Глава 37
16 января 2016 г. в 17:54
Организовать встречу с Юзуру оказалось труднее, чем Джонни предполагал. У него не было личных контактов Ханю, он не мог просто взять и позвонить ему или написать, как другим друзьям-фигуристам, да это и выглядело бы странно. Вообще, возвращение в большой мир из недр йоркширской глубинки после года полного забвения давалось тяжело. Джонни понял, как здорово отстал. И не только от происходящего в фигурном катании. Он выбился из ритма жизни, в котором прожил много лет, растерял старые связи и многих знакомых. Старая гвардия спортсменов-друзей уже не имела такого влияния на международной фигурнокатательной арене, а новых ребят он знал очень плохо. Джонни понимал, как тяжело приходится Стефану, который обязан учитывать все реалии новых правил игры и жертвовать прошлым, чтобы оставаться на плаву.
Он надеялся увидеться с японцем в Канаде, где тот проводил много времени, тренируясь, но оказалось, что график Юзу настолько плотный, что выкроить время на личную встречу ему практически нереально. Агентам Джонни удалось связаться с менеджерами Ханю, но не лично с ним. Расписание парня было настолько плотным, что туда, должно быть, входило даже посещение туалета. Конечно, можно было бы позвонить Юне, и это было бы проще, чем отлавливать Ханю по всему земному шару, но Джонни понимал, что действовать лучше напрямую. Он также отказался от варианта деловой переписки и разговора по скайпу. Интуиция подсказывала, что это должна быть личная встреча.
Наконец, когда Джонни уже отчаялся, решив, что не сможет пробиться к Юзуру до ноябрьского этапа Гран-при, ему улыбнулась удача.
– Я только что выяснил, что Ханю приезжает в Токио на четыре дня. Семейное торжество. Это значит, ты почти наверняка сможешь его поймать там, – сообщил Дрейк, его агент по связям с общественностью. Этих связей у Джонни почти не осталось, но он не собирался повторять прошлых ошибок и нанял целую команду людей, которые занимались его делами. Он больше не занимается саморекламой.
– Ты сможешь договориться о встрече?
– Я постараюсь, хотя вокруг этого парня почти непрошибаемая завеса тайны, и все его передвижения тщательным образом скрываются от людей. Сам понимаешь... Фанаты...
Джонни пока точно не знал, что будет говорить Ханю и как станет его уговаривать на сотрудничество со Стефаном. Особенно с учетом того, что его поддержкой уже заручилась Юна. В этом не было ничего удивительного: сфера влияния Ким распространялась далеко за пределы фигурного катания, и она наверняка не ставит на документы цветочные горшки. Возможно, что на месте Ханю он сам поступил бы точно так же. Юзуру – действующий фигурист со своими интересами, которые, в конечном счете, не исключают финансовой выгоды. Но Джонни прекрасно понимал, что, даже при его деньгах сейчас, он не может изменить внутреннего расклада позиций, и попытаться "купить" парня. Ставка была, скорее, на личные симпатии. Кажется, японец всегда относился к нему с большим пиететом. Черт, это было даже немного чудно, учитывая, на какой уровень тот поднялся. Джонни такое и не снилось...
Он прилетел в Токио в понедельник утром. Едва выйдя из аэропорта и сев в такси, Джонни вдруг осознал, что впервые прилетает в Японию инкогнито и не по своим делам, и ему чего-то страшно не хватает. Должно быть, толпы фанатов с букетами цветов и плакатами, горы подарков и радостных криков приветствия. Ни в одной стране мира, включая Россию, его не встречали так тепло, как в Японии. И вот сегодня впервые, его здесь никто не встречал.
Едва устроившись в гостинице, Джонни получил сообщение от администрации отеля, в котором говорилось, что мистер Ханю лично будет ждать его завтра в три часа дня в конференц-зале на двадцать втором этаже. Он не ожидал такой любезности, готовый к тому, что придется ждать встречи несколько дней. Гостеприимство продолжало радовать и дальше. В номере его ожидал огромный букет красных и белых роз, бутылка шампанского и оплаченный обед. Конечно, отель Grand Pacific Le Daiba относился к пятизвездочным гостиницам класса "люкс", но дарить ему цветы, угощать шампанским и платить за устриц на обед никто бы не стал. У Джонни моментально поднялось настроение. Юзуру знал о его приезде, и этот жест говорит о крайней степени благосклонности. Остаток дня он решил провести в свое удовольствие, поплавав в бассейне, посетив СПА, прогулявшись по центру и, в завершение дня, позволив себе выпить шампанское прямо в кровати, улегшись туда вместе с ноутбуком. Посмотрев на список тех, кто находится в онлайне, мужчина задумался. Он обещал позвонить Максу, когда освободится, но звонить не хотелось. Вернувшись из Швейцарии и увидев Хэмптона в своей квартире, Джонни понял, какого дурака свалял, позволив тому переехать. И ведь сам виноват... и надо как-то выкручиваться. А Макс, между тем, продолжал "радовать" новыми достоинствами. Он убрался в квартире (не просто хорошо, а хорошо по меркам Джонни Вейра!), приготовил ужин и ждал его с кучей новостей. Во-первых, на неделе у него назначены два собеседования в крупные строительные компании, потому что он совсем не собирается сидеть на его шее. Во-вторых, он ездил к родителям Джонни в Дэлавер. Хотя, вообще-то, сначала в Пенсильванию, где возглавляет комитет добровольцев по ликвидации последствий урагана Саманта и восстановлению исторических достопримечательностей. Джонни хотел робко поинтересоваться, какие в Коутсвилле есть достопримечательности, о которых он не знает, но Макс не давал вставить ни слова, забрасывая его информацией, апофеозом которой стало сообщение о том, что Боза повысили на работе, Патти сделала новую стрижку, а Эмма начала ползать!
"И когда он успел так сдружиться с моей семьей?" – поразился Джонни.
Он понял, насколько далеко зашло дело, когда вечером, ложась спать, увидел на тумбочке рядом с кроватью посторонние книжку, часы и стакан. К счастью, пустой. Но разыгравшееся воображение тут же нарисовало ужасную картину того, как спустя лет сорок Макс Хэмптон кладет в стеклянную емкость рядом с его постелью вставные зубы. Боже, у них, типа, серьезные отношения и все такое? Он думал ограничиться только сексом... Как это могло произойти? Теперь Джонни и сексом заниматься с ним не хотел. Но самое ужасное, что не смог сказать "нет", когда к его губам прижались с поцелуем, а проворные руки заскользили по телу, совершенно по-хозяйски трогая и лаская. Джонни был в шоке. Ни разу до этого он не переступал через себя. Ни один мужчина не получал от него того, что он не хотел давать. Но он не смог отказать Максу. Почему? Он понятия не имел. Да еще в постели этот паршивец был совершенно шикарен... Макс как будто угадывал все его слабые стороны, и Джонни чувствовал себя проституткой, которая, потеряв контроль, возбуждается с клиентом, презирая себя за телесную слабость.
Не то чтобы он чувствовал вину перед Стефаном... Ведь ждать какой-то верности от Ламбьеля, тем более в такой ситуации... Нет, к чёрту. У него есть другие заботы. Захлопнув ноутбук, Джонни погасил свет и накрылся мягким, пахнущим альпийскими лугами, одеялом. Интересно, а как на самом деле пахнут альпийские луга? Учитывая, сколько коров на них пасется, если верить рекламе, должно быть, не так уж и привлекательно...
Он прождал Юзуру почти час. В какой-то момент Джонни накрыло отчаянье, что Ханю вообще не придет, но внезапно дверь конференц-зала открылась, и японец появился на пороге в сопровождении мужчины и женщины, одетых в деловые костюмы. Сам Юзу был весь в белом, словно хотел гармонировать с обстановкой конференц-зала, где все сияло такой же белизной, включая букет лилий в стеклянной вазе на столе. Белые джинсы, водолазка, куртка, ботинки... Джонни обомлел на секунду, не в силах отвести взгляда от такого ансамбля. Увидев его, Ханю расплылся в счастливой улыбке, протягивая руку для рукопожатия.
– Джонни-сан! Как я рад тебя видеть!
Позади тихо хлопнула дверь. Сопровождающие Юзуру незаметно оставили их. Все заготовленные слова моментально вылетели из головы. Джонни смотрел на молодого человека, который здорово изменился с момента их последней встречи. Это был уже не робкий юноша с осиной талией и девичьими чертами лица, почти бестелесный и легкий, как воздух. Перед ним стоял молодой человек двадцати трех лет, элегантно одетый и уверенный в себе, с достоинством несший титул первого фигуриста в мире.
– Мы не виделись так давно... – Джонни с опаской пожал тонкую руку. – Я восхищен путем, который ты проделал.
– Три года! – Ханю не торопился садиться. – Прежде всего, я хочу принести тебе извинения за свое опоздание. В последнее время я не распоряжаюсь своим временем. Время располагает мной.
Джонни понимающе кивнул. Боже, как вести с ним этот разговор? Он словно стоит у подножия альпийской вершины... Так. Пожалуй, хватит ему ездить в Швейцарию...
– Я хотел предложить тебе пообедать со мной. Я был бы очень рад угостить тебя.
– О, это совсем-совсем не обязательно... – Джонни закрыл глаза и приложил руку к груди. Отвык он от таких... японских церемоний.
– Ты мой гость. Пожалуйста, позволь мне за все заплатить, – Юзуру снова улыбнулся.
Ну, раз он настаивает... Пожалуй, за обедом говорить будет проще.
Юзуру выбрал рыбный ресторан через дорогу от гостиницы, в котором его определенно знали, потому что их встретили, как почетных гостей. Японец предложил Джонни первым сделать заказ, а сам попросил принести себе только зеленый чай с жасмином и воду. Вейр поймал себя на том, что сидит за одним столом с человеком, младше его на десять лет, которого помнит мальчишкой и испытывает нечто похожее на то, что когда-то давно Ханю мог испытывать по отношению к нему. Восхищение.
Юзуру начал разговор с того, что выразил ему соболезнования по поводу урагана Саманта. Когда он говорил, голос его звучал необыкновенно проникновенно, темные, напоминающие колодцы, глаза погружали в себя, заставляя прислушиваться к каждому слову.
– Я знаю, какой жестокой может быть природа. Я понимаю твои чувства. Землетрясение в 2011 году почти полностью уничтожило мой родной город Сендай.
– Спасибо.
Обычно Джонни не чувствовал напряжения в общении с людьми независимо от их социального статуса, но сейчас не мог держаться так же свободно. Он понимал, насколько многое теперь зависит от решения этого парня, на которое он должен был повлиять. Юзуру держался так вежливо и приветливо, словно встречи с ним не пришлось добиваться, продираясь, будто через терновник. Ханю опередил его.
– Джонни, у тебя ко мне, кажется, было какое-то дело?
– Да? – почти машинально переспросил Джонни, рассматривая сибаса на своей тарелке.
– Мне так показалось. Не зря же ты проделал такой длинный путь, – Юзуру улыбнулся.
– Да... Вообще-то, так и есть. Я хотел поговорить с тобой о школе Стефана Ламбьеля.
Он намеренно не сказал "о Стефане Ламбьеле", чтобы его слова звучали как можно более весомо и беспристрастно. Юзуру слушал его очень внимательно и, как показалось Джонни, ПРИСЛУШИВАЛСЯ к его словам. В его голове все выглядело довольно неплохо, оставалось надеяться, что и прозвучало не хуже.
– Я знаю, что Юна Ким рассчитывает на твою поддержку. Я вовсе не предлагаю тебе отказаться работать с ней, но я знаю, какой неоценимый вклад уже сделал и продолжает делать Стефан... На мой взгляд, он отдает больше, чем получает, и его это не останавливает. Я не знаю другого человека, который так любил бы свою работу, как Ламбьель.
– Я очень уважаю Стефана, – парень серьезно кивнул. – По-моему, он замечательный человек.
– Да, замечательный... – Джонни в волнении теребил салфетку. – Я считаю, поддержав его, ты бы внес огромный вклад... Ты и так его вносишь, но сотрудничество с его школой в Шампери могло бы стать шагом на пути соединения восточных и западных традиций. Я знаю, как любят фигурное катание в Японии, и всегда любил выступать здесь. Но сейчас в мире, в спорте, чувствуется некоторая разобщенность... Я вижу другое соперничество, и оно мне не нравится. Это соперничество идеологий. Раньше мы соревновались друг с другом, но не друг против друга... То, что делает Стефан... возможно, не делает больше никто. Он пытается стянуть разорванные ниточки воедино, сплетая сеть... – Джонни чувствовал, что его уносит в неизвестную сторону и у него нет четкости в мыслях. Он не хотел просить Юзуру ни о чём напрямую. Он хотел убедить его в том, что работа с Ламбьелем принесет пользу им обоим.
– Джонни, я с радостью пообщаюсь на эту тему со Стефаном, – неожиданно воскликнул молодой человек. – В Японии нет такой четко сформированной школы фигурного катания, как в России или Америке, нет системы, по которой могла бы идти подготовка. Мне это всегда казалось большим упущением. Я сам вынужден был проходить подготовку в Канаде, потому что не мог найти подходящего тренера в Японии. То, что делает Стефан – удивительно! Он создает школу! Традицию!
– Да, я о том и говорю! – Джонни был в восторге.
– Ты помогаешь ему в этом?
– Да, – он впервые ощутил всю силу этих слов, и его бросило в жар от осознания важности момента. Стефану не хватает пафосности, чтобы заявить о себе, как об исторической фигуре в этом виде спорта. Ну что ж, а у него хватит. – Я надеюсь, ты присоединишься к нам.
Когда они выходили из ресторана, Джонни решил подстраховаться. Ему нужен был определенный ответ, а не абстрактные возгласы восхищения. Ему нужен был контракт. Или, по крайней мере, какие-то гарантии.
– Хорошо бы сделать все это до Нового года. До Пьхеньчана.
Юзуру кивнул. Он стоял, сунув руки в карманы светлых джинсов, и задумчиво смотрел на закат. В какой-то момент Джонни даже показалось, что он перестал его слушать.
– Я позвоню ему. Или мои агенты. Нет, я лучше сам позвоню... Ты очень меня вдохновил. Тебе надо было стать посланником доброй воли в ООН...
Джонни хмыкнул. Забавно, что эту миссию всегда прочили Эвану. И где тот теперь?
– Спасибо. Я очень рад, что смог поговорить с тобой, и мы поняли друг друга... Честно говоря, я волновался по этому поводу. Ведь ты и Юна...
– Я повторюсь, – прервал его Ханю, – что ты проделал большой путь, чтобы найти меня и сказать все это. Ты хочешь помочь другу. Юна бы так не поступила. Она почти никогда не разговаривает со мной напрямую. Ты пригласил меня в свое шоу в Америке, помнишь? Ты выказал мне большое уважение. Я не хочу работать с Ким. Я буду работать с тобой.
У Джонни даже голова закружилась от восторга. Все складывалось настолько хорошо, как он не мог ожидать. На прощание Юзуру вновь пожал ему руку, задержав ладонь в своей несколько дольше положенного.
– Я надеюсь увидеть тебя в Пхеньчане. Я бы хотел многое тебе рассказать и поделиться своими размышлениями.
– Я буду там. Обязательно! – Джонни пообещал это сходу, решив обдумать этот вопрос потом. За чередой дел он как-то отвлекся от предстоящей Олимпиады.
Уже вернувшись в гостиницу и достав ноутбук, чтобы написать большое письмо Ламбьелю, Джонни вдруг осознал, ЧТО именно сказал ему Юзуру. Он сказал, что не хочет работать с Ким. Он хочет работать с ним. С ним. Не со Стефаном. Хм... Наверное, не стоит акцентировать на этом внимание... Ведь все получилось. Он может обрадовать друга хорошими новостями.
– Как тебе удалось его убедить?
Джонни с довольным видом ухмыльнулся. Сидевший по ту сторону монитора Стефан в волнении едва не подскакивал на стуле. Он забросал его смсками, в которых сообщал, что ему позвонил лично Юзуру Ханю и предложил обсудить сотрудничество от своего лица, а не через представителей. Сначала Стефан был немного зол, что Джонни ничего не сказал о поездке в Японию, но негодование быстро прошло, уступив место любопытству.
– Это не было сложно. Мы относимся друг к другу с большим уважением.
– Я столько раз пытался лично поговорить с ним... но его менеджеры всегда ссылались на занятость и просили выслать свои предложения в письменной форме. А ты просто приехал и сходил с ним пообедать...
Джонни почувствовал, что друг уязвлен.
– Это личное, Стеф. Не бери в голову. О чем вы договорились?
– Полное сотрудничество по всем отраслям. Если все получится, это будет новая веха в отношениях Запада и Востока в спорте. Я уже устраивал гала-шоу, посвященное 150-летию сотрудничества Японии и Швейцарии. Думаю сделать что-то подобное, но более масштабное. Юзуру будет выступать...
Он говорил, а Джонни, отвлекшись от разговора, с недоумением подумал, что не помнит этого шоу. Где он был тогда?
– Напомни мне, когда это было?
– 18 декабря 2014-го, – Стеф произнес это с таким важным тоном, словно сообщил дату чьей-то смерти.
Все ясно. Он закидывался стероидами и собирался умереть от СПИДа. И – о, да! – получил деньги от анонимного мецената на свой собственный вечер-бенефис, куда пригласил Юзуру. А Стефан в это время занимался благотворительностью...
Ему предстояло наверстать слишком многое. Когда швейцарец все-таки начинал говорить о работе, его невозможно было прервать. Мгновенно захваченный собственными мыслями, он фонтанировал эмоциями вперемешку с тезисами, и бывали моменты, когда Джонни не успевал уследить за ходом его размышлений. Он всегда отдавал должное мастерству Ламбьеля, но как будто не до конца... воспринимал всерьез? Его друг с детских лет, Стефан Ламбьель, - талантливый, артистичный, безбашенный, самолюбивый, и, как всегда казалось Джонни, немного избалованный легким успехом. Его собственная карьера начиналась очень похоже, но жизнь быстро приложила мордой об стол. Может быть, в глубине души, бессознательно, он даже завидовал другу, который смог достичь многого, минуя черные водовороты соперничества с соотечественниками, давление и унижение собственной спортивной федерации. Стефан все делал как будто полушутя... играючи, не особенно напрягаясь. И удача улыбалась ему, как юная воздыхательница. Поэтому теперь никак не мог уложить в голове этот новый образ Ламбьеля, – серьезного бизнесмена (ну, может быть, не совсем серьезного, но, тем не менее), организатора, новатора, учителя, руководителя... И было одно главное отличие между ними, с которым Джонни никак не мог примириться: для обоих фигурное катание было работой и удовольствием, но Стефан работал для других, а он сам на себя. Пройдут годы и, может быть, десятилетия, и кто вспомнит о нем и о том, что привнес он, Джонни Вейр, в фигурное катание? Раньше его не особенно заботил этот вопрос, но рядом со Стефаном Джонни невольно чувствовал себя ущемленным.
– Как ты думаешь, Юна сильно разозлится?
– Что? – Джонни вернулся в реальность.
– Ты меня не слушаешь! – обиженно воскликнул Стеф. – Ты пялишься в пустоту!
– Слушаю. Ну, может быть, и разозлится... Тебе какое дело? Делая что-то масштабное, невозможно сохранить хорошие отношения со всеми. Да, она влиятельная спортсменка, но не она одна. И вообще, Стеф... – Джонни решил озвучить свои размышления. – Раз уж мы теперь работаем вместе, давай объединим наши сильные стороны. Забудь о том, чего тебе не хватает. Подумай о том, что у нас уже есть. У тебя есть идеи, поддержка государства, команда единомышленников. А у меня есть деньги. И еще, знаешь что? У нас с тобой есть кое-что поважнее... Любовь зрителей. Я подумал об этом, когда ездил в Японию. Популярность, которой не пользуются другие фигуристы... Стеф, там, где есть популярность, будут и связи.
– Да, только ты в Америке, а я в Европе.
– И это хорошо, потому что я могу делать здесь то, чего не можешь ты. Мне нужно какое-то время, чтобы снова закрепиться и наверстать упущенное.
– Тебе надо начать кататься! – прервал его Стефан. – И ты будешь кататься. Ты приедешь на мое шоу в Париже в ноябре!
– Это вопрос?
– Нет, это приказ, – Стефан рассмеялся. – Я не стану заявлять тебя в программе, пусть это будет сюрприз. Мы подумаем над тем, что ты будешь катать... Пусть это будет феноменальное возвращение Джонни Вейра на лед. Этого никто не ждет, и ты произведешь фурор.
Внутри стало тепло. Джонни счастливо улыбнулся и приложил ладонь к экрану монитора. Стефан сделал то же самое, словно скрепляя рукопожатием их союз. Он снова будет кататься... Неужели можно было в этом сомневаться? Неужели он всерьез думал, что сможет оставить лед? Что такое Джонни Вейр без коньков? Просто эксцентричный чудак с острым языком и странными нарядами. Один из многих фриков. Но не каждый из них имеет статус трехкратного чемпиона США. Здесь, в Америке, Ламбьель не пользуется таким успехом. Но он, Джонни, пользовался. Его знают зрители, его любят зрители. Если он снова начнет кататься, его должны поддержать. На данный момент Америка теряет конкурентоспособность на международной арене. Но он может и знает, как работать в этой сфере. И если захочет, сможет восстановить все прежние связи. Просто раньше – не хотел. Ему это не было нужно. Эрик был бы доволен и одобрил его решение... Джонни почти видел улыбку Лавджоя, чувствовал теплую руку, ложащуюся на плечо.
«Тебе никто не нужен Джонни. У тебя есть ты сам...»
– Джонни! Ты опять меня не слушаешь!
– Я слушаю, Стеф... – он быстро пришел в себя. – И я знаю, что нужно делать.
Джонни опаздывал. Эван смотрел на часы, почти машинально отсчитывая время до назначенной встречи. В "Оазисе" было мало народу, что совсем нетипично для вечера пятницы. То, что Джонни назначил встречу именно в этом клубе, имело для Эвана особенное, символичное значение. Он и так был удивлен, когда тот неожиданно позвонил ему и предложил встретиться. Они не видели друг друга два года. Но не то чтобы он сильно нервничал...
– Эван!
Повернувшись, Эван увидел Вейра, который направлялся прямо к нему, приветственно махнув рукой. Сердце подпрыгнуло в груди и рухнуло вниз. Лайсачек закрыл на мгновение глаза, потом снова открыл. Кажется, отпустило... Он с любопытством рассматривал бывшего мужа. Джонни был одет более чем скромно: в джинсы, синюю рубашку и розовый пуловер. Легкая небритость, волосы зачесаны назад, ни грамма косметики, – по внешнему виду он больше напоминал студента Гарвардского университета, чем скандального фигуриста и шоумена. Все такой же красивый, но какой-то другой, непривычный.
– Я так рад тебя видеть! – Джонни шагнул ему на встречу, крепко обнял и, не долго думая, чмокнул в щеку.
– Я тоже рад.
– Дорогой, ты нас не представишь?
Эдвард возник за его спиной как нельзя вовремя. Узнав у Эвана, что тот встречается с Джонни, Валентин заявил, что отправится в Оазис вместе с ним. Ведь должен же он, в конце концов, лично лицезреть мужчину, с которым Эван позволил себе сочетаться законным гомосексуальным браком на целых два года!
– Я не собираюсь мешать вашему общению... просто посмотрю на него со стороны. Даже подходить не собираюсь!
Эван только махнул рукой. Учитывая тот факт, что он практически не разговаривал с Эдвардом все эти дни («Что, нажаловался на меня мадам? – язвил тот, припоминая эпизод со стрижкой), он не хотел демонстрировать какие бы то ни было эмоции по этому поводу. Валентин явно ждал протеста и возмущения, но Эван не собирался оправдывать его надежды. Если Эдвард считает себя настолько хорошим шутником, то пусть подождет немного... ему скоро понадобится все его чувство юмора.
Эван с легкой ухмылкой наблюдал, как Джонни и Эдвард разглядывают друг друга, несомненно мысленно оценивая себя и сравнивая с «конкурентом».
– Джонни, это Эдвард Ференци. Эдвард – это Джонни Вейр. Озвучивать все регалии?
Мужчины с вежливыми улыбками пожали друг другу руки.
– Наконец-то имею честь познакомиться с тобой, Джонни... – Эдвард говорил с преувеличенной вежливостью, но в глазах его плясали бесята. – Я так много о тебе наслышан...
– Я тоже рад вживую увидеть человека, чье лицо целый год вижу на обложках журналов и рекламных щитах. Чувствую себя ребенком, который встретился с Санта-Клаусом...
Было бы забавно понаблюдать за дальнейшим развитием диалога, но Эдвард очень быстро ретировался, сказав, что не хочет мешать их трепетной встрече. Он попытался поцеловать Эвана, но тот ловко увернулся, не доставив ему удовольствия продемонстрировать свое превосходство.
Дождавшись, когда они останутся вдвоем, Джонни повернулся и произнес, с чувством приложив руку к груди:
– Боже, Эван... где ты их находишь?
– Это не я, Джо... они сами меня находят... – мужчины присели на диванчик в углу и заказали выпить.
– В жизни он не такой красивый, как на фотографиях, – скептически-небрежно заметил Вейр. – Валентин! Этот парень явно знает себе цену.
– Как и ты, – Эван закинул руку на спинку дивана и слегка коснулся подушечками пальцев его шеи. – Ты хочешь, чтобы я сказал, что считаю тебя красивее его?
– Эван, плевал я на твои представления о красоте... у вас все серьезно с ним? Или как? – Джонни слегка дернулся от его прикосновения, и Эван убрал руку.
– Или как.
– Насколько я знаю, вы живете вместе.
– Это временное явление. Он тебе не понравился?
– Он? – Джонни фыркнул. – Он безупречен, как чашка свежесваренного бразильского кофе. Как холодный мохито в жаркий полдень... Как закат на Ривьере... как я в позе наездника...
– Джонни... – Эван засмеялся и уткнулся носом ему в плечо, вдыхая непривычный запах нового парфюма. – Скажи мне бросить его ради тебя, и я сделаю это немедленно.
– Ты ведь шутишь, да? – тот покосился с подозрением.
– Зависит от того, что ты собираешься ответить...
– Я начал отвыкать от твоего своеобразного чувства юмора.
Они смотрели друг на друга, и губы сами собой раздвигались в счастливую улыбку. Два года... Помнится, было время, когда Эван думал, что никогда не сможет смотреть в это лицо и ничего не чувствовать. И это правда. Сейчас он с уверенностью мог сказать, что его сумасшедшая страсть и одержимость этим человеком прошли. Осталась теплая, немного щемящая, грусть, окрашенная ностальгией по прошлому. Их прошлому. Осталась нежность и, пожалуй, некоторое сексуальное влечение. Интересно... Джонни чувствует то же самое?
– Я скучал... прости, что не мог приехать раньше... – после некоторого молчания произнес Джонни. – Хорошо выглядишь. Это не лесть. Ты сменил прическу? Тебе идет.
Эван застонал. Сказать, что его разыграли, как школьника? Ни за что. Тем более, Джонни.
– Да. Правда, вышло немного не так, как я планировал.
– Я боялся, что ты не захочешь видеть меня... – Джонни опустил взгляд. Теперь Эван заметил, как тот взволнован. Пальцы нервно теребят ремешок часов, он избегает его взгляда, улыбается невпопад и нервно шутит.
– Я тоже этого боялся. Но я рад. Правда.
На языке крутилось много слов. Эван вспомнил, как семь лет назад, в этом же клубе встретился с Джонни, как напился и пришел в себя в чужом номере, как они провели первую совместную ночь. Он не так представлял себе все это. Им понадобились годы соперничества, ненависти, обиды, неудавшийся брак и развод для того, чтобы стать друзьями. Он никогда не думал, что это станет для них возможным. Что утихнет боль обиды и разочарования, что его не будет раздирать на части от желания все повторить, сыграть эту партию заново. Они действительно отпустили друг друга. На этот раз все по-настоящему.
– У тебя ведь какое-то дело ко мне?
– С чего ты взял? – даже в полутьме было видно, как Джонни краснеет.
– Не поверю, что ты просто соскучился и решил меня увидеть в свободный вечер, – Эван сказал это без тени обиды. – Насколько я знаю, ты уже с пару месяцев, как вернулся в Нью-Йорк.
– Ну... я, в некотором роде... хочу с тобой посоветоваться. По рабочему вопросу... – немного неуверенно ответил Вейр.
– Не знаешь, как лучше потратить деньги покойного мужа-миллионера? – подколол его Лайсачек.
– Я всегда знаю, как потратить деньги, не беспокойся... – Джонни взял свой бокал и сделал вид, что изучает его содержимое. - У меня есть определенные планы. А в некоторых вопросах ты разбираешься лучше меня...
– А вот это уже интересно... – протянул Эван. – Выкладывай! Что там у тебя?
Джонни пересказал ему разговор с Ханю и свои планы относительно работы со Стефаном. Этот человек никогда не переставал его удивлять, но на этот раз Вейр превзошел самого себя. Эван слушал с изумлением и не мог поверить, что все эти рассуждения звучат из уст Джонни Вейра... Одной из отличительных особенностей Джонни, как фигуриста и спортсмена, на протяжение многих лет была бескомпромиссность. Именно она принесла ему славу и уважение многих зрителей и испортила отношения с официальными представителями федерации. Бескомпромиссность и умение настоять на своем, даже в ущерб самому себе, – то, что Эван про себя считал не более чем глупой взбалмошностью. Он никогда не умел выстраивать партнерских отношений, с трудом подчинялся приказам и никогда-никогда не желал иметь дела с политикой. Поэтому неожиданное желание Джонни сотрудничать с федерацией фигурного катания теперь, когда он уже не является действующим фигуристом, поставило Эвана в тупик.
– Джонни, я же очень давно не общался ни с кем из ребят... и тем более с чиновниками. Ты знаешь, что я завязал.
– Ты говоришь об этом так, будто речь идет о решении бросить пить или колоться! У тебя всегда были связи в верхах. Этого-то у тебя не отнять – ты умел заводить нужные знакомства и правильно использовать их. Я знаю, что если приду к ним со своими деньгами, они почти наверняка согласятся на мои условия. Но я не хочу покупать чье-то расположение. Я хочу найти единомышленников.
– Почему Ханю? – не выдержал Эван. – У тебя полно друзей в России среди фигуристов. Не проще ли сотрудничать с ними? Уверен, ты легко найдешь их поддержку.
– Тебе не нравится Юзуру? – в легком раздражении поинтересовался тот.
– Нравится... но... он... – Эван закатил глаза, – он же псих. Знаешь, я всегда думал, что если безумие однажды накроет этот мир, то оно придет именно оттуда... с Востока. Фанатская психология, идолопоклонство... они пачками будут падать в мясорубку за идею...
У Джонни от возмущения на секунду пропал дар речи.
– И эту чушь я слышу от тебя? Человека, который проводил на катке по восемь часов в день, почти до потери сознания? Ты разбивал себе в кровь лицо, ломал все, что можно... Ты самый большой псих, которого я знаю, когда дело касалось работы!
– Это другое! – Эван прервал его жестом. – У меня была цель. Я знал, что я делаю, и для чего. И я не делал ничего сверх того, что было необходимо для победы. Но это не значит, что мне все это нравилось... что нравилось делать четверные, падать, морить себя голодом... Я просто хотел, чтобы все это было не напрасно. Я не мог бы вкладывать столько в пустоту. Не сравнивай меня и Ханю. Ему плевать на медали и призовые места. Ему важен процесс. И чем он сложнее, чем лучше. И чем больнее. Это фанатизм.
– Не верится, что ты можешь так думать! – Джонни разозлился. – Тебе просто завидно, что кому-то не нужно прилагать столько усилий... чтобы стать первым... всего один раз!
– Я отдал этой стране все, что мог. Никто не может меня упрекнуть в том, что я делал недостаточно. Я делал все, что мог... и возможно, оно того не стоило.
Джонни был поражен. Он смотрел на Эвана так, словно видел впервые. Почему-то это было приятно. Эван и сам не знал почему.
– Я не верю тебе. Дай тебе возможность... здоровье... ты бы стал делать все то же самое. Ты бы рвал себе задницу, потому что ты такой же, как и все мы. И чем бы ты ни занимался потом, какая-то часть тебя всегда будет скучать по льду.
– Я всегда мог остановиться, потому что у меня есть тормоза.
– У тебя нет тормозов. Ты Эван Лайсачек, и в этом была твоя своеобразная прелесть... – Джонни нахмурился. – Неужели тебе нравится жить так, как сейчас? Пить мартини с моделями, ходить в спортзал, сопровождать Веру Вонг на открытии ЕЕ новых проектов, жить с парнем, который выглядит так... словно только что сошел с витрины магазина брендовой одежды? – он скосил взгляд в сторону Эдварда, который громко хохотал рядом с каким-то парнем у барной стойки.
– Да, Джо, мне это нравится. Мне нравится просто жить. Высыпаться, есть, что я хочу, пить, что хочу... говорить, что хочу.
– Это я уже заметил, – Джонни в волнении поставил свой бокал. – Ладно, Эван, я же не прошу тебя снова начать кататься и лизать кому-то задницу. Просто скажи мне, с чего начать. Я не идиот и понимаю, что одних только зрительских симпатий недостаточно... я слишком много времени провел в забвении. Но давай будем рассуждать откровенно. На данный момент в Америке нет действительно влиятельных фигуристов, способных составить конкуренцию на международной арене. Через три месяца Олимпиада, и не знаю, как ты, а я даже не представляю, кто бы мог побороться среди наших не то что за золото... вообще за медаль!
– Да, – Эван вздохнул, – и это очень печально.
– А ты как будто бы и рад, что твое первенство никто не может оспорить!
– Ты когда-нибудь задумывался над тем, какой бы была твоя жизнь, если бы в определенный момент ты принял другое решение? – неожиданно произнес Эван.
– Другое решение?
– Да. Я тут вспоминал 2007 год. Не знаю, почему именно его... может, потому что десять лет прошло... Я просто попытался представить, что было бы, если бы я не выиграл в Ванкувере. Если бы меня там вообще не было...
Джонни с подозрением смотрел на него.
– С чего это ты вдруг об этом подумал?
– Не знаю... так просто. Меня могло бы там и не быть.
Джонни нахмурился, явно задумавшись о чем-то своем. Они никогда не обсуждали раньше эту тему. Интересно, допускал ли Эван когда-нибудь всерьез мысли о возможной победе? А ведь и он сам ехал в Ванкувер, не рассчитывая победить...
– Я хорошо помню 2007-й. Сложный был год. Я сменил тренера, решил начать все сначала... это был год планов и надежд. Год перемен. В лучшем и худшем смысле этого слова. Мы все вернулись в новый сезон немного другими... Я помню, как сильно ты выбесил меня той осенью... – Джонни коснулся руки Эвана, поглаживая его запястье. – Это было начало войны Лебедя и Мангуста. Конечно, я помню 2007-й.
– Я никогда не говорил тебе об этом... но ведь я почти расстался с Танит тем летом... – пробормотал Эван. – И если у меня был шанс отступить, то именно тогда. Тогда я еще сомневался, чего на самом деле хочу.
– А сейчас ты это знаешь наверняка?
Эван нахмурился. Как он ненавидел этот вопрос. Иметь на него однозначный ответ – вот что является залогом счастья. В 22 года ты имеешь полное право сомневаться, но в 32? Господи, он не может до сих пор решить, какая у него сексуальная ориентация, что уж говорить о большем! Как же это отвратительно – все время сомневаться... Пусть лучше окажутся ложными наши принципы и идеалы, намного важнее, что они у нас были.
– Я тоже не рассказывал тебе об этом, но интересно... что было бы, если бы я в тот год действительно женился на Саше? – Джонни засмеялся.
– Что? – Эван уставился на него в изумлении.
– Да-да. Я чуть не женился. Вот была бы потеха... нет, серьезно... я чуть не сделал это.
– Ты хотел жениться на Саше?
Джонни понял, что он имеет в виду Коэн.
– Я про Сашу Зарецкую. На которой сейчас женат мой брат.
По лицу Эвана было видно, что он с трудом вспоминает, о ком идет речь. Интересно, как бы он отреагировал, если бы узнал ВСЮ правду? Осудил бы его? Вряд ли. Понял? Едва ли. А ведь если задуматься... ведь все действительно могло сложиться совсем по-другому. Неужели он бы сделал это? Он неоднократно говорил, что мог бы жениться на женщине, но что, если бы он сделал это, не совершив камин-аута? Саша получила бы американское гражданство, как хотела в начале, а он бы... он бы наверняка вел себя иначе. Правда, теперь этого никто не узнает.
– Ты приедешь в Пхеньчхан?
Эван знал, что Джонни задаст ему этот вопрос.
– Нет, мне нечего там делать. Но ты спрашивал у меня совета... с чего начать? Нет лучшего повода напомнить о себе, чем сделать это на Олимпиаде. Если не вышло сделать это в качестве призера... что ж... у тебя еще есть возможности сделать это по-другому. Знаешь, что получалось у тебя лучше, чем тройные аксели? – Эван уверенно взял его руку, сложив ковшиком ладони, и вложил туда что-то. Джонни вопросительно приподнял бровь. – Говорить. Так, чтобы твои слова запоминали. Чтобы их слышали. Комментируй. У тебя это всегда получалось лучше всего.
– Эван, – Джонни прервал его и произнес без улыбки: – почему ты не хочешь ехать туда? Почти восемь лет прошло. Пора бы уже снять с себя проклятие Ванкувера.
– В каком качестве я там буду? – спокойно поинтересовался тот, медленно высвобождая свои руки. – Просто приехать и посмотреть на чужие выступления? Я это могу сделать по телевизору. Я не хочу, чтобы люди смотрели на меня и обсуждали... и вспоминали... Знаешь, что хуже неприязни? Жалость. Я смог принять и вытерпеть все ушаты грязи, которые лились на меня на протяжение этих лет из-за той победы. Ненависть... она иногда делает нас даже сильнее. Ей всегда можно противопоставить доброту, смирение, сочувствие к тому, кто ненавидит. А жалость – она разъедает, как коррозия самый крепкий металл. Этого я не могу и не желаю выносить. Чтобы меня жалели... Вот тот несчастный дурак, который выиграл Олимпиаду без четверного... и где он сейчас? Просто развалина... Зачем было прилагать столько усилий? Правда, зачем? И уж тем более, зачем мне ехать в Пхеньчхан и напоминать о себе? Господи, Джонни... я просто хочу, чтобы обо мне все забыли, вот и все!
– Даже я? – в глазах Джонни что-то блеснуло, похожее на слезы в глубине, но это была игра света от луча прожектора.
– Посмотри, что я тебе возвращаю...
Джонни раскрыл ладонь, несколько секунд смотрел на нее, потом сжал кулак, закрыл глаза и отвернулся. В его руке было маленькое серебряное крылышко.