Мое Спасение

Холодные как лед руки забираются под футболку, едва касаясь разгоряченной кожи. Все тело покрывается мурашками. Дыхание перехватывает. Те же руки отбрасывают ненужную сейчас ткань и властным движением расстегивают ремень на джинсах, сразу же забираясь глубже. Еще один контраст. Внизу живота все сводит от предвкушения. Я еле сдерживаю рвущиеся наружу стоны. Мне страшно даже пискнуть. Страшно. Словно это может разрушить всю атмосферу. Словно от одного звука эти властные холодные руки, что сейчас гладят меня в самом интимном месте, исчезнут. Но приходящее удовольствие вытесняет собой страх. И вместе с резким выдохом наружу пробивается такой же прерывистый стон. Семпай проводит рукой по моему стоящему колом члену. С каждым движением мое тело выгибается, напрягаясь как струна. Хочется двигаться в такт с его рукой. Толкаться в руку все сильнее. Да, семпай. Не останавливайтесь, прошу Вас! Еще и еще. Быстрее. Бельфегор прикасается губами к моей шее, входя сразу до упора. Из меня вырывается громкий протяжный стон. Запрокидывая голову назад, я прижимаюсь к Его величеству ближе, сильнее. Это чувство заполненности. Это чувство... Его хочется продлить. Ощутить в полной мере. С каждым новым толчком семпай задевает во мне какую-то точку. С каждым разом я изгибаюсь еще сильнее. Эмоции рвутся наружу. Прошу Вас, не останавливайтесь! Он кусает мои плечи, оставляет засос в ямочке ключицы. На мгновение Бельфегор приостанавливается, и из меня вырывается разочарованный вздох. Семпай! Не останавливайтесь! Он шарит руками по моему телу, задевая чувствительные места на боках. Сжав с силой бедра, он резко переворачивается на спину, заставляя меня сесть на него в прямом смысле этого слова. Да! Приподняв, он вновь опускает меня до упора. И вновь я изгибаюсь, чувствуя, как он входит в меня еще глубже, еще сильнее. О, боже! Не останавливайтесь. Мой член ноет, но я не рискую прикасаться к нему. С каждым движением из меня вырывается стон наслаждения. Куда подевалось все мое смущение? Куда подевалась моя флегматичность? Я никогда не был так эмоционален, как сейчас... Семпай ускоряется, а я стону как развратная шлюшка. Сместив одну руку с моего бедра, он обхватывает мой орган, требующий разрядки, двигая рукой в такт. Я не слышу его стонов. Мне настолько хорошо, что хочется продолжать. Пусть это длится вечно. Вечное наслаждение. Очередной резкий толчок, и я прогибаюсь в пояснице, чувствуя, как по моему телу словно проходит разряд тока. Запрокидываю голову назад, и кончаю. Где-то на краю уплывающего сознания слышу еще один стон. Семпай?

Я резко просыпаюсь, ощущая жжение в паху. Я с ног до головы укутан в одеяло. Мне жарко, не смотря на открытое окно. Несмотря на зиму за открытым окном. По моей мокрой спине практически градом стекает пот. Да что там спине. Я весь мокрый. В прямом смысле этого слова. Вспоминаю сон и, понимая, что последний стон был не семпая, а мой собственный, только наяву, сажусь на кровати и смотрю в область паха. Что? Этого просто не может быть. Чтобы убедиться в своих догадках приподнимаю одеяло. Блять. Утро не может быть настолько "добрым". Заворачиваюсь в одеяло, чтобы мама не увидела по-прежнему выпирающий бугорок в моих трусах, который мне кажется заметным даже в свободной футболке. Приоткрываю дверь своей комнаты и быстро прошмыгиваю в ванную, убедившись, что маму я точно не встречу на пути. Скидываю одеяло, снимаю мокрые плавки и забираюсь в ванну, открыв воду. Так. Теперь надо справиться с оставшейся проблемой. Господи. Как же... Ладно, Фран. Соберись. Вспомни свой сон. Сон... Да, он станет приятным немногочисленным воспоминанием. Но как же я теперь семпаю в глаза смотреть буду? Хоть нам не снятся одинаковые сны, но я-то все помню! В памяти всплывают властные сильные руки Бельфегора, которыми он крепко сжимает мои бедра. Которыми обхватывает мой член, двигая в такт своим движениям. Прикрываю рот рукой, чтобы приглушить рвущийся наружу стон. Мне кажется, что даже сквозь звук льющейся воды мама все слышит. Господи, как же стыдно... Пытаюсь вспомнить ощущение заполненности, что так четко присутствовало в моем сне. Воображение не подводит, и я ощущаю все, словно это происходило наяву. Неумело провожу рукой, ускоряясь. Память подсовывает момент, когда семпай впивался в мои ключицы, кусая их до боли. Прикусив губу с силой сжимаю выпирающие кости рукой, впиваясь ногтями. Больно. Но на контрасте это... Даа... От наслаждения выгибаюсь, запрокидывая голову назад, сжимая член у основания. Я чувствую, что разрядка близка, но не могу продолжать. Но мне так не хочется останавливаться. Еще несколько движений, и я кончаю, прикусив губу, приглушая стон, который кажется мне таким громким. Тепло разливается по моему телу, но это совсем не то тепло, которое ощущалось во сне. Оно намного меньше. Отдышавшись, все же включаю душ и смываю с себя остатки сна. В прямом смысле этого слова. Вновь закутавшись в одеяло, словно я просто замерз, выхожу из ванной и на кухне включаю чайник, пожелав доброго утра маме. Впереди очередной день. День когда надо вновь заморозить все чувства. Когда надо не выдать свои эмоции. Когда надо научиться любить холод. Но до этого момента у меня есть еще полчаса с теплым чаем. И с теплыми воспоминания, которые, я надеюсь, помогут мне выжить в очередной раз. Привычно долгая короткая дорога до школы. Как путь в Ад. Выходные пролетели совсем незаметно. А я даже с семпаем не увиделся. У меня по-прежнему мало приятных воспоминаний. Хоть мой сон и пополнил их количество, их все еще мало. Мало для того, чтобы быть счастливым. Мало для того, чтобы радоваться жизни. Их очень мало. Ведь моя чаша сегодня вновь пополнится и выльется во что-то, что принесет мне облегчение. А семпаю очередную головную боль. Ведь именно так он меня воспринимает. Хотя нет. Что это я? Я же вижу, как ему... Приятно мое общество. Спустись с небес на землю, пробивая твердь. Падай вниз до конца, пока не потеряешь ощущение этого мира. В обычном аду жарко. В моем же царит благостный замораживающий до костей холод. Можно ли назвать мой личный ад раем, хоть в него ты попадаешь лишь падая вниз? Мой личный ад это рай. Мой личный рай - ад. Я весь неправильный. Я весь... Другой. Они разговаривают. А я молчу. Говорят, что если молчать, то люди перестанут тебя замечать. Стоит только перестать болтать - и станешь человеком-невидимкой. Окружающие замечают не нас, а наши реакции на них. Стоит никак не реагировать на их поступки или слова, ты исчезнешь. А я? Получается, что я... Реагирую на все происходящее? Да нет же. Нет. Смотрите. Они вновь измазали мой стул мелом, а я ничего не делаю. Я просто беру тряпку и вытираю это, ведь итальянский уже вот-вот начнется. Они вновь кидают в меня кусочками стирательной резинки, а я ничего не делаю. Я никак не реагирую на происходящее. Когда мистер Керн выходит из класса посередине урока, чтобы взять в учительской еще одну упаковку мела - ведь та, что вчера была полной, так быстро закончилась, - Они подходят ко мне. А я вновь ничего не делаю. Я смотрю на все действо со стороны. Как Алекс пытается вытащить из-под меня стул - и ведь у него это получается! - чтобы вновь измазать его мелом. Мое безвольное тело не успевает его помыть. И теперь мой тощий болотный зад белый. Но разве я издал хоть звук? Разве я хоть что-то сделал?! Так почему?! Почему вы все еще видите меня?! Почему вы все еще признаете мое существование?! Внутри своего тела я бьюсь о стены. Наверно, мои удары о внутреннюю поверхность собственной клетки до ужаса сильны. Ведь я вижу, как руки моей клетки начинают дрожать. Хотя... Это не от ударов. Это от все той же холодной воды. Ведь перед историей я вновь захожу в туалет, на выходе из класса обмотавшись черной водолазкой. Ведь мой клетке предстоял долгий путь по длинному коридору до столь нужной мне - МНЕ! - двери. Вам все еще интересно? Лично мне уже наскучило. Моя клетка сидит на истории. А я думаю... Думаю... Думаю, как было бы прекрасно, если бы семпай внезапно мне позвонил. И мне пришлось бы выйти из класса. Тогда они бы все увидели. Увидели, что я хоть кому-то нужен. Будь реалистом, Фран. Бельфегор знает, что тебе нельзя звонить на уроках. Знает это так же прекрасно, как и то, что ты не разговариваешь по телефону. Я прекрасно знаю это. Но все же... Это все лишь мои мечты. Это все лишь мои мысли. Иногда я думаю - опять же -, что если бы я перестал думать, то мне стало бы намного легче. Мысли - вот от чего особенно муторно... Они ещё хуже, чем плоть, чем настоящее. Тянутся, тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус. От них не избавиться просто так. Ты не можешь перестать думать, если уже начал. В этом есть какой-то скрытый акт мазохизма. В итоге ты начинаешь получать удовольствие от мыслей, что уничтожают тебя изнутри. Что сжигают все твое нутро. Ну и пусть. Наверно... Лучше я сдохну в свои мечтах, чем в реальности. Ха-ха. Сначала я сдохну в своих мечтах. А потом сдохну в реальности. Четко спланированное самоубийство. Перед выходом из кабинета истории я падаю на пол. Не по своему желанию. Хотя я бы и сам лег на пол. И пролежал бы так до скончания веков. С закрытыми глазами. Во всепоглощающей тьме. Во всепоглощающем неведении. Я падаю на пол и лежу. Меня трясет. Меня трясет от собственных мыслей о собственной же ничтожности. Меня трясет от осознания того, что я никогда не смогу это сделать. Мне не дадут пролежать так вечно. Мне не дадут. Меня вытащат против желания. Меня заставят жить! Меня заставят терпеть эту пытку, эту боль вновь и вновь! Я буду вечно жариться в этом аду. На пятидесятом кругу ада. Это мое испытание. Я уже мертв. Все. - Блять, болотина, вставай! - сквозь пелену уничтожающих мыслей я слышу голос Анжелы. Она требует, чтобы я поднялся, но я продолжаю лежать. Если ей надо, чтобы я поднялся, пусть пачкает об меня свои ухоженные ручки. Я продолжаю лежать на грязном полу, сотрясаясь от наступающей истерики. - Хер ли ты разлегся?! Сейчас миссис Туччи придет! Вставай! Блять, если она тебя тут увидит и наорет на меня, я тебя убью! - отлично. Испачкай об меня свои ухоженные ручки. Сделай это за меня. - Да уж поскорее бы, - бурчу ей в ответ, не поднимая лица. - Что ты сказал? - она надеется, что ослышалась. - Да уж поскорее бы! - поворачиваюсь к ней и кричу прямо в красивое лицо, смотря прямым взглядом в ее широко раскрытые голубые глаза. - Ебанулся что ли? - она в шоке. Вполне ожидаемо. Анжела смотрит на меня широко раскрытыми глазами, думая, что ей делать дальше. А что тут можно сделать дальше? Просто убей меня. Своими же руками. Убей. Придуши. А если я все еще буду дышать, в заднем кармане моего рюкзака лежит канцелярский нож. - Ты просто ебанутая мандавошка, - она резко дергает меня на себя. - Не доставляй мне проблем, - так просто убей меня! И все закончится. Она заставляет меня встать и идти за ней. Но меня настолько трясет, что я не в состоянии нормально передвигать ноги. Я как полуубитое животное ковыляю за ней. Собравшись с силами, пытаюсь вырваться из крепкой хватки, но спотыкаюсь и снова заваливаюсь назад. Но Анжела успевает меня подхватить и снова тащит вперед. Мы подходим к раздевалкам. Сейчас физра. О, боже, нет! НЕТ! Опустите меня! Я не хочу туда идти! - Просто отпустите меня! - я кричу и пытаюсь вырваться. Но Анжела с силой затаскивает меня в мужскую раздевалку и подводит к раковине. - Заткнись! Ты орал на всю школу! Тебя все учителя слышали! Она включает холодную воду и умывает мое лицо. Вода попадает мне в глаза, в нос. Я закашливаюсь, но Анжела продолжает плескать мне в лицо водой. Весь ворот свитера мокрый. Противно мокрый и холодный. - Что случилось? - Хельга заглядывает в приоткрытую дверь. Краем глаза вижу ее удивленное лицо. - Все нормально. У болотины истерика. Смотри, чтобы физручка не увидела. Иначе совсем проблем не оберемся. - Блять, - с этими словами Хельга выходит из мужской раздевалки. А мне становятся видны удивленные лица других моих одноклассников, что до этого с интересом наблюдали за происходящим и вслушивались в произнесенные слова. Я сам выключаю воду, вытираю лицо насквозь мокрым рукавом свитера и, подняв рюкзак с пола, выхожу из раздевалки с твердым намерением съебать из этой ебаной школы. Пошло оно все нахуй. Идите вы все нахуй! Горите вы все в аду! - Куда намылился? - Ник хватает меня за рукав, не давая даже выйти из дверей спортзала. - Не вздумай съебать. Иди переодевайся и на урок! Меня опять силой заталкивают в раздевалку, не смотря на мои вялые отбрыкивания. Мое желание тут же выйти умерло сразу, как только Ник встал возле закрытой двери, преграждая путь. Смотря на него, я сажусь на скамейку. - Хули сел? Переодевайся, - иди нахуй, Ник. Но я молчу. И продолжаю сидеть, теперь уже привычно смотря в пол и стараясь дышать ровно. - Болотина, мать твою! - Алекс дергает мои руки вверх, пытаясь стащить мокрый свитер, но я резко опускаю их вниз и сгибаюсь пополам. - Нет! - я кричу, почти падая на пол. Я опять чувствую подкатывающую... - Ладно, не трогайте его, - Ник расталкивает окруживших меня парней и помогает подняться. - Иди умойся, Фран. А не пошел бы ты?! Что, как почувствовали подступающий пиздец, стали добренькими?! Идите нахуй! Я отталкиваю его в сторону и вылетаю из школы. Меня лишь чудом не стали догонять. Я вылетаю на улицу даже не захватив куртку, меня начинается трясти. То ли от холода. То ли от вновь подступающей истерики. Ноги не слушаются, они упорно не хотят двигаться, поэтому я просто стою на крыльце, вдыхая морозный воздух. Плевать, что может выйти преподаватель. Плевать, что кто-то из ебанутых одноклассников может вновь попытаться загнать меня на урок. С каждым вдохом холод успокаивает. Постепенно я расслабляюсь, и ноги приобретают способность двигаться. Спускаюсь по лестнице и иду вокруг школы. Больше-то мне некуда идти. По расписанию еще три урока, мама скорее всего дома. Даже списав все на больное состояние - которое вряд ли можно определить по моему внешнему виду - мне пока еще нельзя домой. Проходя мимо окон спортзала, слышу звонкий стук мяча о деревянный пол. Они уже начали играть в баскетбол. Возможно, мистер Фаббри решил укоротить разминку, ведь от урока прошло от силы десять минут. Внезапно осознаю, что свой рюкзак я оставил в раздевалке. А это значит, что все же придется вернуться. И вернуться тогда, когда закончится урок, ведь двери в зал закрыты. Завернув очередной раз за угол, я внезапно вижу белобрысую шевелюру семпая. Рядом с ним идет подозрительно знакомый высокий мужчина с длинным белыми волосами. Я замираю, даже сам не зная, почему. Я замираю, и в этот же момент семпай останавливается и поворачивается лицом к своему спутнику. Точно! Это же тот парень, который "спас" меня тогда от избиения! Никогда бы не подумал, что они знакомы. Как тесен этот мир... Они что-то бурно обсуждают, семпай активно жестикулирует руками. И меня они пока что не видят. Странно... Но я не то чтобы не хотел подойти к семпаю... Я не знаю, нужно ли мне это сделать. Подобный вопрос первый раз возникает в моей голове, и я абсолютно не знаю на него ответа. В этот момент семпай прерывает мои раздумья, повернувшись в мою сторону. Я не знаю, заметил ли он меня, или он просто собирался уйти от этого мужчины, но в этот момент мне просто не оставили выбора, кроме как пойти в их сторону. Чем ближе я к ним подходил, тем отчетливей ощущал на себе... недовольный? взгляд семпая. Я что, уже успел сделать что-то не то? - З-здравствуйте, семпай, - заикаясь, произнес я, отчего-то боясь поднять на него взгляд. - Привет, - сухо ответил он. - Ты чего это? Прогуливаешь? - он скрестил руки на груди и вопросительно - я уверен в этом - посмотрел на меня. - Не то, чтобы прогуливаю... Нет. Просто так получилось, - мой голос затихает к концу фразы. И я все еще не могу посмотреть на Него. - Да ладно тебе, Бел. Школьная пора - самое время для прогулов. Какой у тебя сейчас урок? - спутник Бельфегора, видимо, решил разрядить накаляющуюся - как мне показалось - обстановку. - И да, парень, ты не замерз без куртки разгуливать? На дворе не лето, а у тебя и так видок не особо здоровый. - Я правда кажусь больным? - цепляюсь за эту фразу, поднимая, наконец голову. - Вообще говоря, Фран, да, - семпай снимает с шеи свой шарф и наматывает его на меня. От него так приятно пахнет... Поднимаю шарф до носа, чтобы сильней прочувствовать аромат, который даже невозможно описать. Я никогда не замечал, что семпай настолько приятно пахнет, хотя нас практически никогда не разделяло настолько большое расстояние. Прикрываю глаза и с наслаждением вдыхаю воздух через шарф. - Так что случилось? - семпай явно ждет объяснений. - Это... Долгая история... Да это и не так уж и важно... Теперь... - пожалуй, это первый раз, когда я не хочу чтобы семпай обо все узнал. Узнал о моем срыве, о явно выраженном желании умереть. - У нас будет достаточно времени, чтобы ты мне все рассказал, - тоном, не терпящим возражения, ответил он, засовывая руки в карман. - Это случайно не те парни, с которыми ты был тогда за гаражами? - неужели он помнит? И кто это вообще? Семпай до сих пор нас не представил. Королевские манеры. Я удивленно смотрю на мужчину и уже открываю рот, чтобы ответить, но Бел-семпай меня прерывает: - И об этом ты мне тоже расскажешь. - Когда? - смирившись с тем, что этого не избежать, спрашиваю, украдкой поднимая глаза на блондинистую челку. - Как обычно, сегодня, - из его тона ясно, что со мной разговор окончен. - Да и думаю с тобой мы тоже договорились, - уже обращаясь к своему спутнику, со смешком произносит он. - Мне это все еще не нравится, Бел, - мужчина слегка нахмуривается. О чем они говорили до этого? Кажется, я еще утром хотел перестать думать, а сейчас слишком много вопросов крутятся в моей маленькой глупенькой зеленой головушке. - Другого варианта нет, Ску. А теперь прости, мне нужно отвести моего кохая обратно в школу. Позвони, как наконец разберешься со всем. Мне дико интересно, чем все закончится, ши-ши-ши. Бельфегор кладет руку мне на плечо и уводит прочь. Перед поворотом кидаю взгляд на все еще стоящего на том же самом месте мужчину. Он выглядит очень.. разбито. Словно они тут обсуждали убийство, но втайне надеялись этого избежать. Если бы они только знали, насколько смерть и мысли о ней приносят облегчения. Особенно таким как я. Возможно, они даже оказали бы кому-то огромную услугу, убив. Хоть я искренне мечтаю отправиться на тот свет, я все еще остаюсь обычным трусом, который никогда не сделает этого. Но только лишь эта мечта помогает мне примириться со столь жестокой действительностью. Семпай не спеша ведет меня ко входу в школу, все так же держа руку на плече. Он молчит, и я молчу в ответ, все так же зарываясь носом в его шарф. Я чувствую тепло его руки. А он, скорее всего, чувствует холод моего плеча. Когда мы подходим ко входу, семпай останавливается перед ступеньками и поворачивается ко мне. - Фран... Ты... - он явно не может подобрать слова, а я лишь смотрю туда, где предположительно должны быть его глаза. Они наверняка небесно-голубого цвета. И наверняка они сейчас смотрят не на меня, а куда-то в сторону. - Все нормально, семпай. Мне в любом случае нужно вернуться, - я шмыгаю носом, и семпай, подойдя ближе, кладет руку мне на лоб. - Ты точно не заболел? У тебя болезненный вид, - они уже второй раз говорят мне об этом. Может, мне свалить куда-нибудь, списав на простуду? - Я действительно выгляжу больным? - Ну да, - в моей голове рождается план. - Подождите меня немного, семпай. Пожалуйста. Я взлетаю по ступенькам и распахиваю дверь школы. Еще никогда я так в нее не торопился. Поднимаюсь по боковой лестнице на второй этаж и иду к нужному мне кабинету. Надеюсь, что миссис Пуччи никуда не ушла. Потому что мне самому хочется свалить отсюда поскорее. Постучавшись, дергаю ручку и - слава богу! - открываю дверь в медкабинет. - Здравствуйте, - зайдя, сразу нахожу глазами средних лет женщину, сидящую за столом в окружении стопок бумаг. - Что случилось? - она нехотя поднимается на меня взгляд. Кажется, я оторвал ее от работы. - У меня... У меня голова болит, - да, Фран, молодец. С больной головой тебя сразу же отпустят домой. Ты один такой, с головой больной. - И температура, кажется. Да, теперь она уж точно тебя отпустит, Фран. Нашел, что добавить. - Ну, держи градусник, - она открыла какой-то ящичек у себя в столе, достав оттуда нужный прибор. - Ты знаешь, что нужно делать. Засунув ртутную палочку подмышку, сажусь на темно-синюю кушетку. В кабинете до противного невесомо пахнет таблетками. Надеюсь, семпай меня правда дождется. Я даже не знаю, куда мне пойти, если все сработает. Домой заявиться нельзя. Ведь я в действительности не болен. Я просто так выгляжу. А мама тут же кинется лечить. Вновь разные таблетки, полоскания... Я и сам могу накидаться таблетками от кашля. Я уже это делал недавно. И, как можно заметить, от болезненного вида меня это не спасло. - Назови свое имя и класс, - врач прервала мои очередные размышления. - Фран Дьюаро. Седьмой класс, - я мельком смотрю на висящие на стене часы, хотя даже не потрудился запомнить, во сколько поставил градусник. - Вытаскивай уже, - она в нетерпении махнула рукой. - Тридцать семь с половиной, - надеюсь, этого достаточно. - Хм... - она ненадолго задумалась. Пожалуйста, пожалуйста! - Есть еще какие-то важные уроки? - важные уроки?! Любой урок в школе!.. - Впрочем, иди домой. Сейчас начинает теплеть. Еще не хватало, чтобы ты загрипповал, - она быстро пишет что-то на листочке и протягивает его мне. - Вот справка. Не забудь зайти к классному руководителю. - Хорошо, спасибо, - я не верю своему счастью. Толкаю дверь, на выходе бросив "До свидания", которое осталось без ответа. Теперь дело осталось за малым. Наш классный руководитель - миссис Ли - заболела, поэтому сейчас ее заменяет психолог. Да, я тоже не уловил логики нашего директора. В любом случае, с психологом, который толком не знает меня, договориться будет явно проще. Поднявшись на четвертый этаж, дергаю дверь на себя, постучавшись. - Миссис Каваларо? - женщина лет тридцати обернулась ко мне. До этого она смотрела в окно. За ним открывался действительно красивый вид на небольшую рощу возле школы. Так что мне стало даже неловко, что я ее отвлек. - Здравствуйте. Я неважно себя чувствую, врач мне выписала справку. Я могу идти домой? - Конечно, - она внимательно посмотрела на меня. Спокойно, Фран. Тебе уже два человека сказали про больной видок. - У тебя все хорошо? - Конечно. Да, все хорошо, - я покивал головой для убедительности. - Ну ладно. Выздоравливай, - она еще раз внимательно на меня посмотрела и улыбнулась. - Спасибо, - я поджал губы наподобие улыбки и, попрощавшись, вышел за дверь. Фух... Если я не ошибаюсь, то это был первый раз, когда я отпрашивался с уроков по болезни. Даже когда я действительно болел, все равно исправно посещал занятия. Хотя, признаться, я никогда и не болел до состояния "не могу встать с постели", "умираю", "отпейте мою душу, отхлебните из стакана эту безвкусную горечь" и тому подобное. Хотя, думаю, даже если бы такое и случилось, я все равно бы пошел в школу. Зачем? Этот вопрос остается без ответа. Тяга к знаниям, наверно. И толика мазохизма. Осталось забрать рюкзак из раздевалки. Уже на подходе к залу мои ноги вновь начинают дрожать. Меня обязательно заметят. Хотя бы потому, что дверь закрыта. Стучу, надеясь, что подойдет все же преподаватель. Иначе... Я уже вижу, как меня протаскивают мимо раздевалок, не дав забрать нужную мне вещь, и садят на скамейку. А в конце урока мистер Фаббри влепливает мне двойку за неподготовленность к уроку. Об этом узнает мама. А потом она узнает обо всем. Я даже не представляю, что тогда будет... И поэтому не хочу этого допустить. Ведь эта неизвестность так таинственно пугающа. Как только я поднимаю руку, чтобы постучать еще раз, дверь открывается. - Фран? Так ты в школе? - учитель вопросительно смотрит на меня. - А почему ты не на моем уроке? - Я ходил к медсестре. Кажется, я немного приболел, - тихо произнес я, стараясь придать своему лицу больной вид. - Справка есть? - нахмурившись, спросил учитель. - Да, она у классного руководителя. Я хотел забрать свой рюкзак из раздевалки, - а вот тут я сказал, не подумав. Вряд ли меня отпустят посреди урока. Но ведь семпай ждет... Нужно что-то придумать. Я начал кашлять, пытаясь делать это как можно более правдоподобно. - Ты же понимаешь, что я не могу отпустить тебя посреди урока? - мужчина еще раз внимательно оглядел меня и, вздохнув, произнес: - Ладно. Иди. Только сразу домой. Чтобы без происшествий. - Конечно, - протискиваюсь мимо него, стараясь сдержать улыбку. Когда я выходил из раздевалки, то краем глаза увидел взгляд Николь. И он точно не сулил ничего хорошего. Но, пожалуй, мне впервые было действительно пофик на это. - До свидания, мистер Фаббри, - бросил я учителю перед тем, как он закрыл за мной дверь. Взяв в гардеробе куртку, я направился к выходу, одеваясь на ходу. Вылетаю из ненавистного мне здания и сразу нахожу глазами Бельфегора: он сидит на одной из вкопанных в землю машинных покрышек, засунув руки в карманы. По его скрытому наполовину лицу видно, что он о чем-то задумался. И в этой задумчивости он до невозможности красив. И от этой его красоты мне вспоминается сегодняшний сон. И от этих воспоминаний мне становится до невозможности неловко. С трудом проглотив непонятно откуда взявшийся ком в горле, я на негнущихся - снова - ногах подхожу к нему. Вот я уже стою рядом с ним, но семпай продолжает молчать, думая о чем-то своем. Мне хочется прокашляться, но мне слишком... страшно издать хоть какой-то звук. Я словно провинившийся юнец, ожидающий наказания или серьезного разговора. Внезапно семпай встает со своего места и уходит. Наконец прокашлявшись, я иду за ним. Мне ведь больше ничего не остается, верно? Семпай идет впереди меня, по прежнему не говоря ни слова. Я осторожно ступаю позади, стараясь делать это как можно бесшумнее. Школа уже научила меня быть незаметным для окружающих. И, надеюсь, за этот урок у меня стоит твердая пятерка. Лямка рюкзака скользит по куртке, норовя соскользнуть. Но я так же бесшумно ее поправляю, ведь не дай Бог семпай услышит какое-то шуршание за своей спиной! Вскоре мы подходим к нужному подъезду и через пять минут уже стоим на пороге его квартиры. Разувшись и скинув куртку, семпай проходит на кухню. Немного помявшись в коридоре, прохожу за ним. Мне ведь больше ничего не остается, верно? Бел-семпай спокойно наливает чай, в то время как я устраиваюсь максимально удобно на диванчике поближе к окну. Как только передо мной появляется кружка горячего чая, мои руки тут же ее обхватывают в попытке согреться. Странно. У семпая мне всегда хочется быть поближе к теплу. Согреть руки, закутаться в одеяло, прислонится к теплой батарее. Но даже дома не возникает такого желания, не говоря уже о школе. Бельфегор опускается напротив меня, и я чувствую исходящее от него ожидание моих объяснений. - Знаете, семпай. Я недавно услышал про одну хорошую книгу и решил ее прочитать. "Божественная комедия" называется, - отхлебнув немного чая, я все же решил подать голос. - И что? Привела она тебя к мысли али бездумно прочитал ее ты? - повернувшись к Бельфегору, я увидел, что он смотрел на меня с легкой ухмылкой. - Знаете... Я не считаю, что книга может привести тебя к определенной мысли. Она может только подтолкнуть, ведь, если ты сам не способен придти к ней, то тебя никто не сможет к ней привести. - Хах, ну что ж. Пусть будет по-твоему. Наставила ли она тебя на пусть истинный? - семпай почти смеялся, но я будто не замечал этого. - Ну... - я ненадолго замолчал, пытаясь собрать мысли в единый целостный комок. - Возможно, мои мысли не совсем связаны с этой книгой. Просто именно они вертелись у меня в голове во время ее прочтения. Что, если наша земная поверхность - самый низший круг Ада? Самый страшный. И все мы пришли сюда, чтобы отбыть самое страшное наказание? А когда мы умираем, то попадаем на девятый круг Ада. Прямо в руки Дита, который вновь отправляет нас на поверхность. А после мы попадаем на восьмой круг, как обманщики, потому что именно обман станет нашим смыслом жизни. И так далее. Проходя все круги и пояса. А после ворот мы в последний раз приходим на землю. Только почти святыми, ведь пройдя столько мучений, мы знаем... - тут я замолчал. Как подобрать слово? Что правильно, а что нет? Но ведь правильность никто не определяет, только мы сами. Это даже семпай говорил. Когда-то. Ай, фик с ним. - Мы знаем, что правильно, а что нет. - А дальше? - А что дальше? Дальше мы... Попадаем в Рай. - А как же чистилище? - резонный вопрос. - Чистилище для монстров. Вы не смотрели "Сверхъестественное", семпай? - признаю, тут и проявляется небольшой прокол в моей... теории. Но я не собирался это признавать. Ведь было так забавно увидеть, как семпай попытался пробить себе голову смачным фейспалмом. - Кстати о монстрах, про каких парней за гаражами говорил Ску? - отпив чая, я тут же закашлялся. Ну вот. Я надеялся, что он и не вспомнит. Равно как и я не хочу об этом вспоминать. - Семпай, это правда не важно, - ой голос вновь опустился до полушепота. - Просто скажи, - раньше он никогда не настаивал на чем-то подобном. Он всегда считался с моим мнением и желанием сохранить что-то в тайне. Я имею полное право отказаться. Но ведь тогда семпай может просто спросить у того мужчины, Ску, кажется. И как будет лучше? Если он узнает обо всем от меня? Разумеется, так будет намного лучше. Но все же основная проблема состоит в том что я абсолютно не хочу ему об этом рассказывать. В то время мы даже не были знакомы. Об этой ситуации ему точно не следует знать. - Нет, семпай. Если Ваш интерес все еще не угас, лучше спросите того, кто там был, - это мое окончательное решение. По его лицу было видно, что он не в восторге от такого моего ответа. Это был первый раз, когда я... отказал ему. Мы сидели молча. Я по прежнему грел руки об уже остывший чай. А семпай... Просто молчал. Я не поднимал на него взгляда. Мне было стыдно за свой отказ. Ведь я практически дал понять, что не до конца доверяю ему, что было совершенно не так. Но ведь семпай умный. Он должен понять, что я вовсе не это имел ввиду. Мы бы так и продолжали сидеть в молчании, убивая остывший чай. Но сегодня был понедельник. А значит, мне нужно было идти на специальность. Перед этим зайдя домой хотя бы за нотами. А в идеале нужно было еще и повторить что-то. Моим заданием было соединить один лист, чего я благополучно не сделал. Но в таких случаях я всегда надеялся на свою память, пока что она меня ни разу не подвела, позволяя делать вид, что я занимался. Нашу тишину, напряженность которой никак не хотела проходить, разорвал телефонный звонок. Семпай вышел в другую комнату для разговора на какую-то "важную" тему. А я внезапно почувствовал необходимость... холода. После того, что произошло между мной и семпаем, мне это было необходимо, хоть я и не осознавал этого. Приняв этот незамысловатый факт, я поднялся со своего места, подходя к раковине и открывая холодную, ледяную воду. И вот мои руки вновь начинают краснеть, теряя чувствительность. Сначала отнимаются пальцы. Кажется, что они должны быть белыми, словно снег. Но они красные, словно обваренны кипятком. Становится сложнее ими двигать, сжимать, разжимать. Возможно, именно этот красный цвет моих рук и не позволяет им замерзнуть до конца. Ведь мне вновь начинает казаться, что ледяная вода недостаточно замораживает. "Это всего лишь самовнушение". Самовнушение. Самовнушение. Самовнушение. Повторяй это каждый день, и жить станет легче. Мои руки все еще под струей холодной воды. А в голове пустота. Ни одной мысли. В этот момент вернулся семпай. Обычно мы всегда находили, о чем поговорить. Даже в молчании было столько смысла, сколько порой нельзя передать словами. Но... В этот раз комната полностью пропитывалась нашим неразговором. Нашим молчанием, в котором впервые не было даже капли смысла. Семпай встает рядом со мной, даже не закрывая "ледяную" воду, под которой все еще были мои руки. Он стоит и молчит, а мне впервые становится неловко находится у него дома. Весь день катится к чертям. Словно психанув, я закрываю воду и поворачиваюсь к семпаю. Все, что мне сейчас хочется, это чтобы он просто меня обнял. Как тогда, когда я со всех ног бежал к нему, наплевав на опасность школьной атмосферы. Как тогда, когда я совсем про это позабыл. Но Бельфегор продолжает стоять, скрестив руки на груди. - Мне... Нужно идти, семпай, - взглянув на него исподлобья я вижу, что он никак не отреагировал. Неужели он действительно на меня обиделся? Поджав губы, я разворачиваюсь и иду в коридор, натягивая рукава свитера по пальцы. Меня вновь начинает трясти. И что-то мне подсказывает, что просто так я не успокоюсь. Не в этой ситуации. Когда я прижимал шапку наушниками, семпай все же вышел меня проводить. Я подхожу к зеркалу, чтобы якобы поправить неудобно сидящую шапку. Но просто рядом с зеркалом стоит семпай. Который все еще просто стоит. Я закидываю на плечо сумку и, взглянув на Бельфегора, подхожу к двери. Стараясь все делать максимально медленно, открываю замок, толкаю дверь. И выхожу из.. теплой? квартиры. А он даже не взглянул на меня. Как, оказывается, может быть больно только оттого, что кто-то на тебя не посмотрел. Как только я толкаю подъездную дверь, на глаза попадается мужчина, на ходу затягивающийся сигаретой. Он куда-то спешит, судя по его быстрому шагу. И, не смотря на холод, его куртка расстегнута. Неужели табачный дым хоть чуточку согревает? Одним нажатием кнопки музыка заполняет собой все пространство. Она вымещает все мои эмоции. Но я практически не дышу, чтобы ни одна капля не попала во внешний мир. Чтобы ни одна капля не разъела этот и так прогнивающий свет. Мне на глаза попадается слегка мятая пачка сигарет. От чего-то со злости ее пинаю. Она открывается в полете, и я вижу, что в ней лежат несколько штук белых никотиновых палочек. Мои ноги сами останавливаются. Действительно ли так тепло? Я поднимаю мятую бело-синюю пачку. В этот момент я просто должен был быть ее выбросить. Но какой бы выбор в этот момент я не сделал, он в любом случае оказался бы правильным. Поэтому, сунув грязную коробочку в карман, я сворачиваю в проулок между двумя домами. Волею судьбы, синяя зажигалка оказывается зажатой сигаретами. Зайдя в проулок, я сбрасываю наушники с головы. Достав из кармана найденную пачку и снова повертев ее в руках, я, не задумываясь совершенно ни о чем, достаю сигарету и зажимаю ее губами, повторяя наскоро увиденные действия того мужчины. Чиркнув зажигалкой, подношу небольшой огонек к кончику сигареты, поджигая ее. Слегка втягиваю дым в себя, хотя совершенно не знаю, что делать. Втягиваю и сразу выдыхаю. Странно. Я слышал, что в первый раз закашливаешься. Но у меня такого желания даже не возникло. А по телу ничего не пробежало. Но вот еще один вдох. И еще один. Неумелыми движениями стряхиваю пепел. И кажется, что мне действительно становится теплее. С каждым вдохом. Сейчас мне плевать, что останется запах. А мне через час-полтора идти в музыкалку. Что, возможно, дома будет мама. Я вновь вдыхаю дым и, случайно сделав вдох от недостатка воздуха в легких, закашливаюсь. От кашля на глазах выступают слезы, и я бросаю наполовину выкуренную сигарету. Горло неприятно саднит, и на языке необычная горечь. Когда приступ проходит, я снова надеваю шапку с наушниками и выхожу из переулка. В пачке остается еще несколько сигарет. И я их не выбрасываю. Потому что... Это небольшое преступление вызывает легкое головокружение. Во всем теле появляется необычайная легкость. Становится намного легче идти и намного легче... дышать. Через несколько минут я прохожу мимо школы. Еще через несколько минут я уже стою возле двери своей квартиры, открывая ее ключом. Но он не поворачивается. А это значит только то, что мама дома. Я как раз успеваю спрятать пачку в рюкзак. Мама открывает дверь и даже не удивляется тому, что я пришел на два часа раньше. - Здравствуй, - она не тянется меня обнять, и, видимо, лишь поэтому не чувствует легкий запах сигарет, который чувствую я, - я уже тебя потеряла. - Я был у семпая. Он встретил меня возле школы. Я думал, ты на работе, - снимаю куртку и прохожу в квартиру. Захожу в свою комнату, кинув сумку на кровать, и прохожу на кухню, ведь мама уже поставила чайник и теперь гремит чашками, заваривая ароматный напиток. - Мне позвонила твой школьный психолог, сказала, что ты отпросился. Ты заболел? - она обеспокоенно смотрит на меня. - Я просто не очень хорошо себя чувствовал. Сейчас уже полегче. Все хорошо, мам, - да, сейчас действительно все хорошо. Не смотря на то, что произошло у семпая. - Ты пойдешь в музыкалку? Или мне позвонить миссис Лауре? - она ставит передо мной кружку, и я кладу в чай две ложки сахара. Откусываю шоколадное печенье, чтобы хоть как-то сбить запах. Мама, привычная к тому, что я не тянусь к объятиям, все так же ничего не подозревает. - Да. Я нормально себя чувствую. Не хочется пропускать. - Ну ладно, - ее голос странно затихает перед тем, как она задает свой дальнейший вопрос. - Как дела в школе? - Нормально, - не раздумывая. Привычный ответ. Мама улыбается, в ответ получая еле заметную улыбку, умело маскирующейся под нормальной человеческой. Мы молча пьем чай, когда мне становится жарко, отчего я задираю рукава. Мой крест-напоминание-о-чем-то все еще виден. Его замечает мама. И хоть она ничего не говорит по этому поводу, я вижу, что ей это... Допив чай, я ставлю кружку в раковину и иду собираться. В этот момент к горлу подкатывает комок слез, который с трудом получается проглотить. Через полчаса я сижу в кабинете миссис Лауры, играя гаммы. В это время она записывает задание какой-то маленькой девочке, после чего подсаживается ко мне. Я, полагаясь на свою память и свое везение, из рук вон плохо соединяю произведение, которое вижу словно в первый раз. Хотя миссис Лаура ничего мне не говорит по этому поводу и задает лишь продолжать учить то, что есть. Возможно, она что-то понимает, да только вряд ли. Перед тем, как зайти домой, я покупаю в ларьке мятные конфеты. И вновь сворачиваю в подворотню. Вечерние сумерки способствуют моей невидимости. Страх оказаться замеченным теперь намного меньше, чем днем. И в этот раз получается выкурить больше половины перед тем, как я вновь начинаю чувствовать нехватку воздуха. Дверь в квартиру оказывается незапертой, и уже на пороге я чувствую запах жареной курицы. С чего это у нас сегодня такой ужин? В холодильнике еще оставался суп. - Привет, солнышко, проходи, сейчас уже будем кушать, - мама встречает меня с привычной улыбкой. Я мою руки, переодеваюсь и прохожу на кухню, где мама уже накрывает стол. - Доставай тарелки, вилки, курица уже на подходе, - мама делает овощной салат. Она выглядит на удивление оживленной. Словно что-то произошло. Что-то хорошее. - С чего у нас такой ужин? - раскладывая вилки, спрашиваю ее. - Просто так. Почему бы и нет? - она улыбается, посыпая нарезанные овощи солью и заправляя салат маслом. Это очень странная атмосфера. Она словно говорит, что ничего не произошло. Она просто кричит об этом. И в этом ее крике столько фальши, что все нервы напрягаются в ожидании неизбежного. Мама достает из духовки запеченную с картошкой курицу и раскладывает ее по тарелкам. Из холодильника на столе появляется коробка сока, и я достаю стаканы. Мы садимся за стол. Мама желает приятного аппетита, получая от меня не совсем внятный ответ. Мои нервы в напряжении от ожидания. Что-то и вот-вот. - Как прошел урок? - мама разливает по стаканам апельсиновый сок. - Нормально, - я накалываю на вилку несколько кусочков огурца. - Миссис Лаура сказала продолжать учить. Подумав, я все же спрашиваю: - А как твой день прошел? - Да тоже нормально. С утра прибралась, в магазин сходила. Что-то так курицы захотелось, вот и решила на ужин приготовить. Мамин голос звучит подозрительно оптимистично. Подозрительно жизнерадостно. В горле вновь появляется слезный комок. Слезы начинают жечь мне грудь. Они жгут до невозможности. Жгут. Мне. Больно. Но они не могут пролиться. Мои нервы напряжены до предела. - Фран, - бум. - Мы поговорили с твои психологом, - бум. - Она предложила тебе перейти в другой класс. Бум. Мое сердце просто перестало стучать. - Зачем? - все слова даются с трудом. Комок в горле мешает сказать хоть что-то. - Я думаю, ты знаешь, зачем. Я не стала выяснять все подробности, но надеюсь, что ты мне прояснишь некоторые моменты. Мне до ужаса тяжело поднять глаза. Оторвать их от тарелки, в которой я уже несколько минут просто вожу вилкой, перемешивая соус от салата с картошкой. Этот день просто катится к чертям. Бесповоротно. Увеличивая скорость с каждым оборотом. Неужели мне придется сегодня снова кому-то отказывать?! - Просто мы слегка повздорили с одноклассниками. Ничего страшного, - мой голос опускается до полу-шепота. - Но ведь за простую ссору не переводят в другой класс. Ты уверен, что не хочешь мне ничего рассказать? - даже если бы я был уверен, что готов выложить тебе все сию же минуту, я бы ни за что в жизни этого бы не сделал. - Мам, мы правда поссорились. Это все. - Но психолог крайне настойчиво советовала менять класс. Фран. - Мама, мы просто поругались, - пожалуйста. Давай закроем эту тему. Я не хочу тебе врать, мама. Врать тебе практически так же сложно, как что-то не говорить семпаю. Я не хочу переживать это еще раз. Пожалуйста. Хватит. Пожалуйста. Мама откладывает вилку в сторону и закрывает лицо руками. От этого ее жеста, мое сердце разрывается еще сильнее. Еще больнее. Я так не хочу, чтобы она... - Дорогой, я же вижу, что что-то происходит. Пожалуйста, ты можешь мне все рассказать. Я все пойму. Она встает из-за стола и подходит ко мне, опускаясь рядом и заглядывая в мне глаза. В ее взгляде я вижу стоящие слезы. Но только эти слезы от безызвестности. От непонимания. От волнения. Ее слезы не сравнятся с моими. Она может рыдать в подушку ночами. В то время как я молча все переносить. Я сильнее. Если она хочет, чтобы я перевелся, ладно. Я переведусь. Но только потому, что без этого мама просто... - Ничего не происходит, мам. Это был первый раз. Если ты хочешь, я переведусь. Я смотрю ей в глаза, стараясь придать взгляду стойкости и спокойствия. Мама еще несколько секунд смотрит на меня, после чего садится обратно на свое место. - Хорошо. Я завтра схожу в школу и заполню необходимые бумаги. Я предупредила твоего руководителя, что ты будешь дома несколько дней. Так что завтра отдыхай. Я не буду утром тебя будить. Я не знаю, как у нее нашлись силы продолжить ужин. Мне же после этого разговора кусок в горло не лез. Ему мешал все тот же слезный ком, вставший в горле еще днем. Оставшийся ужин прошел в молчании. Чтобы не расстраивать вконец маму, я все же съел то, что она мне положила. Помыв посуду и прибравшись на кухне, я достал телефон из рюкзака. Медленно угасающий экран оповестил меня о принятом сообщении. В надежде, что это семпай, я открыл его. "Привет, Фран. Это Хару. Я знаю, что ты переходишь в другой класс. На последнем уроке заходила миссис Каваларо. Мне правда очень жаль, что так получилось. Прости, пожалуйста." Хару... Это та самая девочка, которая ни разу меня не тронула. Даже поделилась учебником. А теперь именно ОНА извиняется. Ничего не написав в ответ, я сходил в душ и вскоре уже лежал в кровати. Почему-то именно теперь мне пришло осознание, почему мама сделала такой ужин. Весь этот разговор... Неужели она думала, что меня можно таким образом разговорить?! Неужели только от такого ужина кто-то вроде меня расскажет все?! Грудь снова жжет. Неимоверно. И больше нет сил это выдерживать. Из глаз начинают литься слезы. Нескончаемым потоком. Я выдергиваю подушку из-под головы, и накрываю ею лицо, пытаясь заглушить рвущиеся наружу рыдания. Из меня словно в одно мгновение ушли все силы. Тело обессилило настолько, что даже рукам было сложно держать подушку. Сейчас мне кажется, что даже если бы я захотел все рассказать маме, я бы просто не смог. У меня бы просто не нашлось сил. Весь день полетел в тартарары. В один день все поменялось настолько, что я впервые не выдержал этого. Хотя пора уже было привыкнуть. Ведь вряд ли это чертово колесо когда-нибудь остановится. Скорее всего, я окрепну настолько, что смогу выдержать боль от чертового головокружения. Смогу выдержать то, что заставляет меня метаться внутри собственной клетки. Что заставляет желать... Спокойной ночи тебе, Фран. Да исполнятся все твои мечты.