"Imagine" или "Все что нам нужно, это любовь.."Часть 2

      ***       «Маман взяла новую моду. Она начиталась всяких умных книжек и теперь доказывает всем, даже тем, кто с ней не спорит, что гей в семье – это что-то вроде ребенка индиго... Поняв, что она никогда не сможет ничего исправить, она превратила твою ориентацию в предмет гордости. Так что не удивляйся, если среди гостей, приглашенных к нам, появятся парочка планирующих сменить пол лесбиянок, а на день Благодарения индейку вместо папы будет резать трансвестит...»       Слова Кристины Эвана совсем не удивили. Их матери всегда нужно было во что-то верить. В Бога, правительство, уникальность единственного сына... В этом отношении ее психика отличается просто феноменальной устойчивостью. Когда ситуация не поддавалась контролю, она либо переставала ее замечать, либо находила благоприятное применение. Странно, что раньше он вообще испытывал перед Таней хоть какое-то чувство вины. Иной раз, когда звонок матери заставал Эвана где-нибудь в местах, весьма отдаленных от ее благопристойных представлений, он, беря трубку, одновременно хотел и не хотел, чтобы она знала, где он и чем занимается. Почти рефлекторно возникающее желание оградить ее от постыдной правды, заставляло всегда выходить куда-нибудь для разговора. И все чаще это желание вытеснялось странной, почти мазохистической, потребностью проверить, что будет, если он скажет, как есть. Он словно хотел взять ее «на слабо», мысленно задавая вопрос: ну что же, ты ведь не перестанешь от этого любить меня, мамочка? Найти ее предел, заставить отреагировать, и одновременно бояться этой реакции – вот что долгое время составляло его потребность. Потребность, которая неожиданно куда-то исчезла.       Они с Кристиной обсуждали предстоящий день рождения матери в начале ноября, и на вопрос сестры, приедет ли он домой, Эван неожиданно для себя обнаружил, что не просто собирается сделать это из чувства долга, как делал раньше, а действительно хочет увидеть родных.       Теперь он смотрел на всю ситуацию в их семье взглядом самой Кристины: без внутреннего напряжения и драматизма, а с известной долей иронии. Боже, он так боялся расстроить их в прошлом, и в то же время хотел это сделать... Теперь подобные сложности вызывали недоумение.       Их первая открытая ссора с Эдвардом произвела на него странное впечатление. Проснувшись следующим утром в постели один, он понял, что не чувствует абсолютно ничего. То есть вообще. Ни радости от вспышки страсти, ни прежней злости. Только легкую досаду, что вместо того, чтобы вчера одним махом решить всю ситуацию, он осложнил ее еще больше. Секс был хорош, но Эван по-прежнему хотел переехать.       Возможно, Эдвард почувствовал его изменившееся отношение, потому что стал очень сдержан. Они ничего не обсуждали, но вернувшись домой следующим вечером, Эван обнаружил, что обычно разбросанные по всей гостиной вещи парня собраны и убраны в комнату, а сам он впервые за очень долгий период трезв. Забавно...       На Хэллоуин Вера традиционно устраивала вечеринку для друзей, и это 31 октября не стало исключением. Эван старался не вспоминать последний хэллоуинский вечер, на котором он был, потому что снова начинал злиться на Эдварда. Господи, какой тряпкой он был! Позволял ему манипулировать собой, втянул в эту грязную игру Сашу... И вот теперь ее больше нет в его жизни, зато Валентин расположился в ней, как мухомор на болоте. И эти его безумные фантазии о том, как конкурировать с Верой... тайные проекты... какие-то идеи под себя... Иной раз у Эвана даже появлялось желание все рассказать ей, но это выглядело бы как донос, и выставило его самого не в лучшем свете в глазах женщины. Но если Эдвард и дальше будет пытаться втянуть его в эти интриги, пусть не надеется на молчание.       Последняя неделя октября выдалась особенно трудной, и Эван не испытывал большого желания идти тусоваться на целую ночь, но как обычно, ему было неловко под предлогом обычной усталости отказывать Вере в такой незначительной просьбе. Нужно было придумывать какой-то костюм, а на это совершенно не было времени. Шанталь посоветовала снова сделать «бомбические стрелки», завязать вокруг бедер повязку и надеть сандалии.       – Будешь египетским фараоном. В Египте было жарко, и они ходили почти голые...       Он не понял, шутила она или нет, но решил, что все таки шутила. Лиза и Эрин посоветовали нарядиться вампиром – дешево и сердито, но почти всегда сексуально. Самое оригинальное предложение высказал Рокки:       – Шер. У меня есть ее волосы. Она гигантского роста, и ты будешь выглядеть естественно.       – Рокки, если я захочу выглядеть глупо, я сразу обращусь к тебе, – Эван не стал уточнять, что имел ввиду стилист, говоря, что у него есть ее волосы.       Сама Вера никогда не приходила в костюме какого-то персонажа, делая выбор в пользу всегда оригинального и экстравагантного платья. Темой последней коллекции были цветы, и для главного модельера было пошито роскошное белое платье с юбкой-колоколом в виде лилии.       – Эван, может быть, тебе тоже одеться цветком? – не удержался Эдвард. – В качестве группы поддержки... Или деревом. Мадам это точно оценит.       Сам парень до конца скрывал, в каком образе будет на вечеринке и очень скоро стало понятно, почему. Эдвард появился в клубе замотанный в черные тряпки, которые волочились за ним по полу, местами рваные, местами полупрозачные.       – Это что, из твоей собственной коллекции, фото которой ты мне показывал? – поинтересовался Эван. – И что за инсталляцию ты представляешь миру?       – Эй, ты что, какую инсталляцию? – Валентин сдернул с носа большие темные очки. – Я – Вера! Что тебе не нравится? Хэллоуин!       – Ты в своем уме?       – А что, она может так ходить каждый день, а я не могу один раз нарядиться на праздник? Это дань уважения. Вера Вонг – как культовый герой в одном ряду с Дракулой, Фредди Крюгером, Майклом Майерсом, Хищником и Пидхедом... Знаешь, как называется образ? "Восставший из моды"!       – Скорее, "Вышедший из ума"... – Эван не оценил юмора. – У тебя будут неприятности.       – А я думал, у Веры все в порядке с самоиронией...       У Эвана было подозрение, что тот успел достать и принять где-то дозу кокаина, действие которой усугублялось множественными порциями крепких коктейлей, которые тот заливал в себя, как топливо в свой ягуар. Лиза высказала предположение, что тот чем-то расстроен, но Эван только пожал плечами: в любом случае работать водителем для перевозки бесчувственного тела он больше не будет. Нужно было просто доотбыть вечер хотя бы до полуночи, чтобы после с чистой совестью откланяться и свалить домой спать, тем более, что сама Вера никогда не засиживалась на своих вечеринках дольше пары часов.       Он практически был готов незаметно смыться, когда случайно увидел в толпе разряженных гостей человека, увидеть которого никак не ожидал. Невин Миллан, одетый в костюм демонического всадника ночи, с чудной «рогатой» шапкой на голове, самозабвенно обнимал возле барной стойки Люси Хорлин – личную помощницу Веры. Он бы мог и не узнать мужа Анны, если бы не экстравагантный, черно-красный костюм, который на высокой, крупной фигуре мужчины особенно притягивал взгляды. Ну и еще потому, что как раз в тот момент, когда Эван посмотрел в его сторону, Невин снял маску, скрывающую половину лица. Шок от увиденного был настолько силен, что он пролил на проходящую мимо него девушку вино, сделав большое красное пятно на белоснежном топе.       – Эван, ну вот... – расстроилась она. – Теперь хоть совсем его снимай...       Учитывая, что под топом скрывалась грудь как минимум третьего размера, она явно напрашивалась на комплимент.       – Извини... Зато тебя как будто ножом в грудь ударили... – попытался пошутить он, стараясь не смотреть в сторону бара. Его самого только что будто пырнули чем-то острым под дых.       Невин изменяет Анне? Но это невозможно! Они ведь очень счастливая пара, у них ребенок... и этого просто не может быть!       Грохочущая музыка и полупьяные, а иногда даже полуголые люди, переодетые в зайчиков и зомби, представляли собой одну сплошную фантасмагорию. В такую ночь что угодно может привидеться...       – Эван! – Невин увидел его и сейчас,к ужасу Лайсачека, направлялся навстречу, оставив свою спутницу. – Вот это встреча! – мужчина выглядел одновременно и испуганным и обрадованным. – Я тебя не узнал!       – Привет, Невин... Странно, ведь я без костюма... – Эван даже не смог заставить себя улыбнуться. – Ты один, без Анны?       Лицо Миллана немного дернулось, он явно прикидывал, что лучше соврать в ответ.       – Она дома, с Амалией... наша девчонка немного приболела. Как дела? Что-то давно ты не заходишь... Вы что, покончили с вашими танцами?       – Решили сделать перерыв, – Эвану было неловко и неприятно, хотя ситуация, в общем-то, не имела к нему никакого отношения. Он смотрел на нелепо ухмыляющегося мужчину и чувствовал... какую-то личную обиду...       «Интересно, Анна знает? Почему Невин изменяет ей? У них ведь все хорошо... Вот она верна ему, даже при всех ее чувствах ко мне...»       Он как-то неожиданно вспомнил о причине «перерыва» и его захлестнули такие эмоции, что он с трудом устоял на месте. Анна была влюблена в него, но прервала всякое общение, потому что не хотела разрушать семью, а ведь у него и в мыслях не было ничего такого... А ее муж в это время, значит, обнимает фей у стойки бара, наряженный в дурацкий костюм с рогами!       Очевидно, ему плохо удалось скрыть обуревающие его чувства, потому что Невин перестал улыбаться, кашлянул и, взяв его под локоток, усадил на освободившееся место на диване.       – Слушай, Эван... по-дурацки получилось... Но пожалуйста, не рассказывай Ане, что видел меня здесь...       – А она не знает? – прикинулся дураком Лайсачек.       Мужчина отвел глаза и стал говорить что-то о том, что он неидеален, а Аня просто замечательная, и он действительно любит ее... Но он актер, и иногда ему нужна смена обстановки, какие-то новые переживания и ощущения, что это нормально для мужчины... Он почти смог убедить Эвана в том, что сожалеет, но в конце произнес фразу, испортившую все на корню:       – Вряд ли ты можешь меня понять, конечно... люби ты девушек, было бы проще объяснить... Вы по-другому смотрите на отношения... - под «вы» он, конечно, подразумевал гомосексуалов. – Мужчине легче понять мужчину, когда они любят одно и то же. Я, вам, ребята, даже иногда завидую, потому что вы не заморачиваетесь на эту тему и развлекаетесь, как хотите. Из меня, наверное, вышел бы отличный гей! – он рассмеялся. – Ну, хотя бы попытайся понять...       – Я понимаю, – прервал его Эван. – Я ничего не собираюсь говорить Анне, потому что это не мое дело.       – Эван, не осуждай меня, – мужчина положил руку ему на плечо. – Ты чувствительный парень. Все это ерунда, и она ничего не значит. Я знаю, как относится к тебе Аня...       Эван вздрогнул.       – ...Она тебя очень уважает. Она говорит, что ты лучший партнер из тех, кто у нее был. Она восхищается твоей силой воли, твоим трудолюбием... Она и сама такая. Знаешь, с виду такая хрупкая, но внутри просто кремень! Я ни с кем не был так счастлив, как с ней, и дорожу этим. Но я ходок. Я был таким, и таким, наверное, умру. Я не променяю Аню на десяток девчонок с красивыми попками, но, Эван... в отношениях очень важна свобода. Вот ты... С твоей фактурой ты ребят, наверняка, меняешь, как перчатки... Будь ты натуралом, девчонки падали бы к твоим ногам пачками... И не говори мне, что ни одну из них ты не хотел бы поднять... чтобы потом завалить! – он рассмеялся. – Ты еще и работаешь в индустрии красоты! Да ты бы кувыркался целыми днями!       – Приходи к нам, я устрою тебя на работу... – Эван сказал это без улыбки, но Невин снова начал хохотать, так, что съехали рога.       – В общем, я могу рассчитывать на твою солидарность, дружище?       Эван кивнул, вставая, потому что ему не хотел даже сидеть рядом с этим человеком.       – Мне нужно идти... прости... Мои друзья-геи ждут, чтобы со мной покувыркаться.       – Ты ведь не обиделся, да? Я не хотел тебя задеть. Я очень хорошо отношусь к геям. Я их, можно сказать, люблю... У Ани много друзей таких... мы отлично ладим... хоть я и кажусь им грубоватым... Брось! Не будь таким серьезным!       – Я же сказал, все окей! Я тоже совершенно нормально отношусь к натуралам...       «...которые изменяют своим женам...» – мысленно закончил Эван про себя.       – Окей, да? – Невин, видимо, все-таки нервничал.       – Да, – в доказательства своих слов Эван даже схватил его руку и пожал её, испытывая при этом сильное желание заломить.       Дьявол! Да почему он так реагирует на это? Измена в браке – обычное дело. Он изменял Танит с Джонни, потом Джонни изменял ему с Джеффри... Все нормально... все развелись...       Невин продолжал болтать, а Эвану стало так тошно, что во рту появился привкус горечи. Да, Миллан прав, он – чувствительный парень.       Пожалуй, слишком много неприятных открытий для одной недели...       К счастью, его окликнула переодетая розовой женщиной-кошкой Эрин Эндрюс, которая спешила к нему, распихивая толпу и держа в руках неестественно больших размеров бокал с мартини. Он быстро попрощался с Невином под предлогом того, что его ждут друзья, намеренно не предложив ему присоединиться к их компании, чтобы задеть, но мужчина и сам был рад вернуться в свою зону комфорта.       – Это мне? – Эван, не спрашивая разрешения, взял у Эрин бокал и отпил. – Вау! Ты вовремя...       Эндрюс привычным жестом обняла его за талию и проводила взглядом скрывшегося среди других гостей Невина.       – Это ведь был...       – Да.       – Знаешь, с кем он трахается? – совершенно невозмутимо спросила женщина, ухмыляясь вслед удаляющимся «рогам».       – Неужели с тобой? – он бы не удивился.       – Представь себе, нет! – Эрин ни капельки не обиделась на подкол.       – Тогда я не хочу знать... – Эван залпом допил мартини и сунул оливку из бокала ей в рот.       Они все знают. Если знает Эрин, значит, знает и остальной состав «Танцев со звездами». Значит... может быть, знает и Анна? Может быть, ее это вполне устраивает?       – Эй, что случилось, дорогой? – нарочно высоким голосом поинтересовался Эдвард, когда Лайсачек вместе с Эрин вернулся к их компании и сел на диван рядом с Шанталь.       – Что делает здесь Невин Миллан? Это ведь он был? – Шанталь подсела к Эвану поближе и обняла, опустив подбородок на плечо.       – Да. Это я пригласил его с Анной, но она заболела, и он пришел один.       Эрин хмыкнула, подмигнув ему, но ничего не сказала. Хотя ее готовность поделиться с ним интересными подробностями и сплетнями относительно супружеской неверности Невина говорили о том, что Анне она едва ли сочувствует.       – Шанти, не лезь к Коте. У тебя все время такое выражение лица, будто ты хочешь его облизать... – Эдвард фыркнул, разваливаясь на диване и поправляя то и дело сползающие лоскутки одежды.       Прекрасно зная, как Эвана выводит из себя, когда он обращается к нему так прилюдно, Эдвард, возможно сделал это специально.       – Сам не лезь ко мне! – огрызнулась девушка. – Эван не против... Правда?       – Не против чего? Чтобы ты его облизала? Конечно, он не против! – парень подался вперед, обращаясь теперь персонально к нему: – Она тебе еще и минет может сделать, если что... По-дружбански. Ей не сложно. Если вдруг станет одиноко...       – Вот почему ты все время говоришь какие-то мерзости, Эд? – Эрин Эндрюс скептически посмотрела на него. – Твоим поганым языком, облизать – все равно что отравить кого-то...       – Эван, ОНА говорит, что сделать тебе минет – это мерзость... – Ференци демонстративно поперхнулся неизвестно каким по счету бокалом. – Я понимаю, что, ты, сученька, давно сама претендуешь на это, но увы... в очередь, в очередь...       Он поставил недопитый стакан на столик, и Шанталь, неожиданно схватив его, выплеснула содержимое парню в лицо. Сидевшие рядом ахнули, кто-то заржал, кто-то в смущении отвел глаза. Эдвард изумленно моргнул, вытер мокрое лицо, а потом неожиданно начал хохотать, как будто ничего веселее и быть не могло.       – Теперь ты можешь и меня облизать... блин... Дура какая...       Девушка вскочила с места и, всхлипывая, стала пробираться к выходу.       – Так, кто-нибудь еще хочет что-нибудь плеснуть мне в лицо? – Эдвард многозначительно посмотрел на сидевших в молчании друзей и встретился взглядом с Эваном.       – Боже, какое же ты дерьмо... – резко сказала Лиза, со стуком поставив свой бокал. Встав, она направилась следом за рыдающей Шанталь.       – А я помню, как вы, ребята, макнули меня лицом в чизкейк! – Эрин обвинительно ткнула длинным ногтем в сторону Эвана и Эдварда. – Так тебе и надо, говно ты на палочке...       – Почему на палочке? – он проводил взглядом Эвана, который тоже поднялся с места. – Ну вот, вы и Котю обидели... Эван, не уходи! Хочешь, мы с Эрин обмажемся чем-нибудь... только не говном с палочки, конечно, и будем лупить друг друга?... Эван!       Лайсачек подошел к барной стойке и поискал взглядом Рокки. Стилист, уже довольно пьяный, сидел в обнимку со своим бойфрэндом, и, как ни в чем не бывало, пил чужое, оставленное кем-то, пиво. При виде Эвана, он просиял и, очевидно, в знак приветствия снял с головы заячьи ушки.       – Рокки, привет, ты не в курсе, Вера уже ушла?       – Да, она искала тебя... Куда ты провааааааалился? А это Кевин, – представил он высокого, небритого, крупного мужчину в обтягивающей футболке и наколках на бицепсах, – Кевин, это Эван... Эван знаешь, где работает? Эван наш креативный консультант!       – Конечно, я знаю Эвана Лайсачека! – громко воскликнул мужчина и с энтузиазмом пожал ему руку.– Вау! Я за тебя болел в Ванкувере. А дашь автограф?       – Конечно... – Эван похлопал себя о карману. – Вот черт, забыл пачку подписанных открыток дома.       – Можешь расписаться на заднице Рокки... – Кевин хмыкнул. – Он не будет возражать.       – Тебя можно на минутку? – Эван отозвал дизайнера в сторону и тихо спросил: – Помнишь, ты спрашивал про наш план мести Эдварду? Он готов.       – Дааааа?       Эван достал из кармана связку ключей, отцепил один и протянул ему, потом наклонился и быстро зашептал что-то на ухо. Лицо Рокки вытягивалось по мере слов мужчины, он охал, улыбался, хихикал и кивал.       – Только больше ничего не трогай, ладно? И не перепутай спальни. Испортишь что-то мое – укушу.       – А если он вернется и поймает меня? Он же меня выбросит из окна!       – Не волнуйся. Это я беру на себя.       Стилист озадаченно посмотрел на него, пытаясь переварить такую многозначительную фразу, и Эван не стал мешать этому процессу.       Обнаружив несколько пропущенных звонков от Веры, он быстро написал ей сообщение, что неважно себя чувствует и едет домой. В ответ он получил сочувствующий смайл, внеплановый выходной на завтрашний день, а еще приглашение на обед на следующей неделе. Неплохо...       Время подбиралось к полуночи. Нужно было успеть завершить еще одно дело.       Он не сразу смог снова разыскать в толпе Невина и даже испугался, что тот, впечатленный их встречей, все-таки свалил домой к семье. Поэтому когда Эван снова увидел возвышающиеся над толпой знакомые позолоченные рога, он вздохнул с облегчением. Улучив момент, Лайсачек подошел к Люси и, заговорчески улыбаясь, попросил не отпускать кавалера сегодня подольше. Девушка удивилась такой просьбе, но Невин, очевидно, нравился ей, поэтому она клятвенно пообещала не выпускать его из рук как минимум до конца вечеринки.       – Ты окажешь мне очень большую услугу... особенно, если не будешь спрашивать, зачем мне это.       – Эван, я работаю с Верой шесть лет. Я не задаю лишних вопросов, – девушка откинула назад блестящие черные волосы и улыбнулась ему полными, накаченными коллагеном губами. – Не знаю, что за интерес у тебя, но я позвала Невина на эту вечеринку не для того, чтобы выпить пару бокалов и разойтись по домам. Вот только одна проблема: если ему вдруг позвонит жена, и он решит метнуться к ней, я не смогу его задержать.       Она говорила о факте наличия у Миллана супруги так спокойно, что Эвану начинало казаться – это он не в себе, раз удивлен всем происходящим. И, конечно, Люси знает, что жена Невина – Анна, хотя они, скорее всего, никогда не встречались с Требунской лично. Но в одном девушка была права: она действительно может позвонить...       – Не волнуйся, развлекай его, сколько сможешь...       Надев пальто, Эван попрощался с Эрин и другими ребятами, которые уже были настолько пьяны, что вряд ли вообще понимали, что он уходит. Уже на выходе он обратился к Паоло, руководителю отдела безопасности, прекрасно зная, что тот даже сегодня остается при исполнении:       – Видишь того парня за барной стойкой? Да, с рогатой шапкой. Если он решит смыться отсюда до четырех утра, не выпускай его, ладно? Придумай любой предлог и подержи его до закрытия.       – С какой стати мне его держать, дружище? – Паоло широко улыбнулся. Он всегда улыбался, от чего создавалось впечатление, что этот парень самый добродушный человек на свете, что было в корне неверно.       – Мерзкий тип. Пользуется своими актерскими связями, ходит по нашим вечеринкам... пристает к девочкам, хотя сам женат и имеет ребенка. Давно пора его проучить.       – К кому это он пристает? – секьюрити нахмурил смуглый лоб.       – Ну... к Люси вот, например...       Паоло был натуралом и пуэрториканцем, страстно, но безответно влюбленным в помощницу Веры, которая не отвечала ему взаимностью, объясняя это тем, что «не будет встречаться с охранником». Одной этой фразы сейчас было достаточно, чтобы сделать Невина Миллана врагом номер один.       – Я понял тебя, Эван. Без вопросов. Он не выйдет отсюда ни с одной из них, это я тебе обещаю, – и добавил, почесав в затылке: – Может, дать ему в рожу пару раз для профилактики? Я могу...       – Спасибо, но не надо. Это лишнее. Потом проблем не оберешься... Хотя... если он окажет пьяное сопротивление... В общем, ориентируйся на месте, но так, чтобы это не стало проблемой.       – Ты уходишь? А как же Эд? Он ведь напьется и отключится где-нибудь в углу... – напомнил парень.       – Ну и что? – Эван пожал плечами. – Не бери в голову. Сам найдет дорогу обратно, когда проспится.       Анна была шокирована, когда, подойдя к двери, увидела в глазок стоящего на крыльце дома Эвана. Волосы и пальто мужчины намокли от дождя, лившего не переставая, и ей пришлось открыть дверь, чтобы не дать ему промокнуть до нитки.       – Эван... Боже мой... Откуда ты здесь?!       – Привет! С Хэллоуина... Можно войти?       Женщина в нерешительности оглянулась назад, в прихожую, потом отступила и пропустила его внутрь. Эван снял мокрое пальто, аккуратно повесил его на крючок вешалки и вытер рукавом мокрое лицо.       – Я тебя не разбудил?       Женщина действительно выглядела так, будто только что встала с постели: пижамные штаны, топик и наброшенный сверху халат. До чего же приятно было видеть человека одетого не в безумные костюмные тряпки, без разрисованного лица и диких причесок!       – Ты знаешь, который сейчас час? Что у тебя произошло? – Анна не торопилась приглашать его в комнату. Она прислонилась к стене и скрестила руки на груди, словно готовясь защищаться.       – Ничего. Все нормально. Я просто захотел тебя увидеть. Соскучился...       Из груди женщины вырвался нервный смешок.       – Соскучился? Эван, ты не можешь вот так приходить ко мне домой без приглашения среди ночи, потому что соскучился. Скоро вернется Невин и...       – И что? – Эван говорил, не сводя с нее пристального взгляда. Он не улыбался и выглядел очень серьезным. – И что такого, если он увидит меня здесь? Тем более, что он не вернется.       На этот раз его слова произвели на нее впечатление. Анна нахмурилась и взволнованно облизнула губы. Наверное, подумала, что он мог что-то сделать с ее мужем, чтобы не позволить тому вернуться домой. Хотя, в каком-то смысле так и есть.       – Что ты хочешь этим сказать? – строго произнесла она, явно готовая применить агрессию в качестве защиты.       – Ничего такого. Просто у него сегодня... другие планы. Мы встретились случайно на вечеринке. Невин не вернется до утра, и я почти уверен в этом. Впрочем, позвони ему, если не веришь.       Анна молчала, не доставая телефон и не делая вообще ничего, чтобы проверить его слова, или как-то иначе поспорить с ними. Он понимал ее удивление, но ведь, если бы она действительно хотела, ничто бы не помешало ей набрать номер Невина, сказать ему, что Эван заявился к ним в дом среди ночи и попросить приехать домой.       – Как самочувствие Амалии? Ей уже лучше? – поинтересовался он, чтобы нарушить неловкое молчание.       – В каком смысле "лучше"?       – Разве она не больна?       – Нет, слава Богу! – воскликнула женщина. – Кто сказал тебе такую глупость?       – Не важно... – Эван закрыл глаза, слабо улыбнулся и устало прислонился к стене.       Анна не приглашала его войти, но и не предпринимала никаких действий, чтобы прогнать. Они стояли так друг напротив друга, возле стены, будто ища опоры, чего-то очень реального и осязаемого. Словно ожидая, что все как-нибудь решиться само собой. Пока он ехал в машине, смотря сквозь дождь на размытую дождем дорогу, в голове были десятки, сотни слов, которые он мог бы сказать, а сейчас они казались полным бредом. Его появление здесь должно говорить за него.       – Ты так и будешь молчать? – не выдержала Анна. – Что я должна думать?       – Ты позволишь мне остаться?       – Остаться? – растерянно переспросила она. – Я не... Я не понимаю, зачем ты пришел. Ты в порядке, вообще? Что значит – «остаться»?       – Я же сказал... Я соскучился... – мужчина оторвался от стены и шагнул к ней, перечеркивая разделявшее их расстояние.       Анна испуганно вжалась в стену, когда он обнял ее за талию и притянул к себе. Ее тело так напряглось, что Эвану пришлось моментально ее отпустить и в смущении отойти в сторону.       – Я хотел тебя увидеть. Не сердись. И не надо меня бояться... и прогонять.       Анна, очевидно, решила, что если начнет проявлять настойчивость, убеждая его уйти, Эван может выкинуть что-нибудь похуже, чем просто заявиться к ней в дом среди ночи. Стараясь говорить и держаться спокойно, она позволила ему пройти в гостиную, а сама ушла на кухню под предлогом того, что он промок и ему надо выпить чаю и согреться. В комнате царил полумрак, горел только торшер возле дивана, на котором лежал скомканный цветастый плед и книжка. Сегодня Хэллоуин. Довольно странно, что она одна дома. Они не виделись и не разговаривали месяц, и сейчас ему хотелось думать, что все это время Анна провела на этом диване, завернувшись в плед и оплакивая их двоих.       Эван постоял немного у окна и огляделся. В доме было тихо, только тикали большие настенные часы над электрическим камином. На журнальном столике стоял букет васильков – ярко-синие головки цветов как воспоминание о лете в эту дождливую, промозглую ночь. Раньше он тоже любил ставить цветы на стол, но забывал вовремя менять воду, и они засыхали, поэтому пришлось перейти на искусственные декорированные букеты. Живые цветы – это знак женской руки в доме. Танит любила лилии, Саша – розы и орхидеи. Она ставила стеклянную вазу на обеденный стол и покупала новые, когда букет терял свежесть. С тех пор, как Эван стал жить с Эдвардом, он видит живые цветы только на чужих столах.       Анна поставила чашки на поднос и уперлась руками в стол, уставившись на фарфоровые изделия, как на что-то совершенно невероятное. Ее колотила такая дрожь, что она боялась брать его в руки, потому что посуда начнет жалобно звенеть. Она оказалась в положении, когда не просто не знала, что делать, но и думать не могла нормально, нет говоря уже о том, чтобы принять решение. Ведь она уже... себя обезопасила. Она решила проблему и не могла представить себе даже во сне, что Эван может прийти к ней вот так. Сам. Прийти в ее дом, из которого ей некуда будет убежать.       – Это здорово, что вы оба приехали так рано! Есть время познакомиться... У нас еще пока ничего не готово... Анна раскрыла прозрачный зонт и посмотрела на стоявшего возле парапета на мосту парня. Неожиданно зарядивший с утра дождь едва не спутал все планы, заставив переносить время съемок. Режиссерам нравилось снимать в режиме реально времени, чтобы все происходящее между участниками шоу выглядело достоверно. Экспромты любили, но только когда они были хорошо спланированы, поэтому сцена знакомства участников всегда происходила отдельно. Им с Эваном предстояло познакомиться дважды – в реальности и перед камерами, и разрыв между этими двумя эпизодами не должен был быть слишком большим. Сцену «первой встречи» обычно снимали в тот же день, когда она впервые видела своих партнеров. На этот раз Требунская ехала на съемочную площадку необычайно вдохновленная. Ей, наконец, повезло! Встать в пару с олимпийским чемпионом – недавним, а не с богатым историческим прошлым, – просто предел мечтаний. Она тщательно подготовилась к встрече, просмотрев записи прокатов Эвана Лайсачека и прочитав о нем все, что смогла найти. Не очень много, к слову, нашлось достойного внимания. Ну, ничего, у них будет время узнать друг друга. Целых 10 недель. Если, хм, конечно, их не выгонят раньше. Нет! Не будет такого на этот раз!       Эван стоял спиной к ней, в расстегнутой красной куртке, держа в руках зонт. Она приехала за полчаса до назначенного времени, а он был здесь даже раньше нее – хороший знак!       Обычная предсъемочная суета утомляла, поэтому Анна быстро направилась к человеку, которому предстояло стать частью их команды на ближайшие три месяца, чувствуя, как сердце от волнения начинает звучать шумом крови в ушах.       – Привет, Эван! – воскликнула она, немного подпрыгнув на месте и сунув руки в карманы джинсов.       Отсутствие какой-либо реакции на звук ее голоса заставило сначала обратиться к нему погромче, потом в смятении отступить, и, наконец, слегка коснуться рукой его плеча.       Тот очень резко обернулся, выдергивая наушники, что моментально объясняло тот факт, что он не услышал ее предыдущих слов.       – Привет! – Эван заметно смутился. – Анна?       – Да... – она улыбнулась, но с досадой закусила губу: первый, такой важный, момент уже был подпорчен. Теперь они оба чувствуют себя неловко. Эван-то уж точно, потому что глаза его нервно забегали, пытаясь задержаться на чем-то нейтральном, а руки нервно сжались в кулаки. Он явно хотел что-то сказать, но вместо этого глупо улыбался и таращился на нее, пока она не протянула руку для рукопожатия. Он глянул на эту руку, потом ухватился за нее и осторожно встряхнул.       – Я так рад тебя видеть! Я тебя такой и представлял...       Логично, учитывая, что они, как минимум, видели друг друга на фотографиях.       «А я тебя – нет...» – про себя уныло подумала девушка, разом скиснув. Боже, ну почему ей вечно так не везет? Она видела этого парня всего три минуты, но уже чувствовала, что тот станет проблемой. Большой проблемой...       Вернувшись в гостиную, Анна присела рядом с Эваном на диван и аккуратно сложила на коленях плед, чтобы чем-то занять руки. В глаза бросилось отсутствие обручального кольца на безымянном пальце. Он и забыл, что ее брак с Невином остается гражданским...       – Можно я спрошу тебя еще раз?       – Спрашивай.       – Что ты чувствуешь ко мне?       Они посмотрели друг на друга. Анна, кажется, была потрясена его откровенным вопросом.       – Ты и так все знаешь.       – Не знаю, – упрямо возразил он. – Хорошо, я спрошу по-другому: чего бы ты хотела? Ты не хочешь говорить о своих чувствах, потому что уверена, что я не могу на них ответить, так?       – Не только поэтому...       – Я хочу знать все. Меня просто бесит, что кто-то постоянно считает себя вправе решать за меня, что я должен думать! Когда проект закончился, ты просто взяла и разорвала со мной все связи. Ты все решила за нас двоих. И даже не подумала, что я могу не согласиться... Но знаешь, в чем правда? – Эван усмехнулся. – Если бы ты действительно не хотела, чтобы я знал о твоих чувствах ко мне, ты бы ничего не стала говорить там, на озере. Но ты сказала. Ты вела себя по-другому...       Анна слушала эту тихую, но наполненную невероятным жаром речь. Ее поражала та страстность, с которой Эван порой мог говорить о чем-то, что его действительно волновало. Боже, как она испугалась, когда увидела его в дверях... И как одновременно обрадовалась! Он бы не пришел просто так. Ему небезразлично. И это не жалость, вовсе нет. Неужели... он может тоже что-то чувствовать к ней?       От Эвана едва уловимо пахло одеколоном, чувственно и мужественно одновременно. Анну сводил с ума запах его туалетной воды, еще когда они танцевали. Он прижимал ее к себе, всегда обнимая так рьяно, что она верила: он проживает каждую минуту танца как целую историю, веря в нее до конца. И он был так до боли искренен в своем стремлении довести их пару до финала... Анна вспомнила тот единственный поцелуй, на который сорвалась и за который потом так отчаянно ругала себя. Этот порыв был словно продолжением их выступления, но потом ей казалось, что она просто пользуется своей привилегией наставника рядом ним, и не должна... Не должна позволять себе идти на поводу у чувств. Самое ужасное, она была почти уверена, что, прояви она инициативу, Эван последовал бы за ее действиями. Он доверял ей настолько, что позволил бы увести их в любую сторону. Но сейчас все изменилось. Она уже не имеет над ним власти. Да что уж... она и над собой ее почти не имеет..       Мужчина положил руку ей на колено, заставив снова поднять на себя глаза. Он ждал и проверял, наверное, сбросит она ее или нет. Анна видела блеск своего отражения в темно-карих глазах, и, завороженная, наблюдала, как оно становится больше, а расстояние между их лицами сокращается. Эван поцеловал ее, но Анна уперлась руками ему в грудь и мягко, но решительно оттолкнула.       – Я хочу, чтобы ты ушел.       – Нет, не хочешь, – он шептал ей в самые губы, мягко обхватив рукою за шею, забираясь в распущенные волосы и перебирая их. Другая его рука, лежавшая у нее на колене, поползла вверх, поглаживая по бедру. Она могла бы сбросить её, ударить по ней, но этот жест показался ей смешным.       От мужских прикосновений тело начинало беззвучно кричать. Та бесцеремонность, с которой Эван с самого начала знакомства дотрагивался до нее, поражала, но бесполезно было врать себе, что ей этого не хочется. Она всегда вела себя так глупо... контролировала его движения, выстраивая границы, которые сама нарушала при первой возможности, только и мечтая, чтобы он схватил и прижал ее где-нибудь, пусть даже в шутку.       – Зачем ты издеваешься надо мной? – бесцветным голосом произнесла Анна.       Эта смена тактики заставила его в удивлении отстраниться от нее, убрав руки.       – Я не издеваюсь.       – Ты спросил меня, чего я хочу. Хорошо, я отвечу! – она встала, отшвырнув плед. – А потом ты скажешь мне, чего хочешь сам. И когда мы поймем, что наши желания не совпадают, ты уйдешь, Эван, и больше никогда не придешь!       Возвышаясь над ним, по-прежнему сидящим, она почувствовала себя увереннее. Анна провела рукой по волосам, словно пытаясь снять, стащить этим жестом ощущение прикосновения его руки, как неудобную резинку.       – Ты знаешь, чего я хочу. Тебя... – во рту все пересохло от волнения. – Но между нами ничего не может быть, тем более теперь. Я влюбилась в тебя во время шоу, и худшего, вроде бы, произойти уже не могло. Но... тем не менее, произошло... потому что я имела глупость сказать тебе об этом! Я замужем, а ты... предпочитаешь мужчин! И ты вынуждаешь меня своим вопросом... своим приходом... чувствовать себя полной дурой... стоя сейчас перед тобой и говоря все это. Потому что это унизительно! И я не понимаю, зачем ты так жесток...       Она вдруг расплакалась, не выдержав собственных слов. Теперь нужно было схватить что-то и швырнуть в него. И швырять вещи, пока он не уйдет...       Эван встал и, подойдя к ней, обнял, как он это делал всегда раньше: мягко, тепло, но в то же время крепко, так, что ей захотелось спрятать голову у него на груди и, уткнувшись лицом и свитер, дать волю слезам. Неожиданно перестало быть стыдно за то, что она заплакала при нем. Эван держал ее в своих объятьях, слегка покачивая, словно маленького ребенка, пока она, в конце концов, не задышала ровно.       Он взял мокрое лицо в ладони и стер слезинки.       – Послушай, у меня были отношения с женщинами. Я никогда не хотел делать никаких заявлений и признаваться в том, что не является до конца правдой. То, что я предпочитаю спать с мужчинами не означает, что женщины меня не привлекают. Ты нравишься мне. Очень. И я никогда это не скрывал. Но ты была замужем за Джонатаном, и мне бы в голову не пришло влезать в ваши отношения. А теперь я не понимаю, что мне делать... Может быть, ты и зря мне призналась... А может быть, и нет...       Анна недоверчиво смотрела на него, чувствуя, как руки Эвана поглаживают ладонями изгиб позвоночника и поясницу – осторожно, деликатно, постепенно спускаясь ниже... Она невольно вспомнила, как Эван как-то, валяя дурака, шлепнул ее по попе на одной из репетиций. Она тогда жутко на него обозлилась и запретила даже в шутку хватать ее за задницу, а потом так жалела об этом... И засыпая ночью накануне очередной тренировки, представляла, как он мог бы зажать ее где-нибудь в уголке и облапить... она бы заставила его это сделать под каким-нибудь дурацким, лживым предлогом... и он бы сделал, наверняка... Конечно, потом бы она оправдала себя, возмутившись и сказав, что он неправильно ее понял... Она всегда имело это преимущество – спровоцировать его, смутить, а потом от всего откреститься. Господи, как было стыдно тогда за эти пошлые мысли... А сейчас неожиданно стало смешно. Вот же дура была...       Звук его голоса постепенно успокаивал, и когда Эван снова сделал попытку ее поцеловать, Анна не стала его отталкивать. Поцелуй получился коротким, но очень нежным и немного неуверенным с его стороны. Они снова присели на диван, и мужчина набросил ей на плечи плед, согревая.       – Я пришел, потому что верю: между нами есть что-то большее, и я не хочу снова упускать из своей жизни человека, с которым мне хорошо. Я представляю, что ты чувствуешь, но поверь... – он взял ее ладошки в свои и мягко сжал, – у меня и в мыслях нет тебя обидеть. Не надо было объясняться мне в любви, а потом исчезать, будто это ничего не значит. Потому что для меня значит. И многое. Ты можешь мне не верить, но если бы только позволила... мне кажется, я бы смог тебя переубедить...       До нее вдруг дошло к чему он клонит. Анна пыталась подобрать какие-то слова, чтобы объяснить ему, почему она приняла такое решение, но сейчас у нее появилось то, чего не было раньше: надежда. Эван обнимал ее и целовал, сидя на этом диване, и лицо горело от волнения и мысли, что ее тайная мечта может сбыться. Когда смиряешься с чем-то, принимая бесполезность и бессмысленность своих желаний, едва ли можно не потерять голову, когда одно из них вдруг начинает сбываться, да ещё так стремительно, что у тебя просто нет времени все обдумать.       Пусть это будет только один раз. Она ничего не потеряет, если рискнет и позволит им зайти за эту черту, где блаженство так близко и счастье может побыть рядом с ней, пусть и всего несколько часов.       Когда они в полной тишине поднимались наверх, Анну даже не терзал страх, что Невин может внезапно вернуться и застать их. У нее было много возможностей изменить ему до этого, но она никогда не хотела ими воспользоваться. А сейчас ее охватило мучительное и жадное желание сделать это прямо в их постели, то циничное, чего сам он, изменяя, никогда себе не позволял по отношению к ней.       Женщина не стала зажигать свет, когда они зашли в спальню, и только повернула ключ в двери, чтобы проснувшаяся среди ночи дочь не могла случайно ворваться сюда. Эван был удивительно спокоен, когда, не спеша раздев друг друга, они легли в кровать.       Закрыв глаза, все еще не веря, она прижалась к нему, мгновенно растаяв от ощущения тепла его тела так близко, что закружилась голова.       – Дай мне немного времени... – он целовал ее лицо легкими, порхающими поцелуями: виски, скулы, глаза... – и все будет очень хорошо...       Удивительно, но она почти не думала о том, что у них может ничего не получиться по чисто физиологическим причинам. Она прекрасно понимала, что одного желания заняться любовью может быть недостаточно, но уже одного этого желания со стороны Эвана хватало, чтобы почувствовать себя безмерно счастливой.       В фантазиях все всегда было так романтично, но Анна никогда не представляла, что однажды окажется с ним в постели вот так, внезапно, среди ночи в собственном доме, где за стеной спит Амалия и в любую минуту может вернуться ее муж. В спокойной полутьме строгий, стройный силуэт некстати напомнил ей Невина. В их внешности действительно было что-то общее, но муж никогда не был таким нежным. Его страсть заставляла быстро приступить к делу, полностью сосредотачиваясь на главном, ради чего, как ему казалось, они и ложились в постель. И раньше ее это нравилось. А теперь Анна просто таяла от благодарности за то, что Эван так ласков, так нетороплив... что позволяет насладиться самой близостью, не сводя все к простой физиологии. Его руки, – она полюбила их еще со времен их танцев, эти прекрасные аристократичные руки, – их прикосновения были непривычно заботливыми, чуткими для мужчины, но вместе с тем уверенными. Она помнила, как на репетициях Эван порой не знал, как правильно расположить их, и казалось вовсе не понимал, что делать, словно это были два чужеродных ему предмета. Как ей самой приходилось брать и направлять их, класть и прижимать их, куда нужно. Как он изменился с тех пор... Сейчас рядом с ней был не тот чудаковатый парень, ребячливый и милый в своих странностях, а взрослый мужчина, готовый отдавать и любить, как она не могла и мечтать.       Странно, но интуитивно Анна не сомневалась, что Эван может и умеет быть с женщиной, никогда она до конца не воспринимая его, как гея. Может быть, это и позволило так потерять голову и влюбиться, просто абстрагировавшись от известной реальности, которую никогда не желаешь принимать, если она вступает в противоборство с тем, что чувствует сердце. Она не знала, что движет им, о чем он думает, целуя ее, но чувствовала единственное, что было важно: ответное желание. Все остальное не имело значения в эти минуты.       Эван смотрел в скрытое полутьмой лицо Анны рядом с ним на подушке, и чувствовал удивительное умиротворение. В прошлом, ложась в постель, не важно с кем – мужчиной или женщиной, он каждый раз как будто переступал через какую-то черту, делал над собой усилие. В первом случае идя против искреннего желания, а во втором – против чувства стыда и вины. Теперь все прошло. Он по-прежнему мог выбирать, но его выбор был абсолютно свободен. Анна принадлежала ему, здесь и сейчас, открытая, любящая, живая и прекрасная, желающая его поцелуев, и он был готов купаться в этой любви, утонуть в ней с благодарностью и подарить ей все, на что был способен. И он трогал и целовал мягкую, шелковистую кожу, скользил руками по телу, сжимая и поглаживая, странно счастливый от того, что сам испытывает такое удовольствие и может доставить его именно ей. Они обнимались, прижимаясь друг к другу, перекатываясь на кровати, пока он не почувствовал, что абсолютно готов и, мягко перевернув ее на спину, ложась сверху, взял то, что она мысленно так умоляла его забрать у нее – саму себя. Это было так прекрасно, и Эвану казалось, что так искренне и глубоко любит ее в этот момент, как никогда не любил в постели ни одного мужчину.       В какой-то момент Анна распахнула глаза, и Эван вздрогнул, пораженный той силой и чувством, которым был наполнен ее взгляд. Он никогда не смотрел партнерам в глаза во время секса дольше пары секунд. Даже Джонни. Всегда убегал от зрительного контакта, словно тот мог изобличить его в чем-то постыдном. Анна пристально смотрела на него широко распахнутыми глазами с расширенными от возбуждения зрачками, чуть приоткрыв припухший от поцелуев рот. Эван, словно завороженный, наблюдал за выражением ее лица, чувствуя собственное тело так, будто его разделили на два, и он наблюдает себя самого и их вдвоем со стороны. Он видел, как в какой-то момент это лицо исказила гримаса, как слегка закатились глаза, и из горла вырвался рваный вздох, а голова откинулась назад. Он никогда не видел лицо женщины во время оргазма, не считая фальшивой игры порноактрис. Он знал, что это несколько раз бывало с Сашей, и был очень горд тем, что смог довести ее до этого состояния, но в последний момент всегда либо отворачивался в сторону, либо они делали все в такой позе, что она располагалась к нему спиной.       Вздрогнув под ним, Анна опустила веки, закрывая опустошенные глаза и затихая. Только тогда Эван позволил себе самому отдаться полностью ощущениям, закрыть глаза, уткнувшись носом ей в шею, кончая следом. Длинные волосы... Этот запах... Шоколад и цитрусовое дерево. Сознание словно перевернулось, отбросив его назад. Он уже помнил все это, только волосы были не рыжими, а каштановыми. Пораженный внезапной для такого момента ассоциацией, Эван мягко скатился с Анны и, устроившись рядом, уставился в темный потолок. Почти сразу его лица коснулись мягкие губы, которые начали покрывать его поцелуями и шептать что-то.       Приятное опустошение сменилось неожиданной грустью. Перевернувшись на бок, он нашел тонкую руку под одеялом и прижал к груди, словно собираясь давать клятву. Некоторое время они молчали. Как хорошо, что можно просто молчать и понимать друг друга...       – Эван, если теперь ты больше не придешь, я пойму, – тихо произнесла она. – Я не обижусь.       Неожиданно он ощутил раздражение. Неужели он действительно производит впечатление... такого человека? Мужчина повернул голову и взял ее за подбородок.       – Только если ТЫ меня об этот попросишь.       Во взгляде Анны мелькнуло удивление, смешанное с радостью и испугом. Она чуть привстала в волнении, прижимая к груди одеяло.       – Это же безумие...       – И ты знаешь, что если я не уйду, оно повторится, – он улыбнулся и заправил за ушко прядь огненных волос. – И знаешь, мне всё равно.       Потом они просто болтали, лежа в кровати, уже без малейшего смущения. Анна смеялась. Когда это происходило, создавалось впечатление, что смех становится ее телом, и она смеется им абсолютно вся, с ног до головы, такая удивительно теплая, что Эвану чудилось: в его в руках греется маленькое солнце.       – Ты удивительный... – Анна сказала это немного грустно, коснувшись кончиками пальцев его щеки, обводя контуры скул. – И ты красивый. Эван... Почему ты не веришь в то, что ты очень красивый? Мне так нравится твое лицо, когда оно такое...       – Какое?       – Счастливое. Спокойное.       – Сейчас верю. Тебе – верю, – он поймал ее запястье и поцеловал. – Но мне это не важно... Если я тебе нравлюсь, этого достаточно.       Она тяжело вздохнула и перевернулась на спину. С Невином ее всегда немного задевало, что после близости тот не стремился дотрагиваться до нее какое-то время. Словно прочитав ее мысли, Эван придвинулся ближе и обнял ее, погладив по волосам. Не страстно, а с какой-то тихой благодарностью. Анна подумала, что он грустит о чем-то, но не стала расспрашивать. Они снова начали целоваться, медленно, не торопливо касаясь губами друг друга, слегка улыбаясь в поцелуи.       Анна надеялась, что он останется до утра, но Эван убедил ее, что это не очень хорошая идея.       – Еще так рано... не уходи... – сонно прошептала она, сплетая руки вокруг его талии, изо всех сил стараясь не уснуть. Кожа на лице ощутила легкое щекочущее прикосновение – он потерся о нее небритой щекой.       – Мне будет труднее уйти отсюда утром, когда проснется Амалия. Она будет задавать вопросы... дети очень проницательный и любопытны. Ты хочешь объяснять ей, кто такой гей, и почему ему можно спать с тобой в постели ее отца?       Будильник на тумбочке показывал пять часов. Надо будет не забыть перестелить постель и снять постельное белье, сохранившее следы преступления... Преступления? Она не чувствовала вины. По крайней мере, пока Эван был здесь.       – Можно, я тебе позвоню? – полностью одетый, он немного неуверенно облокотился на спинку кровати. – Сегодня...       – Да.       – Я хочу, чтобы мы снова начали наши занятия.       – Танцами?       – Я смогу приходить. Никто не будет задавать вопросов. Мы сможем видеться и...       – Эван! – она прервала его. – Пока... не будем... загадывать... Просто позвони.       Он наклонился и в третий раз поцеловал ее, сначала машинально, в щеку, а потом в губы, как бы запечатывая свое послание до следующей встречи.       Потом он ушел, попросив ее оставаться в постели и не провожать его. На первом этаже гулко хлопнула дверь... Так странно: всего несколько минут назад Эван обнимал ее, целовал... казалось, счастье для них пришло, как благословение свыше и будет оберегать обоих, словно обернет мягкой ватой нежный хрусталь. А теперь она чувствовала только страх и печаль, будто бы все хорошее унесла с собой ночь. А теперь сквозь шторы пробивались серые лучи рассвета, чужие и равнодушные к ним. Анна смотрела на пустую, обтянутую белой наволочкой немного смятую подушку рядом, которая все еще хранила ЕГО запах... Придвинув ее к себе, женщина уткнулась носом в прохладную ткань, глубоко вдыхая этот аромат, и заснула.