Скажи, что любишь меня. Часть первая. Когда мы встретились.

      Такого тяжёлого пробуждения у меня ещё не было. В голове стреляет, да и в целом воротит из-за вчерашнего. Похмелье. Вот оно какое. Самое ужасное чувство. Очень медленно поднимаю веки и вижу бледно-розовый потолок. Стоп. Где это я? Слишком резко сажусь и тут же жалею. Кажется, что череп расколется на две части, и я сжимаю голову двумя руками. Легче не стало, но боль стала не такой пульсирующей. Я оглядываюсь и только потом понимаю, что я в своём старом доме, в своей комнате. До меня не сразу доходит, что на стуле перед кроватью сидит полуголый Калеб. Даже несмотря на плохое самочувствие и тошноту, я немного краснею. Он смотрит на меня. Его лицо ничего не выражает, но глаза блестят. Он же не злится? И почему мы вообще в моём доме? От каждой новой мысли я морщусь. Мне нужен адвил. Очень нужен. — Я уверен, что у тебя болит голова, но в этом доме нет аптечки, — будто прочитав мои мысли, он первым заговаривает со мной. По его голосу непонятно, в каком он настроении, и это ещё больше настораживает меня. Если бы он кричал и злился, я бы всё поняла, но сейчас, когда он спокойно на всё реагирует… меня это беспокоит. С чего вдруг он такой эмоционально закрытый? А может это я что-то натворила, и он просто сдерживается? Господи, если это так, я хочу провалиться под землю. У меня немного проясняется в голове. Он велел мне не пить, но я сделала всё наоборот. У него на глазах. Он должен злиться. Он вполне имеет на это право. — Можешь накричать на меня за вчерашнее. Я заслужила, — очень тихо говорю я и опускаю голову. Что? Почему я в его рубашке? Головокружение сменяется насторожённостью. — Я сделаю это потом, — отвечает он, всё также без эмоций. Я поднимаю взгляд и пристально смотрю на Калеба. Мне надо задать ему пару вопросов. — Что было после того, как я отключилась и почему я в твоей рубашке? — собравшись с мыслью, выпаливаю я и тут же морщусь. Боль слишком пульсирующая. Она ударяет в мозг. Я снова хватаюсь за голову. И почему я такая нетерпеливая? Нужно постепенно узнавать новую для меня на сегодняшний день информацию. — Я не удивлён, что ты ничего не помнишь, — чуть повысив голос, отвечает он, и вдруг на его лице появляется ухмылка. Его первая эмоция за это утро. Он явно что-то вспомнил и не хочет об этом рассказывать. Хочет подразнить меня. Но я и так уже в подвешенном состоянии. Ему этого мало? Он всегда старается сделать мне хуже, чем мне есть на самом деле. Кажется, что он наслаждается этим. — Ты не расскажешь? — с надеждой спрашиваю я. Он закусывает нижнюю губу и отводит взгляд в сторону. Он определённо издевается надо мной. — Может, ты хоть раз побудешь человеком и расскажешь, что я вчера натворила, что нам даже пришлось приехать сюда? — я обвожу рукой свою комнату, немного понизив голос. Он почти сел, будто я кричала. Почему этот мерзавец-Калеб не хочет мне рассказывать о том, что произошло? Разве я не имею на это право? — Что? — прозвучало как-то злобно. Наверно я переборщила с «…хоть раз побудешь человеком…». — После такого, я ничего тебе не расскажу, — незлобно бурчит он, скрестив руки перед голой грудью. Его нагота снова отвлекает меня. Я и так не в лучшем состоянии, а это ещё больше путает мои мысли. — Может, оденешься? — выпаливаю я и мысленно бью себя по лбу. Я же в его рубашке. Корнелия — ты идиотка. — Я переоденусь и одам тебе рубашку, — поправляю я свою мысль. Он усмехается, но потом быстро прикрывает рот рукой. Я фыркаю оттого, что он пытается спрятать усмешку. Он постоянно усмехается надо мной. Я уже привыкла. — Хорошо, — наконец, коротко отвечает он, продолжая сидеть напротив кровати. — Может быть, ты выйдешь из комнаты? — вроде бы риторический вопрос, но он отвечает тем, что спрашивает: — Ты меня стесняешься? И это после твоего стриптиза? — его брови ползут вверх, а мой рот открывается в недоумении. Что?! — Ну, конечно же, ты этого не помнишь, — он пытается спрятать новую улыбку, но я же вижу, как ему нравиться пользоваться моей беспамятностью. Какого чёрта? Я и стриптиз? Он серьёзно? Мне нельзя пить. Категорически нельзя. — Забудь это, — злобно шиплю я и скрещиваю руки на груди. О, Господи, я не чувствую на себе лифчик! Я оглядываю комнату и нахожу свой чёрный лифчик на спинке кровати. Кровь быстро отливает от лица, а ладони становятся холодными. — Какой кошмар, — я закрываю лицо руками. Он всё видел. Калеб видел меня голой. Думаю, провалиться под землю будет недостаточно. — Не волнуйся, я остановил тебя раньше, чем ты разделась догола. Я дал тебе рубашку и отвернулся. Видишь, у меня есть совесть, — пожимая плечами, говорит он, будто прочитав мои мысли вот уже в который раз. Я слишком громко выдыхаю. Такого облегчения я давно не испытывала. Калеб тихо смеётся, но я не обращаю на это внимания. Он не видел меня обнажённой — это главное. — Даже не верится, что ты мной не воспользовался, — язвлю я, чтобы вернуть себе хоть немного собственного достоинства. Его яростный взгляд в мою сторону заставляет поёжиться. Только сейчас я замечаю его тёмные круги под глазами. Он вообще спал? — Следи за языком, — тихо отвечает Калеб, но я слышу, сколько злости он вложил в эту фразу. Я его оскорбила? — Прости, — извиняюсь я, хотя и не чувствую вины. Его настроение опять меняется, и теперь он уже закатывает глаза. Он не верит в моё «прости». — Переодевайся, и поедем домой, — бурчит он и встаёт со стула. Я думала, что он выйдет из комнаты, но он только отворачивается в сторону моего пустого шкафа. — Ты же не будешь подглядывать? — это больше просьба, чем вопрос. Он фыркает. — Если бы я хотел посмотреть на тебя голую, я бы не останавливал тебя во время твоего «танца», — я слышу явные кавычки на последнем слове, но игнорирую эту его очередную насмешку в свой адрес. — Если ты повернёшься… — я пытаюсь угрожать, но получается не очень. Если бы голос не был таким охрипшим, вышло бы лучше. Я снова слышу фырканье. — Переодевайся уже, — он не обращает внимания на то, что я ему сказала, и это меня немного злит. Для надёжности, я тоже отворачиваюсь от него. Он и так уже много видел. Наверно я буду жалеть о том, что я вообще пошла на эту вечеринку всю свою оставшуюся жизнь. Я бы отдала всё что угодно, только бы вспомнить фрагменты этой ночи. До сих пор не верю в то, что я пыталась танцевать стриптиз. Для Калеба! Откуда взялась эта развратница в моём теле? Но есть и плюсы в том, что Калеб забрал меня с вечеринки и привёз сюда. Во-первых, я не попала в неприятности с крупными последствиями, во-вторых, мне сейчас не приходится объясняться перед родителями за своё пьяное поведение. За это действительно стоит поблагодарить Калеба.       Застёгиваю молнию на платье. Теперь, когда я в своей одежде, я не чувствую изысканный запах Калеба, который исходил от его рубашки. И если честно, в его рубашке находиться куда приятнее, чем в коротком платье, которое я снова надела. Для полной готовности осталось найти куртку и туфли. Ну и, конечно, стоит причесаться. Когда я оставляла одну расчёску в комоде, я даже не предполагала, что она может пригодиться. — Вот, — говорю я, протягивая рубашку Калебу. Он поворачивается. Я снова убеждаюсь в том, что его тело очень привлекательное, притом, что у меня болит голова. Калеб с улыбкой забирает у меня рубашку, но не спешит её надеть. — Что? — удивлённо спрашиваю я, не понимая причину его улыбки, хотя в тайне догадываюсь. За то, что он помнит о сегодняшней ночи и ничего не рассказывает, мне хочется его поколотить. — Ты просто нечто, — посмеивается он, а потом всё же облачается в рубашку. Нечто? Это комплимент или издевательство? Зная Калеба, скорее всего второе. — Ты не знаешь, где моя куртка? — после минуты поиска своей верхней одежды, спрашиваю я его. Он пожимает плечами. — Когда ты начала свой стриптиз, на тебе уже не было куртки, — сдерживая желание улыбнуться, отвечает он. Вместо расчёски, которую мне удалось найти, я бросаю в него гневный взгляд. — Не дуйся, Корнелия. Всё не так ужасно, как ты думаешь, — он пытается меня ободрить? Улыбка всё ещё пытается появиться на его губах, но он всеми силами сдерживает её. Мне понравилось, как он произнёс моё имя. Оно прозвучало так мягко, что я не вдумалась в смысл его второго предложения. Всё не так ужасно? Как это понимать? — Я был даже поражён, — признаётся он, чего я совсем не ожидала. — Поражён? — слишком быстро вопрошаю я. Спокойнее, Корнелия, спокойнее. Иначе он подумает, что ты очень заинтересована и из вредности ничего больше не расскажет. — Да, поражён. Это было… — он не знает, какое определение лучше подобрать в данной ситуации. Я удивляюсь с каждой секундой. Он отвечает на мои вопросы? С чего вдруг он решил смиловаться? Я перестаю его понимать. Неужели это тот самый милый Калеб, который очень редко появляется передо мной? Остался бы он таким подольше. Мне нравится милый Калеб. – Так, Корнелия, ты пытаешься меня разговорить, но у тебя ничего не получится. Едем домой, — обрывает он своё недосказанное предложение. Ну, конечно. Милый Калеб. Как я могла подумать, что он снова вернулся. — Мне нужно причесаться, — бурчу я на него, а потом поворачиваюсь к зеркалу и тут же вскрикиваю. Вся косметика, что я вчера нанесла на лицо, размазалась. Моё лицо стало палитрой художника, который неудачно смешал краски. Неудивительно, что Калеб начал это утро с насмешек надо мной. Я бы тоже издевалась над собой. Чувствую себя клоуном. Мне нужно очищающее средство или хотя бы влажные салфетки. В этом платье, с растрёпанными волосами и смазанным макияжем я похожа на девушку «лёгкого поведения». Бедный Калеб, ему приходится всё это видеть. — Ты хочешь перебудить всех соседей? — ехидно интересуется Калеб, оперевшись спиной о дверь. Почему она вообще закрыта? Я не обращаю на Калеба внимания и пытаюсь привести волосы в порядок. Хоть где-то он должен быть. Кудрей почти не осталось. Безжалостно расчёсываю волосы и кладу расчёску на прежнее место. — Мне нужно в ванную, — говорю ему я. Он театрально закатывает глаза. Ему никогда не понять, что такое быть девушкой. Особенно утром, особенно после вечеринки. — У меня в машине есть салфетки, — сообщает он мне. Я снова удивляюсь его способности читать мои мысли. С каких пор у нас такая тесная связь, что он безошибочно угадывает то, что мне нужно? Может это только сегодня, когда он знает, что мне плохо?       Он отпирает дверь, и первый выходит из комнаты. Я подхватываю свои туфли, которые обнаружила рядом с тумбочкой и босиком иду за Калебом. Он такой быстрый. Я едва успеваю за ним. Когда я спускаюсь по лестнице, он уже стоит у входной двери и делает вид, что терпеливо ждёт. Куда он так торопится? Я подхожу к нему, и он открывает дверь. — Мне нужно… — не договариваю я и просто показываю ему туфли. Он вздыхает и без лишних слов подхватывает меня на руки. Я вскрикиваю. — Что ты делаешь? — удивлённо спрашиваю я, глядя ему в глаза. На его губах появляется озорная улыбка. — Будет быстрее, если я отнесу тебя в машину, — всё же отвечает он и выносит меня из дома. Я обхватываю его одной рукой за шею, а другой рукой держу туфли. Когда я потеряла сознание у дома Джейкоба, Калеб тоже взял меня на руки. Можно подумать, я маленькая девочка, которую очень легко поднять, но отчасти это даже приятно. Мне нравится сама идея того, что он решил поносить меня на руках. Ну, то есть донести меня до машины, чтобы я не мучилась с застёжками туфель. Да и к тому же я не уверена, что смогла бы ходить на платформе в таком состоянии. Головная боль немного отступила, но лучше не стало. Как бы меня не укачало.       Умудрившись со мной на руках открыть дверь машины, Калеб сажает меня на сидение и возвращается, чтобы закрыть дверь дома. Я хочу привести себя в порядок до того, как он вернётся, поэтому начинаю искать салфетки. В его бардачке чего только нет: ключи, телефон, права, различные бумажки и чеки, две пачки мятной жвачки, бутылка с водой… презервативы. Я с изумлением смотрю на три маленьких серебристых пакетика. Зачем они Калебу? Неужели он… — Я нашёл твою куртку, — на водительском сидении появляется Калеб. От неожиданности я захлопываю крышку бардачка и потрясённо перевожу глаза в окно. — Ты нашла салфетки? — спрашивает он, положив мою куртку мне на колени. Я вздрагиваю, и нервно мотаю головой. Я в смятении, поэтому дар речи просто пропал. — А в бардачке искала? — продолжает спрашивать он, но в голосе слышны нотки веселья. Я снова мотаю головой, смотря куда угодно, только не на него. — В чём дело, Корнелия? — теперь уже озадаченно вопрошает он. Как бы ему это объяснить. — Если хочешь, я сам их найду, — будто поняв причину моего недоумения, говорит он и тянется к бардачку. Моё сердце глухо стучит и, кажется, сейчас остановится. У меня даже ладони вспотели от напряжения. Через секунду он откроет бардачок и… — Не надо, — вырывается у меня, когда он уже щёлкает на кнопку открывания крышки. Он останавливается, и я точно знаю, что он сейчас смотрит на меня. — Пожалуйста, — будто это что-то изменит, добавляю я. — Почему? — я слышу удивление. Если несколько секунд назад я была бледной, то сейчас я чувствую жар на щеках. Надо было подождать пока Калеб не вернётся в машину и сам не найдёт эти чёртовы салфетки!       Несмотря на все мои просьбы не открывать бардачок, Калеб всё же делает это. Я закрываю лицо руками и жду, когда он найдёт пачку салфеток. Судя по шуму, он шарит рукой по всему бардачку и никак не может найти их. Я подглядываю за ним через пальцы. Калеб с серьёзным лицом выкладывает на приборную панель всё, что есть в бардачке, но вдруг шорох прекращается. — Кажется, я нашёл причину твоего смущения, — игриво предполагает он и в его руке оказываются презервативы. Он держит их недалеко от моего лица, но я пытаюсь не смотреть на них. — Только не говори, что ты никогда не видела презервативы, — так просто говорит он, но пошлая улыбка уже оказалась на его губах. Мне хочется вжаться в сидение, только бы избежать разговора об «этом». — Зачем они тебе? — так неуверенно спрашиваю я, но мне необходимо это знать. У него же нет на меня «планов»? Думаю то, что я отдала ему свой первый поцелуй (на данном этапе наших отношений) более чем достаточно. — Ты думаешь, что я претендую на твою девственность? — усмехается он. У меня всё сжимается внутри. Я даже не знаю, хорошо это или плохо. — Ты действительно… — смеётся он. — Прекрати, — выдавливаю я тихим голосом. Он пытается подавить смех. — Ладно, прости, — неискренне извиняется он, но всё же откладывает мерзкие «резинки» в сторону, продолжая искать салфетки. Я вспоминаю ту брюнетку с вечеринки. Может быть, она и Калеб… Боже, избавь меня от подобной мысли. Она причиняет мне боль. Если бы он рассказал мне кто она и что их связывает, мне было бы куда легче. Или же нет? Что если они любят друг друга, а я помеха? — Ты слишком много думаешь, — отвлекает меня Калеб, оторвав мои руки от лица. Он держит меня за запястья, но сейчас я почему-то не возражаю. — Я знаю, что сейчас в твоей голове куча вопросов, но ты можешь задать мне один из них, — мягко говорит он, что меня обескураживает. Ещё минуту назад он вёл себя как последний извращенец, а теперь разговаривает со мной, как с маленьким ребёнком. — Кто она? — узнать это сейчас куда важнее чем то, что я натворила после вечеринки у себя дома. — Кто та девушка, с которой ты разговаривал на вечеринке? — прозвучало немного ревниво. — Моя подруга, — слишком короткий ответ. Я впервые за несколько минут смотрю на него. Думаю, по моему взгляду он понял, что стоит продолжить. — Её зовут Николь, и она очень редко бывает в штатах. То, что мы вчера встретились, просто случайность, — уже более подробно рассказывает он. Но думаю у слова «подруга» слишком много значений. Они могут быть друзьями, как я и, например, Лео. А ещё они могли встречаться и… спать. А что, если их дружба как раз на этом и держится? Держится на том, что они спят. Не просто же так у него в бардачке машины лежат целых три презерватива. — Что на счёт этого? — я указываю взглядом на квадратные пакетики и тут же краснею. Опять! — Это уже второй вопрос, — весело отвечает он. Я поджимаю губы. Как всегда выставила себя любопытной идиоткой. — Но если тебя это так интересует… — не договаривает он, потому что я перебиваю его: — Вовсе нет! — Да ладно, Корнелия, я давно уже понял, что ты хочешь узнать о моей интимной жизни, — он немного пододвигается ко мне, чтобы смутить меня ещё больше. Я выдёргиваю свои руки, которые почему-то до сих пор были в его руках. Я едва сдерживаюсь, чтобы не выбежать из машины. Мне так стыдно. Стыдно потому, что Калеб прав. Мне действительно хочется узнать, что у него было с другими девушками. Сколько их вообще было? Он бабник? Я не могу спросить это у него. Боже, я стала такой озабоченной. — Может, ты уже найдёшь салфетки? — я четно пытаюсь перевести тему. Он заливается громким смехом. — Если ты не прекратишь, я что-нибудь тебе сделаю, — я пытаюсь злиться и угрожать, но получается смутно. — Ты такая смешная, — немного успокоившись, говорит он. Наверно со стороны я выгляжу как насупившийся ребёнок. — Это комплимент? — бурчу я. Он улыбается. — Думай, как хочешь, — отвечает он и заводит двигатель. Даже не верится, что мы закончили этот дурацкий разговор.       Пока Калеб осторожно, не превышая скорости, ведёт машину, я продолжаю поиски салфеток. Надеюсь, ничего провокационного я больше не найду. Я копаюсь в бардачке уже около пяти минут и просто недоумеваю от того, сколько всего у него там навалено. Ему вообще это нужно? Думаю, если я не наведу здесь порядок, то сам он это точно не сделает. Я выгребаю оставшиеся вещи из бардачка и наконец-то нахожу салфетки. Даже не верится. У меня ещё много времени, чтобы привести себя в порядок, так что первым делом я решаю прибраться в машине Калеба. — Что ты делаешь? — спрашивает Калеб, глядя на то, как я аккуратно раскладываю вещи по местам. В нём проснулось любопытство. — Следи за дорогой, — не глядя на него, бормочу я, потому что слишком увлечена тем, что сортирую его бумажки. Это какие-то заметки. Записи совсем не значительные, но мне нравится читать то, что написано его рукой. У него очень красивый каллиграфический почерк. Это так необычно для парня. Думаю, даже мой почерк не такой идеальный, как его. — Их давно пора выбросить, — говорит он, и я поднимаю голову. Я думала, что он смотрит на то, что я делаю, но Калеб смотрит на дорогу. Я возвращаю взгляд к бумажкам и чекам. Последняя покупка была совершена вчера в Лас-Вегасе. Так вот куда он ездил с нашими отцами. Что они там делали? Я по сей день в неведенье. — Я никогда не была в Лас-Вегасе, — бормочу я скорее себе, чем ему. Он немного ёрзает на месте. В чём дело? Почему он так напрягся? — Не копайся в моих заметках и чеках, — немного рычит он. Мне не нравится то, что он запрещает мне читать его заметки и чеки, но я всё же кладу их обратно в бардачок. Теперь в мои руки попадает жвачка. Мы не чистили зубы, потому что было нечем сделать это, а жвачка сейчас неплохой вариант освежить дыхание. Интересно, почему у него только мятная жвачка? Сколько я помню, он жуёт только мятную. Видимо это его любимый вкус. — Будешь? — спрашиваю я Калеба, протягивая ему одну пластинку. Он усмехается. — Ты спрашиваешь, буду ли я свою жвачку? — он переводит на меня взгляд. На секунду я теряюсь. – Да, буду, — он смягчается, и я вижу его лёгкую тёплую улыбку. Она греет моё сердце. Я хочу, чтобы он вёл машину двумя руками, поэтому сама пытаюсь засунуть пластинку жвачки ему в рот. — Я сам, — ворчит он с улыбкой и пытается забрать у меня жвачку. — Эй, веди двумя руками, — я отдёргиваю руку со жвачкой, и он фыркает. — А теперь будь хорошим мальчиком и открой рот, — теперь уже я говорю ему, как маленькому ребёнку. — Корнелия, что… — он не успевает договорить, потому что я запихиваю ему жвачку в рот. Он вздыхает и начинает жевать. Я посмеиваюсь над ним, за что и получаю в ответ его недовольный взгляд.       Салон наполняется нашими мятными дыханиями, а я продолжаю наводить порядок. Ко мне в руки попадают его права. Я не знала, что его полное имя — Калеб Кристофер Хидмэн. Дата рождения… пятнадцатое сентября. Его день рождения уже меньше чем через месяц. Интересно, в каких отношениях мы будем на тот момент. Надеюсь, мы найдём взаимопонимание. Я так этого хочу. Калеб стал мне так дорог. Особенно после того, как мама рассказала мне о нашем с ним прошлом. Возможно, есть что-то ещё, то, чего я ещё не узнала от родителей, но даже тот разговор был очень полезным для восстановления паззла моей памяти. Я перевожу глаза на его фото. Он всегда получается таким красивым на фотографиях? Это просто дар. — Любуешься моей фотографией? — меня отвлекает усмешка со стороны Калеба. Мне хочется съязвить в ответ, но я просто откладываю его права в бардачок. — Может, ты прекратишь отвлекаться на меня и будешь следить за дорогой? — я делаю надменную улыбку. Я просто не удержалась. — А может, ты уже закончишь с этим? — имея в виду мою уборку, ворчливо спрашивает он. — Рано или поздно, там опять будет бардак, — продолжает ворчать Калеб. — Значит, я снова там уберусь, — отвечаю я на его выпады и продолжаю своё дело. Это будет моя маленькая благодарность за то, что он сделал для меня за последние несколько часов. — Ты так в этом уверена? — фыркает он. Я киваю, а потом подтверждаю свой кивок коротким согласием: «Да».       Я почти заканчиваю, но у меня возникает небольшая проблема с последней вещью из его бардачка. Три серебристых квадратика, которые я стыжусь брать в руки. — Дьявол! — ругается Калеб, когда нас подрезает чёрный джип. Калеб едва не теряет управление над машиной. — Урод. Откуда у него вообще эти чёртовы права? — продолжает ругаться он, поддавшись своей злости. Я тактично покашливаю. Мне ещё не приходилось слышать от него столько ругательств. — Эй, не ругайся, — я хочу его успокоить, но это не совсем похоже на слова успокоения. Горькая усмешка Калеба немного вводит меня в ступор. — Кто бы говорил, — отвечает он, и я непонимающе смотрю на него. — Ночью, я пошёл на кухню за водой, которую ты просила, а когда я собирался вернуться, ты пришла на кухню и сказала: «Оставь эту чёртову воду, и пойдём со мной». Я был, честно говоря, в шоке, — признаётся он, теперь уже с улыбкой. Я прикрываю лицо рукой. Сегодня явно день стыда Корнелии Хейл. — Это меньшее из того, что ты говорила, — добивает он меня. — А то, что ты делала… — Может, наконец, расскажешь всё в деталях? — гневно прошу я, в который раз перебивая его на полуслове. Он закусывает нижнюю губу и мотает головой. Он снова хочет поддразнить меня. Сколько он может продолжать эту игру? Раз ему так нравится играть в молчанку, я принимаю участие.       Я оставляю «резинки» на приборной панели и наконец-то привожу себя в порядок. Мне повезло, что салфетки оказались влажными и размазанный макияж снимается почти без проблем.       Решаю проверить свой телефон на наличие звонков и сообщений. Я совсем забыла про подругу, с которой пошла на вечеринку. Я отключилась после того, как выпила и ничего не смогла с этим поделать. Я даже не предупредила её. Надеюсь, она в порядке.       Как я и думала, у меня куча пропущенных звонков, и даже есть пара голосовых сообщений. Я прослушиваю их всех. Джинджер в каждом сообщении спрашивает, где я и надеется, что со мной всё хорошо. Также она интересуется, почему я ушла с Калебом, самым популярным парнем школы, по которому сохнут все девушки школы. Думаю, после этого они меня возненавидят. Это будет «отличное» начало года! Единственное преимущество в схватке за Калеба, это, пожалуй, то, что он мой потенциальный жених.       Я пишу Джинджер короткое сообщение о том, что я в порядке и сейчас еду домой, также пообещав всё рассказать ей. Только вот с этим будут проблемы, потому что я почти ничего не помню. — Я хочу проучить тебя, — вдруг говорит Калеб. Слишком самодовольно. Я поворачиваю к нему голову и жду пояснений. — За твоё непослушание, — также самодовольно продолжает он. — Я велел тебе уйти со мной, но ты проигнорировала это. Я говорил тебе не пить, но ты не послушалась и напилась. Раз ты не понимаешь слов, может тебя отшлёпать? — задумчиво говорит он последнее предложение, и у меня открывается рот. Я таращусь на него широко распахнутыми глазами, а он смеётся. — Я пошутил, — успокоившись, сообщает он мне. Пошутил? Моё желание не разговаривать с ним растёт с каждой секундой. — Но в наказание я определённо что-то сделаю с тобой, — добавляет он. В наказание? Да что он возомнил о себе! Я не могу просто промолчать. — Ты мне не парень, чтобы наказывать, — я впервые использую такой приём самозащиты. У него рождается новая усмешка. — Послушай, детка, я буду покруче какого-то парня, — как-то слишком пафосно говорит он, — я твой жених, — продолжение фразы ещё больше удивляет меня. Он это признал. Просто нет слов. — С каких это пор ты стал признавать меня своей невестой? — я поднимаю одну бровь вверх и складываю руки на груди. Мой голос такой надменный, что я просто не узнаю его. — Ничего подобного. Это условно, — фыркает он. Я закатываю глаза. Вот как. — Значит, когда нужно меня наказать, то ты мой жених. А как дело доходит до того, чтобы признать меня своей невестой, то это стразу становится условно? — я смеюсь от внутреннего отчаяния. Мне так хочется, чтобы он признал меня своей невестой. Фактически, мы обручены. У нас же была мини-свадьба, и мы обменялись самодельными кольцами. Интересно, где они сейчас? Если бы только Калеб вспомнил это, вспомнил то, что чувствовал ко мне. — Я думал до тебя так быстро не дойдёт, — подтверждает он моё предположение. В сердцах я ударяю его по плечу, совсем забыв, что он ведёт машину. Но даже это не сбивает его, и он едет прямо, как ни в чём небывало. — Какой же ты отвратительный, — высказываюсь я. На его губах появляется кривая улыбка. — Странно, что ты не назвала меня отвратительным, когда я говорил про твою девственность, — напоминает он. Так, Корнелия, держи себя в руках. — Калеб Кристофер Хидмэн, прекрати немедленно! — может хотя бы это его угомонит. — Хорошо-хорошо, — саркастично говорит он. Неужели это подействовало? — И больше не называй меня полным именем, — ворчит он. Я усмехаюсь, но тут же прячу улыбку. Вдруг разозлиться. — Смейся, пока можешь, — продолжает он и, кажется, это угроза. — Но потом… — Ты скучал по мне? — быстро спрашиваю я, прежде чем успею подумать. Наступает молчание. — Что? — спрашивает он. — Скучал ли я по тебе? — будто сам у себя, переспрашивает он. Я киваю.       Он мнётся с ответом и опять решает перевести всё в шутку. Я буквально поймала его на правде. Значит, он скучал по мне и это радует, потому что я тоже скучала по нему. Особенно тогда, когда мне снились кошмары. Без Калеба рядом в кровати они снятся чаще. Он — мой защитник сна. — Всё? Допрос окончен? — смеётся он. Я мотаю головой и закатываю глаза. Я даже не начинала, Калеб. — Можно ещё один вопрос? — я поворачиваюсь к нему, насколько это позволяет ремень безопасности. — Опять про меня и Николь? — ехидно подмечает он. — Нет! — тут же отвечаю я. Хотя мне бы хотелось узнать о Николь что-нибудь ещё. — Со мной ничего не сделают? — тихо спрашиваю я, будто нас может кто-то слышать. Он не смотрит на меня, но я вижу, что он хмурится. — Кто? — непонимающе спрашивает он. — Твои «фанатки». Я знаю, что ты знаменитость нашей школы, — я делаю кавычки пальцами на слове «фанатки», едва сдержавшись сделать их и на слове «знаменитость». — Что? — он пытается смотреть только на дорогу, но у него ничего не получается и он переводит взгляд на меня. — Фанатки? — переспрашивает он с усмешкой. — Да, фанатки. Они убьют меня, если увидят с тобой, — бубню я. — Что за бред, Корнелия? — недоумевает Калеб. — Никто тебя не тронет, — он пытается заверить меня в этом, но я всё равно сомневаюсь в своей сохранности. Если из-за него у меня будут проблемы, я просто не знаю, что с ним сделаю. — Как бы там не было, ответственность на тебе. Ведь это ты преследовал меня на вечеринке, — ворчу я. — Я? Преследовал? — он не верит своим ушам. Я пытаюсь не засмеяться. — Да. Ты преследовал меня и даже согласился сыграть в ту игру, — я пытаюсь вспомнить название, но мне мешает дымка похмелья. — Меня попросили присмотреть за тобой, — бурчит он. Я даже догадываюсь кто. Мама. Это она сказала Калебу, что я пошла на вечеринку. Но просить его присмотреть за мной это уже слишком. — Значит, ты присматривал за мной, когда пришёл в спальню и согласился сыграть в то безумие? — мой голос почти переходит на писк. — Ты имеешь в виду «карточный поцелуй»? — уточняет он. А, вот как называлась та игра… Поцелуй? У меня в голове вспыхивает картинка из воспоминания. Калеб поцеловал меня! Господи, это просто невероятно! Как я могла забыть это?! Сейчас бы я отдала всё, чтобы вспомнить вкус его губ. Но судя по количеству мятной жвачки в его бардачке, он был мытным. Как жаль, что на тот момент я была уже пьяна. Сколько глотков водки я выпила? Три-четыре? Сейчас я точно не смогу вспомнить. — Это ты хоть помнишь? — посмеивается он надо мной. — Посмотрела бы я на тебя, если бы ты выпил и ничего бы не вспомнил, — ворчу я, оставив приятное воспоминание в стороне. Странно, что когда он поцеловал меня в щёку, я краснела, смущалась и избегала его, а сейчас я почти спокойна. Может потому, что я почти ничего не помню? — Ты не сможешь этого сделать, потому что я не пью, — гордо заявляет он. На его фоне я чувствую себя алкоголичкой, хотя и напилась впервые в жизни. Мне даже стыдно за то, что он видел меня такой. Будь проклята та вечеринка. — Значит, ты у нас «хороший мальчик», — я решаю тоже подразнить его. Он фыркает в знак несогласия. — Если бы ты хорошо знала меня, ты бы так не говорила, — дерзко отвечает он. Мои брови взметаются вверх. — Ты не даёшь себя узнать, — констатирую я, и это истинная правда. Мы уже как-то говорили об этом. О том, что он слишком закрытый в общении. — У него вообще есть друзья? — Ты в курсе, что произнесла это вслух? — он делает вид, что раздражён, но я знаю, что ему смешно. Я не хотела, чтобы он это слышал. — Раз уж ты это услышал, то можешь ответить? Есть ли у тебя друзья? — спрашиваю я. Он мотает головой. — Я не хочу отвечать на твои глупые вопросы, — дразниться он, и я надуваю губы. Всё же мне не стоило с ним разговаривать. Надо было придерживаться своего плана и играть с ним в молчанку. — Конечно же, у меня есть друзья, — всё же он решает ответить на мой вопрос. — Думаю их даже больше, чем у тебя, — снова издевается он надо мной. Если бы он не вёл машину, я бы снова ударила его по плечу. Находясь рядом с ним, я борюсь с этим желанием вот уже несколько часов подряд. — Ты ужасный человек, — бормочу я. Я так не считаю, но сказать это ему очень хотелось.       Остальные полчаса до дома мы едем молча. Я разглядываю тёмный, хвойный лес за окном, будто в первый раз его вижу. Возможно, мне бы нравился этот лес, если бы не тягостные воспоминания из детства. Я хочу, чтобы с наступлением темноты и при виде чернеющего леса, который окружает наш дом, я чувствовала себя в безопасности, как сейчас, когда я с Калебом. Солнце слепит мне глаза, и я жмурюсь. Несмотря на то, что я проснулась совсем недавно, я хочу спать. Тепло солнца убаюкивает меня, и я поддаюсь соблазну заснуть.       Я ещё в своём сне, но я чувствую вмешательство реальности. Чьи-то длинные и ловкие пальцы теребят локоны моих волос, и я тихонечко стону. Действия прекращаются, и я открываю глаза. В машине никого нет, но дверь с моей стороны открыта. Я почти уверена, что это Калеб трогал мои волосы несколько секунд назад. Только куда он делся?       Прежде чем я успеваю подумать о чём-то ещё, рядом появляется Калеб. Он криво улыбается и подаёт руку, чтобы помочь мне выбраться из машины. Мне хочется закатить глаза. С чего вдруг в нём проснулся джентльмен? Я неслышно фыркаю и принимаю его руку. Во время поездки я успела обуться и теперь уже стою на своих двоих. Калеб, кажется, неохотно отпускает мою руку и закрывает дверь машины. Я оттягиваю платье вниз. Сейчас я не чувствую себя в нём так уверенно, как вчера. Ладно, я не чувствовала себя уверено в этом платье ещё со дня его покупки, но сейчас уже поздно сожалеть об этом.       С трудом ковыляю до дома в своих туфлях на платформе и чуть не спотыкаюсь об ступеньки лестницы. Если бы не Калеб, который успел подхватить меня, я бы полетела головой вперёд. — Спасибо, — благодарю я, но тут же предупреждаю его, чтобы он промолчал по поводу моей неуклюжести. У меня плохая координация, но это не повод снова издеваться надо мной. Он с трудом соглашается ничего не говорить по этому поводу, отпускает мою руку, и мы идём в дом.       Из-за занятости родителей над новым проектом, они работают даже в выходные, поэтому мы с Калебом сейчас в доме одни. Пока он идёт на кухню, чтобы найти какую-нибудь еду, я иду в спальню, а затем в ванную. Мне хочется очистить лицо, тело и мысли. У меня выдалось немного тяжёлое утро. И в плане похмелья, и в плане воспоминаний. Я уже вспомнила некоторые моменты, но это пока не помогает собрать цельную картину случившегося. То, что я натворила… Этим точно нельзя гордиться. Один стриптиз чего стоит. Как же я хочу, чтобы Калеб это забыл.       Я оборачиваю волосы в полотенце, надеваю шорты и майку и выхожу из ванной. Также как и неделю назад у двери из ванной меня поджидает Калеб. — Ты всегда караулишь девушек у двери в ванную? — укоризненно спрашиваю я, а потом понимаю что сказала. Пока я не начала терзать себя своими же предположениями о том, что я не единственная девушка, которую он вот так ждёт у двери после душа, он начинает смеяться. — Вообще-то ты первая девушка, с которой я когда-либо жил и продолжаю жить в одном доме, — будто подшучивая надо мной, отвечает он и заходит в ванную. Я рада, что он сейчас не видит счастливую улыбку на моём лице. Я первая. Я первая девушка, с которой он жил и живёт до сих пор. Мне безумно приятно слышать это от него. Но всё же сказать за это спасибо стоит нашим родителям. Сначала я ненавидела саму идею этого объединения, но сейчас меня всё устраивает. Анжела и Джон стали мне вторыми родителями.       Я спускаюсь на кухню. Калеб разогрел нам поесть. Мой живот урчит, как только мой нос улавливает ароматный запах еды. Я усаживаюсь на барный стул и пододвигаю к себе тарелку. Хватаю вилку и начинаю есть. Вкус ещё божественнее, чем запах или же я настолько голодная, что готова съесть ещё тарелку. — Ешь медленнее, — раздаётся заботливый голос Калеба за моей спиной. Я ещё не вижу самого Калеба, но я уже чувствую его рядом. Судя по сильному приятному запаху, он только что принял душ. Он садится напротив меня, и я роняю вилку при виде мокрого Калеба, который сейчас прячет улыбку за сцепленными пальцами. Мало того, что он не надел футболку, так он ещё решил соблазнить меня своими влажными волосами, которые немного свисают ему на лоб. И как мне теперь спокойно доесть свой завтрак? — Сейчас всё остынет, — поддразнивает он меня. Я сглатываю. Мне сейчас уже не до еды. Калеб видит мою реакцию. Калеб знает, что я на него пялюсь, когда он спокойно берёт вилку и начинает есть. Совершенно нет стыда! Порой я ненавижу эту черту в нём. — Что такое? У тебя пропал аппетит? — ехидничает он. Я натужено улыбаюсь и беру вилку в руку. Я не уверена, что смогу положить в свой рот что-то ещё, поэтому просто катаю кусочек бекона по тарелке. — Слушай, я слишком голоден, чтобы сейчас пойти наверх и найти футболку, — говорит он мне, когда его уже начинает раздражать моя «игра» с едой. — Ладно, — бормочу я, подняв на него глаза. Румянец не заставляет себя ждать. Когда-нибудь я привыкну к его телу, и не буду смущаться всякий раз, когда он покажется передо мной в таком виде как сейчас. Повезло ещё, что он пришёл в простых домашних штанах, а не в белом полотенце, которое (я уверена) сексуально свисало бы с его бёдер.       Мучительный для меня завтрак заканчивается, и я в одиночестве мою посуду. Калеб «вдруг» вспомнил, что ему нужно съездить по делам в город и оставил меня одну. Я так не люблю быть дома в одиночестве, но я не могу ничего с этим поделать. Может, пока большей части обитателей этого дома нет, я могу позвать Джинджер? Я, конечно, не знаю, когда вернётся Калеб, но он сказал, что это надолго. Это и подталкивает меня позвонить подруге. — Ты просто не представляешь, как я беспокоилась о тебе! — орёт она в трубку, от чего я морщусь и отдёргиваю руку с телефоном. Пока Джинджер продолжает говорить о том, что она представляла, я закатываю глаза, наверно, раз пять. Всё же не стоило оставлять её там в неведенье. — Я понимаю, что ты чувствовала. Прости, всё получилось так быстро, — извиняюсь я, расхаживая по гостиной туда-сюда. — Ты просто обязана мне всё рассказать, — она немного злится на меня. Я этого заслуживаю. — Приезжай ко мне, я напишу тебе адрес сообщением, — я пропускаю её слова мимо ушей. Теперь она радостно визжит, и я снова убираю трубку в сторону. — Только есть одна маленькая проблема по имени Дэнни, — даже через телефон я понимаю, что она кривится. Что не так с малышом? — Его не с кем оставить. Ты, не против, если малявка приедет со мной? — я знаю, что она закатила глаза на слове «малявка». Я ругаю её за то, как она отзывается о младшем брате и говорю, чтобы она обязательно взяла с собой Дэнни. Я уже соскучилась по этому очаровательному мальчику и буду очень рада его видеть. Только бы Калеб не вернулся в течение того времени, как Джинджер и Дэнни будут здесь. Интересно, как он вообще относится к детям?       Через два с половиной часа, на пороге дома появляются моя подруга и её брат. Джинджер восхищённо осматривает дом, а маленький Дэнни устраивается на диване в гостиной. Он привёз с собой игрушечную пирамидку. Он разбирает её на цветные колечки, а потом снова пытается собрать её. Он хмурит свои маленькие бровки, когда не может надеть кольцо на палку. Он такой милый в этот момент, что хочется подхватить его на руки и закружить по комнате. И почему он так напоминает мне Калеба? — Даже не вериться, что я наконец-то пришла к тебе домой, — ворчит Джинджер, раздражённо вскидывая руки вверх. Ей так понравилось здесь, что она готова остаться у меня дома навсегда. — Все уехали, и я подумала, что стоит позвать тебя в гости, — я пожимаю плечами, чтобы как-то оправдаться. Неожиданно, она хитро прищуривается. — Значит, я не смогу познакомиться с твоим женихом? Он вообще в курсе с кем ты провела эту ночь? — она взметает одну бровь вверх, а на губах появляется самодовольная улыбка. Я тяжело вздыхаю. Пришло время правды. — Ты можешь мне не верить, но тот, с кем я провела эту ночь и есть мой жених, — отведя взгляд в сторону, бормочу я. — Что?! — орёт она, растягивая единственное слово в предложении. Я снова смотрю на неё. Она в шоке. Самодовольная улыбка сменилась удивлённым «о». Я киваю головой, чтобы подтвердить свои слова. — Господи, Корнелия. Я даже не знаю, позавидовать тебе или посочувствовать, — говорит она, ободрительно взяв меня за руку. Её потрясённое лицо начинает напрягать меня. Я начинаю беспокоиться. Сильно беспокоиться. — Как так вышло, что Калеб оказался твоим женихом? — она утягивает меня на диван, заставляя потесниться малыша, сидящего с пирамидкой. — Это длинная история. Она началась, когда нам было по семь лет, — мне нужно поделиться с ней этим. Может она сможет направить меня на верный путь мышления. Я так запуталась. Я люблю Калеба, у нас с ним есть общее прошлое, в котором он тоже любил меня, а сейчас ему всё равно. Сказать ему об этом я не могу. Я ещё не готова. Наши отношения не такие хорошие и доверительные, чтобы он запросто поверил мне. Думаю, он просто взбесится, если узнает о нашей связи и ещё больше возненавидит меня. Ну, мне так кажется. Это было бы так похоже на него. Наорать на меня, обвинить в чём-нибудь, возможно причинить боль и просто-напросто уйти из дома. Он сел бы в машину и уехал бы туда, где никто бы его не нашёл. В этом весь Калеб. — Мы были очень близки. У нас была даже детская свадьба, — я говорю это немного с грустью в голосе. — Не могу поверить. Ты и Калеб Хидмэн! — восторженно кричит она. Я решаю увести Джинджер на кухню, предоставив пульт от телевизора темноволосому мальчику, который на удивление сегодня очень молчалив. — В это нелегко поверить, но это так, — отвечаю я.       Проходит около двух часов моего длинного и долгого рассказа. Теперь Джинджер знает буквально всё. Я рассказала ей то, что я помню и то, что произошло с тех пор, как мы снова встретились с Калебом. Она пытается не перебивать меня и выслушать всё до конца, но она слишком любопытная и поэтому время от времени задаёт вопросы. Наводящие вопросы. Вплоть до того, что мы делали с ним, когда оставались одни дома в ночь новоселья и не только. Мне неловко рассказывать о наших «играх» с одеждой, но я делаю это и рассказываю всё до мелочей. — Кто бы мог подумать, что ты… — с улыбкой шепчет она, когда я рассказываю ей о своём стриптизе. — Я была пьяна, а всё из-за тебя, Джинджер Мэй, — обижено говорю я, обхватив руками чашку с горячим чаем. — Эй, я не заставляла тебя пить, — защищается она. — Ну и как это было? Я имею в виду поцелуй с Калебом? — она так быстро переключается, что я просто, опешив, сижу и смотрю на пар, который медленно поднимается из чашки. Я нервно сглатываю, а потом, закусив губу, поднимаю на неё глаза. Она выжидающе ждёт моего ответа, а у меня просто язык не поворачивается. У меня есть причина, чтобы не рассказать ей об этом. — Я ничего не помню, — оглашаю я ту самую причину. Она недовольно хмыкает. — Как ты могла этого не запомнить? Он самый завидный парень школы. Любая бы на твоём месте запомнила всё до мелочей, несмотря на опьянение! — визжит она и в сердцах ударяет кулаком по столу. Я подскакиваю на месте. — Прости, — тут же смягчается она. — Я совсем забылась. Это же не был ваш первый поцелуй? — её вопрос застаёт меня врасплох. Как и остальные её вопросы, но этот особенно. — Ты серьёзно? — переспрашивает она, поняв моё молчание за знак согласия. Я тупо пожимаю плечами. — Вы живёте уже несколько дней вместе, спите в одной кровати, у вас есть общее прошлое, и вчера на вечеринке был ваш первый поцелуй?! — удивлённо кричит она. Я снова пожимаю плечами. — Как такое возможно! — восклицает Джинджер. — Он меня ненавидит, а этот поцелуй… Если бы не игра, он бы никогда меня не… — не договариваю я. Всё и так понятно. — Что? Ненавидит? С чего ты взяла? — изумлённо таращась на меня, спрашивает она. — Он сам мне об этом сказал, — с неким отчаянием отвечаю я. — Но… Это какая-то бессмыслица. Почему ты не рассказала ему о прошлом? — негодует она. — На то оно и прошлое, Джинджер. Даже если я расскажу ему об этом, он не захочет это принять. Я боюсь его реакции на мой рассказ. Родителям он, возможно, поверит больше, чем мне, но также он может подумать, что эта история придумана только для того, чтобы поженить нас. Я, конечно, не разделяю мнение родителей по поводу брака в шестнадцать лет, но то, как сильно этого не хочет он… — горячие слёзы предательски текут по щекам, тем самым заставляя меня замолчать. Джинджер оказывается рядом и крепко обнимает меня. — Господи, Корнелия, прости. Я бы никогда не стала расспрашивать тебя обо всём этом, если бы знала, как тебя это расстраивает, — утешительно бормочет она мне на ухо. Я всхлипываю, также обнимая её в ответ. — Канелия плачет? — обеспокоенный вопрос Дэнни заставляет нас обернуться. Я пытаюсь улыбнуться малышу, но судя по тому, что он хмурит бровки, у меня получается не очень. — Всё хорошо, Дэнни, — отвечаю я. Он подходит к нам, и я беру его к себе на руки. Он обнимает меня за шею и прижимается ко мне. Я вдыхаю аромат его волос и блаженно закрываю глаза. — Ещё раз прости, — рядом снова оживает голос моей подруги. Теперь уже я пытаюсь её успокоить и убедить, что я в порядке. Я не хочу, чтобы она чувствовала вину.       Мы пьём, наверно, уже пятую чашку чая. С нами сидит малыш, поэтому мы не затрагиваем темы связанные с Калебом, и от этого мне даже легче. Неожиданно раздаётся телефон Джинджер. — Да, мам, — отвечает она на звонок. — Мы у Корнелии, — продолжает отвечать она на вопросы мамы. — Я спрошу у неё, — Джинджер переводит на меня взгляд. В них загорается мольба. — Мне очень неудобно просить, но ты можешь посидеть с Дэнни пару часов. Я зачем-то срочно понадобилась маме и… — без остановки говорит она, но я перебиваю её, чтобы сказать, что всё хорошо, и я буду рада посидеть с её младшим братом. — Я тебе так благодарна, — лепечет она.       Я остаюсь с Дэнни. Мы идём в гостиную, садимся на диван, и я включаю ему мультики. Пока Дэнни смотрит телевизор, я пишу сообщение Калебу, чтобы узнать, где он и как скоро будет дома. Он прочитал, но продолжает игнорировать моё сообщение. Ему что, так трудно ответить? А может он со своей подружкой? Скорее всего, поэтому он и не отвечает. Видимо я им мешаю. У них явно что-то было. Вот только Калеб никогда не признается в этом и будет всё отрицать. Господи, Корнелия, откуда у тебя появились эти вспышки ревности? Ах, да, мы же целовались. Я пытаюсь вспомнить вкус его губ, но меня отвлекает малыш. — Давай поиглаем в плятки? — предлагает он. Он такой смешной, когда не выговаривает эту букву «р». Я улыбаюсь ему и киваю головой. — Ты водишь! — визжит он и спрыгивает с дивана. Дэнни бежит прятаться, а я делаю вид, что не подглядываю. Я считаю до десяти и иду туда, где он спрятался, предварительно «поискав» его по разным углам.       Набегавшись, Дэнни засыпает в гостиной на диване. Ему не мешает даже звук телевизора. Я выключаю источник шума и беру пирамидку, которую так и не собрал Дэнни. — Я дома, — сообщает Калеб, закрыв входную дверь. Я замираю с игрушкой в руках. Как он отреагирует на ребёнка в нашем доме? Надеюсь, Калеб любит детей. — С каких пор у нас в доме детский сад? — негодующе спрашивает Калеб, войдя в гостиную с какой-то папкой в руках. Я не понимаю злиться ли он или же просто удивлён, но пытаюсь объяснить: — Это брат моей подруги. Его не с кем было оставить. — Вот как, — он бросает в меня пронзительный взгляд, за которым скрывается что-то неодобрительное. — Ладно, — вдруг соглашается он и уходит наверх. Я молча смотрю ему вслед, а потом перевожу глаза на малыша. Он по-прежнему крепко спит. Я выпускаю задержанный в лёгких воздух. Калеб не разозлился, не накричал на меня и не разбудил Дэнни. Неплохое начало вечера.       Я выхожу из гостиной и иду на кухню, чтобы убрать грязные чашки со стола. Может приготовить что-нибудь для Калеба? Я уверена, что он голоден. Если конечно он не поужинал со своей «милой» подружкой. Я её не знаю, но она ужасно меня раздражает. Она такая красивая и… сексуальная. Господи, ревность меня погубит. Я не смогу спокойно жить, если не узнаю было ли между ними что-то больше, чем дружба. — Что у нас на ужин? — игриво спрашивает Калеб, неожиданно появившийся за моей спиной уже одетый в домашнюю одежду. Эта его привычка подкрадываться сзади просто раздражает. Но если так посмотреть, я рада, что он сейчас дома и голодный, а не где-то на ужине с… Натали? — Я могу что-нибудь приготовить, — предлагаю я. Он смеётся, но я не понимаю причину. — Лучше я сам, — отвергает он моё предложение. Он думает, что я его отравлю?! – Так, — предостерегающе продолжает он, выставив руку вперёд в знак защиты, — пока ты не начала думать о плохом. Я просто хочу, чтобы ты следила за тем «ребёнком».       Калеб кривится, когда говорит слово «ребёнок», и начинаю подозревать, что он не очень ладит с детьми. Малыш ничего ему не сделал, откуда столько неприязни? Когда у нас появятся свои дети, он тоже будет к ним «так» относится? С таким отношением, у нас их вообще никогда не будет. Боже, о чём я только думаю. Мне ещё шестнадцать. Какие дети? — Его зовут Дэнни, и на данный момент он спит, — защищаю я маленького мальчика, которого люблю как собственного брата. Калеб фыркает и идёт к холодильнику. Ладно, пусть сам готовит себе еду, но ему всё равно придётся потесниться, потому что мне нужно приготовить что-нибудь для Дэнни. Он проголодается, когда проснётся.       Я стараюсь не обращать внимания на ворчания Калеба по поводу того, что я здесь с ним и якобы мешаю ему готовить, но меня распирает смех. Я предлагаю ему смириться с этим, но он бросает в меня взгляд-молнию. Видимо кухня — это его стихия и он не привык делить «рабочее место» с кем-то ещё. — Только не говори, что ты будешь кормить «этим» ребёнка, — кривится Калеб, когда видит результат моих стараний. Я надуваю губы. — Дети любят макароны с сыром, — бормочу я в защиту приготовленного блюда. Имея большой запас продуктов в холодильнике сложно определиться с тем, что лучше приготовить ребёнку, но так как Дэнни любит это блюдо, долго думать не пришлось. — Кто бы тебе это не сказал, знай… тебя обманули, — посмеивается он надо мной, за что получает удар по плечу. Он притворно морщится, но я же знаю, что ему не больно. Я слишком слабо бью. Может записаться на бокс? Калеб владеет боевыми искусствами, должна же и я что-нибудь уметь. — Судя по тому, что ты так отзываешься об этом блюде, ты его никогда не ел, — фыркаю я, а потом наблюдаю за его реакцией. Он нахмурился и, кажется, даже задумался. — Неужели… — не договариваю я от удивления. Это действительно так. Он никогда не ел макароны с сыром. — Даже не верится… — продолжаю я поддразнивать его. Мой час настал. — Прекрати, — рычит он, и я отскакиваю от него на полметра. Его настроение слишком быстро поменялось. Я же просто шутила. Почему его так задела эта мелочь? Иногда я его не понимаю. Утром он был таким весёлым, забавным, игривым, а сейчас передо мной айсберг. Стоит мне привыкнуть к хорошему Калебу, и тут появляется то чудовище, которое время от времени показывает свою сущность. — Закрыли тему, — продолжает он, чуть смягчив свой тон. Не этого я ожидала. Я думала, что он всё-таки взорвётся и обрушит на меня всю свою злость и недовольство. — Не кличи на Канелию, — слышится детский голос за моей спиной. Я поворачиваюсь и вижу серьёзного, даже злого Дэнни. Обычно его трудно вывести из себя… Дэнни подходит к нам и берёт меня за руку. Мой маленький защитник. Калеб самодовольно усмехается и продолжает готовить, ничего не отвечая Дэнни. Калеб не воспринимает маленького мальчика всерьёз и открыто смеётся над ним. Калеб просто не знает, что Дэнни самый настоящий проказник и может отомстить ему. Например, спрятать какую-нибудь его вещь или же наоборот сломать. Но Калеб тоже не промах. Он тоже умеет это делать. Я помню тот день, когда он в отместку спрятал моё нижнее бельё. Ладно, посмотрим, что эти двое устроят.       Я кормлю Дэнни макаронами, и он в благодарность за блюдо целует меня в щёку. Глядя на нас Калеб закатывает глаза, ворчит себе под нос что-то невнятное, но всё же продолжает есть свой суп, сидя с нами за одним столом. Мне хочется также закатить глаза в ответ или же отругать его за это округление глаз, но я сдерживаю себя. В конце концов, с нами ребёнок.       После ужина Калеб и Дэнни игнорируют друг друга, но, несмотря на это, мы все вместе сидим на диване и смотрим какую-то передачу про животных. Я сижу между двумя нахмурившимися мальчиками и пытаюсь не смеяться. Разница между ними почти четырнадцать лет, а такое ощущение, что им обоим по три года. Такое поведение Калеба мне кажется странным и непривычным. Можно даже подумать, что он «ревнует» меня к Дэнни, но от этой мысли действительно хочется смеяться.       Проходит ещё час и от исходящего напряжения по две стороны от меня мне становится не по себе. Калеб и Дэнни уже не смотрят передачу, а всячески пытаются привлечь моё внимание (что собственно очень странно для Калеба). Один маленький мальчик просит поиграть с ним, а другой уже более «взрослый мальчик» решил узнать, как прошёл мой день (я повторюсь, но… что очень странно для Калеба). Эти двое конкретно решили побороться за моё внимание. — Так, всё, — наконец говорю я и оказываюсь на ногах. — Найдите общий язык, — грозно говорю я им, на что они гневно переглядываются друг с другом. Когда они так зеркально хмурят брови и поджимают губы, я понимаю, что была близка к тому, что они действительно похожи. Они даже злятся одинаково. Но только вот Калебу почти семнадцать лет, а Дэнни всего лишь три года.       В результате они снова возвращают свои глаза на меня. — Я не буду с ним сидеть, — одновременно говорят Калеб и Дэнни и снова переглядываются. Я стою в стороне и закатываю глаза. Господи, почему все мальчики такие упрямые? — Пока вы не поладите, я не буду с вами разговаривать, — ставлю я им условие и разворачиваюсь, чтобы уйти. Надеюсь, они не поубивают друг друга в моё отсутствие. — Ты не можешь так просто уйти, — отчаянно кричит Калеб мне вслед, но я уже поднимаюсь по лестнице, стараясь не обращать внимания. Только на мгновение мне хочется вернуться туда, затем где-нибудь спрятаться и подслушать о чём они буду разговаривать. Ну, или же они будут молчать и просто сверлить друг друга взглядами, что, скорее всего так и будет.       Я звоню Джинджер, чтобы узнать, где она и как скоро заберёт брата. Она сообщает, что уже в пути и скоро будет здесь. Интересно, как Калеб отреагирует на то, что моя подруга увидит его здесь? Он же не устроит скандал? А может он просто куда-нибудь уйдёт? Да и как сама Джинджер отреагирует на Калеба. Ведь знать и видеть то, что он живёт здесь — это разные вещи.       Так тихо, как только я могу, я спускаюсь в гостиную. Я ожидала услышать тишину, но Калеб и Дэнни разговаривают. Причём очень оживлённо. Я становлюсь слушателем их диалога, присев на предпоследнюю ступеньку лестницы. — Канелия холошая, а ты плохой, — ворчит Дэнни, что заставляет Калеба усмехнуться, а затем улыбнуться. Его это ничуть не задело и не обидело. Он слышал от меня вещи и похуже. — Если она скормила тебе те ужасные макароны, это не делает её хорошей, — отвечает Калеб, и меня охватывает недовольство. Да как он посмел осквернить мои макароны! — Это ты ужасный, — обвинительным тоном говорит Дэнни. Калеб снова улыбается, будто ему это льстит. А, между прочим, я согласна с Дэнни. Калеб ужасный. Меня до сих пор обижает то, как он отозвался о моих макаронах с сыром. — Когда ты вырастешь, то поймёшь, что я был прав, — надменно сообщает Калеб малышу, от чего мне хочется ударить его за эти слова. Неожиданно Дэнни бросается на него с маленькими кулачками и колотит по сильной груди Калеба. Но Калеб даже не морщится. Неужели он действительно из стали? Я всегда удивлялась его способности стерпеть боль. А что если он терпит не только физическую боль… Не в данный момент, а вообще по жизни. Может он, поэтому такой скрытный? Что, если его когда-то ранили и он решил закрыться от мира? Иногда он открывается мне, но когда он понимает это, то тут же превращается в монстра. Это его защитная реакция. Теперь я понимаю это лучше, чем когда-либо. — Дэнни, — зову я маленького мальчика, чтобы он оставил Калеба в покое. Теперь они оба смотрят на меня. В глазах Калеба я вижу некую благодарность. Спустя секунду его взгляд меняется. Теперь он выглядит обеспокоенным. Наверно из-за моих размышлений о прошлом Калеба я выгляжу грустной, печальной и расстроенной. — Всё хорошо? — спрашивает он, не обращая внимания на Дэнни, который решил возобновить попытки причинить ему боль ударами в грудь. Я отвечаю Калебу кивком, и сажусь на диван. — Дэнни, малыш, не бей, пожалуйста, Калеба, — мягко прошу я, но обращают на меня внимание сразу оба. Ах да, я же произнесла имя Калеба так… ласково? Видимо я вложила в это предложение слишком много нежности и тепла.       Дэнни оставляет Калеба и перебирается ко мне на руки, крепко обнимает меня за шею, сообщая Калебу то, что я его, и он не даст меня в обиду. Я ерошу его волосы, но сама смотрю на Калеба. Он снова надулся и делает вид, что смотрит телевизор. Ох уж эта его ревность к ребёнку. Лучше бы он меня так к другим парнями ревновал. Хотя… Тогда на вечеринке он, возможно, приревновал меня к тому парню, с которым я танцевала. Правда он потом начал распускать руки, и Калеб подоспел ко мне на помощь.       Через полчаса Джинджер забирает Дэнни. Ну, и, конечно же, она успевает поглазеть на Калеба, который, почувствовав себя некомфортно в её присутствии, ретируется на второй этаж. Мне стоило предупредить его об её приходе. — Он такой сексуальный в этих домашних штанах, — шепчет она мне с каплей зависти. Я закатываю глаза и провожаю её и Дэнни до машины. — Не забывай звонить, — говорит она мне на прощанье. Я отвечаю ей тем же, целую Дэнни в щёчку, и они уезжают.       Я возвращаюсь в дом и вздрагиваю от тепла. На улице изрядно похолодало и это чувствуется. Калеб снова занял диван и смотрит новости. Я решаю взять ведро мороженого и присоединиться к нему. Возможно, он согласиться включить какой-нибудь интересный фильм, если я поделюсь с ним холодным лакомством.       Клубничное мороженое — моё самое любимое мороженное и я очень рада обнаружить его в нашей морозилке. Я беру ведёрко и спешу на диван. Что может быть лучше клубничного мороженого и хорошего фильма, сидя рядом с любимым человеком. Правда этот человек даже не подозревает, что я его люблю. — Будешь? — предлагаю я мороженое Калебу. Он с улыбкой кивает и забирает у меня ведёрко. Я смеряю его пронзительным взглядом и сажусь рядом. – Эй, эта моя ложка! — громко возмущаюсь я, когда он зачерпывает первую ложку мороженого и отправляет в рот. — Надо было принести две, — с иронией подмечает он. Я надуваю губы и скрещиваю руки перед грудью. — Принеси себе другую, если брезгуешь есть с одной ложки, — говорит он, и до меня не сразу доходит смысл его слов. С одной ложки… то есть одна ложка на двоих? – Да, Корнелия, — наверно, вот уже в десятый раз он отвечает на мой не высказанный вопрос. Как он это делает? — Ну, хорошо, мистер Хидмэн, — игриво отвечаю я ему и забираю у него ложку, чтобы зачерпнуть мороженое. Я потрясена тем, что это Калеб не против того, что мы едим с одной ложки, а не наоборот. Порой он меня просто удивляет. Наверно поэтому я его люблю. — Мисс Хейл, не жадничайте, — также игриво лепечет он, забирая у меня ложку. Я облизываю губы. Они такие сладкие. Кажется, Калеб замечает это и делает то же самое. Он облизывает свои губы. Как бы мне хотелось, чтобы он также облизал мои. Боже, Корнелия, ты такая озабоченная. — Знаешь, — тихо начинает он, чуть приблизившись ко мне, — тебе нужно научиться контролировать свои мысли.       Я сглатываю. Неужели он действительно умеет читать мысли?! — Твои глаза говорят больше, чем слова, — шепчет он мне, и я буквально задыхаюсь от его слов. Я смотрю на него, а потом часто моргаю. Я поражена. Пожалуй, это лучшие слова, которые я услышала от него за этот месяц.       Калеб пользуется моим отвлечённым вниманием и съедает почти четверть ведёрка с мороженым. Моим любимым мороженым! С трудом, но я всё же забираю у него ложку и мороженое. — Вот кто из нас и жадина, так это ты, — бурчу я, уставившись в экран телевизора. Калеб смеётся надо мной, а потом, обмакнув палец в мороженое, мажет мне на нос. Я визжу и едва не роняю всё, что есть у меня в руках. – Эй! — ворчу я на него, и он снова мажет меня мороженым. Я морщу нос от холода. — Ну, ладно, не дуйся, я принесу тебе салфетку, — милым голоском успокаивает он меня, и встаёт, чтобы уйти. Но прежде, чем он успевает сделать шаг, я встаю и обмазываю его щёку клубничным мороженым. Опешив, он останавливается и смотрит на меня. Его лицо озаряется лукавой улыбкой. Ой, что сейчас будет! — Дай-ка мне мороженое, — пытаясь казаться грозным, говорит он и подходит ближе ко мне. Я закусываю нижнюю губу и весело мотаю головой. Калеб стреляет в меня прищуренным игривым взглядом, а я тем временем пячусь от него назад. По-моему, Калебу нужно не мороженое, а я. Он уже что-то задумал на мой счёт. Пора делать ноги.       Я, воткнув ложку в мороженое, ставлю ведёрко на журнальный столик, и собираюсь убежать, но Калеб хватает меня за талию и валит на диван. Я кричу, визжу и смеюсь, когда он безжалостно начинает меня щекотать. На все мои просьбы остановиться, он только усиливает щекотку. Как жаль, что он не боится щекотки. Я бы дала ему отпор. — Так нечестно, — задыхаясь от смеха, кричу я. На долю секунды он останавливается, и я уже думаю, что он отпустит меня, но нет. Он делает то, чего я совсем не ожидала. Он обтирает свою немного колючую, испачканную в мороженом щеку о мою. Теперь все моё лицо в мороженом. — Так нечестно! — повторяю я. — Ты схватил меня и придавил к дивану. Ты играешь нечестно, — уже в третий раз я говорю ему о несправедливости, но догадываюсь, что Калеб всегда играет не по правилам. — Ты испачкала меня мороженым, когда я пошёл тебе за салфеткой. Вот это нечестно, — парирует он напротив моих губ. Я дёргаюсь и провожу носом по его другой щеке. Теперь его другая щека тоже в мороженом. — Мы квиты, — смело сообщаю я. Он усмехается и мотает головой. — Ещё нет, — приблизившись на сантиметр к моему лицу, шепчет он. Мне становится трудно дышать. Не то, чтобы до этого мне было легче это делать, но сейчас особенно трудно. Его губы ужасно близко и также ужасно далеко. Стоит поддаться вперёд и… — Я знаю, о чём ты думаешь, — напоминает он мне о своей способности читать мысли. Я фыркаю и отвожу голову в сторону. Только бы не покраснеть… только бы не… — Я тут подумал, — звучит голос Калеба над моим ухом, — зачем нам эта салфетка, когда я могу сделать это…