1. Сидел себе и никого не трогал 2. Заснул и проснулся в подвале с соседом-хмырем 3. Сосед-хмырь начал заливать то, что меня любит, нунелохли? 4. ...он меня поимел, эта сволочь меня поимела. 5. Одел в бабские тряпки. Боже, убей меня, а лучше его. 6. Супер, опять поимел 7. Опа, сестренка начала поиски. Ему конец 8. Блеск, испортил днюху 9. Появился какой-то чувак, хотел забрать мою игрушку. Гуф. 10. Соседа-хмыря забрали копы, сестрица меня опекает... ...что за хрень?(с) Муз. Краткое содержание первого сезона в несуществующем твиттере жертвы. _____________________
В субботу 22 числа этого месяца я опять остался один. Как и раньше, почти не выхожу из комнаты, держу двери и окна закрытыми, стараясь сохранить остатки равновесия. Равновесие, как раньше. Его больше нет. Ноутбук пылится с того самого дня, как я пропал. Пытался включить его, но почему-то замер, не в силах сообразить, что я буду с ним делать дальше. Остаток вечера просто пялился на улицу. Двери и окна постоянно открывает это. Ее высокий голос периодически раздается в доме, и это выводит меня из себя. Закрываю комнату лишь затем, чтобы она опять с укором прощебетала что-то и открутила все замки и защелки. Похоже, прятаться мне под одеялом до конца дней своих. Я боюсь. Я не понимаю. Прошло несколько дней, а я все еще будто брожу в тумане. Хотелось бы проснуться. Да, наверное, я заснул там, в подвале. Или заснул в своей комнате, и мне приснилось то похищение. Слишком реалистичный сон, не находите? Будто это все произошло на самом деле, ахахах. Ау, больно. Рассматриваю загипсованные пальцы, будто впервые увидев. Бинт уже грязноватого рыжего оттенка, кое-где разболтался, да и пахнет так, как должен пахнуть старый марлевый бинт, побывавший и в еде, и под водой. Я не позволял ей менять повязку. Не знаю, почему. Мне и мерзко присутствие посторонних, и что-то еще, что пока не могу определить. Но я точно знаю, что ненавижу это существо, живущее в Селли (так вот как она теперь себя называет). Не хочется думать об этом, поэтому закрываю глаза и мысленно переношусь на многие дни назад. Сжимаю всю ладонь целиком, слегка надавливая на пальцы. Тупая ноющая боль и некая залежалость. Терпеть, пальцы восстановятся недели через две-три, так он сказал. Как раз перед тем, как опять… Кажется, издаю смешной писк, согнувшись. Закрываю уши ладонями, слыша шум собственной крови. Это глупо, но иногда я вспоминаю все так отчетливо, будто время вернулось назад и события повторяются. По коже ползет что-то липкое, автоматически хлопаю ладонью, но нет. Показалось. Опять сворачиваюсь клубком, с головой накрывшись толстым одеялом. Все, что у меня есть, это мои мысли. Я мечтаю о том, что все вокруг внезапно умерли. Я остался один в своем подвале, наслаждаясь отдыхом и пустотой. Стоп. Опять этот подвал. Сероватые гладкие стены словно до сих пор окружают меня. Сейчас откину одеяло, и вокруг будут они. Дверь тихо откроется, и этот чувак с вечной идиотской улыбкой принесет завтрак. Хм… Нет, вокруг только разноцветные стены. Эти яркие полосатые обои всегда раздражали меня. Где-то этажом ниже топочет она. Если прислушаться, то могу даже различить ее голос, звучащий как по телефонному разговору. Громкий, официальный. Вчера она сказала, что я буду выступать как жертва и как свидетель. Мне придется сесть перед большим залом и рассказывать, что я видел, а он будет смотреть на меня, улыбаясь. Почему-то мне и в голову не приходит, что он может не улыбаться. Псих, одержимый. Он постоянно светится этой своей уверенностью, он совершенный социопат, но почему тогда он не кажется мне злым? Мерзким, глупым, раздражающим, но не злым. Даже будучи извращенцем. Уже не обращаю внимания на ноющие пальцы, закрываю загоревшееся лицо. Все происходящее было настолько мерзким, что я бы предпочел забыть и проснуться. Подтягиваю колени к груди поближе, утыкаюсь в них лбом. День за днем прокручиваются в голове, так продолжается не первые сутки, а я не могу избавиться от наваждения. Помню все до единой царапинки на полу и стенах, складки на постели, каждую мелочь в обстановке. Помню, как был прижат к этим серым поверхностям в первый раз. Каждое прикосновение, будто насекомое пробежалось по коже. Разъяренно провожу по ноге пальцами, расчесывая тактильное воспоминание. С другой стороны… Ощущаю успокаивающий холодок по телу, выпрямляюсь и переворачиваюсь на другой бок, все эти раздражающие фантомы исчезли. Мне понравилось? Мне точно было весело. Впервые за эти годы я чувствовал, как кровь становится горячее. Я боялся, ненавидел, сопротивлялся и поддавался, я был жив. И все это со мной проделывал настоящий, живой человек. Мерзкий, до ужаса реалистичный человек. Это был кошмарный сон во сне, но под конец я стал получать странное удовольствие, потому что я завладел им. Моя игрушка. Подтягиваю откинутое одеяло складками обратно к лицу, уставившись в потолок. – Мое. Голос звучит чужеродно, но я и так редко разговариваю. Даже словом это не кажется – просто нелепый мяукающий звук. Тяжело дышать. Слишком много мыслей одновременно столпились в голове, галдя, как попугаи. Каждый тянет одеяло на себя, внушая желания. Замолчите все, я сам знаю, чего хочу. Я хочу, чтобы вы заткнулись! – Хей, спишь? Вздрагиваю и стараюсь прикинуться мертвым, или хотя бы спящим. Замираю и наблюдаю краем глаза за тенью от двери. – Если ты не спишь, – высокий голос запинается, словно нервничая. – Я ненадолго уезжаю к прокурору. Надо кое-что уточнить. Не беспокойся, хорошо? Скоро его засадят, и все закончится. Я обещаю. Даже когда захлопывается дверь, лежу в этом странном окоченении. Надо бы уснуть, глаза давно слипаются, но не могу. На улице постепенно темнеет, от окна на потолке протягиваются светлые прямоугольники. Когда свет и тень стали очевидно контрастны, резко сажусь и спрыгиваю с кровати. Не хочу ни о чем думать, хочу прогуляться. Чуть не спотыкаюсь у порога. Когда я последний раз добровольно выходил отсюда – не вспомнить даже. Уличный фонарь бьет в глаза, когда выхожу. Забываю про обувь и так и шагаю в тапках, благо, что за последние дни дождливая грязь подсохла, можно не бояться особо запачкаться. Осматриваюсь, будто впервые оказался здесь. А я и не замечал, как пустынна и красива эта улица, особенно поздним вечером. Холодновато, правда. Стягиваю края кофты, будто от этого согреюсь. Хм, значит, на этой дороге ту свидетельницу и сбил грузовик. Если, конечно, верить этому чуваку. Ведь он лжец до мозга костей. Только такой лжец мог говорить смущающие вещи и тут же меня… Кхм. Нет, я обещал не думать об этом. Замечаю отблеск сбоку. Как же странно видеть снаружи дом, из которого не выходил две недели. Раньше я не обращал внимания на соседей. Меня не трогают – и я не трогаю. Однако же меня тронули. Задираю голову, услышав птичий запоздалый стрекот. С перил балкона слетает нечто зеленоватое. Эти балконы слишком близко расположены, но под ними пропасть. Странная аллюзия. Кстати, чуть не выпустил из вида кое-что. Я помню то окошко, ведущее наружу. Неужели это оно. Сажусь на корточки перед фундаментом, провожу пальцами по холодному стеклу, мое отражение ответило тем же. Подумать только, еще недавно я стоял с другой стороны и наблюдал за статичной картиной мира. Пытался стучать, но знал, что никто не подойдет. Чувствую себя как-то отчужденно. Это происходило не со мной, я просто зритель. А там, за зеркалом, все еще стоит другой я и прижимает ладони к моим. Жаль, что я не вижу его, зато он прекрасно видит меня. Наверное, вопит от отчаяния. Показываю ему язык и понимаю, как нелепо это выглядит. Отгоняю видение, зажмурившись, встаю и продолжаю обходить дом. Ни одного просвета, сестра этого человека куда-то уехала. Я бы обменялся с ним. С такой сестрой и поговорить можно, не содрогаясь от мерзости. Оп-па, одно окно закрыто не до конца. Подцепляю его и с тихим шорохом поднимаю. Ветер дует в спину и шевелит занавески, улавливаю очертания гостиной. Не сразу соображая, что делаю, залезаю внутрь. Как хороший гость, отряхиваю тапки. Глаза привыкают к темноте, свет же я по известным причинам зажигать не хочу. Правда, чуть не спотыкаюсь о что-то мягкое. Что-то мягкое пискнуло, и я подхватил котенка на руки. Хех, а ведь ему даже имя не дали. Маленький полосатый клубок начал кусать пальцы, утробно урча. Клубок. Пусть так и зовут. Осторожно поднимаюсь по лестнице. На втором этаже я еще не был, но точно знаю, что там его комната. Господи, зачем я вообще туда иду? Заглядываю за последнюю дверь. Да, вон она. Вот стол с мониторами – зачем их два? Вот балкон с просвечивающими занавесками. Света фонарей достаточно, чтобы разглядеть все. Выпускаю котенка на пол и сажусь на край постели. Довольно мягко. Откидываюсь назад, растягиваюсь, млея. Я бы предпочел спать здесь, а не в подвале. О чем я только что подумал? Переворачиваюсь на живот и утыкаюсь носом в подушку. Здесь спал тот, кто держал меня взаперти две недели, угрожая и насилуя, говоря глупые вещи и вообще ведя себя… глупо. Ненавижу, презираю. Дверца шкафа прямо передо мной, приоткрытая. О, внутри в углу заботливо прислонена к стенке бита, но не она сейчас меня интересует. Куча сваленных в беспорядке вещей. Черное, белое, серое. О, красный галстук. Внезапное яркое пятно. Темно-зеленое худи, большие футболки. Взгляд падает на явно заношенную толстовку. Пф, тут какое-то черное пятно, похоже на чернила. Ручка в кармане протекла, что ли? Да, чаще всего я видел его именно в этом. Интересно, по какому принципу вещи становятся любимыми? Те, что чаще всего носишь? Тогда получается, что я его слишком часто видел эти дни, поэтому и считаю своим. Вроде бы логично. Но вот надевать на себя чужие вещи не очень логично. Закутываюсь поверх своей одежды, утыкаюсь в воротник и вдыхаю. Да уж, знакомый запах. Что я вообще делаю в чужом доме, нюхающим чужую одежду, а? Сержусь на себя же, готовлюсь стянуть и отбросить толстовку, как слышу это. – Хе-ей? В соседнем доме везде методично включался свет. Напротив балкона мелькнула тень. Нет, меня здесь нет, даже не ищи. Торможу пару секунд и ныряю в шкаф, оставляя тонкую щель. Отсижусь и ладно. Хотя это тоже глупо. Силуэт становится крупнее. Селли выходит на балкон и уверенным прыжком преодолевает эту пропасть. Опять застываю, да что за привычка такая дрянная, я же не кролик. Однако годы жизни с ней заставили научиться лучшей стратегии безопасности. Она ходит и зовет, опускается на нижний этаж, потом возвращается, светит по комнате фонариком и с беспокойным ворчанием удаляется. Я боюсь, что меня выдаст слишком громкий пульс, но нет, пронесло. Можно продолжить дышать, но из шкафа вылезать я пока не хочу. И вообще, здесь уютно, тепло, и хорошо пахнет. Подгребаю одежду и кое-как устраиваюсь. Что это за ощущение? Мне не очень хорошо. Как-то едко внутри, пальцы дрожат. Господи, мне просто одиноко. Я не хочу бегать от этого монстра, я хочу избавиться от нее, хочу избавиться от одиночества. Почему единственный хорошо отнесшийся ко мне человек так быстро посмел смыться? Он мой, моя игрушка, какая наглость так самовольно попасться и кинуть меня. Гневно хмурясь, стискиваю эти вещи. Я и так сонный, а теперь и раздражение. Какого черта… он говорил, что хорошо ко мне относится, я готов в это поверить. Задеваю перевязанными пальцами какой-то крючок, тихо шиплю. Ну и нафига, спрашивается, он это сделал, этот цирк с переломом? Если действительно, хм, хорошо ко мне относится. А еще мне скучно. Я голоден. И очень хочу спать.* * *
– Эй, ты чего здесь делаешь? Теплая ладонь пихает меня в плечо. Продираю глаза, чувствуя себя скверно с недосыпа, хмуро кошусь на гостью. Эм, то есть хозяйку дома. Я в шкафу, какая неожиданность. – А что, нельзя? Девушка явно озадачилась. Как же ее зовут, она вроде представлялась в том разговоре. – Ну… Я получаю еще один удар, но уже погрубее. – Брехуны. Что вы такого натворили, что мой брат под предварительным арестом? Он не убийца! – почти кричит она. Ривьен, вспомнил. – Спроси, что он натворил, – огрызаюсь. – О да, разумеется. У тебя и спрошу, – она опять предупреждающе заносит кулак. – Рассказывай все, как есть. Иначе я возьму вот это, и тогда мои старые школьные шмотки тебе раем покажутся. На биту показывает. Вся в братика. – Так это были твои… – Да, и он об этом знал. Хотя бро всегда был извращенцем, – Ривьен вздыхает и делает шаг назад. Теперь вылезай. Но я тебя не отпущу, пока не узнаю, что, черт возьми, вы натворили. Соврешь – сам знаешь, что будет. Не вижу смысла шевелиться, задумчиво рассматриваю ее. Пф, да она пылает почти так же уверенно, как и он. Эту бы энергию в нужное русло. – Погоди, – она щурится, ответно уставившись на меня. – Ты что, плакал? – С чего ты взяла? – на всякий случай касаюсь скул. Вроде ничего. – Веки опухшие. Ну ладно. Говори уже. Делать нечего. В голову приходит одна идея, пожалуй, все только к лучшему. Во время рассказа она бледнеет, почти не моргает, под конец садится на постель и ошарашенно смотрит куда-то в шкаф. Ну, пошлые подробности я все же выкинул, хотя был соблазн расписать это, пощекотав нервы и себе заодно. – Так вот… Твоя очередь рассказывать, почему он все это сделал, – заканчиваю, высовываясь из шкафа и отпихивая вещи обратно вглубь. Належался. – Не буду я ничего рассказывать, – бурчит она, явно погруженная в мысли. Киваю, выкарабкиваюсь. – А я-то надеялся, что честность за честность, – протягиваю, вздыхая. – Слушай, ты хотела бы его спасти? Вытащить из-под ареста и все такое. – Ты ж жертва. От тебя все и зависит, – негромко отвечает она. – Не совсем, – кисло улыбаюсь. Селли не позволит, чую я. – Мне действительно нужна именно твоя помощь. – После того, что ты сделал? Убийца. Он теперь останется там. Нет больше ничего, что могло бы ему помочь, – почти простонала она, схватившись за голову. – Лжец, оба вы последние лжецы. Ладно, пошел нафиг отсюда, иначе бита! – вот теперь прямым намеком пихает из комнаты в коридор. Нет, я совсем не хочу возвращаться к этому. – И все же… – Нет.