Подвал

Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу (с)

По мере приближения к двери я все больше убеждался, что гул и шум принадлежал толпе людей, уже слегка набравшихся. Их галдеж разносился по всей улице, подкрепляемый визгливыми ударами музыки. «Оп. Оп, оп, оп…» С. С. валится в объятия высокой девицы на пороге, радостно что-то крикнув. Та оборачивается на меня и кивает в сторону входа. – Поздно ты… не помню как тебя зовут! – она пытается перекричать музыку, волной ударившую из раскрытой двери. Замечаю, что и она навеселе. Зачем я вообще захожу в дом? Я ведь просто вышел вынести мусор. Чуть не спотыкаюсь об упаковку банок пива на полу, немного растерянно смотрю на толпу людей одного с С. С. возраста (сокурсники?), ощущаю толчок в спину. – Я не помню тебя на нашем курсе? Прогу-у-ульщик, – хохочет та коротковолосая девушка, протягивая мне банку, замечаю в другой ее руке сигарету. Стараюсь не отшатнуться, признаю, табачный дым в силу некоторых воспоминаний не переношу. Слишком тяжелый запах, не для меня. Автоматически беру пиво, глотаю немного, осматривая гостиную. Пять, семь, чуть больше десятка человек. А по шуму казалось, что их больше. Несколько танцуют, подражая движениям из новомодного вирусного клипа, какая-то парочка неудачно спряталась за спинкой кресла – я спотыкаюсь о чью-то ногу, проходя мимо и получаю в колено отлетевшей туфлей. Философски смирившись, желаю им приятного вечера и добираюсь до свободного дивана, не сразу замечая темную кучу сбоку – а, это просто кто-то спит, закрывшись курткой. Не беспокою беднягу, наверняка он просто слишком много выпил с непривычки. Немного растерянно смотрю в точку над гостинным камином, вздрагиваю от звука падения в нескольких метрах позади. Хохот, новая музыка, кажется кто-то устроил спор и танцы с прохождением под палкой, уже не помню, как это называется. У нас ведь было что-то подобное в университете, но я уже смутно помню. Может, потому и смутно, что слишком часто и от всей души участвовал в таких «праздниках». Интересно, с каких пор меня перестали привлекать большие компании людей? Если примерно подсчитать, то разница между мной и этими студентами не более пяти лет. Наверное, где-то в этих годах и кроется момент, когда предпочитаешь спокойствие дома. Или я просто рассуждаю, как старик, из-за навалившейся усталости. Ужасно, как много звуков и запахов. В голове накапливается привычная ноющая тяжесть, прижимаюсь лбом к холодной поверхности банки. – Совсем хреново? – раздается тягучий низкий голос над ухом. Вздрагиваю и выпрямляюсь, задеваю затылком чью-то скулу, оборачиваюсь и вижу слегка вытянутое лицо парня, бледноватое, в меру томное. Темные волосы собраны в хвост – даже длиннее моих, хотя не в пример глаже. В пальцах такая же сигарета, как у той девушки, ногти выкрашены в черный, на отнюдь не тонком запястье кожаный браслет. Какой-то… гот? На этот раз отстраниться трудновато и дым все же долетает до меня, на мгновение заставив замереть. Сладковатый густой запах, да что они здесь творят? Мне только не хватало оказаться в доме, полном укуреных студентов. И вообще, я оставил того-кого-люблю одного, ему наверняка скучно, мне пора домой и… – Эй, с тобой все хорошо? Уснула? – этот странный парень тыкает меня в плечо. Мрачнею, уставившись на него в ответ. – Ой, не заметил, – однако искренности в голосе не было, скорее ехидство. – Будешь? Отвожу его руку с косяком, кошусь в сторону выхода. Я не хочу здесь находиться. Мне неловко, голова болит сильнее. – Язык проглотил? Кажется, этот тип настроен поговорить. Он перебирается на диван рядом и выдыхает сладковатый дымок куда-то возле моего уха. Стараюсь задержать дыхание; нет, я отнюдь не ханжа в отношении вредных привычек и прочего, но сильные запахи меня убивают. – Мне лень говорить, – все же отзываюсь. Странно, через пару минут заполняющий комнату запах перестал быть таким сильным. Я даже чувствую себя бодрее. Звуки приглушились, я даже смог разобрать слова песни, впрочем, не очень понятные. – Тоже не любишь такие толпы? – все так же меланхолично продолжает собеседник. – Кажется, она собрала весь курс. Даже тех, кто не ходил со всеми, – косится на меня. – Я вообще-то сосед, – почему-то язык слегка заплетается. Легонько хлопаю себя по лбу, качаю головой. Такое странное ощущение. – И здесь мало людей. – Там, – он показывает наверх. – И там, – в сторону кухни. – Их много, – откидывается на спинку дивана и прикрывает глаза. Киваю и отодвигаюсь на всякий случай. Натыкаюсь боком на спящего человека, останавливаюсь. Может, уже свалить отсюда? Я вообще случайно сюда попал, у меня даже подарка для С. С. нет. Да мне вообще здесь нечего делать, я мусор пошел выносить… Вынес, зато С. С. принес, но она получше мусора-то. Вырвался смешок. Интересно, давно они тут собрались? Я особо не обращал внимания на шум из соседнего дома, но после полуночи стало только шумнее. Начинаю беспокоиться, не помешает ли это пленнику. Хотя у него там неплохая звукоизоляция, она и наружу звуки не пускает, и это хорошо, потому что его периодические истеричные вопли кого угодно разбудят. Возбудят тоже. Расплываюсь в улыбке, вспоминаю, что именно такое выражение лица у меня пленник называл особо пошлым. Меньше от этого лыбиться не перестаю. – О, так ты только за? – раздается над самим ухом, дымок тепло обдает кожу. Отшатываюсь, разворачиваюсь к этому парню – он что, все это время что-то говорил? Оказываюсь лицом к лицу к нему, зачем он пододвинулся, ээээй! Все же упираюсь спиной в дрыхнущего-под-курткой, а коленом в живот брюнета. Мм… кстати, он не гот, байкер скорее. Пытаюсь привести задымленные мозги в порядок, тупо уставившись на черепообразную пряжку его ремня. – Я не знаю, о чем ты подумал, но я не по этой части и вообще, – ухитряюсь выдать длинную фразу и предупреждающе отпихиваю его. Тот нисколько не огорчился и вернулся на место, продолжая что-то говорить с совершенно философским видом. Расслабляюсь, приподнимаю воротник толстовки и утыкаюсь в него носом, попытавшись хоть как-то оградиться от дыма. С непривычки марихуана действительно может ударять по голове, тем более что это происходит незаметно. – Не знаю, что я вообще здесь делаю. Половина этих людей тупые ублюдки, а вторая половина просто тупые, – сквозь долбящую музыку прорываются слова байкера. – Ни одного своего, какая жалость. Даже ты не тот, хоть и выглядишь как… Пока раздумываю, куда деваться. Для начала мне нужно в ванную, да, там есть вода. Головой туда и прекрасно, особенно если она будет холодной. Наверняка этот запах потом останется в волосах, и на одежде тоже. Хоть вывешивайся в окно и жди, пока не выветрится. И вообще, им сильно повезло, что улица полупустая, иначе сюда вполне могли бы вызвать полицию недовольные соседи. Да хоть я, например. Хотя и я сейчас в не очень выгодном положении. – Как это я выгляжу? – недовольно бурчу. – Взрослее остальных, но как-то странно, – он закидывает ногу на ногу, пытаясь достать и поправить какой-то ремешок на сапоге. – Тебя будто из бумаги вырезали и пустили гулять. – Я уже думал, что ты будешь говорить про голубых, – фырчу, уткнувшись в воротник. Спящий чувак ерзает и упирается мне в бок ногой. Неожиданно, но терпимо. – Нет, ты выглядишь скорее выпендривающимся идиотом, – благосклонно отзывается тот. – Не вижу разницы между удовольствием от парней или девушек. Все одинаковое, – совсем уж туманно заканчивает, опять затягиваясь и прикрывая глаза. – Суть, вот что главное. – И в чем суть? – мне становится любопытно. Пока я здесь, можно и поболтать. Я уже много недель не бывал в людных местах, а ведь когда-то мог днями не приходить домой. Все как-то изменилось. – Перед чужими можно и повыпендриваться, но вот когда напарываешься на своего… Какой-нибудь совершенный мудак, но потому и совершенный, что твой. И вся твоя вселенная начинает понемногу ломаться и прогибаться под него, окружать, заполнять, – его голос становится тише, невольно вслушиваюсь. Благо, что музыка сменилась на какой-то не очень заглушающий писклявый клубняк. – Это глупо, подстраиваться под кого-то, – бормочу, задумавшись на минуту. Кошусь на банку в руке и пихаю куда-то за ножку дивана. – Когда встретишь Своего, то поймешь. Тебя будто током шарахнет, как последнюю суку. Бывай, выпендрежник, – байкер зевает с какой-то тягучей ленцой, тушит косяк о подлокотник дивана и уходит в сторону кухни. Странный тип. Любопытный, но неприятный. И это он меня выпендрежником назвал? Чувствую шевеление под боком, все же не сдерживаю любопытства и приподнимаю куртку. Там блеснули запачканные чем-то сбоку очки. – Охх… Здесь возможно вообще уединиться? – А. со стоном присел, прижав ладонь к лбу. Оглядываюсь. – Только не в полном людей, музыки и дымка помещении. А. принюхивается и кривится, потом вздыхает. Спрашивает, где С. С. Говорю, что не знаю, предлагаю оттащить его за собой в ванную, чтобы окунуть головой в воду. Он с радостью соглашается. Объясняет, что пьет крайне редко, потому что по работе не положено. Этот дом я знаю как свой собственный, ванную найти нетрудно, хотя голова кружится и хочется прилечь прямо на мягеньком теплом полу. Но собираю всю силу воли, нахожу выключатель и втаскиваю жертву алкоголя в туалетную комнату. Усаживаю А. на подобие табуретки возле душевой, мочу полотенце и как можно аккуратнее шлепаю ему на голову. Задумавшись, торможу примерно минуту, а потом все же сую голову под душ. Ааааа, холодно. Отдергиваюсь назад и провожу ладонями по повисшим прядям, выжимая, потом растираю голову. Ледяная вода все же была не очень мудрым решением. Но главное, что я могу опять достаточно четко думать. И сюда не долетает этот приторный запах. Ну и С. С., интересно, такое было ее идеей? А. слабо застонал. – Ты жив? Кивает, прижимает полотенце к лицу. Ну вот и славно. Я совершил подвиг и могу валить отсюда. Даже не хочу заглядывать обратно в гостиную, проще через балкон. Благо, не закрыл утром свой, поленившись. Оставив А. на произвол судьбы и С. С., делаю попытку выйти – сталкиваюсь с той высокой девушкой, что встретила меня у порога. Да она почти с меня ростом, и это без каблуков. Только сейчас вижу, что у нее волосы с одной стороны выкрашены в темно-красный. – Тут занято? – голос резковатый, но не грубый. Взгляд на удивление ясный. – Да не очень, – машу в сторону страдающего А. Девушка понимающе кивает и пробирается к зеркалу, приводит в порядок торчащие прядки волос. – А ведь я ее предупреждала, что нельзя приглашать все это стадо, но когда она меня слушала? – обращается явно ко мне, потому что больше живых слушателей тут нет. – Я такого не ожидал, если честно, – так и замираю с дверной ручкой в ладони. И отступить не хочется, и уходить неловко. – Часто так? – Нет. Она просто любит праздники, – собеседница кивает мне через зеркало. – Крайне любит, – выделяет первое слово. – Когда мы с ней жили, то соседи периодически предъявляли жалобы. Ей же надо отпраздновать каждый вовремя сданный экзамен. Да в принципе сданный, хоть на год позже, чем надо. Хотя сейчас я могу ее понять. Она делает паузу, предпочитаю промолчать. – Это правда, что ее брата похитили прямо из этого дома? – она в упор смотрит на меня. Искреннее такое любопытство. – Она говорит, что ты много об этом знаешь и вообще вы лучшие друзья. – Ээ… – чуть морщусь. – Нет. Я бы предпочел, чтобы меня вообще не втягивали в это. – Могу понять. Наверное, соседом он был никудышным. Да я вообще сомневаюсь, что его похитили, – она понижает голос, почти бормоча. – Жуткий был парень. И вроде бы одно лицо с ней, но характер… Стоишь рядом и мурашки по коже. И ведь ничего такого не делает плохого, просто исходит что-то странное и все тут. Ну, ты меня понял, да? Даже моя мама это подтверждала. Взялась за него по старой дружбе с их отцом, проводила сеансы и что-то выясняла и выясняла… Я все пыталась спросить, что такого в нем, а она отмалчивается, хмурится и говорит про дурацкую этику. Бред в общем, – она вздыхает. – А, иди, я ж тебя не держу. Просто надоела эта толпа, хочется нормально поговорить. – Да я не против. Отпускаю несчастную ручку и опираюсь о край душевой. – Интересно? Да уж, с кем только не получится жить по соседству. – Для чего ему требовался психиатр? – я жадно впитываю каждое ее слово. Мне кажется, тут есть что-то важное. – Она беспокоилась за него. С тех пор, как их родителей убили, она же о нем заботится. Но не всегда удачно. Он стал игроманом или что-то типа этого, – она достала из шкафчика какой-то мусс и, говоря, поправляет прическу. Ну, это я и так знал. – А еще несколько лет назад он стал замыкаться в себе. Мы даже думали, что он шизик, но нет. У него паранойя была, – она серьезно смотрит на меня через зеркало. – Какая-то фобия или мания, мы так и не поняли. Он боялся даже собственную сестру, потом вроде стал нормальным, но после того случая с «химиком» в шестнадцатой школе опять начал запираться и шугаться всех подряд. И попугая за что-то убил. – Попугая? – вся эта история конечно любопытна, но попахивает сплетнями. – Ага. Я в гости пришла, а попугая не слышно. Смотрю в клетку, а он лежит на дне со свернутой шеей, – девушка замолкает и проводит по челке расческой, потом задумчиво дергает себя за бровь. – Она чуть не заплакала тогда. Попугай еще и говорящий был, вечно какие-то фразочки из телевизора орал на весь дом. В общем… Я не думаю, что его похитили. Она оборачивается на неразборчивый звук, поправляет полотенце на опять ожившем А., потом поднимает взгляд на меня. – Я думаю, что он сбежал. Он очень сильно чего-то боялся. 1.45 Я все же добрался до балкона, минуя пару заблудившихся студенток и нечто, расположившееся прямо на лестнице. Будто нахожусь в фильме про зомби-апокалипсис. Если бы опять попал под дымок, то наверняка стал бы палить в них из пальцев… что за глупые мысли. Выйдя на балкон, потягиваюсь, с удовольствием отмечая пустоту вокруг. Не сразу замечаю опять заморосивший дождик. Пофиг, допрыгну и так. Как Спайдермен. Невольно хихикаю, потом обрываюсь, пытаюсь вернуть серьезный настрой. О, тут грязь на перилах. Неужто кто-то из гостей играл в канатоходца? Вскакиваю на каменную поверхность и отталкиваюсь. Получается немного неуклюже, потому что предательски закружилась голова, еще и ушибся коленом о пол. Дверь в комнату распахнута от ветра, край штор дергается наружу, намокая. Прикрываю за собой, запираю на щеколду. Спотыкаюсь о провод системника. Странно, я его вроде тут не оставлял. Котенок выскакивает из-за кресла и ловит меня за ногу, едва успеваю изменить траекторию, чтобы не придавить это непоседливое существо. В итоге валюсь на спину, ловлю кошака и поднимаю над собой, держа за бока. Он забавно дергает лапками, пытаясь поймать мой нос. Мило. Почти так же мило, как тот-кто-принадлежит-мне. Меня клонит в дрему, закрываю глаза и опускаю котенка на грудь. Тот быстро спрыгнул и, усевшись у головы, начал жевать мои волосы. Щекотно. Задумываюсь об услышанном от подруги С. С. Оказывается, у моего пленника была паранойя. Но я уверен, что попугая он не убивал. Он же такой безобидный… Кажется, я заснул на пару минут, прямо на полу. Перед глазами летают какие-то разноцветные дуги, тот-кого-я-люблю протягивает руки, желая обнять, а потом превращается в котенка и бегает по мне, кусая за пальцы. Я же не готовил ужин, так? Пытаюсь продрать глаза, но становится эпично лень. Пока можно и поспать, он… – Брати-и-ик! Меня словно окатывает холодной водой. Резко присаживаюсь, ловя котенка в ладони, опускаю его на пол и деревянно поворачиваюсь в сторону коридора. Там что-то топочет, этот звук болезненно отдается в ушах после внезапного пробуждения. Вскакиваю, пошатываюсь и сжимаю голову руками. Только не сейчас, прошу… Буровато-красные облака быстро растворяются, земля возвращается под ноги и уже пулей бегу к лестнице, потом вниз, одним прыжком преодолеваю последние ступеньки, заезжаю локтем о стену, но на это как-то пофиг. На полу мокроватые следы, валяется стакан. Кто-то хотел попить, но… Этот голос, черт возьми. – Братик! – выдыхающая укуренная интонация. Слово громко доносится из подвала. Неужели я забыл запереть его? Но я ведь всего лишь мусор выносил, а-а-а, об этом даже думать невыносимо. Что же делать… Панически шарю взглядом по гостиной, коридору, порогу. Бита. Хватаю ее и, чуть не поскальзываясь, бегу по подвальной лестнице, поворачиваюсь к двери и осторожно заглядываю. Он смотрит на меня, быстро заметив. Такого страха на его лице я еще никогда не видел, даже в первый его день пребывания здесь. Не омерзение, не презрение, а слепой ужас и беспомощность, кажется, глаза даже блестят. Он сидит у стены, вжавшись в нее и упираясь ногами в пол, руки прижаты к груди. Стоп, он не может плакать по такой причине… Это… Это совсем не в его стиле. Он бы никогда не стал плакать от страха, а тем более когда я его вижу. С. С. полулежит рядом, стиснув его и положив голову на плечо, она совершенно бессознательна и счастлива на вид. Наверное, тот вопль был ее пьяной лебединой песней. Как она вообще пришла сюда? Как перепрыгнула балкон – сейчас понимаю, что там действительно были неловкие царапины и мокрые следы. И, главное, зачем она поперлась в мой дом!? Сердце колотится, дыхание становится тяжелее. Это слишком глупый литературный оборот – «в глазах потемнело от гнева». На самом деле все вспыхивает, как замыкание электричества. Никто не смеет пугать того-кого-я-люблю. Тело деревенеет от усталости и чего-то еще, но будто открывается второе дыхание. Рывком заношу биту, сталкиваюсь взглядами с пленником. Он действительно плачет, и отнюдь не от радости, это невыносимо. Что-то говорит, протягивает руку, отшатывается плотнее к стене, соскальзывая в сторону, но я уже опускаю биту, завершая путь глухим ударом, гулко отдающимся в ладонях.