Мавка

Сестрички больше не высовываются из озер. Они отрастили хвосты, а я только и могу, что смотреть за их щебетом с берега. В светлых волосах путаются листья и трава. Пора бы расчесаться... Сорочка едва прикрывает бедра. Я заметно подрос, а мои сестры лишь уменьшились... больше не вторят их голоса моей песне. Босые ноги мягко и невесомо ступают по влажной покрытой листьями земле. Мой тихий голос эхом отдается меж стволами деревьев. "Мене мати породила, нехрещено схоронила!" - как пели мои сестрицы, когда отправлялись за гребешком, так и я пел, слыша, как затихал щебет птиц в округе. В кустах орешника шелестит чем-то человек, оттуда, разрушая тишь леса, звучит нестройная мелодия и гул. Издали замечаю несколько детишек с родителями, что сидят и слушают кого-то невидимого мне. Обошел полянку и выглянул из-за ствола дерева, с любопытством смотря на поющего человека. Он подыгрывал себе на деревянном инструменте, а его голос привораживал. Хотелось слушать, что я и делал... Мужчина пел о походах, далеких местах, которых я никогда бы не смог увидеть, он пел о чем-то далеком... что-то внутри сжималось столь безжалостно, что спирало дыхание. Хриплый голос звучал в моих ушах сладкой сказкой, заставляя прижиматься к дереву, чтобы не рухнуть с ног. В уголках глаз застыла влага, я даже не знаю, как ее можно было бы назвать... Шаг за шагом я отступал все дальше, пятясь наугад, натыкаясь на кусты орешника, путаясь в них длинными волосами. Взгляд мужчины, столкнувшийся с моим, прожигал добротой и мягкостью. И я сбежал. Сбежал задолго до того, как он перестал играть.