Скажи, что любишь меня. Часть первая. Когда мы встретились.

      Прежде, чем Калеб успевает что-нибудь сделать, в районе входной двери раздаётся щелчок. Мы отскакиваем друг от друга за долю секунды, и в дом входят родители. Боже, приди они минутой позже или же наоборот раньше… — Мы дома, — радостно сообщает моя мама. Я смотрю на Калеба. Он выглядит невозмутимо спокойным. Мне бы его уравновешенность в данной ситуации. Во мне огонь пылает, а он будто сделан из камня! Просто ноль эмоций. — Как-нибудь в другой раз, — выйдя из состояния статуи, с улыбкой обещает мне Калеб и, подмигнув мне и захватив мороженое, уходит на кухню. Я ошарашенно смотрю ему в след, а затем тупо моргаю. Что это было? Как-нибудь в другой раз? Думаю, он просто обязан сдержать слово и… — Привет, солнышко, — придя в гостиную, приветливо здоровается папа, в то время как остальная часть родителей идут на кухню. — Почему ты в… мороженом? — непонимающе спрашивает он, оглядывая моё лицо. Думаю так, как сейчас, я давно уже не краснела перед отцом. Ощущаю себя нашкодившим ребёнком, хотя ничего плохого я не сделала. — Привет, пап, — вторю я ему, а потом решаю объясниться, — это всё Калеб. Это он испачкал меня мороженым.       Господи, с каких пор я так часто произношу его имя вслух? То удивление, которое сейчас излучает лицо папы, наверно также отражается и на мне. Но мне даже нравится произносить имя Калеба вслух. Оно такое красивое. Собственно говоря, как и его обладатель. — Видимо, вы хорошо провели вечер, — смеётся папа, а потом с улыбкой добавляет, — главное смотри, чтобы не влетело от мамы. За расточительство.       Я улыбаюсь папе в ответ, а потом сообщаю ему, что мне нужна салфетка и ухожу на кухню. По поводу его обмана неделю назад я, пожалуй, поговорю с ним позже. Не хочется портить настроение ни отцу, ни себе. — Несносные дети, — слышу я обрывок маминой фразы. — А вот и Корнелия, — переведя на меня внимание всех присутствующих на кухне, говорит мама. Кажется, я не вовремя. Впрочем, как всегда. — Сколько раз я вам говорила не баловаться с едой? — ворчит она, глядя то на меня, то на Калеба. — Элли, это я виноват. Корнелия ни при чём, — защищает меня Калеб. Ого! Я впервые такое слышу от него. Ну, возможно, он и раньше защищал меня перед родителями, но, насколько я помню, не в моём присутствии. В нём определённо что-то изменилось. Связанно ли это с сегодняшним днём? Не думаю, что он мог так быстро измениться, но я чувствую изменения. Стоит вспомнить то, что мы делали минут десять назад и… он определённо изменился. Стал более… милым? А может у него просто хорошее настроение? Нет, здесь что-то нечисто. Обычно когда у него хорошее настроение он издевается надо мной и старается задеть мои чувства. Не то, чтобы он сегодня не издевался надо мной, но сегодня он делал это по-другому, не так болезненно, как раньше. Думаю, мне стоит понаблюдать за его поведением ближайшие несколько дней. Это звучит глупо, но иначе я не смогу точно понять, изменился ли Калеб. И если же это произошло, то я хочу знать причину. Может новый Калеб будет более открытый в общении. Боже, это звучит ещё безумнее, чем мой план, но посмотрим, что из этого выйдет. — Вы оба виноваты, — фыркает мама, и они с Анжелой уходят с кухни. С нами остаётся Джон. Он не выглядит таким разгневанным из-за расточительства мороженого.       Мороженое! Оно всё ещё на моём лице. Ищу глазами коробку с салфетками, но всё безуспешно. Сегодня у меня явные проблемы с нахождением салфеток. Придётся просто умыться. — Знаете, это мороженое самая малость из того, что вы когда-либо делали, — весело говорит нам Джон и также уходит. Мне кажется или в его словах есть некий контекст? Когда-либо делали… Неужели Джон намекал на наше прошлое? Понял ли это Калеб? — Эй, Корнелия, — окликает меня Калеб. Я медленно перевожу на него взгляд, но тут же удивлённо вскрикиваю, когда он берёт меня за подбородок и быстро облизывает мою щёку своим горячим языком. Через секунду он отстраняется, но не отпускает меня. — Я так люблю тебя дразнить, — игриво поясняет он и оставляет меня один на один с моими мыслями и чувствами, покинув кухню.       Минуты две я стою с ошарашенным выражением лица, а потом, наконец, начинаю двигаться. Если это был не «флирт» в стиле Калеба Хидмэна, то я не знаю, что это было. «Я так люблю тебя дразнить», — как он мог сказать такое и вот так просто исчезнуть, оставив меня с этим наедине? Вот злодей!       Я смываю остатки мороженого с лица и опираюсь о края раковины, даже не выключив кран. Я просто стою, смотрю на воду и улыбаюсь как дурочка. Влюблённая дурочка. Всё-таки он сделал это. Я только сейчас это осознала. Моё сердце млеет от каждого его такого безумного поступка и сегодня не исключение. Если бы не его иногда проявляющийся вредный характер, я бы подумала, что я ему нравлюсь или что-то в этом роде. Хотя у меня уже были подозрения по этому поводу.       Вздохнув, я выключаю воду и свет на кухне и скорее иду готовиться ко сну. Сейчас ещё рано ложиться спать, но у меня была трудная ночь и думаю это разумное решение. Ну и если Калеб тоже сейчас собирается лечь в кровать, то возможно мы сможем немного поговорить перед сном. Сегодня я провела с ним много времени, но сказать, что мы много общались, я не могу. К тому же я ещё не всё выяснила. Меня до сих пор беспокоят события сегодняшней ночи, наш не оконченный, по моему мнению, разговор о его «подруге», также его вспыльчивость по поводу Лас-Вегаса. В конце концов, он не ответил на моё сообщение! Всё же я добьюсь от него ответов. Возможно, мне даже придётся применить шантаж и угрозы. Только вот чем я могу ему угрожать? Его трудно напугать, а уж чем-то шантажировать тем более. Но иногда его можно реально разозлить. Главное не переступить черту. В противном случае этот день кончится плохо, и я усну в слезах. Но если всё пройдёт хорошо, и мы не поссоримся, то, возможно, я узнаю что-нибудь новенькое из его жизни. То есть то, что он позволит мне узнать. — Подвинешься? — мило спрашиваю я у Калеба, стоящего у раковины ванной комнаты. Он отвечает мне улыбкой и немного двигается в сторону. Я, не глядя, беру зубную щётку, пасту и начинаю чистить зубы. Пока я орудую щёткой во рту, Калеб то и дело смотрит мне в глаза через зеркало и улыбается. Я немного смущаюсь и перевожу глаза на своё отражение в зеркале. Стоп! Моя щётка розовая, а я чищу зубы синей… Так вот почему Калеб так на меня смотрит. Я чищу зубы его щёткой! Я тут же замираю и смотрю на Калеба через зеркало. Он также смотрит на меня. — Продолжай, Корнелия, у тебя отлично получается, — певуче тянет он, даже не пытаясь скрыть улыбку. Я стараюсь сохранить самообладание и всё же решаю продолжить чистку зубов «его» щёткой. Калеб немного удивлён, но тут же скрывает это за полуусмешкой. — Согласись, это немного интимнее общей ложки, — склонившись над моим ухом, мурлычет он, и мои глаза становятся шире. Я снова замираю, но спустя секунду медленно поворачиваю голову в его сторону. — Долго не задерживайся, — весело бросает он мне и уходит из ванной.       Я заканчиваю чистить зубы и также выхожу из ванной. Пока Калеб в игривом настроении, его будет легче расспросить. Хотя это может и навредить. Он может не понять моих достаточно серьёзных намерений и просто перевести весь разговор в шутку.       Захожу в спальню и тут же иду в гардеробную. Сегодня мне хочется надеть свою розовую пижаму с цветочками, поудобнее устроиться в кровати и поговорить с Калебом. Когда-то я сама себе сказала, что не доставлю ему «удовольствия» увидеть меня в этой одежде, и что из этого вышло. У меня в руках пижама. — Господи, что это на тебе? — заливается смехом Калеб, как только я выхожу из гардеробной. Господи? Я думала, он атеист. — Это моя любимая пижама, — незлобно цежу я сквозь стиснутые зубы. Он ещё больше смеётся, но я не обращаю на него внимания и ложусь в кровать. Примерно такой реакции я и ожидала, но всё равно не жалею о выборе одежды для сна. В конце концов, какое ему дело до того, в чём я буду спать. Ну и если честно, в этой пижаме я чувствую себя более защищённой от его глаз. Судя по тому, что я узнала о сегодняшней ночи, он очень хорошо рассмотрел меня во время моего «стриптиза». Я никогда не стеснялась своего тела, но показывать его кому-то я не собиралась. А из-за этого дурацкого алкоголя всё пошло не так, как я планировала. Да что там, этого вообще в планах не было! — Мне кажется или ты хочешь задать мне кучу вопросов? — ухмыляясь, спрашивает он. «Как ты догадался?» — язвит моё подсознание, но я всё равно стараюсь сохранить спокойствие. — Ты прав. Есть ещё пару вопросов, на которые мне бы хотелось узнать ответы, — теперь уже удобно сев на кровати и повернувшись к нему, соглашаюсь я. Он фыркает, и я догадываюсь, что он мысленно убедился в своей правоте. Я сдерживаюсь закатить глаза и начинаю «допрос». Пожалуй, самый важный допрос в моей жизни. — Расскажи мне про Лас-Вегас, — для начала я хочу знать это. Калеб напрягается, как и тогда в машине. Ему так не приятна эта тема? Весёлый Калеб пропал, и я уже не надеюсь узнать ответ, но… — Это связанно со свадьбой, — коротко отвечает он, но я понимаю, что он говорит про нашу свадьбу. — Следующий вопрос, — отрезает он, тем самым показывая, что ему очень не нравится тема свадьбы. Как всегда. Ладно, оставлю это на потом. — Ну, хорошо, — я заполняю паузу, чтобы немного оттянуть время для следующего вопроса. Так, думай, Корнелия, думай. Что ещё ты можешь у него спросить? — Почему ты поцеловал меня? — выпаливаю я первое, что приходит ко мне в голову. Что ты наделала, Корнелия? Это не то, что ты должна была спросить прямо сейчас! — Я не ожидал такого вопроса, — его губ касается лёгкая улыбка. Да я сама от себя не ожидала! — Это была всего лишь игра, — объясняет он, но мне кажется, что он просто ищет оправдание своим действиям. — Значит, будь на моём месте другая девушка, ты бы сделал то же самое? — моя неизвестно откуда взявшаяся смелость немного удивляет меня. Калеб задумывается на несколько секунд, а потом, пожимая плечами, всё же выдаёт ответ: — Если честно, я в этом не уверен. — Вот как, — я не могу скрыть улыбку, как ни стараюсь. Калеб видит это и склоняет голову набок. Кажется, к нему снова вернулось игривое настроение. — Корнелия Хейл, ты же не думаешь, что я к тебе что-то испытываю? — лепечет он с озорным огоньком в глазах. Мне становится немного обидно из-за его слов, но я не показываю этого. — Так, здесь я задаю вопросы, — упрямо говорю я, скрестив руки на груди. Он смеётся надо мной. Как обычно. — Когда ты в этой пижаме, тебя очень сложно воспринимать всерьёз, — его смех переходит в тактичный кашель, потому что я ударяю его по плечу. — Хорошо, задавай свои «розовые вопросы», — он закатывает глаза и садится также как и я, скрестив руки. Я прищуриваюсь и качаю головой. Ладно, пусть он называет это «розовыми вопросами», только пусть отвечает на них. — Я могу спрашивать, что захочу? — недоверчиво спрашиваю я, потому что с ним сложно угадать, что дозволено спрашивать, а что нет. Его губы кривятся в полуулыбке. — Да, Корнелия, что захочешь, — с намёком на что-то пошлое, подтверждает он мои слова. Даже не знаю, как на это реагировать. Он дал мне волю в вопросах, но я боюсь ляпнуть не то. Его легко рассердить. Ну, или заставить смеяться надо мной. — Но только сегодня. Не упусти шанс, — предостерегает Калеб. Я так и знала, что здесь есть подвох, но до полуночи у меня в запасе ещё часа три. Думаю, я успею. — Ну, держитесь, мистер Хидмэн, — коварно потирая ладоши, шепчу я себе, но Калеб делает вид, что не слышит этого. — Итак, что на счёт Дэнни? Мне показалось, ты ревновал меня к ребёнку, — пытаясь не смеяться, спрашиваю я. Калеб отвечает фырканьем. — Пф, вот ещё, — тихо ворчит он. Кажется, я его поймала, и он не хочет признаваться в этом. Ох уж эти ревнивые, упрямые мужчины. — Тогда как ты объяснишь то, что впервые за то время, что мы живём вместе, ты спросил, как прошёл мой день? — сейчас мне нравится мой самоуверенный голос. Столько силы, столько уверенности, столько упрямства. Давно я не чувствовала себя такой настойчивой. — Может потому, что вчера ты сильно напилась, и сегодня почти весь день промучилась из-за похмелья? — задаёт он риторический вопрос, приподняв одну бровь. Самоуверенный Калеб вернулся. Теперь мы на равных. Но если вдуматься в его «ответ», то он прав. Я делала вид, что всё хорошо, но в тайне мучилась из-за вчерашнего. Обманывать себя больше нет смысла. — Ладно, допустим, — хмыкаю я и обдумываю следующий вопрос.       Спустя время, я узнаю почти всё о том, что произошло на вечеринке и после. Для меня много что прояснилось, и я даже сама кое-что вспомнила. По ходу разговора я бледнела, краснела, злилась, смущалась, но уже перестала корить себя за то, что случилось. В конце концов, здесь есть и вина Калеба. Он не уследил за мной. Ну и я не сдержала данное мной обещание маме о том, что я не буду пить. Теперь это наш с ним общий секрет. Наш первый секрет от родителей. Даже смешно. — Ты узнала всё, что хотела? — вздыхая, спрашивает Калеб и устало валится на кровать. Время без пяти двенадцать, а это значит, что у меня почти не осталось времени на то, чтобы задать ему оставшиеся вопросы. Время пролетело так незаметно. Мне кажется, мы никогда так долго не разговаривали. Не ругаясь. — Вообще-то нет, — отвечаю я и хочу уже продолжить, но он останавливает меня. — Ты просто невыносима. Я за всю свою жизнь не отвечал на такое количество вопросов, — кряхтит он. Я недовольно фыркаю и отвожу голову в сторону часов. Ещё две минуты… — Ладно, последний вопрос, — настойчиво говорю я, что заставляет его закатить глаза. Скорее всего, эту привычку он перенял у меня. Однако он запрещает мне так делать. Это нечестно. — Хорошо, — сдаётся он. — Но сначала выключи свет, — добавляет он, закинув руки за голову. Зачем выключать свет? — Почему ты так смотришь на меня? Я не собираюсь делать с тобой что-то непристойное, — теперь уже подшучивает он надо мной. На этот раз глаза закатываю я. Он передразнивает меня и тоже округляет глаза. Во второй раз! Я решаю промолчать и выключаю основной свет. – Вау, ты так быстро меня послушалась, — восклицает он. Я бросаю в него грозный взгляд, а потом смотрю на часы. Чёрт! Уже полночь. Видимо Калеб специально тянул время. — Ты обещал, — укоризненно говорю я и указываю на него пальцем, когда он также смотрит на часы, а потом медленно расплывается в коварной улыбке. Я гневно фыркаю, и Калеб стирает с лица эту свою улыбочку. — Знаю, — в конце концов, говорит он и хлопает по месту рядом с собой на кровати. Я занимаю место, на которое он указал и собираюсь задать вопрос о его «подружке». И пусть только попробует не ответить. — У тебя что-то было с… Николь? — едва вспомнив имя той девушки, спрашиваю я с опущенными глазами. Гнев сменился смущением. Я слышу недоверчивый смешок и поднимаю взгляд. Калеб ошарашенно смотрит на меня и его рот медленно открывается в недоумении. — Корнелия, в твоей светлой головке слишком много глупых вопросов, — придя в себя, отвечает он со смехом. Так я и знала. — Давай спать, — продолжает он и выключает светильник на своей тумбе. Мы оказываемся в кромешной темноте. Мне стоило стольких сил спросить его об этом, но я так и не получила ответ. Лучше бы я спросила о чём-нибудь другом.       Укладываю голову на подушку и смотрю в потолок. Между нами повисло молчание и меня это тяготит. Не знаю, смогу ли я уснуть, так и не узнав правды. Глупая, на что ты рассчитывала? Он — книга на замке, ключ которой находится глубоко в его сердце. Пока он не доверится мне, мы не сможем стать ближе. Даже сейчас, лёжа в одной кровати, мы находимся в тысячах километрах друг от друга. Не физически. Душевно. — Между мной и Николь ничего не было, — тяжело вздохнув, шепчет Калеб. Улыбка слишком быстро появляется на моём лице, и грусть постепенно отступает на второй план. Один маленький шаг с его стороны сделан. Да, он определённо изменился за этот день. Я закрываю глаза и тут же оказываюсь в мире сновидений. — Если хочешь успеть к завтраку, тебе лучше встать сейчас, — шепчет ласковый голос прямо мне в ухо. Калеб. Он уже проснулся и, по-моему, в хорошем расположении духа. — Немедленно вставай. Не заставляй меня тащить тебя в ванную, — грозит он. Решаю промолчать, а затем медленно открываю один глаз. Я ожидала увидеть его перед собой, но он уже ушёл. Я закрываю глаз и мычу от нежелания вставать. Калеб не даёт поспать мне даже в воскресенье. Не человек, а чудовище.       Нехотя встаю и иду в гардеробную, чтобы сменить одежду. Я бы рада весь день проходить в мягкой и удобной пижаме, но не думаю, что это одобрит мама. С тех пор, как мы снова встретились с Калебом в том ресторане полмесяца назад, мама считает, что я должна прихорашиваться для Калеба и носить платья. Как же это порой раздражает. Я не фанат платьев. У меня их очень мало. К тому же, куда мне их надевать? Несмотря на то, что у меня было пара парней, я никогда не была на настоящем свидании. Были короткие прогулки в парке, но не свидания. Правда был один раз, когда прогулка могла стать свиданием и, возможно удачным, если бы не бывшая девушка моего теперь уже бывшего парня, которая возникла перед нами из неоткуда. Прогулка и наши отношения были окончены после того, как она дала ему пощёчину за измену и сообщила, что она беременна от него и находится на третьей неделе, при том, что мы встречались с ним больше месяца. Ему пришлось во всём сознаться. Возможно, мне было бы больно, если бы я его любила, но единственное, что он во мне вызывал это просто симпатия. Не знаю, почему я была с ним. Наверно, пыталась заполнить пустую часть своего сердца. Хотела по-настоящему влюбиться, погрузиться, забыться. Стать кому-то нужной, стать любимой.       Пижамные штаны падают на пол, и я замечаю кровавое пятно на ткани. Ужасные дни месяца начались. Нужно скорее найти тампоны. Кажется, я оставила их в шкафчике в ванной, где сейчас находится… Калеб. Надеюсь, он не принимает душ, и я смогу спокойно взять то, что мне нужно.       Я стучу в дверь ванной потому, что она закрыта. Возможно, он принимал душ и просто забыл её открыть. — Одну минуту, — кричит он через дверь, и я стараюсь терпеливо ждать. Очень терпеливо. По-моему, он специально тянет время. Что он там делает? — Давай быстрее, — стону я, переминаясь с ноги на ногу. Его минута длиться целую вечность. — Неужели ты не можешь подождать? — ворчит он через дверь. — Нет, не могу. Мне очень нужно, — бормочу я и слышу его тяжёлый вздох. Он открывает дверь ванны и предстаёт передо мной только в одном полотенце и в пене для бритья на лице. Наверно, я немного не вовремя, но… — В доме есть ещё две ванной комнаты, — возмущается он, пропуская меня внутрь. Знаю, Калеб, но не во всех ванных комнатах нашего дома есть мои средства интимной гигиены. — Мне нужно кое-что взять, — мой голос больше похож на писк. Я иду к шкафчику, висящему на стене, и аккуратно достаю тампон из коробки. — К чему вся эта секретность? Я знаю, зачем ты пришла, — ухмыляясь, говорит он. Я зажимаю тампон в руке и поворачиваюсь к нему. Откуда он знает? — Я видел кровь на простыне, — поясняет он, проводя бритвой по шее, стоя перед зеркалом. Сказать, что я покраснела, значит, ничего не сказать. Мне нужно скорее уйти. — Я бы не рекомендовал тебе пользоваться этими штуками. Они могут повредить твою девстве… — не договаривает он, потому что я бросаю в него рулон бумажных полотенец, которые стояли на верхней полке шкафчика. Сколько раз за этот месяц он ещё скажет это словосочетание «твоя девственность»? Раздражает. — Хватит! — кричу я. Я зла на него, а ведь утро только началось. Он что-то там шипит, местами рычит, но ничего не говорит в ответ. Я выхожу из этой ванной и иду в другую. Сегодня Калеб меня ужасно бесит. Разбудил меня с утра пораньше, теперь ещё это. Господи, как быстро меняется моё настроение. Повезло, что ещё не болит внизу живота, иначе Калеб был бы уже мертвец. Ближайшие три-четыре дня ему лучше меня не выводить.       Заканчиваю все свои дела и спускаюсь к завтраку. Желаю всем доброго утра и сажусь за стол. Блинчики с клубникой то, что нужно. Калеб ещё не пришёл, а это значит, что я могу спокойно начать есть. — Сынок, давай быстрее, — кричит Анжела в сторону лестницы. Через мгновение раздаются шаги. Калеб быстро спускается вниз и садится за стол напротив меня. Я закатываю глаза, но не произношу ни звука. Подцепляю кусочек блина на вилку и подношу ко рту. — Калеб, ты порезался? — вдруг произносит она, и я поднимаю на него глаза. На щеке Калеба виден порез, из которого немного сочится кровь. Неужели это случилось, когда я кинула в него бумажными полотенцами? Боже, я не хотела, чтобы он поранился. — Ничего страшного, — бормочет Калеб в ответ. Мне хочется расплакаться из-за чувства вины. Бедный мой Калеб… — Спасибо, я наелась, — резко встав из-за стола, говорю я и убегаю наверх до того, как у меня упадёт первая слезинка. В эти дни я слишком эмоциональная. Нужно как-то сдерживаться, но это очень непросто.       Сижу в спальне и плачу как дура из-за пореза Калеба. Я никогда не чувствовала столько вины перед ним. Это глупо, но я не могу остановиться плакать. Даже дышать трудно.       Скрипит дверь и в комнате появляется Калеб. Я смотрю на него и ещё больше начинаю плакать. Он выглядит немного растерянным. Он, очевидно, не ожидал застать меня в таком состоянии. — Прости, Корнелия, я не хотел так сильно тебя… задеть, — шепчет он, опустившись передо мной на колени. Теперь я смотрю на него сверху вниз. Пелена из слёз мешает чётко видеть, и я тру глаза. — Я больше не буду говорить про твою… — он замолкает, чтобы больше не произносить это слово. Я шмыгаю носом, а потом аккуратно трогаю пальцем его кровоточащую щёку. Калеб тут же морщится, и я отдёргиваю руку. — Прости, — шепчу я. Он добродушно улыбается мне и встаёт с пола. Наверно, я выгляжу жалко. — Ты почти ничего не съела, — констатирует он. Иногда в нём проявляется заботливый папочка, который обеспокоен состоянием дочери, но мне даже нравится. Я вытираю последние слёзы и также встаю. — Могу ли я обработать порез? — бормочу я, сменяя тему. Он хмурит брови, и я уже готовлюсь к отказу, но, смягчив взгляд, он всё же кивает. — При условии, что ты поешь, — добавляет он с улыбкой. Я вздыхаю в знак поражения, и мы возвращаемся в столовую.       Завтрак в семейном кругу сопровождается составлением планов на грядущую неделю. Осталась всего несколько дней до начала нового учебного года, а это значит, что мы идём в поход. Каждый год одно и то же. Не совсем понимаю, зачем мы это делаем при том, что я не очень люблю находиться в лесу. А этот поход длится три дня. Просто кошмар. — Нужно будет докупить пару спальных мешков и палатку, — заявляет мама всем присутствующим. Когда дело касается «этого», мама превращается в перфекциониста третей категории. Для неё этот поход важен так же, как для меня игра на пианино. — А что если пойдут дожди? — я решаю внести свою лепту в это «общее» решение пойти в поход. Мама грозно смотрит на меня, и я ёрзаю на стуле. Судя по всему, слушать меня не собираются, и мы, не смотря ни на что, пойдём в этот чёртов поход. — Исключено, — заявляет она. Видимо, она уже посмотрела прогноз погоды и можно точно сказать, что она выиграла в этой борьбе. — А ещё нам нужен минивэн, — вернувшись к тому, что нам необходимо для похода, сообщает мама.       Я отключаюсь от разговора и продолжаю есть. Какой смысл пытаться переубедить маму? Всё равно будет так, как она захочет. Даже наша с Калебом свадьба состоится тогда, когда она захочет. Боже, какая же она упрямая и несговорчивая женщина.       Покончив с блинчиками, я иду в спальню. Мама вела начать собираться в наш тур по лесу и мне ничего не остаётся делать, как начать искать свой спальный мешок. А вот что касается мешка… наш с Калебом «уговор», видимо, аннулировался. Ведь прошла, кажется, уже целая вечность с того дня, а я поспала в том купленном им мешке всего… да я вообще в нём не спала. В ту ночь он разрешил мне поспать на кровати, потом я заболела, и в результате его желание осталось не исполненным. Интересно он помнит о нём? Надеюсь, что нет. У меня нет желания валяться в спальном мешке целую неделю. Ну, или насколько мы там с ним договорились. — Нет, Николь, это всего лишь на три дня, — смеясь, говорит Калеб, появившись в спальне с телефоном у уха. Очевидно, что он разговаривает по телефону со своей «подружкой». Шикарно! — Конечно. Как только вернусь домой, я тебе позвоню, — обещает он ей и даёт отбой. Да неужели? — Как поживает Николь? — иронично спрашиваю я, хотя меня вообще не интересует эта… девушка, а уж тем более, как у неё дела. Калеб усмехается и садится на кровать, кладя телефон на мою тумбочку. Я выхожу из гардеробной и встаю перед ним, скрестив руки на груди. — Отлично, — отвечает он на вопрос, наверняка зная, что я спросила это не всерьёз. — Она спрашивала о тебе, — вдруг сообщает он, что очень удивляет меня. С чего вдруг ей спрашивать обо мне? — И что же она спрашивала? — пренебрежительно переспрашиваю я. Он хитро прищуривается. — Кем ты мне приходишься, — спокойно отвечает он. Он специально играет на моих нервах? — И знаешь, что я ответил? — встав с кровати с такой грацией, на которую способен только он, спрашивает Калеб с чувственной улыбкой. Я сглатываю, а потом облизываю губы пересохшим языком. Медленно вдыхаю, выдыхаю и спрашиваю: — Что ты ответил?       Калеб двигается мне навстречу и останавливается в пяти сантиметрах от моего тела. Как же близко… — Я ответил… — он тянет время, а потом, склонившись над моим ухом, тихо шепчет: — Только истинную правду.       Я толкаю его в грудь, и он со смехом падает на кровать (ему повезло, что она стояла рядом). Он специально устроил эту провокацию. Чудовище! — Ненавижу тебя, — бурчу я, на самом деле не задумываясь над словами. Его смех утихает. Он раньше никогда не слышал от меня этих слов. Интересно, что он сейчас чувствует, услышав их от меня? Не то, чтобы я это всерьёз, но всё же задело ли это его? А ведь я не раз слышала от него слова ненависти в свой адрес. И каждый раз было всё больнее и больнее. — Взаимно, — сухо отвечает он, спустя несколько секунд, а может и минут. Кажется, в нём действительно что-то дрогнуло. — Кто-то обещал обработать мой порез, — решив сменить тему, напоминает он, но без какой-либо эмоции. Мне не нравится такой слишком серьёзный и удручённый Калеб. Мне больше нравится слышать его смех и видеть его улыбку, нежели этот лёд в его глазах и голосе. Должна ли я объяснить? Объяснить то, что я не это имела в виду. То, что я вовсе его не ненавижу. Но стоит ли после его краткого «взаимно».       Я беру аптечку из шкафчика в ванной комнате и возвращаюсь в спальню. Калеб сидит на кровати в таком же положении, в каком я его оставила. Он выглядит задумчивым и вообще не обращает на меня внимания. Я тихо подхожу к нему, а потом ставлю аптечку рядом с его бедром. Быстро открываю её и нахожу перекись с кусочком ваты. Думаю, простой обработки пореза и пластыря будет достаточно.       Калеб смотрит вниз и мне трудно подобраться к ране. Я аккуратно беру его за подбородок и поднимаю вверх. Наши глаза встречаются, и я замираю. Как же сильно его ранили мои слова. Столько грусти в его зелёных глазах я ещё не видела. — Так и будешь стоять? — поняв, что я догадалась о том, о чём он думает, рычит Калеб и высвобождает подбородок из моей руки. По мне проходят мурашки. Мурашки испуга. Вернулся когда-то забытый холодный Калеб. Это определённо он. — Прости, — мямлю я, хотя и не понимаю, за что извиняюсь. Я просто растерялась. Словно меня окатили ледяной водой.       Трясущимися руками я смачиваю ватку в перекиси и прикладываю к порезу. Калеб тут же морщится и шипит. Я отдёргиваю руку и снова извиняюсь. Вторая попытка проходит для него менее болезненно, и он уже почти не морщится. К его лицу я больше не прикасаюсь. Боюсь снова почувствовать его неприязнь к моим прикосновениям. Возможно, ему больно даже не от обработки раны, а от моих слов. Первое время меня также задевало это его «ненавижу».       Но со временем я привыкла и поняла, что на самом деле это не так. Просто отговорка, чтобы не чувствовать свою беспомощность перед тем, что нас ждёт. Его также как и меня заставили участвовать в этой афере со свадьбой. Любой бы чувствовал себя беззащитным, даже такой на самом деле сильный человек как Калеб. Наверно, он не хотел сдаваться, хотел бороться за свободу выбора не только для себя, но и для меня. Ведь из нас двоих кто-то должен быть сильнее всего этого. И это точно не я. А единственный способ остаться сильным это спрятать свои чувства. Что всё это время и делал Калеб. Хотя прошедшая пара дней (рядом со мной) сделали его другим. А сейчас, в этот час, я видимо разрушила всё своими же руками, сказав глупое: «Ненавижу тебя». — Достаточно, — схватив меня за запястье, как я это не люблю, холодно произносит Калеб. Я выдёргиваю руку, и это выходит слишком резко, потому что он даже не намеривался её держать. Мне становится не по себе. Будто ножом по сердцу прошлись. — Я наклею пластырь, — бормочу я и судорожно пытаюсь найти его в коробке с лекарствами и прочей медицинской ерундой. — Не нужно, — фыркает он. На секунду я представляю, что мой Калеб вернулся, но ледяной, пронзающий насквозь взгляд заставляет понять, что это не так. Я отхожу в сторону, чтобы он мог встать, что он, в конечном счёте, и делает. — Убери на место, — указывая на аптечку, командует он всё также без единой тёплой эмоции. Я сглатываю, а потом киваю.       Пока я копошусь с коробкой, Калеб уходит из спальни. Видимо он больше не может находиться со мной в одной комнате. Всё ужаснее, чем я предполагала. Даже не знаю, как я смогу пережить три дня в лесу с этим холодным и чёрствым Калебом. Нет ничего хуже, чем лес, поход и злой Калеб Хидмэн. Мне поможет выжить только чудо, потому что притвориться больной и остаться дома мне никто не позволит. — Что опять у вас произошло? — появившись в спальне, ворчливо спрашивает мама. Калеб что-то рассказал ей? Всей семье? — Калеб уехал, даже не сказав куда, — поясняет она. Он опять уехал? Как тогда, когда мы поссорились во время моей болезни, но после помирились. В тот день мы впервые обнимались… — Корнелия, может, ты объяснишь, что между вами происходит? — немного повысив голос, спрашивает она. — То вы играете с мороженым, то вдруг Калеб вот так просто берёт и уезжает… — перечисляет она без остановки. Ну вот, пока она не выскажет всё, что думает, она не умолкнет. — Мам, — я всё же решаю остановить её монолог. — Он вернётся, — пытаясь казаться убедительной, говорю я ей. Она недовольно фыркает, вскидывает руки вверх и уходит также быстро, как и вошла в комнату. Она так волнуется о Калебе, будто он её сын. Я начинаю чувствовать себя ненужной.       Чтобы немного отвлечься от грустных мыслей о Калебе, я продолжаю собираться в поход. В мои руки попадают спальный мешок и старый рюкзак. Обычно я замерзаю в лесу, поэтому беру вязаную кофту с оленями и красные шерстяные носки с нижней полки. Кладу вещи в рюкзак, который потом ставлю к ногам. Ненавижу куда-то собираться. Это отнимает много времени и сил.       Проходит часа полтора, а может и больше, но я всё же заканчиваю упаковывать, вернее, заталкивать всё необходимое в рюкзак. Я ставлю его в угол гардеробной и иду в гостиную. От Калеба ничего не слышно. Надеюсь, он вернётся. Я очень на это надеюсь. Внутри меня всегда есть опасение, что он не один справляется со своей агрессией и злобой. Теперь, когда вернулась его подруга, я тем более переживаю. Эта мысль удручает меня. Мне не хочется, чтобы он находил утешение рядом с ней. Кажется, моя ревность не знает границ, но мне всё равно. Смогу ли я дозвонится до него, чтобы узнать, где он? Захочет ли он ответить на мой звонок?       Громкие долгие гудки заставляют меня усомниться в том, что Калеб возьмёт трубку, но неожиданно для меня, он отвечает. Судя по звукам на заднем плане, он один. Это радует. — Что тебе нужно? — недовольно рычит мне в ухо Калеб, а потом очень тяжело вздыхает. — Где ты? — очень мягко спрашиваю я. Никогда так с ним не разговаривала, но может это сработает.       Я слышу ядовитый смешок Калеба. Что я не так сказала? — Какая тебе разница, где я? — немного иронично спрашивает он, вместо того, чтобы ответить на мой вопрос. Я вбираю в себя много воздуха и пропускаю его слова мимо ушей. Он не в себе, Корнелия, он не в себе. Нужно попробовать зайти с другой стороны. — Ты скоро вернёшься? Родители переживают, — и я тоже. Он горько усмехается. — Не лги мне. Родители уже давно привыкли к моим выходкам, — язвит он. Я совсем не узнаю Калеба. Всё стало хуже, чем когда-либо. — В прочем, не звони мне больше, — заканчивает он и даёт отбой.       Я стою посреди гостиной и тупо пялюсь на телефон. Что это только что было? Я опять набираю его номер, но меня перебрасывают на голосовую почту. Снова и снова. В конце концов, я сдаюсь и оставляю попытки дозвониться до этого упёртого… Калеба. Мне уже надоела эта игра в заботливую и волнующуюся за него Корнелию. Хватит с меня. Я долго пыталась вернуть прежнего Калеба, но видимо это бесполезно, пока он сопротивляется этому. Раз он не хочет меня видеть и слышать, то, пожалуйста. Он больше меня не увидит и не услышит, потому что я переезжаю в другую комнату. Давно хотела это сделать.       Спешу на кухню, где сейчас находится мама. Вернее, я надеюсь на это. — Мне нужен ключ от гостевой комнаты, — требовательно прошу я у мамы, застав её за кухонной тумбой. Перестав резать овощи, она негодующе смотрит на меня, а потом выгибает одну бровь. — Что? — переспрашивает она, делая вид, что не расслышала. Я распрямляю плечи и протягиваю руку. — Мне нужен ключ, — повторяю я в надежде на то, что она всё же отдаст его. Мама фыркает. — Вот ещё, — говорит она и продолжает резать паприку. Вся моя уверенность улетучивается, и я делаю щенячьи глазки. Когда-то это работало. — Мамочка, ну, пожалуйста, — прошу я и чуть ли не пускаю слезу. Она подозрительно смотрит на меня, а потом, вздохнув и (внимание!) закатив глаза, лезет в карман фартука и достаёт маленький золотой ключик. Я весело визжу, беру ключ, целую маму в щёку и убегаю наверх, проигнорировав ей просьбу не бегать по лестнице.       Я открываю гостевую комнату, вхожу внутрь и включаю свет. Она даже больше нашей с Калебом спальни, но это даже хорошо. Я люблю свободу, а делить комнату с парнем очень сложно. Теперь у меня будет свой уголок. Даже больше, чем уголок. Теперь у меня целая комната. Я осматриваюсь. Здесь все стены выкрашены в белый цвет и такой же, как и во всех комнатах дома, высокий белый потолок. Большую часть комнаты занимает чёрно-бело-серая мебель. Почти в центре комнаты стоит огромная кровать, а справа у окна нашёл себе место небольшой кожаный диван с декоративными подушками. Также здесь есть письменный стол из чёрного дерева и белое офисное кресло. На полу лежит прямоугольный персидский ковёр. Я дёргаю за ручку белой двери слева от меня и попадаю в ванную комнату. Она просто великолепна. Правда единственное, что меня смущает это большое окно на всю стену. Слава Богу, есть шторы.       Выхожу из ванной и продолжаю изучение моей новой комнаты. Гардеробная. Вот где я ещё не была. Скорей иду в сторону дверей-створок и раздвигаю их. Здесь куча полок и вешалок, два комода, передвижное зеркало во весь рост и белая плетёная корзина для белья. Неужели этот шкаф теперь мой? Значит, больше не будет бессмысленной делёжки за полку с Калебом, и можно будет спокойно переодеваться и не думать о том, что он может прийти в любую секунду и застать меня раздетой. Просто рай. Но, несмотря на то, что теперь у меня есть своё пространство, есть один минус. Как я смогу спать без моего защитника сна? Другими словами, как я буду спать без Калеба? Я же продержусь два дня? Раньше меня спасал плюшевый медведь. Вернее, я пыталась верить в это. Может, стоит снова подружиться с мягкими игрушками? Нет, Корнелия, это полнейший бред. Тебе же не пять лет.       Перенеся все свои вещи из спальни (теперь уже) Калеба, я валюсь на новую кровать и, раскинувшись морской звездой, утопаю в её мягкости. Такой расслабленной я себя не чувствовала, наверно, с отъезда Калеба. Я даже не хочу знать вернулся он или нет. Ну, ладно, почти не хочу. — Уже обустроилась? — без стука войдя в комнату, спрашивает мама с ехидством в голосе. Я закатываю глаза и сажусь. Конец покою. — Да, мне здесь очень нравится, — натянув счастливую улыбку, отвечаю я в той же манере. Она прищуривается и подходит ко мне. — Что на счёт Калеба? — интересуется она, но я не понимаю, к чему она ведёт. — Ты вот так просто оставила его одного жить в спальне? — иронично поясняет она. Я пожимаю плечами. Она качает головой, а потом садится рядом. Мне кажется или сейчас у нас состоится душевный разговор? — Корни, скажи мне правду. Что между вами произошло? — пронзительно глядя мне в глаза, грустно спрашивает она. — Он меня взбесил, и я ляпнула, что ненавижу его, — сдавшись и потупив глаза вниз, бормочу я в ответ. — И его это сильно задело, — продолжает она за меня. Я молча киваю. — Это действительно так? Ты его ненавидишь? — я чувствую психологическое давление со стороны мамы и не могу соврать. — Нет, я его не ненавижу, — отвечаю я. На моё удивление, она обнимает меня и заставляет положить голову на её плечо. Я обвиваю её талию руками и ещё крепче прижимаюсь к ней. Любящая и понимающая мама снова со мной. — Рано или поздно, всё будет хорошо, — шепчет она мне в волосы и раскачивает нас туда-сюда. Давно мне не было так хорошо и уютно рядом с мамой.       Посидев около получаса, мы направляемся на кухню. Мама попросила помочь ей с приготовлением ужина. День пролетел просто незаметно, и я понимаю, что поела всего один раз. Ужин сейчас как некстати. — Он всё ещё не вернулся? — имея в виду Калеба, спрашиваю я, идя за мамой по лестнице. Она, не оборачиваясь, мотает головой. — Анжела сказала, что он часто так делает, — вздыхая, сообщает она. «Родители уже давно привыкли к моим выходкам». Так вот о чём он говорил, когда я ему позвонила. — Она также сказала, что так он пытается скрыть свои чувства. По-моему, ты его сильно волнуешь, — подмигивает мне мама, и я смущённо улыбаюсь. Не думала, что Калеб может выглядеть влюблённым в меня. Это больше похоже на бред, чем на правду.       Спустившись вниз, мы направляемся на кухню, но звук входной двери заставляет нас обернуться. Это Калеб. Он вернулся. Почему он весь мокрый? — Калеб, дорогой, на улице дождь? — ласково спрашивает моя мама, и пока она идёт к нему, я закатываю глаза. Ну, вот опять она начала с ним сюсюкаться. Ему точно скоро семнадцать? Она так даже о брате не заботилась. Мама печётся о Калебе, потому что он является моим «женихом»? — Всё в порядке, Элли. Спасибо, — так и не ответив на вопрос, бормочет он, когда она пытается стянуть с его плеч мокрую куртку. — Ты весь промок. Корнелия сделай Калебу горячий чай, — вдруг мама вспоминает обо мне. Мои глаза становятся больше. Я медленно перевожу взгляд на Калеба, но единственное, что я вижу на его лице, это сведённые вместе брови. Глаза по-прежнему направлены на маму. Так, всё. Хватит с меня этой враждебности с его стороны… — Не нужно, — отказывается Калеб, даже не удостоив меня взглядом. На миг мне становиться обидно, но потом я снова беру себя в руки и принимаю самое верное, по моему мнению, решение — я должна забыть свои чувства к Калебу. Пора прекращать эту глупую игру в безответную «любовь». Буду считать, что Калеб был моим увлечением. Долгим увлечением. А тот поцелуй… был частью игры, глупым стечением обстоятельств. Ведь так? Он же не мог сам… — Ты простынешь, — ворчит на него мама. — Корнелия, сделай чай, — снова вспомнив обо мне, просит она меня. Чай для Калеба. Ладно. Это не так уж и сложно.       Я молча киваю и ухожу на кухню делать чай для холодного принца. Давно я так не называла Калеба. Но это прозвище идеально подходит такому человеку, как он.       Стоя за кухонной тумбой, я завариваю чёрный чай для «него» и зелёный чай для себя. Из-за того, что я не знаю о предпочтениях Калеба, я не кладу не грамма сахара в его чашку. В конце концов, у него есть руки, которыми он сможет положить его себе в чашку.       Разворачиваюсь, чтобы посмотреть идёт ли Калеб, но тут же сталкиваюсь с его сильной мускулистой грудью. Я мигом отскакиваю, но уже через секунду рассматриваю его. Он зачесал чёлку набок, переоделся в белую футболку и в те самые сексуальные штаны… Так, пора остановить этот поток мыслей. — Ты когда-нибудь прекратишь в меня врезаться? — немного раздражительно, спрашивает он, но это явно риторический вопрос. Меня бесит его тон, и я отвечаю ему тем же: — А ты когда-нибудь прекратишь появляться у меня на пути?       Мы с минуту сверлим друг друга взглядом, а потом он решает пропустить меня вперёд. За то время, что я поворачиваюсь к тумбе за своей чашкой чая, я закатываю глаза, а потом, пройдя мимо Калеба, иду к столу. Он делает то же самое. Может мне пойти в свою новую комнату? Если я проведу с Калебом лишние пять минут, я могу передумать на счёт своего решения. — Слышал, ты съехала из спальни, — отпивая горячий чай, спрашивает он, стараясь казаться незаинтересованным. Я мысленно усмехаюсь. Он решил завести диалог, несмотря на то, что несколько часов меня игнорировал, не отвечая на мои звонки. Он сам себе противоречит. И я. Я тоже себе противоречу, когда отвечаю: — Да, теперь я смогу спокойно спать, зная, что рядом со мной в кровати нет парня, который хранит контрацептивы, — выгибаю одну бровь и отпиваю горячий напиток. Калеб давится своим чаем, но тут же приходит в себя. Он поднимает на меня чрезвычайно опасный взгляд, отчего я слегка ёрзаю на высоком стуле. — Следи за языком, — рычит он, допивает чай и ретируется с кухни, оставив грязную чашку на столе. Я закатываю глаза. «Посмотрите, кто рассердился», — язвит моё подсознание, и я полностью с ним согласна. Встаю, собираю грязную чайную посуду со стола и иду к раковине.       Вскоре на кухню приходит мама, и мы начинаем готовить. Сегодня у нас на ужин морские гребешки с пастой. Одно из моих любимых блюд, которое я прекрасно готовлю. Жаль, с нами нет брата. Он бы оценил мои старания. — Вы помирились? — наивно спрашивает мама и, решив взять на себя обязанность приготовления гребешков, достаёт морепродукты из морозильника. Я понимаю, что она о Калебе, поэтому тут же отвечаю: — Нет, и, если честно, я передумала с ним мириться. — Почему? — хмурится она. Мне кажется, Калеб заразил этим всю семью. — Судя по его поведению, он не нуждается в этом, — заключаю я. В её взгляде читается вопрос. — Он стал таким же, как несколько недель назад. Холодным, грубым, заносчивым… — перечисляю я, злясь ещё больше с каждым новым сказанным мной словом. Раздаётся театральный кашель. Я подпрыгиваю на месте и разворачиваюсь к источнику. — Ты закончила? — склонив голову набок в обычном для него игривом жесте, спрашивает Калеб. Опешив, я стою и хватаю воздух ртом. Ну почему я всегда выставляю себя полной дурой перед этим парнем? Нет, вопрос в другом. Какого чёрта он всегда не вовремя приходит?! — Ой, Корни, совсем забыла, — очень наигранно вскрикивает мама. — Мне нужно позвонить по работе, закончите готовку без меня, — переведя взгляд на Калеба, добавляет она и убегает из кухонной зоны. Я стою в немом ужасе от осознания того, что мне будет помогать Калеб. Кажется, меня предали. И не кто-то, а родная мать. Она сделала это специально. Хочет нас помирить. Ох, мамочка, ты слишком наивна.       Не сказав друг другу и слова, мы приступаем к своим обязанностям. Калеб возится с гребешками, а я с пастой. Из-за наших теперь испортившихся за один день отношений меня немного напрягает эта тишина между нами. Несмотря на то, что я решила оставить свои чувства к нему, что, конечно, невозможно сделать повторюсь за один день, я хочу закончить эту глупую игру в молчанку. Но как начать диалог?       Задумавшись, я тянусь рукой за солью через всю плиту. Калеб, стоящий слева от меня, резко перехватывает мою руку прежде, чем я касаюсь горячего ободка кастрюли. Я резко втягиваю воздух, но точно не знаю почему. То ли от того, что испугалась, то ли от его прикосновения. — Ты самая настоящая помеха, — поняв, что я далеко от реальности и этой ситуации, выговаривает мне Калеб и отпускает мою руку. Я тут же чувствую опустошение. Да, это всё определённо из-за его прикосновения. Корнелия, что он с тобой делает? Его чары слишком сильны, чтобы разлюбить его в один момент. — Почему ты разозлился? — тихо спрашиваю я, и мой голос предательски дрожит, не давая скрыть отчаяние. — Ты могла обжечься, — холодно парирует он. Я мотаю головой. — Нет, почему ты тогда разозлился? — делая акцент на слове «тогда», переспрашиваю я. Он замирает над кастрюлей с гребешками. Он молчит. Слишком долго. Он не ответит. — Я уже говорил тебе, что я ни перед кем не оправдываюсь, — равнодушно повторяет он когда-то сказанные им слова.       Я больше не пытаюсь разговорить Калеба, и мы продолжаем готовить в тишине. Опять. Единственный шум на кухне — это бульканье воды в кастрюле.       Неожиданно раздаётся звонок моего телефона. Я лезу в задний карман своих джинсовых шорт и достаю звонящий аппарат. Это Лео. — Привет, Лео, — дружелюбно приветствую я друга, по привычке назвав его имя вслух. Улавливаю небольшое напряжение со стороны Калеба. Возможно это из-за того, что я мешаю ему «готовить».       Отхожу в сторону, чтобы поговорить по телефону. Лео бодр как никогда. Думаю разговор с другом это то, что мне сейчас нужно. — Ну, подруга, как прошло твоё вчерашнее утро? — смеясь, спрашивает он, тем самым напоминая о позавчерашней вечеринке. Я закатываю глаза, зная, что он это предвидит. — Лучше, чем я думала, — смеюсь я в ответ. — А ты как? — интересуюсь я, вспомнив, что он тоже немало выпил тем вечером.       Минут пятнадцать мы ведёт непринуждённую беседу, и я чувствую себя уже менее подавленной от разговора с Калебом. Параллельно этому, я успеваю следить за пастой и заканчиваю недоделанный мамой овощной салат. Калеб уже закончил с приготовление гребешков и поэтому просто сидит за столом. Странно, что он не ушёл сразу же, как закончил готовку. Я подозрительно на него кошусь. Он сцепил пальцы в замке и подпёр ими голову. Наблюдает за мной словно хищник на охоте. Что я опять сделала не так? Отворачиваюсь от Калеба и мешаю пасту в кастрюльке. — Ладно, мне пора бежать, не скучай, — прощается Лео. Я улыбаюсь и также прощаюсь с ним. — Если ты закончила трепаться по телефону со своим дружком, может уже накроем на стол, — злобно шипя мне в ухо, отчего я вздрагиваю и слегка дёргаю голову в его сторону, говорит Калеб. Я сглатываю и отхожу вбок. Он слишком близко встал. — Да, конечно, — робко бормочу я и смотрю ему в глаза, в которых полно искорок гнева. Калеб буквально прожигает меня своим взглядом, а потом отворачивается к шкафчику с посудой, будто испугавшись того, что я могу понять, о чём он думает. Мы молча относим тарелки в столовую, там же накрываем на стол. Ужин готов. Осталось позвать родителей, но, судя по топанью, этого уже делать не нужно. Все здесь. Их голодные и уставшие глаза шарят по столу, а потом они смотрят на нас. — Вы хорошо постарались, — довольно лепечет мама. Я презрительно смотрю на неё. Она знает, что я догадалась о её плане помирить нас с Калебом, поэтому фыркая, она отводит взгляд на Калеба. — Спасибо вам за помощь. С этой работой мы совсем не находим время на домашние дела, — с тёплой улыбкой, благодарит нас Анжела. Она выглядит изнурённой. Насколько я помню, у них новый проект с англичанами. Николь из Англии… может она вернулась в штаты потому, что родители Калеба заключили сделку с её родителями? Это не выглядит простым совпадением, поэтому я делаю вывод, что это и есть причина приезда этой девушки.       Наконец все садятся за стол. Я настолько проголодалась, что готова съесть всё, что есть на столе. Гребешки, что приготовил Калеб, просто безумно вкусные. Возможно, он добавил какие-то специи, потому что на вкус они не такие, какими я обычно их приготавливаю. Да, на кухне ему нет равных. Интересно, где он научился так готовить? — Ещё раз спасибо, — повторяет Анжела и мама, папа и Джон с ней согласны. — Не хочется никому портить аппетит, — она больше смотрит на меня, —, но нам нужно поговорить на счёт похода, — договаривает она, и я понимаю, почему её взгляд был адресован мне. Видимо, она догадалась, что я не очень хочу ехать в лес. — Что-то не так, дорогая? — хмурясь, спрашивает Джон. Я, кажется, поняла, откуда у Калеба эта привычка хмуриться. — Боюсь, нам придётся отложить его на пару дней, — с сожалением говорит она, а я в душе ликую. Спасибо, Анжела. — Англичане очень упрямые люди. — Их многое не устраивает. Нужно кое-что исправить в чертежах торгового центра, который они хотят построить на нашей земле, — поясняет она. Анжела настоящий трудоголик, собственно говоря, как и её муж, и мои родители. Оставив личную жизнь на потом, они делают свою работу до конца. — Анжела права, — соглашается папа, кивая головой. — Много недочётов в конструкции здания, придётся отложить поход, — заканчивает он. Мама недовольно бурчит, но тоже соглашается.       Остальную часть ужина мы проводим без разговоров о походе и мне это нравится. Впервые за то время, что мы сидим за столом, я смотрю на Калеба. Он сидит напротив меня и водит последний гребешок по всей тарелке, тем самым показывая, что ему скучно. Долгие семейные посиделки явно не для него. Мне кажется, он едва сдерживается, чтобы не вскочить и не выбежать из столовой. — Корнелия, а ты когда выходишь на работу? — вдруг мне задают вопрос. Я моргаю, тем самым придя в себя. — В первый понедельник сентября, — отвечаю я папе. Почти весь август я отдыхала и совсем забыла про свою работу в кафе. Папа умеет напомнить о реальности. — Ты не думала бросить своё кафе и заняться семейным бизнесом? — ехидно спрашивает мама. Ей не нравится, что я работаю официанткой в кафе на окраине города. Сколько я помню, она не раз пыталась отговорить меня устраиваться туда, но я слишком упряма. Я просто хочу быть независимой, научится самой зарабатывать себе на «хлеб». Я, конечно, осознаю, что работа официантки это временное явление в моей жизни, но благодаря этой работе я стала более ответственной. К тому же бегать между столиками это не так плохо. Работа заменила мне фитнес. Странно, что моя координация не улучшилась. — Нет, мама, мне нравится там работать, — прищурив глаза, отвечаю я. Она недовольно пыхтит, но больше ничего не говорит.       Наконец ужин кончается. Несмотря на мои долгие споры с мамой и Анжелой по поводу грязной посуды, которую я хотела помочь отнести на кухню и помыть, я проиграла и вот уже медленно бреду к себе в комнату. Время пролетело незаметно, и хотя сейчас всего восемь часов вечера, я едва сдерживаю зевки. Мне лучше начать готовится ко сну.       Придя в комнату, я понимаю, что забыла свою щётку в ванной комнате напротив спальни. Надеюсь, мне удастся избежать встречи с Калебом. Боюсь, что мы снова можем поссориться. За ужином мне показалось, что он был не в настроении, а я не хочу, чтобы он срывался на мне.       Постучав в дверь ванной, я понимаю, что там никого, поэтому смело шагаю вперёд. Моя розовая щётка по-прежнему в прозрачном стакане, который стоит на полочке над раковиной. Осталось только взять её и… — Насколько я знаю, у тебя теперь есть своя ванная, — раздаётся спокойный голос Калеба за моей спиной. Почему я не заметила его в зеркале? — Я забыла щётку, — не оборачиваясь, спешу ответить я, беру щётку из стакана и уже собираюсь уйти, но Калеб останавливает меня, перегородив путь. — Что ты делаешь? — слегка сведя брови в недоумении, интересуюсь я. — Можешь почистить зубы здесь, — то ли предлагает, то ли указывает он. Я решаю отказаться, но он добавляет: — У нас одна паста на двоих, если ты забыла.       Как я могла про это забыть? Ведь, действительно, у нас только одна паста и она в этой ванной комнате. Вот и первый пункт списка того, что нужно приобрести в собственную ванную комнату — это купить зубную пасту. — Ладно, я почищу зубы здесь, — очень легко и непринуждённо говорю я, хотя внутри чувствую смущение и неловкость. Выставила себя забывчивой идиоткой. Выдавливаю пасту на щётку и начинаю чистить зубы. Ко мне присоединяется Калеб. Он одет в свои серые домашние штаны и слегка обтягивающую белую майку, через которую выделяется его шикарный пресс… Так, Корнелия, твои мысли снова не о том.       Отвожу глаза в сторону зеркала, но Калеб успевает заметить мой оценивающий взгляд. Он, прищурив глаза, усмехается, но молчит. Думаю, будь он таким, как вначале наших странных, «новых» отношений, он бы что-нибудь съязвил по этому поводу.       Я быстро заканчиваю с чисткой зубов и спешу удалиться. В последние несколько минут Калеб так прожигающе смотрел на меня через зеркало, что мне стало не по себе. Я даже не знаю, чего он добивался этим взглядом. Может он хотел, чтобы я что-нибудь ему сказала? На этот раз это не было из его обычной «серии» взглядов. В этом зелёном взоре читалось что-то выжидающее и томящее. А я такое ещё не видела.       Принимаю душ в собственной ванной комнате, надеваю белую майку и тёмно-синие шорты, ложусь в постель. Какая же она мягкая. Правда, немного не такая мягкая, как в нашей спальне. То есть в спальне Калеба. Хотя кого я обманываю? Душой я до сих пор там. Рядом с ним…       Я лежу уже битый час, но сна ни в одном глазу, как назло разболелся живот и голова. Неужели в отсутствие Калеба рядом в кровати у меня сразу начинается бессонница и мигрень? Бред какой-то. Он тут не причём. Думаю, единственная причина этих недомоганий — месячные, а Калеб просто оправдание. Да, именно так. Нужно просто выпить таблетку.       Выбираюсь из тёплой постели и иду за аптечкой. В коридоре темно и я бьюсь буквально о каждый предмет, который встречаю на пути, будь то тумбочка или же большой горшок с цветком-пальмой. И почему я не додумалась перенести аптечку на нейтральную от наших с Калебом спален территорию. — Почему ты не спишь? — сонно спрашивает Калеб, встретив меня за углом коридора. От испуга и неожиданности я вскрикиваю и прислоняюсь к стене, больно ударяясь об неё головой. — Осторожно! — тут же проснувшись, почти кричит он. Я, морщась, растираю ушибленное место и отхожу от стены. Калеб испугался за меня? Видимо я сильно ударилась, раз в мою голову заскочила такая мысль. — Мне нужна аптечка, — наконец отвечаю я, привыкнув к темноте и сумев разглядеть черты лица Калеба. — Адвил? — риторически спрашивает он, но без какой-либо усмешки по поводу того, что он угадал. Я киваю головой, хотя не уверена, что он увидит это в темноте. — Стой здесь, я принесу, — немного равнодушно говорит он и, кажется, уходит. Сложно разобрать во тьме.       Я остаюсь одна. Когда я так вероломно шла в ванную, мне не было страшно, но теперь, когда я здесь, в тёмном коридоре, мне, честно говоря, страшно. Кажется, что каждый стук ветки в окно, которое находится в конце этого коридора, это скрежет чьих-то когтей по стеклу. Я не могу больше оставаться одна. Я хочу к Калебу. — Я же сказал тебе ждать, — немного ворчливо ругается Калеб, когда я появляюсь на пороге ванной комнаты. Он шарит рукой в коробке с медикаментами и никак не может найти нужные таблетки. Наверно он уловил движение в дверях, поэтому сказал это не глядя. — Мне стало… — сначала хочу признаться, но, передумав, продолжаю, — холодно в коридоре.       Он останавливает поиски и одаряет меня взглядом: «И ты серьёзно думаешь, что я в это поверю?». Я неловко топчусь на месте, и он, сжалившись, прекращает испытывать меня и возвращается к аптечке. — В спальне на тумбочке есть бутылка воды, — между тем, говорит он. Я предполагаю, что он хочет, чтобы я сходила туда для того, чтобы взять воду и запить таблетку, которую он найдёт к моему возвращению. Меня же не съедят, если я схожу туда и обратно? Конечно, нет, Корнелия. Ты уже большая девочка, чтобы в это верить, так что возьми себя в руки и сходи за водой.       Я толкаю дверь рукой, и она медленно открывается. На моё удивление, в комнате горит свет. Я вхожу внутрь и осматриваюсь. С тех пор, как я покинула эту комнату несколько часов назад, она почти не изменилась. Только появился огромный синий походный рюкзак в одном из кресел и на кровати лежат несколько книг, различных листов, тетрадей и пара ручек с карандашом. Калеб занимался? Я подхожу ближе к кровати и изучаю содержимое текста первой попавшейся открытой книги. Преступление, арест, наказание — ключевые слова статьи, которую я прочитала. Но зачем Калеб читает про это? Я откладываю книгу и смотрю на разбросанные бумаги. «Полицейская академия Лос-Анжелеса», — гласит один из заголовков. Полицейская академия? Калеб хочет стать полицейским? — Ты всегда трогаешь то, что тебе не принадлежит? — его грозный голос за моей спиной заставляет вскрикнуть и выронить взятые документы на кровать. — Прости, — пищу я, развернувшись к Калебу лицом. Он сердито смотрит на меня, держа в руках упаковку адвила. — Пей таблетку и уходи, — сухо бросает он и, подойдя ко мне, вручает указанный ранее предмет. Я моргаю от удивления, а потом иду к тумбочке за бутылкой воды. Мне показалось или он меня выгоняет? Да, это определённо так. Немного досадно. Ну, а что ты хотела, Корнелия? Ты рылась в его бумагах, да ещё и без разрешения. Любой бы рассердился. А учитывая нашу с ним ссору (ну, или что там между нами произошло), конечно же, он разозлился.       Запиваю зелёную пилюлю водой из бутылки и бросаю взгляд на Калеба. Пока он спешно собирает всё то, что есть у него на кровати, он не замечает, что я за ним наблюдаю. Ну, или же делает вид, что не замечает. Но я до сих пор в смятении. Калеб хочет пойти учиться в полицейскую академию. Неужели он хочет бросить нашу школу? Я этого не переживу. Ведь я так надеялась, что остаток школьной жизни, он проведёт рядом со мной… то есть, учась со мной в одной школе. — Если ты всё, то иди спать, — холодно говорит он мне, переложив всю бумажную волокиту на журнальный столик у стены. Я хмурюсь и закусываю губу. Почему он такой… айсберг?       На долю секунды его лицо меняется, становится не таким каменным как до этого. Мне даже кажется, что он сейчас набросится на меня, испытывая… страсть? Вожделение? Боже, что же это? Точно! Я же кусаю губу. Только это могло так оживить его. Может мне стоит начать свою «игру»? Ну, чтобы вернуть прежнего Калеба. Иногда это срабатывает. — Ты меня не проводишь? — всё также кусая нижнюю губу, мурлычу я и мысленно закатываю глаза. Господи, можно подумать, что я флиртую.       Калеб сверкает глазами. Он догадался, что я задумала. — Я включу свет в коридоре, — немного протяжно отвечает он. Я так понимаю, это отказ. Плохо дело. Давай, Корнелия, очаруй его. В конце концов, он не сможет устоять. По крайней мере, я на это надеюсь. — Ну, пожалуйста, — молю я, едва не строя щенячьи глазки. Его губы дёргаются, но во время останавливаются. Он хотел усмехнуться! Значит, я на верном пути. — Я хочу спать, — поняв мои намерения, ворчит он. Он тоже вступил в игру. — Если ты меня не проводишь, я останусь спать здесь, — как тебе такая угроза, а? Я выжидающе смотрю на него. Действуй, Калеб. — В таком случае, оставайся. А я пойду в твою комнату, — неожиданно для меня, сообщает он и (да!) улыбка скользит на его губах. Я скрываю свою радость за фырканьем. Мгновение спустя, «айсберг» возвращается. Улыбка спала, и лицо снова ничего не выражает. — Идём, — коротко говорит он и выходит из спальни. Да! Я это сделала! Теперь главное не останавливаться на достигнутом. Нужно вернуть моего прежнего Калеба.       Я гашу свет в спальне и спешу за Калебом. Из-за глубокой, непроглядной темноты коридора, я не вижу куда иду и вообще не вижу Калеба. Я потеряла его из виду. У меня начинается лёгкая паника, и я ускоряю темп шага. Заворачиваю за угол и в кого-то врезаюсь. Вот он. — Ты напугал меня, — бормочу я ему в грудь, не спеша отойти в сторону. Он кладёт свои руки мне на плечи и к моему разочарованию и огорчению отстраняет меня от себя. Мне хочется обхватить его руками за талию и снова прижаться. Мне так его не хватало весь день. Сколько я не пыталась убедить себя в том, что я легко смогу его разлюбить. Нет, это трудно. Очень трудно. Тем более, когда он рядом. Один час, проведённый с ним равносилен минуте. — Идём, — негромко говорит он и исчезает в темноте. Я скорее иду за ним. Кажется, все мои чары растворились, и удержать Калеба рядом будет очень сложно. Смогу ли я убедить его полежать со мной, пока я не усну? Вряд ли.       Мы входим в мою комнату. Когда я уходила, я оставила прикроватную лампу включённой, поэтому легко нахожу путь до кровати. Я забираюсь в постель и прежде, чем Калеб уходит, я прошу его остаться. — Почему я должен остаться? — спокойно спрашивает он, но это не то, что я ожидала услышать. — Ты знаешь почему, — отвечаю я. И ведь он действительно знает. Я сама ему сказала, когда была в болезненном бреду. — Знаю, — подтверждает он, но всё ещё стоит у двери, не спеша что-то предпринимать. — Пожалуйста, Калеб, полежи со мной, пока я не усну, — применив свою особую тактику по уламыванию Калеба, прошу я, вкладывая в голос как можно больше мольбы. На секунду он прищуривается, но тут же возвращает равнодушное, каменное лицо. — Пять минут, — с трудом соглашается он, и я благодарно улыбаюсь ему. Да, Корнелия, план удался. Он поддался тебе. Ты не безнадёжна, по крайней мере, с этим парнем.       Калеб обходит кровать, и ложиться слева от меня, соблюдая дистанцию между нами как минимум в один метр, и только сейчас я жалею, что кровать такая широкая. Решаю применить особую тактику. — Ты бы не мог лечь поближе, чтобы мне не было так холодно? — вкладываю в свой голос как можно больше мольбы.       Калеб молчит, но пристально смотрит на меня. Неужели в нём ничего не щёлкнуло после моего жалостного голоска? Так и веет холодом от его взгляда. — Хорошо, — в конце концов, произносит он и двигается ко мне. Между нами осталось полметра. Думаю, это тоже надо исправить. — Я не кусаюсь, — шепчу я с улыбкой, намекая на то, чтобы он приблизился ещё. На секунду в его глазах появляются смешинки. Кажется, барьер начал рушится.       Наконец Калеб лежит рядом. Мы едва прикасаемся друг к другу, но я чувствую мощное тепло от его тела. И мне ужасно это нравится. На душе становится легче. Он рядом со мной и это главное. Даже если это продлится пять минут.       Проходит около минуты, и я выключаю свет. Теперь мы лежим в кромешной темноте, но чувство спокойствия и безопасности не покидают меня. Калеб немного ёрзает от неудобства положения. Он не привык лежать пластом как рыба. Сколько помню, он всегда ложился на живот и прятал руки под подушку. Что сейчас ему мешает это сделать? Боится уснуть и остаться здесь? Надеюсь, что это не так.       Таблетка до сих пор не подействовала, и мой живот просто тянет с немереной силой. Ужасная боль. Я не смогу так заснуть. — Почему ты не спишь? — вздохнув, спрашивает Калеб, что застаёт меня врасплох. Я сглатываю, но потом, взяв себя в руки, отвечаю: — У меня болит живот. — Чтобы стало легче, нужно его согреть, — советует он ровным тоном. — И что ты предлагаешь? — прикинувшись дурочкой, спрашиваю я. — Положи ладони на живот, — монотонно отвечает он. Кажется, я поняла смысл всего этого. У меня появляется коварный план. — У меня холодные руки, — нагло вру я. Я хочу, чтобы он сделал это… — Ладно, — вздыхает он, — переворачивайся набок.       Я улыбаюсь, зная, что в темноте он не увидит этого. Пару секунд возни с переворачиванием и вот его руки уже обхватывают мою талию, смыкаются чуть ниже живота. У меня бегут мурашки по спине, когда он прижимается ко мне. Я чувствую его дыхание на затылке. Он глубоко вдыхает запах моих волос и с неким стоном выдыхает. Это то, что я хотела услышать. Это то, чего я хотела. Он обнял меня. Наконец-то всё так, как я хотела. Глаза сами смыкаются, и я моментально засыпаю.