Подвал

Понял? ТЫ – ПСИХ! Тебе должно быть стыдно за это! Видишь! Я няша – а ты мудак! Да! (с)

15.15 Масло на сковороде шипит и ухитряется брызнуть на руку, когда кидаю туда креветки. Облизываю запястье, быстро забываю про это и продолжаю помешивать содержимое. Запах по помещению распространяется своеобразный и очень вкусный – уют в чистом виде. Сбоку на столе пыхтит рисоварка, а позади на кухонном уголке расположился тот-кого-я-люблю, закутанный после ванной в полотенце – и только в него. Ноги его за щиколотки стянуты до тридцати см мягкой, но прочной лентой, поэтому за побег я не опасаюсь. Да и он наверняка понимает, что я предпринял все возможные меры. Но, признаться, меньше всего сейчас я думаю о подобных вещах. Слишком сейчас спокойно и хорошо. Вспышка утреннего гнева моего пленника прошла быстро, и я вполне успешно отволок его купаться, всего пару раз почти получив пяткой в нос. Хотя он будто стал… развязнее? Вот и сейчас вполне нахально сложил лодыжки на стол, сверкая бледной кожей с едва заметными золотистыми волосками. Портит их только сетка царапин. – Убери ноги со стола, – вздыхаю, хмурясь в его сторону. – Мне и так удобно. Чем тебе не угодили мои ноги? Они чистые, даже пола не касались, – меланхолично отзывается он. Немного растягивает слова, даже интонация слегка поменялась. Хотя он редко говорит со мной просто так. – Прекрасные ноги. Но не надо ими светить, – ворчу, отводя взгляд, но опять оборачиваюсь на движение. Тот-кто-принадлежит-мне закинул ногу на ногу, насколько позволяла лента, но с места не сдвинулся. – Хочется закинуть на плечи, изврат? – почти пропел он, в упор наблюдая за мной. – Ты скажи, я пойму. Хотя не гарантирую, что тебе это можно. Я слишком чистый сейчас для такого мерзкого гомика как ты, – краем полотенца он вытирает волосы, сейчас многие прядки забавно стоят торчком от этого. Вспыхнув, чуть резче дергаю за ручку сковороды и опять обжигаюсь каплями масла. Да черт… Смачиваю тряпку и прикладываю к запястью, колющее ощущение быстро проходит, но потом останутся красноватые пятнышки. Кстати, след от пощечины все еще красуется у меня на лице, сойдет через пару часов. Иногда касаюсь этого места и все еще не верю, что тот-кого-я-люблю мог так вспылить. Оставляю смесь томиться, закупорив крышкой, потом направляюсь к парню. Он слегка удивленно смотрит на меня и, кажется, готов уже что-то съязвить, но я подхватываю его ноги под колени и слегка приподнимаю над столом. – Все же не надо, – целую немного ниже колена и опускаю на мебель. Тот-кто-принадлежит-мне густо краснеет и что-то неслышно ворчит, подбирая ноги под себя и плотнее запахиваясь в полотенце, косится на меня уже с любопытством. Думает, что это не заметно, как же мило. Сажусь пока на стул с другой стороны, вспомнив кое-что. – Ты говорил, что окончил школу совсем недавно? Но тебе уже двадцать один, – начинаю, пододвигаю к нему чай. – Это долгая и неинтересная история, – равнодушно отзывается он. – Что ты туда подсыпал? – Только сахар. – Сойдет, – утыкается в чашку, всем видом давая понять, что нет настроения продолжать эту тему. Зато мне становится любопытнее. – Ты не выглядишь на такой возраст. Мне казалось, тебе и восемнадцати нет. – Так ты еще и педобирище? Западаешь на милых мальчиков, как тебе не стыдно, – он мурлычет, почти не отрываясь от чая. – Я никогда не западал на мальчиков, – немного раздражаюсь. Кого угодно доведут эти постоянные обзывательства. – О, так я какой-то особенный? Перекорежил ориентацию несчастному парню? Какой я плохой, – пленник фырчит, закатив глаза. Наверное, я никогда до него не достучусь. – Я люблю тебя. Он реагирует мгновенно: – С какой это чести, а? Ты подглядывал за мной, хотел трахнуть, но не более того, нет, – кивает своим выводам, допивает чай и отставляет кружку на стол. – Долго еще? Я голоден. – Я сам не знаю, почему. Но я мечтаю, чтобы ты был счастлив, – терпеливо продолжаю. – Еда будет через полчаса, – добавляю вполголоса, обернувшись на плиту. – Ты опять говоришь эту чушь. С чего ты взял, что я несчастлив? – он почти стонет, схватившись за голову. Немного неловко это получается из-за свежей шины на пальцах, но достаточно трагично. – Потому что ты ненавидишь всех, кто тебя окружает, – эта мысль давно вертится у меня в голове. И я оказываюсь прав – он медленно кивает и смотрит на меня с каким-то новым выражением, замирая. – А еще почему?.. Пожимаю плечами, я действительно не знаю. Тот-кто-принадлежит-мне разочарованно выдыхает и медленно выпутывает пальцы из волос. – Больше всех я ненавижу тебя. Почему мне приходится зависеть от такого влюбленного придурка? Ты же ненормальный, псих, мало ли что тебе придет в голову. А вдруг ты решишь заделать мне ребенка, а потом вырезать его из моего живота? Здесь он явно переигрывает. Стараюсь дышать глубоко. Он что, просто пытается вывести меня из себя? Но тогда он лишится еще пары пальцев. – Я не сделаю ничего, что причинит тебе незаслуженную боль, – тщательно подбирая слова, отзываюсь я. – Ты насиловал меня, и не единожды. Что скажешь в свое оправдание? – его губы слегка скривились. Молчу, ощущая, как заливаюсь краской. Тут нечего сказать, это только мой проступок. Хотя я ничуть не жалею о каждом из них, о чем так и сообщаю ему. – Изврат-садист, – тут же расплывается в ехидной улыбке. Предпочитаю не отвечать, дабы не провоцировать новую волну оскорблений, проверяю карри, на миг отшатнувшись от пара. Пробую, добавляю специи – лишь бы не оборачиваться. – Мне скучно, – он вскоре подает голос. – Здесь даже нет кошака. Куда он делся? – Он спит на моей постели. – Изменщик, – вздыхает. – Я хочу гладить что-то мягкое. Ты сойдешь. – При чем здесь я? – удивляюсь его логике. – Я про голову. Волосы. Иди сюда. Никуда твое адское варево не уплывет. Подхожу и слегка склоняюсь. Слышу его возмущенное фырчание. – Я не собираюсь тянуть руку. Опускаюсь коленями на пол, он пододвигается и сосредоточенно наглаживает меня по волосам, о чем-то задумывается. – И впрямь мягкие. Хотя с кошачьими конечно не сравнить, – делает своеобразный вывод, запускает пальцы в пряди, перебирая. – Ты знаешь, что такое «пэт»? – Неа, – признаться, блаженствую. Это невероятный кайф, не говоря уже о том, что первый раз, когда пленник прикоснулся ко мне без враждебности. – Ну и хорошо, – сжимает пальцы, чуть подтягивая к себе. – Неужто ты действительно так предан мне? – Безгранично, – бормочу, разомлев. Даже странно, какой эффект могут иметь более чем невинные на первый взгляд прикосновения. – Но не выпустишь отсюда? А если я попытаюсь убежать? – потянул за прядь волос, тут же опять начав гладить. – То я убью тебя, – расслабленно улыбаюсь. – Странная у тебя любовь. Ну и пофиг. Я хочу расслабиться, а ты и так уже на коленях. Киса, – последнее слово протягивает будто бы насмешливо. Словами не передать, как он очарователен в своей наглой самоуверенности в такие моменты. Возможно, я допускаю ошибку, развязывая его ноги, но он не реагирует на это так резко, как я ожидал. Не вскакивает и не убегает, а просто пододвигается, так и сидя на креслообразной угловой гарнитуре, раздвигает ноги и слегка сжимает бедрами предплечья, притягивая меня за волосы. От такого самоуправства я готов вспылить, но тут же вспоминаю, кто перед мной. Самое безобидное и одинокое существо на свете. Я не могу допустить, чтобы ему стало скучно. Тем не менее пытаюсь отстранить его ладонь от волос, за что получаю по макушке. – У кис нет рук. У них есть только язык и мурлыканье, – довольнейшим тоном поясняет он. – И мягкая шерстка, – неожиданно ласково продолжил гладить и подталкивать ближе. – И кто из нас извращенец? – хмыкнув, упираюсь ладонями в обивку. От движений с парня успешно слезло полотенце и он предстал во всей наготе. Знаете, я бы действительно не дал ему больше восемнадцати, он довольно хрупок на вид, и, как бы подобрать слово… невинен, именно так он выглядит. Тем контрастнее ощущается его поведение порой. А мелкие многочисленные порезы на теле с некоторых пор придают ему вид еще более двусмысленный. – Если не хочешь, то я и не заставляю, – он фырчит и отводит взгляд в сторону. – Больно надо. Хотя я даже молчу о том, что ты сотворил со мной вчера, извращенный ублюдок. Аа… Я тоже молчу об этом, это только моя вина, что я не удержался в пылу. Однако это оказалось так приятно, неудивительно, что он теперь хочет того же. Влажно облизываю его плоть, посасываю, пока тот не встает эрекцией, чувствую на языке тот слегка солоноватый привкус и продолжаю тереть и ласкать по всей длине, пока не забирая в рот. Пленник не сдерживается, довольно постанывая и горячо дыша, кажется, ему доставляет особое удовольствие сам факт всего происходящего, но я совершенно не против. Если ему это нравится – это нравится и мне. – Все же длинные волосы чертовски удобны… – слышу его слегка охрипший от возбуждения голос. Он запускает руки в голову, оттягивает почти белые пряди, потом надавливает на затылок и чувственно выдыхает, когда проталкиваю в рот его член. Настолько чувственно, что мурашки по телу пробегают. Плотнее обхватываю губами и посасываю, забираю глубже и потираю языком, чувствуя, как скользкая от смазки головка упирается в небо. Спустя пару секунд обнаруживаю, что он крепче давит на голову и фактически насаживает глубже, низко выдыхая и издавая совершенно пошлые негромкие стоны. Ненадолго прервавшись, он пару раз вздохнул, восстанавливая голос. – А у тебя приятный рот… Частая практика, шлюховатая киса? Зато кое-у-кого рот очень даже грязный. Слегка сдавливаю головку зубами и слышу возмущенное шипение, впрочем, быстро становящееся приятным, когда зализываю место «укуса». Вообще-то я просто стараюсь копировать то, что делали некоторые любовницы, но если тебе не нравится… Давлюсь, когда рот заполняется чем-то густым и скользким у самого горла, рефлекторно глотаю и по уши краснею, соображая, что это было. А на вкус… Вопреки ожиданиям, довольно безвкусно, только слегка пряно. Пряно и пресно одновременно, даже описать трудно. Отстраняюсь и подтягиваю салфетку со стола, тут же получаю удар по кисти. – У кис нет рук, – напоминает тот-кто-принадлежит-мне. – Тем не менее ты же не оставишь меня ни на каплю грязным? Что ж, упиваться унижением, так упиваться. Хотя постойте, какое унижение – это же тот-кого-я-люблю. Слизываю с плоти все подтеки, потом провожу пальцем по губам и собираю языком остатки спермы и с них. Все это время парень наблюдает за мной помутневшим и блаженным взглядом, его скулы пылают, а дыхание глубокое и ровное, он почти пришел в себя. Не могу удержаться – поднимаюсь и целую его в губы, проникая языком и касаясь его внутри, на секунду он даже отвечает, но быстро отпихивает от себя руками и ногами. – Ты мне только что отсасывал, какие тут поцелуи? – громко возмущается и запахивается в полотенце, опять устраиваясь в дальнем конце уголка. – Мне уже гораздо лучше. Отвали. Отворачиваюсь и упираюсь руками в столешницу возле плиты. Не хочется попадаться к нему на глаза со своим смущением. Черт возьми, я же никому никогда такого не делал, только ему, и до такого… Трогаю губы, что-то неслышно ворчу. До этого я просто играл, но уж точно не ожидал, что меня элементарно отымеют в рот. При моем же абсолютном согласии. – Неужто я лишил тебя девственности? – фырчит с дивана мой наблюдательный пленник. Не отвечаю, проверяю карри – оно готово. И рис тоже, вожусь с сервировкой стола. Тарелки сюда, салфетки, чашки… – Кисы не говорят? – он довольно ехидно усмехается. Может, если я опущу ему на лицо тарелку с горячим рисом, это его успокоит? Впрочем, это излишне. Воспитательные методы можно найти и погуманнее, вот пальцев у него еще 18 штук есть. И два глаза. Просто… Я немного растерян. 23.42 Остаток дня прошел спокойно. Пленник больше не шумел и не пошлил, опять вернувшись в спокойное флегматичное состояние. Я даже спрашиваю – не приснилось ли мне это? За это время успел пройти небольшой вечерний дождь, последнее время они часты. В соседнем доме неестественно шумно. Пытаюсь вглядеться через балкон, но дверь на него у С. С. заперта и задернута шторами. Но я точно слышу громкую музыку и чьи-то голоса. Может, на улице пойму? Все равно надо вынести мусор. Пара непрозрачных пакетов, да уж, с появлением нового сожителя мусора стало немного больше. Зажигаю внешнюю лампу на крыльце. Можно было давно поставить на автовключение фонари, но каждый раз лень возиться с ними. Шоссейные тоже дают свет, но более тусклый и будто пыльный. Спихиваю пакеты в мусорку, на минуту так и замираю, задумавшись. Итак, он живет у меня уже 10 дней. За это время он все же изменился, и, думаю, в хорошую сторону. В любом случае он уже не ненавидит меня, как говорил поначалу. Однако он принес и загадки. Во-первых, странный возраст. Здесь есть пара неувязок – может, поинтересоваться у С. С.? Но как же это сделать, не вызывая подозрений. А так же психиатр. Если тот-кого-я-люблю чем-то болен, то я должен найти способ ему помочь. Меньше всего я хочу, чтобы он страдал в одиночестве. Это худшая вещь на свете сразу после скуки. Одиночество… – Тебе одиноко? Извини, я не расслышала, что ты там бормочешь, милый, – как чертик из коробки сзади выпрыгивает разряженная С. С. Она слегка покачивается, от нее разит шампанским, о, вижу фужер в тонких пальцах с бешено-радужным маникюром. На голове торчит дурацкая конусообразная шапочка – только сейчас вспоминаю, что С. двойняшки, а, значит, день рождения у них один. – Нет, я прекрасно себя чувс… – едва успеваю ее поймать, веду обратно к дому. – Как ты так далеко забрела? – не могу сдержать улыбки. Она все же как ребенок, но не из тех раздражающих куриц, скорее совершенно искреннее и радостное существо, в кои-то веки отвлекшееся от мыслей о печальной судьбе брата. – Ты так и не пришел! Я же оставляла тебе приглашение, – бурчит она, обнимая меня за руку и немного вычурно идя, будто воображая себя невестой или принцессой – мало ли что там в ее слегка хмельной голове. – Где? – запоздало вспоминаю, что на пороге летала какая-то бумажка, когда я открыл дверь. – В <…>, – серьезно отвечает она и спотыкается о газонный распрыскиватель, падая со мной в обнимку. Едва успеваю перевернуться, чтобы она хотя бы грохнулась на меня, вижу сбоку шевеление и рефлекторно бросаю туда взгляд. А, это просто зеркало. Зеркальное стекло подвала, в паре метров от нас. Право, неловко. Пытаюсь встать и поднять подгулявшую Сестру, но она смеется и чмокает меня в губы: – Спящий Красаве-ец! Закатываю глаза. Чистый ребенок же. Поминая скользкую траву плохим словом, ухитряюсь поднять С. С. и слышу окрик со стороны соседнего дома: – Так вот куда она убежала! Хе-е-ей, ты даже не все подарки открыла! А ты еще кто? – высокая девушка с короткой стрижкой машет нам чем-то типа слишком украшенного бокала. Утыканного зонтиками и трубочками. – Я с вами, – вздыхаю, выслушав очередное глухое требование именинницы и поставив ее на ноги. С. С. трясет головой и вроде приходит в себя, берет меня за руку и тащит в дом. Напоследок оборачиваюсь в сторону подвального окна – там будто бы мелькнула тень. Глупости, это же зеркало. Оно не показывает того, что внутри.