Rozen Maiden Vergessene Zeiten

      В этот раз он пошёл подбирать платье для своей очередной попытки. Какой по счёту — он уже не помнил, да его и не волновало.       — О, добрый вечер, герр Розен! Вы за очередной обновкой? Как я рада вас снова видеть у нас! — щебетала девочка, выскочившая из-за прилавка магазина, как только увидела через стёкла витрины приближающегося кукольного мастера.       — Добрый вечер, Берта. Да, как обычно, — Ганс начал задумчиво рассматривать разложенные на отдельном прилавке — явно специально для него! — кукольные платья.       — Как здоровье твоей матушки? Чего-то она в последнее время мало шьёт, я смотрю, в прошлый раз у вас тут был такой же ассортимент, — Розен привередливо перебирал миниатюрные зелёные, синие, белые, красные платья, что были услужливо выложены перед ним.       — Спасибо, герр Розен, с ней всё хорошо, просто работы много… Скоро городской карнавал, поэтому её завалили заказами, но она почти сделала ещё одно платье для вас. Если не возражаете, я скажу ей, чтобы она его до завтра доделала, вам же не срочно?       — Ну что ж, на нет и суда нет. А что за платье, оно здесь, или у неё дома? Я бы хоть посмотрел, что меня ожидает.       — Оно здесь, но на нём надо обработать швы, плюс несколько мелких деталей… правда, мне кажется, что оно слишком уж мрачное. Я боюсь вас обидеть, может, я лучше ей скажу, чтобы она его переделала?       — Да нет, это лишнее. Не возражаешь, если я попрошу тебя мне его показать?       — Да, конечно… герр Розен… — девочка застыла в нерешительности, и пошла в помещение за прилавком. Через полминуты она показалась из-за двери, и извиняющимся голосом пролепетала:       — Извините великодушно, герр Розен, вот оно… Я знаю, оно вам не понравится, я обязательно скажу матушке, чтобы она… — девочка подняла глаза на Розена и замолчала.       Розен ошеломлённо смотрел на платье, а на глазах его блестели слёзы.       — Это… Берта… Я могу это платье приобрести прямо сейчас?       — Но… Герр Розен… оно недоделанное, и… Что такое?       — Я его сам доделаю. Берта, его не нужно переделывать. Поблагодари свою матушку, она очень точно угадала, что мне нужно. Какое счастье, что я именно сегодня к вам зашел.       — Но… — Берта, сбитая с толку реакцией Розена, взяла у него деньги, что он буквально всунул ей в руки, и, забыв даже пересчитать, сунула в ящик прилавка, смотря, как мастер удаляется, бережно держа в руках купленное платье. Тёмно-синее шёлковое платье с белой подкладкой и белыми крестами, вышитыми на клиньях юбки.       …Какое-то чувство подсказало Розену, что сейчас у него всё получится. И правда: отливка вышла безупречной; после обжига осталось сделать несколько движений надфилем — и лицо той, кого мастер назовёт Алисой, приняло свою окончательную форму. Теперь — глаза, красноватые с фиолетовым отливом; волосы — из серебряного цвета пряжи; и вот уже готова голова.       Мастер посмотрел — и улыбнулся. Да, это она.       Он отошёл к стене, отдёрнул занавеску — и свет упал на сложенные на полках части кукол. Розен подобрал верхнюю часть туловища и руки — лучшие из тех, что у него были. Бережно уложил их на стол и начал собирать всё вместе. Вот уже голова соединена с туловищем, вот шарниры рук собраны в одно целое.       Мастер придирчиво осмотрел куклу под ярким светом настольной лампы. Он лишь недавно поменял её: его предыдущая лампа, дающая мягкий жёлтый свет, словно скрадывала недостатки его творений; эта же новомодная ртутная люминесцентная лампа, хоть и была громоздкой, слегка жужжала и часто ломалась — светила ярким, немного неприятным бело-голубоватым светом, который безжалостно выявлял любые, самые мелкие недостатки у казалось бы, идеальной куклы.       Бледный цвет лица и серебряные волосы нынешнего творения Розена будто были специально созданы для того, чтобы их освещала эта лампа. И что кукла, что лампа — идеально дополняли друг друга. Свет лампы не выявлял в ней никаких недостатков, а кукла была достойна того, чтобы гордо сиять под этим светом.       Розен слегка улыбнулся.       — Наконец-то. Наконец-то. Ты не хлам, как все предыдущие поделки…       Он помолчал, глядя со смешанными чувствами в казалось, живые глаза своего творения. И уже без улыбки, вынес жестокое заключение:       — Но ты — не Алиса.       Мгновением позже он со злостью швырнул своё хрупкое фарфоровое творение в сторону полки с негодными частями кукол — оно бы, без сомнения, разбилось на сотни осколков, если бы упало чуть более неудачно.       Розен трясся в беззвучных рыданиях, бросившись на кровать, и не видя, как несколько минут назад отвергнутая им недоделанная кукла шевельнулась на полке, и губы её беззвучно произнесли:       — О-о-тец…