Подвал

– Химик?.. И что это за зверь? – протягивает Ривьен. – Цыц. Это мой рассказ, – устраиваюсь поудобнее, подтягиваю валяющийся рядом плед. – Закрыла бы окна, здесь холодно. – Ты как старик, – девушка все же опускает и запирает все окна. – Шторы тоже задерни. На всякий случай. – Ты будто собираешься рассказывать детскую страшилку. Про Слендера, Даруму-сан или кого-то типа этого. – Эта страшилка круче хотя бы потому, что реальна. Тем более, что я действительно собираюсь быть откровенным. Я расскажу все, – прикладываю палец к губам, задумавшись. – Если накормишь. Я сегодня так ничего и не ел. Только ничего молочного и соленого, хорошо? Она что-то ворчит, делая бутерброды. Это маленькое издевательство поднимает мне настроение, поэтому рассказ продолжаю с улыбкой. – У нас была неплохая семья. Правда, отца мы никогда не видели, мама нашла себе нового мужа, когда нам было по восемь лет, особо рьяно о нас он не беспокоился. Но мы с Сел привыкли заботиться друг о друге. Иногда они спали до полудня, и мы собирались в школу сами. Учились в одном классе, – грею ладони о бока кружки. Почему-то у меня всегда мерзнут пальцы. – Она себя иногда странно вела, была очень скрытная, и подруг мало. Мои друзья пытались с ней играть, но она плакала от каждой шутки или подколки. – А у тебя их, значит, много было, – Ривьен приподнимает брови. – Чему ты удивляешься? – Как-то… странно. Ты же такой бука. – Я не всегда был букой, – почему-то меня обижают ее слова, на долю секунды, но все же. – Ладно, не дуйся. Давай дальше, великий сказочник, – миролюбиво улыбается она. – Когда нам исполнилось по четырнадцать лет, она отсутствовала дома почти весь вечер. Потом пришла, и даже съела свой кусок торта. Пф… я же просил не солить. – Это ветчина такая. – Поверю на слово. Потом ее не было в постели, но мне это не показалось странным, она часто выходила из комнаты по ночам. Наверное, ночевала в кладовке в своем «домике». А под утро вернулась, и сидела у моей постели. Думала, что я сплю. Потом ушла, – замолкаю, пытаясь вспомнить все в подробностях. – Это почему-то было жутко. Она просто молча сидела. А потом пошла и облила нашего отчима кислотой из кладовки. Наблюдаю реакцию Ривьен на эти слова, любопытствуя. Хм, маловато реакции – просто открыла рот, роняя кусок бутерброда. – А потом пыталась выпить кислоту, но в бутылке больше ничего не оставалось, – продолжаю так же буднично, наслаждаясь шокированным видом слушательницы. – Тогда она разбила бутылку и старалась запихнуть осколок себе в ухо. Я был уже рядом в тот момент и толкнул ее на пол, отобрал стекло. Сам порезался при этом. Знаешь, она ревела, мне до сих пор интересно, почему. А потом вырубилась. Мать быстро вызвала скорую, все выжили, но Сел не приходила в себя еще пару дней. Я прогуливал школу и сидел рядом, когда она открыла глаза, и тут же схватила меня за руку, – в этот момент резко хватаю Ривьен за запястье, та взвизгивает и возмущенно на меня пялится. Не могу сдержать хохота. – Да ты прикалываешься просто! – Все, что я говорю – чистая правда. Она схватила меня, сжала пальцы, и сказала: «Не бойся. Я тебя защищу от всего на свете». Ее жесты, взгляд – все как-то неуловимо изменилось. И представь только – человек вышел из комы и это было первое, что он сказал. Странно, да? Хотя всего пара дней… В общем, потом прибежали врачи, стали спрашивать всякую ерунду типа «как тебя зовут», «сколько тебе лет». На первый вопрос она ответила «Химик», но тут же опомнилась и сказала свое полное имя. Мне показалось, что она спросонок оговорилась. Потом она везде таскалась за мной хвостиком, когда разрешили встать с кровати. Через неделю мы опять пошли в школу, и тогда началась вся эта ерунда. Она просто отшивала всех моих друзей, она обижала их, оскорбляла, по-черному прикалывалась. Распускала обо мне слухи, выставляла в нелепом свете, – я будто опять возвращаюсь в то время, испытывая по-детски искреннюю обиду. – Когда у меня появилась девушка, поползли слухи, что я педик и просто прикрываюсь. Она спровоцировала меня даже на драку, когда окончательно достала. И потом у меня просто не осталось друзей, все косились и боялись «психованную сестричку». Маме было пофиг, она возилась с мужем и искала деньги на пластическую операцию. У меня осталось только два друга, но один сломал ноги, когда попал под машину, а другой переехал, потому что Сел сказала, что тот ее изнасиловал. Спустя четыре месяца ее все же отправили в какой-то санаторий на полгода. А мы переехали, – под конец рассказываю немного сбивчиво, потому что старые эмоции опять всколыхнулись. – И это еще не все. – Да что еще могло-то быть? – сдавленно спрашивает Ривьен. – Она вернулась и сразу заперлась в комнате со мной. Мы долго говорили. Она сказала, чтобы я не заводил друзей, потому что они могут меня предать и обидеть. Да у меня и выбора-то не было. С тех пор я мог общаться только с ней, да она чуть ли не в туалет за мной ходила. И читала все переписки по интернету, до чего доходило! Писала от моего имени чушь, из-за чего меня принимали за идиота. Весело, да? – ухмыляюсь и откусываю мясо на бутерброде. – Примерно в то же время отчим ушел от нас. Мама тяжко запила, а потом утонула, когда спьяну пыталась вытащить что-то из местной реки. Нам в то время было по шестнадцать, и согласно закону, нас отдали бы опекунам. Но Химик решила и этот вопрос. Не знаю, с кем она связалась, но мы получили новые документы, по которым нам стало восемнадцать. Мы опять жили вместе, но она вела себя совсем неадекватно, даже вспоминать не хочу. И вот уехала, оставив меня здесь, – киваю на соседний дом. – Я уже размечтался о прекрасной одинокой жизни, тем более, что Сел присылала мне деньги, но тут сама уже знаешь, что произошло. – Ну и история… – медленно проговаривает Ривьен. – Все вы друг друга стоите. – Ты о чем? – О, надо бы починить, – она щелкает переключателем лампы, внезапно ею заинтересовавшись. Пожимаю плечами. Не хочет отвечать, ну и не надо. Поворчав на лампу, девушка убегает куда-то в сторону подвала и возвращается со странными очками и какой-то инструментарной мелочью. Не особо разбираюсь в этом, но понаблюдать интересно. Разбирает переключатель, начинает разделять провода, что-то перекусывать, что-то приматывать, а потом вообще спаивать какой-то раскаленной штукой. Как-то поневоле поднимаю ноги на кресло, поджимая. – Ничего, что я здесь рядом сижу? Мало ли, споткнешься и обожжешь. – Можешь продолжать рассказывать. Мне просто делать нефиг. Расскажи о том, что задумал, во. – Ну… я пока не знаю. Я точно должен поговорить с ним для начала. А потом решу, спасать или нет. – Ага. То есть можешь решить вообще не помогать, и тогда прощай, Риви, разбирайся с братцем-убийцей сама? – Он не убийца. – Откуда ты знаешь? Видел что-то? – фырчит она и ойкает, дует на палец. – Да. Я все прекрасно видел. Дело в том, что полицейского убил Химик, – она резко оборачивается на меня. Надежда, прекрасно. – Подставляет твоего брата, это не очень вежливо. Однако вполне в ее духе. Ведь он… – не сразу могу решиться произнести это вслух. – Он стал мне почти что другом. Девушка щелкнула переключателем, и лампа вспыхнула, неожиданно ударив светом по глазам. – Я помогу, чем смогу. Вот только чем? – Слушай, кто научил тебя всему этому? – не отвечая, киваю на инструменты. – Бро. Он говорит, что у меня талант. Какой-то совсем не девчачий талант. Разбираюсь в технике. – Да ладно, зато в школе отожгла. – Да уж. Отожгла, – она забирается обратно на свое кресло и выжидающе смотрит на меня. – Просто будь готова, если что. Кивает. Прекрасно. Как только я что-то разузнаю конкретно, я смогу полагаться на тебя, маленькая Тинкербелл. Мы спасем блудного мальчишку и убьем всех пиратов. – А что вообще с твоим братом? Он всегда был странным? Она странно смотрит на меня. Прикладывает палец к губам. – Не можешь рассказать? – мне становится любопытно. – Это табу. * * * Когда я вернулся домой, Химик был зол. – Я просила тебя никуда не выходить, здесь опасно, – она встряхивает меня за плечи. – Я беспокоюсь за тебя, разве не видно? – уже тише говорит, крепко обнимая. Чувствую, как каменею, едва подавляя желание отпихнуть. – Не видно, – бурчу, но Селли не слышит. – Он два раза пытался убежать, два раза! – слегка истерично продолжает она, выпуская меня и топая каблуками в гостиную. – Он сломал руку одному из охранников, второй получил легкое сотрясение мозга. Монстр! Ах, да, – резко успокоившись, она протягивает мне листок. – Я записала тебя к психотерапевту. Бессмысленно пялюсь на запись там. – Мне это не надо, – но она все же впихивает мне бумажку. – Зачем мне психотерапевт? Да еще и через час. – Если бы ты не смылся, я бы еще давно тебе это отдала, – вздыхает она. – Ты жертва изнасилования, тебе нужна реабилитация. – Мне ничего не… – Ты сам не понимаешь, что говоришь. – с непередаваемой грустью окликается Селли, гладя меня по щеке. – Такая травма! Удивительно, как ты вообще еще говоришь. Некоторые после такого замолкают навсегда. Можно и посетить эту… Д. Л. Чисто для того, чтобы она успокоилась. Мне вовсе не нужна эта, хм, реабилитация. Просто поболтать и отвязаться. – Кстати, когда это он убегал? – Два дня назад и сегодня утром, – Селли хмурится. – И ведь никакой агрессии не проявляет. Сидит и улыбается. Зато сокамерники от него щемятся. И перед попытками побега так же мирно улыбался. Настоящий псих, – ее пальцы бегают по экрану телефона, набирая какой-то номер. – Иди и собирайся. Я вызову такси. * * * Кабинет в бежевых и коричневых оттенках. Едва уловимый запах металла и дерева, кондиционер размеренно шумит. Ветерок из открытых окон шевелит листья тонких длинных цветков на подоконнике. Наверное, все это должно навевать уют и спокойствие для пациента. Психотерапевт – умеренно полная женщина лет сорока. Так и чуешь ее профессионально мягкий взгляд, натренированный на ордах проходящих через это кресло девушек-подростков, которых от души отымел случайный парень. Как-то в школе я был у местного психолога. Ощущение неприятное, особенно эта неловкость в первые минуты. – Итак, зачем вы сюда пришли? – Меня послала сестра. Лично я здесь ничего не забыл. Подоставать ее встречными вопросами весь этот час? Все равно мне сейчас не хочется думать о том, как себя подать. Я слишком разозлен. Этот идиот сам роет себе могилу. Если он продолжит себя так вести, то даже на безупречное поведение надавить не получится. В глазах людей он уже неадекватный элемент. А хотя… может, его отправят в психушку, а не в тюрьму? – Вы хмуритесь. Что-то случилось. – Злюсь на кое-кого, – отвечаю прежде, чем соображаю. Тут же замолкаю, злясь уже на себя. Расслабился. – Не беспокойтесь. Все, что будет произнесено здесь, не выйдет наружу. Это первое правило доверия. – Да неужели? И нигде нет записывающих устройств, которые просто необходимы уважающему себя психотерапевту? – Кажется, вы имеете не совсем правильное представление о нашей работе. Хм, мы можем перейти на ты, если вам удобно. Наверное, многие переходят. – Не стоит. – Как вы понимаете, просто так сюда не приходят. Что с вами произошло? – Сестра считает, что меня изнасиловали. Несколько раз. С особой жестокостью, – задумчиво произношу. – Пару раз даже убили после процесса и разрезали на куски. Нелепо, да? – смотрю в глаза этой женщине. Надо же, она не только выдерживает взгляд, но и остается такой же доброжелательно-спокойной. Действительно натренирована. – Видимо, юмор помогает вам расслабиться. Вы со своей стороны так не считаете, как вижу? – Нет, – слегка мотнул головой. – Если там что-то и было, то не так. – Однако сейчас вы на что-то очень злитесь. Не держите все в себе. – Да. Я злюсь. Эта обстановка и впрямь успокаивает. Может, поболтать? – Есть один человек. Он должен меня слушаться, но он делает глупости. – Почему он должен вас слушаться? Он ваш родственник? – И близко не родня. Просто совершенно левый идиот… Да, он должен меня слушаться, потому что сам решил так. А теперь он далеко от меня и творит что попало, – раздражение вырывается наружу. – Как можно быть таким нелогичным существом? Он поступает во вред себе. – А раньше он так делал, когда подчинялся? Этот вопрос заставляет задуматься. Хм. Когда я посылал его прибить Химика, он сильно рисковал. – Да. Но по моей просьбе. – Может быть, вы о чем-то попросили его, что он теперь это делает? Теряюсь. О таком я точно не думал. И вообще, мы отошли от темы. Сообщаю об этом женщине. – Ничего страшного. На таких приемах можно говорить о чем угодно. – Может, поговорим о других ваших клиентах? Как другие люди чувствуют себя после такого? – Многие очень подавлены. Но со временем понимают, что надо идти вперед и… – Это банально, не находите? Они испытывают одно и то же. А ведь тут такой простор для эмоций… – Вы считаете, что можно испытывать что-то еще? – Не знаю. Но подумайте – как же должен относиться к жертве тот, кто ее ловит и просто не может сдержаться. Если давно знает и постепенно подкрадывается. Это одержимость? – Да. Это ненормально. – И все же… Когда к тебе так относятся, это льстит. Ну, мне так кажется. – Продолжайте.