оказии пополнить библиотеку Каэр Морхена записями о фауне заброшенной крепости и довлеющем над перевалом проклятии. Пусть ведьмаки не смогли перечесть и классифицировать всех населяющих этот мир чудовищ, но они всячески к тому стремились.       Позади оставался лишь один непроверенный закоулок. Его можно было вовсе не заметить, если бы не хрипы затаившихся в нём упырей. Оставлять их за спиной Геральт не желал.       Именно там, разобравшись с тремя мертвецами и поднявшись на плоскую крышу какой-то постройки, ведьмак нашёл второй недавний труп.       Человек Себастьяна Мореля сидел, расслабленно привалившись спиной к каменному парапету, и казался бы обыкновенным бедолагой, присевшим в морозную ночь перевести дух, да так и замёрзшим насмерть, если бы не почерневший от крови снег вокруг.       Ведьмак подошёл к мертвецу, присел и внимательно его осмотрел.       Череп погибшего расколот и пуст, словно исполинский дятел принял его за косточку абрикоса. Исходя из характера повреждений, убийца обладал длинным и острым клювом, наподобие такового у серой цапли. Бил им сверху вниз, быстро и часто: кровью и кусочками мозга забрызгана кровля на сажень вокруг, несколько раз клюв соскользнул по черепной кости, оставляя длинные и глубокие раны на щеках, шее и плечах жертвы.       На шее покойника обширные синяки, будто его душили… бёдрами. Штанины чуть выше колен изорваны когтями.       Значит, нечто спрыгнуло на него сверху, село на плечи, удерживаясь лапами за одежду, и продолбило голову клювом. После чего полакомилось мозгом.       Меч и кинжал убитого — в ножнах, значит, нападение произошло слишком быстро, отставной солдат не успел среагировать прежде, чем мощный удар по черепу оглушил его.       Конечности у убийцы шестипалые, с острыми, как серп, шпорами. Натоптано изрядно, следы на снегу и парапете — хищников было, по меньшей мере, двое. А вот и перья. Тёмно-синие, почти чёрные, жёсткие. Напоминают вороньи, но значительно крупнее.       Интересные здесь водятся пташки…       Чудовища напали из темноты ночного неба, тихо и предательски.