Подвал

Хороший охотник должен уметь притворяться жертвой. Не выдавать намерений, имитировать раны, переворачиваться на живот и пытаться обороняться. Только в таком случае он может поймать хищника, которого не берут топоры и пули. Вытягивать лапки, прося о пощаде, обнять и придушить. Позволить попробовать себя – и незаметно съесть его самого. Странные мысли. С чего бы они? Я не упоминал ничего такого в разговоре, который наверняка записывался. Просто на стенах висели плакаты с девизами на разные темы, и там я увидел это. «Хороший охотник должен уметь притворяться жертвой». Человек под мертвой травоядной тушкой и приближающийся с другой стороны лев. Пожалуй, это был самый агрессивный плакат среди прочих поярче и посветлее. Быть может, я поступал именно так? Когда я очнулся в подвале, то был действительно напуган. И с каждой минутой абсурд происходящего лишь рос. Потом я впал в какую-то прострацию, мне казалось, что меня снимают на какую-то скрытую камеру, чтобы подрочить и посмеяться. С того дня многое изменилось, я начал получать извращенное удовольствие оттого, что похититель подчиняется мне. Не считая его странных вспышек злости. Два года я жил в безопасности и одиночестве, совсем расслабился. Спасибо этому человеку за то, что он отвлек меня и позволил вернуть себя. Я опять тот, кем был раньше. У меня есть ручной монстр, а мысли вновь бегают электрическими разрядами. Но вот в чем проблема: мне не нравится этот монстр, и мысли девать некуда. Делаем вывод: от монстра избавиться, мысли куда-то направить. И что подходит лучше всего? Правильно. Я должен забрать сталкера себе. О да, я великий логик. Он заменит Химика – это раз. Я буду думать, как освободить его и приспособить для себя – это два. И я наконец узнаю, что и как у меня медом намазано, из-за чего этот извращенец на меня позарился. Не зря я заранее заручился поддержкой Ривьен. А еще он моя игрушка. И Химик сделала страшную ошибку, решив от этой игрушки меня избавить. Хватит думать, я слишком долго это делал. И первым моим действительно важным шагом станет личная встреча со сталкером. Стоп. Перед этим я должен успеть сделать кое-что другое. * * * – Ты дома? Прекрасно. – Я только что говорила с адво… может, воспользуешься когда-нибудь дверью? Замираю, уже сидя на подоконнике. – А смысл? С тяжким вздохом Ривьен метнула мне тапки. – Ладно, хуже уже не будет. Мягкие тапочки это так мило. Размер побольше моего единиц на шесть. Неужто… его? С кошачьими ушками. – Как мило. – Это был подарок для бро. Но он сказал, что пушистые мягкие тапочки недостаточно брутальны, – с досадой пробурчала девушка. – Зато я видела, как он тайком их носил. – Хм, – мне это не особо интересно, просто киваю. – Какие новости? Обвинения, перспективы? – Ты издеваешься? – ее голос становится куда тише. – Знаешь, лет так пятнадцать назад за убийство полицейского его бы казнили. Сейчас он идет к пожизненному сроку. Какой пустяк, да? Кажется, она выглядит подавленной, да и смотрит на меня с презрением. Даже немного стыдно, в конце-концов, полицейского убил я. Но в таких условиях и признаваться? Пф… Стоп, убил же я. Так откуда такая уверенность у расследования? – Его окончательно обвинили? – Обвиняют, – она делает глубокий вдох и опускается у стены. Только сейчас замечаю в ее кармане тонкую отвертку. Нерабочая розетка? Так вот как ты тут расслабляешься в ожидании. – Еще не все потеряно, и мы можем… – Ничего мы не можем! – она внезапно вспылила и указала на меня отверткой. – Твоя чокнутая сестренка подставила его, и я не знаю, почему ко мне не хотят прислушаться! Да, конечно, я просто маленькая девочка, у меня шок, что мой единственный брат оказался убийцей, – под конец она почти шипит. Знакомо упрямое выражение лица. Как мило. – Мы можем доказать обратное. Надавить, убедить. Против него же нет прямых улик? – Частицы кожи под ногтями, – Ривьен сделала ладонями хватающе-царапающее движение. – Будто оборонялся. Волосы. Свидетельство твоей сестренки, – ее губы опять гневно скривились. – Ну как, как можно было все так подстроить? Она бы заляпалась в крови, это точно. Но крови не было на ней, так? – На коленях и ладонях. Но такие следы вполне естественны, когда пытаешься оказать помощь. – Вот видишь. Наступившая тишина прерывалась лишь тихим потрескиванием розетки. – Скажи… – М? – Ты специально все тут ломаешь, чтобы чинить? Девушка вспыхнула. – И что с того? Мне неуютно, когда руки ничем не заняты. – Дом может сгореть ради твоего уюта, – она промолчала на это, а я продолжил: – Так что, пока ты не спалила дом, который еще может пригодиться твоему брату, пойдем ко мне. – С чего это к тебе? – угрюмо отозвалась та. – Эм… там спокойнее, тише. Если приготовишь ужин, зажгу свечи и затушу свет. – …Ты всегда издеваешься с таким равнодушным лицом? Киваю. – Хорошо. Я ведь уже пообещала помочь. Но теперь ты просто обязан что-то придумать. Велик соблазн показать ей, как прыгать через балкон, но на улице дождь. Неопытный человек просто поскользнется, а ее жизнь мне пока нужна. Жажда мести Ривьен будет разгораться достаточно быстро, чтобы в счастливом конце она убила Селли. Во всяком случае, я рассчитываю на это. Меньше всего хочется пачкаться самому, да и странное это ощущение. Моя сестра – последнее, что осталось от семьи. Если даже ее не будет… Ненавижу одиночество. И я боюсь думать о том, что переоценю свои силы и проиграю. Тогда я останусь совсем один, без сестры, без сталкера под рукой. А возвращаться в толпу виртуальных друзей уже нет охоты. – Остин? Она оказалась дома. Прекрасно. – Кто это с тобой? Ривьен все еще неуверенно топчется на пороге, смотря куда-то в сторону. Уже злишься, что я тебя притащил? Раздраженно цыкнув, беру ее за рукав и тащу на второй этаж, не обращая внимания на оторопь Селли. – Это мой друг, – бросаю, не оборачиваясь. И так знаю, каким ядовитым гневом исказилось лицо Химика. Первый камень брошен, и уже к вечеру от него должны пойти круги. Но что это? Кажется, Ривьен тоже не в восторге от такого столкновения. Ее рука напряглась, и пальцы напряженно согнулись. Почему-то происходящее доставляет мне особое трудноопределимое удовольствие, будто стравливаешь собак в маленькой комнатке. Мое дело – вовремя удерживать поводки. – И зачем… – У меня есть нормальный комп. – Чем наш плох? И зачем комп? – Вообще-то незачем, мне просто здесь привычнее, – показываю на узкий диван у стены, больше похожий на большое кресло. – Можешь туда сесть, можешь на пол, – сам я устраиваюсь на стуле-вертушке, крутанувшись при этом пару раз. Интересно, как она чувствует себя в этой комнате? Здесь полно воистину задротских вещичек, которые покупались чисто для развлечения, не меньше и вещичек пошлых. О, она уже отходит на шаг от валяющейся на полу дакимакурки, коротко вздохнув. Не нравится? Мне сейчас тоже. Эти два года я был тем еще овощем. – Постою. Не люблю сидеть. Замечаю, что она теребит в пальцах безделушки браслета. Беспокойные у нее руки, да и вся похожа на вечный двигатель, когда не вспоминает о печальной участи родственника. Кстати, пора напомнить. – А теперь расскажи все, что знаешь о процессе суда над ним. – Слушание будет через шесть дней, присяжные, процедуры по опознанию проведены, мы можем давить на недостаточность прямых улик и требовать еще одной экспертизы, – заучено повторяет она, едва заметно загибая пальцы. – Сам он пока в… – Погоди. Она замолкает, вопросительно подняв брови. – Мне не это нужно. Мне нужен список этих присяжных для начала, смекаешь? – Но у меня его нет. Было бы странно, если бы я о таком спросила. – Ты можешь позвонить этой своей адвокатше прямо сейчас и потребовать список. Насколько знаю, это вполне законно и естественно. Типа ты должна быть уверена в справедливости вердикта, – подбираю с пола какой-то яркий блокнот, больше времени уходит на поиски сувенирной бамбуковой ручки с полусъеденным кончиком и единственным пишущим стержнем. – Уверен? – с некоторым сомнением она все же достает телефон. – Ты доверилась мне, помнишь? Все, что я скажу, должно быть исполнено. – В разумных пределах. – Подача кофе, надеюсь, входит в эти пределы? – Тш! …Тетя Оушен? Вы не заняты? А довольно близкая родственница эта Оушен. Голос Ривьен резко смягчился и повысился, так случается только в разговорах с теми, кто тебя в пеленках еще видел и умилялся. – Хорошо, – она наклоняется ко мне, чтобы я тоже слышал голос из трубки. – Диктуйте, пожалуйста. * * * Когда-то давно я любил шляться с друзьями по незаконченным стройкам и заброшенным домам, где не было даже бомжей, зато в изобилии водились бродячие собаки. Чуть позже, чем давно, я гулял там один, потому что друзей у меня не осталось, и всей своей детской непосредственностью желал одного – чтобы странный «химик», ходивший за мной по пятам в теле некогда любимой сестры, споткнулся и упал на штыри в какую-нибудь яму. Я перепрыгивал опасные участки и кричал, чтобы он не ходил за мной, но с каким-то упорством зомби Химик прыгал следом, постоянно оставаясь хотя бы в паре метров. Это казалось страшным, потому что оно даже разговаривало странно грустно и взросло. Только через год я понял, что это была все еще моя сестра, но уже привык считать ее существом неземным и умалишенным, и называть той кличкой-оговоркой. Действительно – все ее воспоминания остались, Селена Сендлер знала все, что могла знать только Селена Сендлер, это не подвергалось сомнению. Вопреки опасениям ее так и не постигла амнезия. Единственное, что изменилось – внезапно повысившаяся учебная успеваемость и одержимость мной. Так вот, я забыл о собаках. Даже пытался натравить стайку на нее, но какой-то особо не понимающий юмора пес укусил меня за руку. Взамен он получил арматуру в шею. Это был первый раз, когда я увидел Химика в действии, до этого все казалось не более чем жестокой игрой. Сидя же на обломке плиты и наблюдая свирепо взвизгивающую сестру, вгоняющую арматуру глубже в плоть животного, было трудно отрицать жуткую реальность происходящего. А потом даже на прививке от столбняка она сидела рядом. С того дня я, наверное, и начал понимать свою извращенную изолированную безопасность. Когда мы остались одни, Селли меня баловала, порой заставляя забывать ее настоящую суть, которая быстро проявлялась при приближении какого-нибудь потенциального «друга». Ревность, неудержимая и разъедающая ревность – вот что характеризовало Химика. И на этой ревности я собираюсь поиграть. Ривьен выпровожена, информация получена, с кухни чувствуется вкусный запах мяса. Скоро ужин, а до того есть время уболтать Селли, а что лучше всего сделать для этого? Разумеется, находиться в зоне видимости, полностью игнорируя. Плюхнемся в мягонькое кресло, прикроемся журналом, ждем охотника под шкуркой добычи. – Друг? – она внезапно появляется, когда я уже начал клевать носом. – Да. Отныне лучший. Опасный огонек. Но она не успокоится, пока не выпытает все до конца. – Она лучше меня? – Она может то, что не можешь ты. – Что же? – тонкие руки упираются в кресло над моими плечами. Да она решительно настроена, я даже соскучился по этому. Не такая уж она и мерзкая, когда столь мило паникует и злится. – Она пообещала устроить мне встречу кое-с-кем. Вранье. Но она-то этого не знает и гневно хмурится, задумавшись. – Нет, я. – М? Прости, не расслышал. – Я устрою тебе эту встречу! – громче повторяет сестра. – Под моим контролем, и только под моим. Если ты не будешь потом менять показания, – успокоившись, добавляет она. – Ну не знаю. Чем это отличается от того, что предлагает она? – Не будет наблюдателей, а охрана только снаружи. Я у двери, я хочу все слышать, – она обвила руками шею, торопливо шепча на ухо. – Я устрою, у меня есть связи. Он все устроит. До чего приятны эти истерически-умоляющие нотки, это почти… заводит. – Я не хочу, чтобы ты слышала, – можно и поторговаться. Ощущаю плечом ее кивок. – Тогда видеть. Я не хочу, чтобы тебе причинили вред, я хочу, чтобы тебе было хорошо. – Да?.. – Все, что угодно, – она слегка обмякает, запуская пальцы в волосы. – Ну, ладно. Глухой шершавый звук ремня, расслабленно откидываюсь на спинку кресла. – Приступай.