"Imagine" или "Все что нам нужно, это любовь.."Часть 2

      «Я словно иду вверх по едущему вниз эскалатору. Каждая ступенька должна приближать меня к вершине, но самое большее, чего я смог достичь – это остаться на одном месте.»       Церемония награждения победителей: вспышки камер, счастливый и гордый Стефан, взошедший на пьедестал с букетом белоснежных цветов, сверкающий золотой кружок медали, который повесили на грудь швейцарцу – для Джонни все это проходило словно во сне. Лицо стоявшего на соседнем подиуме Евгения Плющенко выражало не проходящее потрясение. Мысленно он уже был настроен на победу и теперь как будто не понимал, куда попал и что происходит. Рядом растерянно улыбался занявший третье место Дайсуке Такахаши.       Круг почета, истошные вопли болельщиков, слезы радости и изумления... И, наконец, три взмывшие вверх флага: красный с белым крестом в центре, российский триколор и алое солнце на белоснежном полотне. Джонни стоял рядом с Джереми Эбботом, занявшим восьмое место, и другими членами американской сборной. Из-за застлавшей глаза пелены слез он практически не различал картинку и представлял, что он маленькая частица света, взмывающая все выше и выше... уносящаяся в небеса, сливающаяся с лучами солнца и удаляющаяся все дальше и дальше от холодной арены льда.       Они со Стефом шли наравне после короткой программы, и вот голову Ламбьеля, его друга, венчает венок победителя, а сам он стоит в стороне, занимая позорное... пятое место. То самое место, которое он занял в Турине 4 года назад, словно и не было бесконечно долгих месяцев разрывающих тело тренировок, диет, бессонных ночей и горьких слез, выплаканных в подушку. Словно все это не имело значения. Он как будто видел свои собственные слезы, застывшие, заледеневшие хрустальными каплями в глазах, словно замороженные.       Окрыленный победой, Стефан никогда еще не казался таким далеким и чужим, как в эти минуты пика его славы. Он заслужил эту победу, и Джонни не мог бы и на секунду поспорить с этим, но боль от собственного поражения ранила острием лезвия, заставляя сжиматься в комок и отползать в сторону, униженно пригибая голову. От горя он не мог даже плакать.       «Только бы вернуться к себе, закрыться на ключ, запереться в ванной, встать под горячие струи и дать рыданиям вырваться наружу, вернув способность дышать».       – Джонни, ты выглядел достойно.       Это все, что сказала ему Галина, строго поджав губы и отводя в сторону взгляд.       Его друзья, его команда – все ободряюще клали свои безумно тяжелые ладони на плечо, стремясь подбодрить и успокоить. Он мог бороться, и он боролся, не дойдя и упав перед самой финишной чертой. Разве это та реальность, которой он заслуживает?       В какой-то момент взгляд наткнулся, будто врезался, в стоявшую в первом ряду вип-зоны высокую фигуру. Эван смотрел прямо на него, не отводя взгляда, и лицо его выражало такое сострадание, боль... и злость, понятную только им двоим, что Джонни не выдержал и молча заплакал, закрыв глаза.       После официальной церемонии награждения тройку победителей отвели в Зал Славы, заполненный родственниками, друзьями и журналистами. Стефана тут же окружила восторженная толпа, сыпавшая поздравлениями, а Джонни стоял в стороне, не в силах сдвинуться с места и пройти вперед, чтобы поздравить друга. Между ними словно взорвалась земля, образовав горящую пропасть. Расстояние от первого до пятого места, как десятки тысяч километров пролегли дорогой огня, отрезая пространство и испепеляя их дружбу. Должно быть, он ужасный человек, потому что не может порадоваться победе Ламбьеля.       Судьба и страна дали ему второй шанс доказать, что он может быть национальной гордостью, но он – всего лишь до смерти напуганный, женоподобный, странный парень в диковатых костюмах, подходящих для цирковой арены куда больше, чем для спортивных соревнований.       В раздевалке его обнимали друзья. Танит и Бен вручили ему букет гладиолусов, и пробормотали что-то о том, что гордятся им.       Мама, папа и Боз просто без слов сцепили вокруг него крепкое кольцо объятий, беря в круг и прижимая к себе.       – Джонни, мы любим тебя…       Он кивал, говорил что-то, давая вытирать себе слезы и заставляя себя улыбаться. Наконец, эта публичная пытка закончилась, и им позволили вернуться в отель.       – Ты уверен, что хочешь побыть один? – Саша Зарецкая присела рядом с ним на кровать.       Джонни невидяще смотрел перед собой.       – Да. У вас завтра тяжелый день. А для меня уже все кончено.       – Не говори так... – девушка взяла его за руку, но он вырвался и лег на кровать, отвернувшись к стене.       – Просто оставь меня в покое.       Джонни закрыл глаза и погрузился в тишину, нарушенную только закрывшейся за Сашей дверью. Он дико устал, у него раскалывалась голова, но сна не было ни в одном глазу. Полежав несколько минут, практически не чувствуя тела, парень сел на постели. Теперь, когда не нужно было держать лицо, он мог дать волю ярости и несколько секунд просто с остервенением колотил подушку, потом схватил и в клочья разодрал свой костюм для произвольной, который создавался с такой любовью его командой дизайнеров и портных. Жизнь словно гнусно хихикала над ним из-за угла – уже дважды поманила медалью и отдала ее другим.       Подойдя к большому зеркалу в проеме шкафа, Джонни внимательно посмотрел на свое отражение и вслух громко произнес:       – Что не так с тобой? Почему ты опять проиграл? Ты же ХОРОШИЙ фигурист!       В дверь постучали. Сначала Джонни решил, что ему почудилось, потому что он лично повесил на ручку двери табличку с просьбой не беспокоить. Должно быть, это Саша или Рома решили навязать ему свою гребанную заботу! Он в раздражении распахнул дверь со словами: «Я же просил оставить меня в покое!»       – Привет! Я знаю, что не вовремя, но все-таки... можно войти? – Эван стоял на пороге, сунув руки в карманы джинсов и переминаясь с ноги на ногу.       Вот уж кого Джонни никак не ожидал увидеть, так это Эвана Лайсачека. Первым желанием было просто гордо захлопнуть дверь, стукнув створкой ему по носу, но Эван не дал ему такой возможности и, попросту сдвинув в сторону, прошел в комнату.       – Как ты сюда попал? Это же охраняемая территория.       – Ты ведь уже выполнил свою работу. Зачем тебя охранять... – Лайсачек как ни в чем не бывало уселся на кровать, и Джонни ничего не оставалось, как просто закрыть дверь.       – И все-таки...       – У меня еще остались кое-какие связи. Все-таки я не посторонний человек. Хотя уже и не член американской сборной по фигурному катанию.       Появление Эвана сейчас было таким странным, что Джонни даже заподозрил, что все-таки уснул и видит продолжение своего жуткого сна. Зачем он пришел? Чтобы поглумиться? Посочувствовать? Они даже не разговаривали друг с другом последние года два и уж, конечно, Лайс – не тот человек, чья физиономия могла бы его обрадовать в такой момент.       – Что тебе надо, Эван? Я очень устал.       – Я не надолго... – Эван в легком замешательстве закусил губу, и Джонни пришло в голову, что тот, возможно, и сам толком не понимает, зачем пришел.       Взгляд Лайса остановился на разбросанных по полу обрывках тонкой ткани костюма. Его лицо дрогнуло.       – Джонни, мне очень жаль, что все так вышло...       – Мне тоже. Но, если честно, я не хочу получать от тебя соболезнования, – отрезал он. – Я почти слышу твои мысли: «Вот будь я на твоем месте...» Не сомневаюсь, ты бы показал класс.       – Джонни, я пришел не для того, чтобы злорадствовать... – тихо произнес парень и, сняв очки, потер переносицу. Джонни вдруг бросилось в глаза, как тот изменился с момента своего ухода. Эван выглядел усталым, и даже как будто немного пришибленным. И эта дурацкая прическа, очки, мешковатая одежда... Как будто ему все равно, как он выглядит... А ведь Джонни прекрасно знал, что Эвану никогда не было все равно.       – А зачем тогда?       – Выпить не хочешь? – эта неожиданная фраза заставила Джонни в совершеннейшем изумлении приоткрыть рот.       – Выпить?       – На твоем месте – это первое, что бы я сделал после сегодняшнего проката, – Эван расстегнул молнию на рюкзаке и извлек оттуда... бутылку водки.       У Джонни пропал дар речи.       «Я точно сплю. Это уже авангард. Эван Лайсачек с бутылкой водки в моем номере в девять вечера...»       – Тебе ведь теперь только на показательных выступать... можно расслабиться... – Лайс вопросительно посмотрел на него. – Я могу убрать, если хочешь.       – Эван... я в шоке! Ты решил меня напоить? – Джонни сказал это без малейшего оттенка агрессии. Выпить действительно хотелось. И очень сильно. Надраться до полной отключки. Кстати, на голодный желудок это будет нетрудно.       – Знаешь, – неожиданно произнес Лайсачек, судорожно вздохнув, как будто пытаясь удержать внутри себя что-то. – Я сейчас... так себя чувствую... будто тоже проиграл сегодня. Вместе с тобой.       Они посмотрели друг на друга. Джонни взял лежавшую на кровати бутылку, открутил пробочку и, сделав глоток, едва не задохнулся: водка обожгла горло, затопила огненной лавой легкие. Буквально через минуту присутствие Эвана в его номере перестало казаться странным. Они пересели на пол и прислонились спинами к краю кровати. Джонни понимал, что ему хватит еще пары глотков, чтобы опьянеть, поэтому протянул бутылку Эвану.       Неожиданно оба ощутили, что в комнате почти совсем темно. Голубоватый свет фонарей пробивался через тонкие занавески, не доходя до них и окрашивая контуры комнаты в глубокие синие тона. Джонни втянул носом воздух, чувствуя едва уловимый свежий аромат одеколона. Хорошо, что Эван хотя бы им не перестал пользоваться... В прошлом он не мог упустить возможности пройтись по внешнему псевдобрутальному стилю Лайса, который казался ему нелепой карикатурой мачизма, а теперь подумал, что Эван выглядел совсем неплохо, когда соревновался. Теперь же складывалось впечатление, что его совершенно перестало заботить производимое впечатление. Это было как-то неприятно неестественно.       – Саша знает, что ты у меня?       – Да, она хотела пойти вместе со мной, но я ее отговорил... Она тоже огорчена.       – Было бы странно, будь по-другому... Вы здесь... с дочерью?       – Да, – Эван даже не сделал попытки начать как-то юлить на эту тему и увертываться, как делал обычно, когда его спрашивали про Сашу.       Джонни крутил в руках гладкую емкость, про себя задавая Эвану все те вопросы, которые так хотел задать в последнее время. Они ведь уже два года как не соперники друг другу... но странное дело, напряжение осталось. Джонни чувствовал теперь эту глупую, дурацкую ответственность. Эван ушел, переложив её на него, а он все просрал... Эван бы не просрал. Он бы не завалил прекрасно отработанную программу из-за неуверенности в себе. Он бы дрался до последнего и принес бы эту сраную медаль, хоть в зубах... Теперь Джонни казалось, что, будь Лайсачек участником этой Олимпиады, он бы наверняка оказался на пьедестале.       – Почему так вышло, как думаешь? – Эван первый нарушил молчание. – Ты же хорошо был подготовлен.       – Видимо, не достаточно хорошо... – Джонни сделал еще один глоток, и по телу заструилось тепло. Он чувствовал это тепло до кончиков пальцев, словно его завернули в мягкое байковое одеяло... Язык уже начал заплетаться... – Мне вчера приснился ужасный сон... Я уже в нем проиграл. Не знаю, почему так вышло... если бы я мог это знать, я бы не проигрывал...       Эван вдруг начал нести какую-то чепуху про технику и компоненты программы, говорить, что он неправильно распределил элементы... и все это он говорил как будто для себя самого. Теперь, когда соревнования были позади, и никто уже не мог ничего исправить, можно было сколько угодно разбирать всё по мелочам, искать ошибки и просчеты, но суть была в том, что это уже ничего не меняло.       Джонни слушал монотонную речь молча, отхлебывая горькую водку, давясь ею и своими слезами, и уже не стыдился их. Ему было только до боли жаль потраченных, как теперь казалось, впустую, усилий. Эти два года он жил, как в аду. И винил в своих мучениях Эвана, как всегда винил в чем-то по привычке. Вот только Эван здесь ни при чем. Он проиграл по своей вине. Не было других оправданий. Эван ушел и забрал их с собой.       – Как твоя нога? – Джонни не удержался от этого вопроса и увидел, как дрогнуло лицо Лайса. – Болит?       – Нет... я ее вылечил.       – У тебя была весомая причина уйти, правда? Но дело ведь не в травме совсем... А теперь просто скажи мне... как у тебя все охрененно... Скажи мне это, пожалуйста! Что дело того стоило... – он понял, что выпил уже четверть бутылки и сунул ее Эвану.       – Хочешь знать, почему я ушел?       Джонни закрыл глаза и безотчетно прислонился к его плечу.       – Хочу.       – У меня никогда не был... по-настоящему уважительной причины... чтобы все бросить... Хотя все видели, как мне тяжело. Но если бы я отступил, я бы просто стал жалким, а я не хотел быть жалким. Все думают, что я ушел из-за Саши... из-за ребенка. Но это не так. Это здесь ни при чем. Просто у меня появился повод... хороший повод. Я подумал, – он втянул носом воздух, – что теперь, когда у меня есть дочка, в моей жизни появился еще какой-то смысл помимо спорта. Я хотел показать, что свободен в принятии решений. Что семья для меня дороже побед и медалей... Но на самом деле, я просто струсил.       У Джонни невольно вырвался смешок.       – Струсил...       – Да. Я очень устал. В меня впервые начали верить и доверять мне что-то серьезное... и я подумал... а что, если я не смогу? Если я подведу? Да еще ты снова начал возвращать себе первенство... Я все время врал, что не боюсь проиграть, но на самом деле ужасно боялся... Чтобы никто не мог сказать: ничего удивительного... Эван катается намного хуже, чем Джонни... никто не хочет на него смотреть... Не было никакой травмы бедра. То есть она была, конечно... но я просто соврал, чтобы меня оставили в покое.       – И ты не прогадал... – Джонни уже с трудом ворочал языком. – Теперь все смотрят на тебя с сожалением... а я... Я просто снова всех подвел.       – Я жалею... – голос Эвана плыл сквозь сознание, чужой и такой знакомый одновременно. – Сейчас мне уже не страшно. Мне стыдно.       Потому что я сидел там, на трибунах, а должен был быть на льду. Я просто должен был там быть... Я бы мог хотя бы попробовать... но я слишком боялся остаться в памяти людей тем, кто проиграл...       – Ты мог бы просто остаться в их памяти... – Джонни усилием воли приподнялся и посмотрел в скрытое полутьмой лицо. Он уже не соображал, что говорит. – Я скучал по тебе, Мангуст. Мне казалось, ты все время мешал мне, а оказалось, благодаря тебе я хотел продолжать эту борьбу... Так что мы оба проиграли. Но я надеялся, что хотя бы ты не сожалеешь...       Сколько же они пережили... Эти два года, что он провел в индивидуальной борьбе со своим главным соперником – самим собой, не стоили полученного результата. Интересно... а если бы он ушел, Эван чувствовал бы тоже самое?       – Я просто хотел сказать тебе... что ты можешь гордиться собой. Ты дошел до конца. Теперь ты хотя бы знаешь финал... А я так и остался за финишной чертой...       Дальнейшее помнилось, как в тумане. Кажется, они оба плакали, а может быть, плакал только он один, в пустом номере, и Эван был просто пьяным видением... Когда Джонни пришел в себя, то обнаружил, что уснул прямо на полу, уткнувшись лицом в покрывало. Эвана не было, и Джонни сомневался, что тот вообще приходил...       Кое-как сгребая себя в кучу, парень добрался до ванной, принял холодный душ и почистил зубы. Начался новый день и нужно было как-то жить дальше. Самое важно теперь понять: как? Его уход из большого спорта вряд ли кого-то теперь удивит. Но такое завершение карьеры едва ли оставит о нем хорошее впечатление. Нужно сделать что-то... нужно отвлечь внимание от его поражения!       «А ведь я теперь свободен... Все закончилось...» – Джонни с удивлением повел плечами.       Пробравшись через кучу смсок до номера Тары, он быстро настрочил ей сообщение, отправил и стал ждать ответа, который последовал незамедлительно.       «Джонни, я понимаю, что ты расстроен, но, по-моему, сейчас это не лучшая идея... давай подождем.»       «Не хочу ждать, – он с остервенением надавливал на клавиши телефона. – Я хочу собрать пресс-конференцию и сделать камин-аут.»       Уже выйдя от Джонни, Эван, к своей досаде, столкнулся возле лифта с Танит, Беном и Чарли. Помня подробности своего расставания с девушкой, он почти инстинктивно напрягся. Ему не хотелось попадаться им на глаза. К его удивлению, Танит первая бросилась на встречу и, ни капельки не смущаясь, заключила его в объятья, повиснув на шее.       – Эван! Как я рада тебя видеть!       Чарли улыбнулся ему из-за спины Танит. Когда Эван через некоторое время после их расставания узнал, что Танит начала встречаться с Уайтом, то почувствовал себя немного оскорбленным: ему хотелось верить, что их разрыв будет для нее более болезненным, и она не так скоро найдет ему замену. Но, возможно, именно благодаря Чарли они и смогли сейчас так тепло обнять друг друга, словно старые добрые друзья.       – Привет! – он чмокнул ее в щеку и пожал руки ребятам.       – Что ты здесь делаешь?       – Я был у Джонни, – признался он.       Лица ребят помрачнели, и на них отразилось сочувствие. Эвану подумалось, что для Джонни Вейра это – хуже любой критики: быть объектом чьей-то жалости.       – Да... не повезло ему сегодня, ничего не скажешь... – вздохнул Бен. – Но зато как Стефан уделал Плющенко! Очуметь! Никто такого не ожидал...       – Женя просто расслабился, я так думаю, – высказал предположение Эван. – Представляю, каково ему сейчас... Золото было у него почти в руках. На его месте я был бы в ярости...       – Стефан прекрасно откатал прекрасную программу...       Они вчетвером прошли в просторный холл и присели на диваны. Ребята смотрели на него с любопытством и, как Эвану казалось, какой-то особенной нежностью. Танит улыбалась ему, слегка прислонившись к плечу Чарли, милая, светлая... счастливая. Взгляд Лайсачека упал на золотое кольцо на безымянном пальце девушки. Его бывшей девушки...       – Погодите... я чего-то не знаю?       Танит и Чарли весело переглянулись, Танит слегка покраснела.       – Мы обручились 14 февраля. Пока еще никому не говорили...       – Только я в курсе, – с гордостью заявил Бен. – Уже предложил махнуться партнершами...       – Здорово! – Эван хоть и был немного потрясен, но все равно порадовался. – Поздравляю! Это круто. И когда вы... планируете?       – Пока еще не назначали дату, спешить некуда. Кстати, приглашаем вас с Сашей на свадьбу... – ляпнул Чарли, и от Эвана не укрылось, что Танит слегка пихнула его локтем в бок.       – Ну... смотря когда это будет... В общем... спасибо...       Они явно ждали с его стороны ответного приглашения на свадьбу их с Сашей. Свадьбу...       Эван сунул руку в карман джинсов, нащупав коробочку с кольцом, слегка потер бархатную обивку и стал прощаться с ребятами. Они пообещали чаще встречаться, не пропадать и писать друг другу. Эван пожелал им удачи на соревнованиях завтра, и все снова тепло обнялись напоследок.       – Странный он... правда? – Бен посмотрел вслед уходящему парню. – Не пойму никак... нравится он мне такой, или нет...       – Думаю, ему хреново без соревнований... – заметил Чарли. – Но чувак сам принял такое решение. У него теперь другая жизнь... семья...       Танит тихо фыркнула.       – Семья! Надела Коэн на него поводок, как всегда мечтала, и выгуливает на свежем воздухе... Если бы не она, Эван бы не ушел! Он был бы здесь с нами, и кто знает... может быть, стоял бы на пьедестале, подняв флаг Америки... Я вот, например, верю, что он бы мог побороться за медаль. У него, в отличие от Джонни, хватило бы характера.       – Зачем гадать о том, чего нет, – примирительно произнес Уайт. – Может быть, ему так лучше... откуда нам знать...       – Какая нервная и непредсказуемая в этом году Олимпиада... – мать Саши, Галина, играла с внучкой на кровати, раскладывая кукол, и делилась с дочерью впечатлениями. – Очень жалко Джонни... Он был так удивительно прекрасен в короткой программе! Отчего бедному мальчику так не везет...       Саша провела щеточкой туши по ресницам, подкрашивая глаза. Время приближалось к десяти, Эван должен был скоро вернуться, и они собирались поужинать вдвоем. Впрочем, после сегодняшнего проката настроение было какое-то не праздничное.       – Тебе очень идет это платье, милая, – Галина улыбнулась, когда Саша поднялась со стула, расправив короткую бархатную юбку. – Вам нужно обязательно сфотографироваться с Эваном... все-таки такое событие...       – Мама, я тебя очень прошу, не гони лошадей! – Саша забрала у нее Марию и поцеловала девочку в пухлую щечку, слегка испачкав помадой. – Эван еще не сделал мне предложения, а я его еще не приняла. Перестань выдавать меня замуж! Мне всего двадцать пять!       Женщина только тяжело вздохнула и махнула рукой. У них с дочкой были прекрасные отношения, но во многих вещах она совершенно не понимала Сашу. Не понимала, почему двое молодых людей, уже соединенных годами дружбы и общим ребенком, не могут оформить свои отношения официально и просто живут вместе, как соседи по дому! Она бы еще могла понять, если бы там не было чувств... она бы никогда не стала навязывать Саше замужество с нелюбимым мужчиной. Но Эван... Галина была почти уверена, что дочка лукавит, убеждая, что совсем не хочет за него замуж. Она очень хорошо знала Сашу и чувствовала – та любит Эвана... Они с Роджером готовы были всячески помочь молодой семье на первых порах, в том числе и деньгами, но Саша, с присущей ее характеру гордостью, заявила, что они справятся сами. С одной стороны, Галина уважала это стремление молодых людей к независимости. С другой... Некоторые вещи не стоит оттягивать. У ребенка должна быть нормальная, полноценная семья. Конечно, со стороны Эвана было поступком отказаться от карьеры, чтобы обеспечивать семью, но с другой, не будет ли потом он воспринимать это, как ненужную жертву?       – Ну что, кому-то пора спать... – Саша покачала Марию на руках. Девочка недовольно сморщила маленький носик.       – Неть.       Малышка только начала говорить, и ее любимым словом было «неть» и «сама», что уже стало поводом для умилительных шуток.       «Это у нее отцовская черта... Все сама... не надо помогать!» – Саша тихо радовалась про себя этому сходству.       Дочь она любила безумно, хотя Галина иногда и задавалась вопросом, было бы все точно так же, будь отцом Сашиного ребенка какой-нибудь другой парень. А ведь Саша сразу решила, что будет рожать, хотя беременность была определена еще на таком сроке, когда ее прерывание не было бы травматичным для организма. С виду такая маленькая и хрупкая, казалось бы, совершенно еще не готовая стать матерью, она проявила железную волю и терпение. Она не хотела этого специально, но раз так вышло, ребенок будет – и всё.       – Не хочешь спать?       – Неть... – Мария начала вырываться, и Саша посадила ее обратно на колени к матери.       – Обычно Эван ее укладывает, у него хорошо получается... нагонять сон... Пусть еще поиграет сегодня... – Саша наклонилась над трюмо и надела маленькие золотые сережки с сапфирами.       – Не волнуйся, у нас все будет хорошо... Развлекитесь сегодня, как следует... – Галина встала, взяв Мари на руки и направляясь к двери. – Хорошего вечера!       – Пока, мам... – Саша чмокнула ее в щеку, прощаясь. Все-таки хорошо, когда родители такие понимающие, что всегда готовы забрать ребенка к себе, давая возможность еще немного поразвлекаться.       Оставшись одна в номере, Саша еще раз критически изучила свое отражение в зеркале. Короткое бархатное платье-футляр глубокого синего цвета соблазнительно открывало ноги и действительно шло ей... хотя... не мешало бы похудеть. Она набрала 10 килограммов, но учитывая постоянный, совсем не большой, вес, это не портило ее, а, по словам мамы, делало более женственной и аппетитной. Но это ведь мама... Дочь у нее всегда красавица...       «И вот зачем я, глупая, рассказала, что нашла у Эвана кольцо... – с досадой думала Саша. – Совсем не умею держать язык за зубами... Может быть, он и не собирается делать мне предложение. Может быть, он просто купил кольцо... в подарок... Вот кошмар бы был, если бы я его тогда нацепила сразу на безымянный палец и сказала «да»!       Лайсачек предлагал ей выйти за него дважды: первый раз, когда беременность подтвердилась, потом сразу же после рождения Марии. И оба раза она отказалась, сославшись на то, что глупо жениться из-за одной единственной ночи, даже если эта ночь имела такие последствия. Что ей это совсем не нужно, и на его общение с Марией никак не повлияет. Эван, казалось, вздохнул с облегчением. Саша понимала, конечно, что он делает предложение из чувства долга, потому что так принято, и такой вариант ее не устраивал. Но за эти два года многое изменилось между ними. Те два раза он делал ей ПРЕДЛОЖЕНИЕ, а не просил выйти за него. Это разные вещи. Озвучь он эту просьбу теперь, ей было бы очень трудно отказать.       Раздался щелчок, и дверь номера открылась. Эван вошел в комнату, устало скинул рюкзак, куртку и, бросив на ходу «привет», отправился в ванную.       Саша в напряжении сцепила ладони. Она не слепая и видела, какие муки отражались на его лице во время проката Джонни. Плохой идеей было устраивать романтический вечер в день произвольной программы...       Через несколько минут Эван вышел из душа, завернутый в полотенце, и как будто впервые заметил ее. На лице молодого человека отразилась досада.       – Ох, блин... я и забыл! Кретин... Куда ты хотела пойти?       – Эван, нам не обязательно куда-то идти, если у тебя нет настроения, – просто сказала она, присаживаясь на кровать. – Останемся здесь, закажем еду в номер... Я видела в меню вин Пино Гриджо...       – Уверена? Я быстро соберусь.       – Я уверена, что ничего хорошего не выйдет, если мы пойдем куда-то без желания, будем сидеть за белыми скатертями, ты – душить себя галстуком, а я – мучить ноги каблуками... и изображать себе настроение.       Он кивнул.       – Мари у твоих родителей?       – Да, мама забрала ее на весь вечер... – Саша немного помолчала. – И может быть, даже на ночь...       Она не знала, чего ждала теперь. Эван выглядел совершенно раздавленным, и Саша ужасно боялась спрашивать, как прошла встреча с Джонни. Последние дни перед Ванкувером он и так был очень отрешенным, замкнулся, и глупо было продолжать обманывать себя, что ему нравится их жизнь такая, какая она сейчас.       Взяв телефон, Саша заказала вино и ужин, стараясь выбирать те блюда, которые нравятся Эвану. Ну а что еще она сейчас могла для него сделать? Ужасно хотелось, чтобы он хотя бы сказал ей, какая она красивая, прежде чем пришлось бы снять это нарядное платье и влезть в пижаму.       – Встретил в отеле Чарли с Танит, – после продолжительного молчания сообщил Эван, когда они ужинали и пили вино, сидя на разложенных на полу подушках. – Они помолвлены.       Саша опустила глаза и нервно сглотнула. Сердце пропустило удар в ожидании... Нет... не похоже, чтобы он...       – Они, по-моему, хорошая пара... очень друг другу подходят.       – Все бы были так великодушны к своим бывшим подружкам, – заметила Коэн, отпивая вино.       – Прости, что я сегодня не в настроении... – Эван хотя бы перестал молчать на эту тему. – День тяжелый какой-то.       Саша встала и подошла к окну. К ночи олимпийский городок захватила метель. Ветер завывал через щели в ставнях, а снег мелкими хлопьями кружил в воздухе с какой-то озлобленностью. Саша прислонилась лбом к прохладному стеклу и закрыла глаза.       «Он этого не сделает...»       Позади раздались тихие шаги и на талию ей, обнимая, легли теплые руки. У Саши подкосились ноги, когда Эван, опустив голову, поцеловал ее в шею со словами:       – Я знаю, мы не так хотели провести сегодняшний вечер... Прости...       Она развернулась в его руках, прижимаясь и вставая на цыпочки, чтобы обнять.       – Ты не должен передо мной извиняться. Я все понимаю.       Он поцеловал ее в губы и спустил руки ниже спины, погладив по попке. Не смотря на то, что они жили вместе уже полгода, секс между ними случался не часто... ну, или не так часто, как Саше хотелось бы. А когда это происходило, она всегда чувствовала себя так, будто как-то нечестно соблазнила его, спровоцировала... и он спит с ней, потому что не может совсем обходиться без секса, и это просто какая-то его слабость, которой лень противостоять. И даже когда им так хорошо вдвоем, он все равно как будто не до конца с ней... как будто какая-то его часть остается за стеклянной перегородкой.       Девушка очень надеялась, что сегодняшний вечер станет исключением, и может быть, Эван сможет отвлечься... С того момента, как она случайно нашла кольцо, девушка не могла избавиться от фантазии, где после романтического ужина он, встав на одно колено, делает ей предложение, под восторженные взгляды других посетителей, она соглашается, они объявляют о своей помолвке... И все так красиво, так идеально... и они так счастливы...       Боже, для этого сегодня действительно не подходящий день!       В какой-то момент Эван прекратил ее целовать, убрал руки и отстранился. К неудовольствию Саши, потому что ей всегда было мало его поцелуев, объятий, мало его самого... Она была до такой степени не удовлетворена, что просто задыхалась от желания и сумасшедшей любви. Иногда казалось, что лучше бы они, как и прежде оставались друзьями...       – Нам нужно поговорить... – он взял ее за руку и, отойдя от окна, усадил на кровать рядом. – Это очень важно.       Саша замерла, боясь выдать себя даже движением глаз.       – Я хочу, чтобы ты знала... ты очень много для меня значишь. Ты... и Мария... Я знаю, что у нас все пошло с самого начала не совсем так, как должно быть, и ты, конечно, заслуживаешь лучшего...       – Я люблю тебя, Эван! – выпалила она, потому что мне могла слушать эти его вечные рассуждения о том, что он недостаточно хорош для нее. Это сводило с ума.       Он в смущении опустил глаза.       – Я тоже тебя люблю. Ты мой лучший друг...       Это было совсем не то, что хотелось бы сейчас услышать. Саша ждала в надежде, что Эван сейчас сунет руку за пазуху, достанет кольцо... скажет, что хочет быть ее другом навечно, пока смерть не разлучит их?       – Сегодня на соревнованиях я смотрел на ребят и чувствовал себя... ущербным. Кого я обманывал? Я все еще хочу и могу соревноваться...       Саша слушала его сбивчивую, возбужденную речь, и внутри нее, словно проколотый, сдувался, пока не превратился в маленькую тряпочку, воздушный шарик. Она, не мигая, смотрела на свои руки, боясь даже поднять на Эвана глаза, готовые истечь слезами.       – Я не достиг того, чего хотел. Я бы хотел, чтобы наша дочь могла гордиться мной, но этого не будет, пока я сам собой не горжусь...       Что ей было ответить на все это? Сказать, что ОНА гордится им? Что любит таким, какой он есть, и пусть он уже перестанет мечтать стать чьей-то мечтой? Что ей ничего, совсем ничегошеньки, не нужно... пусть он только не уходит... не оставляет ее... Что ей вообще ничего не надо... только бы он полюбил ее... ну хоть чуть-чуть так же, как любит его она...       – Не плачь! – Эван испуганно взял ее лицо в ладошки и стал целовать, вынуждая закрыть глаза. – Я сделаю все, что ты хочешь...       – Эван, – ей понадобилась пара секунд, чтобы взят себя в руки и успокоиться, остановив этот не к месту прорвавшийся слёзопад. – Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Чтобы ты перестал себя изводить. И если ты хочешь вернуться, то... то я поддержку это решение.       Это прозвучало величественно и красиво. Она умная и сильная женщина, способная пойти на эту жертву, и может гордиться собой... Конечно, ведь Эван все бросил, чтобы быть с ней и ребенком, и вот теперь она возвращает ему свободу...       – Я еще не решил... не знаю... – он явно был напуган ее словами. – А как же... вы?       «Вы»! Вот это трижды проклятое слово. Она-то, наивная, надеялась, что для Эвана оно однажды станет - «мы». Саша вытерла глаза, машинально подумав про размазанную тушь, и встала.       – Уже поздно. Давай завтра поговорим... нам обоим нужно отдохнуть...       Ее рука выскользнула из его ладони. Когда девушка, приведя себя в божеский вид, вернулась в комнату, Эван уже спал, забросив руку на ее подушку, лишая последней надежды, что между ними еще что-нибудь произойдет.       Саша забралась под одеяло, погасила свет и повернулась к нему спиной, зная, что через некоторое время он привычно обнимет ее и прижмет к себе, но в этих объятьях не будет любви. Вернее, будет, но совсем не та... другая... Он с ней не из-за нее. Лучше бы его не было совсем! Зачем он ей нужен рядом, если в своих мыслях все равно так отчаянно далеко? Она даже приревновать его не может, потому что и так знает, что физически он верен ей. Но не себе.       – Я считаю, что, не смотря на результат этой Олимпиады, я много достиг в своей карьере. Достиг достаточно, чтобы поставить на этом точку, – Джонни смотрел в скрытые фотокамерами и за блокнотами лица журналистов. Он так долго молчал, и теперь каждое слово падало с его губ сорвавшимся камнем с души. – Я благодарен тем, кто поддерживал меня все эти годы, мою семью... моих друзей... моих соперников...       Джонни сделал паузу и слегка улыбнулся. Сегодня на пресс-конференции он вышел к публике совсем другим человеком. Вряд ли федерация одобрит его поступок, но теперь это уже не важно. Он в любом случае будет проигравшим в их глазах. Теперь мнение этих людей ничего не значит для него. Нужно как можно скорее вырваться из этого плена на свободу...       – Я считаю своим долгом быть до конца откровенен с теми, кто верил в меня, и чья любовь заслуживает самых высоких оценок, – он с гордостью поднял подбородок. – Отныне и всегда Джонни Вейер будет тем, кем является на самом деле, не больше и не меньше: белым американцем, демократом и геем.       По толпе пронесся легкий шум, затворы камер защелками с бешеной скоростью. Джонни почувствовал триумф. В солнечном сплетении запорхали бабочки – чувство, удивительно напоминающее влюбленность.       – Я знаю, что мое признание не всех обрадует. Кто-то даже найдет его возмутительным... но это я и моя жизнь. В ней гораздо легче жить по своим собственным правилам.       Он потратил тринадцать лет, пытаясь взобраться на вершину, которая, оказывается, не так уж и важна для него. Что ж, еще есть время наверстать упущенное. Он был вынужден отказаться практически от всего и ничего не получил взамен. Ему некого винить в этом, кроме себя. Но больше подобной ошибки он не совершит...       «Очевидно, американец надеялся своим шокирующим признанием в нетрадиционной ориентации отвлечь внимание публики от неудачного проката...» – статьи журналов и газет пестрели язвительными цитатами.       «Трехкратный чемпион США проиграл Олимпиаду и признался в своей гомосексуальности...»       «Джонни Вейер завершает карьеру и «выходит из шкафа»...»       «Американский фигурист обескуражил поклонников неожиданным признанием! – Эван пробежался глазами по тексту статьи в интернете. – Джонни Вейр признался, что долгое время вынужден был скрывать свои предпочтения из-за давления американской спортивной федерации. Своим откровением, между тем, Джонни создал довольно щекотливую ситуацию. Напомним, что в 2008 году спортсмен сочетался браком с израильской фигуристкой русского происхождения Александрой Зарецкой. Камин-аут ставит под сомнение фактическую сторону этого брака, который могут признать фиктивным не только с морально-этической, но и с юридической точки зрения. После замужества Александра вместе с братом переехали в Нью-Йорк, получив вид на жительство. Брак с Джонни давал спортсменке возможность получения американского гражданства в дальнейшем. Согласно американскому законодательству, брак, заключенной с подобной целью, является административным правонарушением и может повлечь за собой выплату крупного штрафа и депортацию...»       – Он что, с ума сошел? – Эван обескуражено отложил телефон и уставился на Джеффри, который, сидя напротив, как ни в чем не бывало, пил кофе.       – То, что у него протекла крыша, я понял, еще когда он женился на Зарецкой два года назад. Я вообще не знаю, о чем он думал тогда... а теперь у них обоих могут быть крупные неприятности.       – Может быть, он в шоке? – Эван никак не мог уложить в голове прочитанное.       – Он проиграл главное соревнование и ищет, на ком бы сорвать свою злость, – Баттл пожал плечами, – а так как взвешенностью и последовательностью наш Джонни никогда не отличался...       – Его просто разнесли в Ньюйоркере, – вздохнул Чарли. – Сегодня церемония закрытия, а он уже успел переплюнуть и заполнить собой все первые полосы газет... Затмил Ламбьеля, что уж...       – Нет слов... Джонни можно дать первое место за непроходимую тупость... – пробормотал Джеффри с набитым ртом. – Он думает, что его откровение восхитит людей? Да на форумах его поклонники в ярости! Мало того, что не оправдал надежды... так еще ткнул лицом себе между ног.       – Ладно, хватит о Джонни... Т говорил с Фрэнком? – перебила Танит.       Когда Эван с замиранием сердца сообщил ребятам, что хочет вернуться в большой спорт, это вызвало неоднозначную реакцию. Танит, Бен, Мэрил и Чарли пришли в восторг, сказав, что это отличная новость, а Джеффри, Сара и, чего греха таить, Саша, отреагировали сдержанно, и даже как будто с досадой.       «Приятель, ты уверен, что это лучшая твоя идея за последний год? – открыто спросил его Баттл. – Не подумай, ты нереально крут... но за эти два года многое поменялось. Тебе придется начинать с нуля. И не факт, что получится...»       Мнение Саши волновало его больше всего. Он и не ждал, что она станет его отговаривать. Но что-то как будто надломило их и так хрупкий мостик отношений, и отдалило друг от друга.       «Какое бы решение ты ни принял, я поддержку тебя в любом случае...» – сухо сказала она, когда Эван попытался еще раз озвучить все аргументы.       Она могла бы повторить это сто раз, но за нее говорили один только взгляд – колючий, холодный. И первый раз, когда он обнял ее, руки ощутили буквально током пронизанное напряжение, словно загоревшаяся красными лампочками на электрическом шнуре надпись: Не подходи!       – Если ты против, то так и скажи.       – Ты делаешь это ради себя. Мое мнение не имеет значения.       – Нет, имеет! – разозлился он. – И ты прекрасно знаешь об этом. Я все делаю ради тебя!       – Не надо ничего делать ради меня! – впервые за то время, что они жили вместе, Саша повысила голос. – Я не просила тебя все бросать и отказываться от своей мечты, Эван! Так что не надо теперь перекладывать на меня ответственность!       – Тогда не строй из себя группу поддержки, как образцовая жена! Так и скажи, что тебе все равно! – он тоже начал кричать.       – Мне не все равно, – Саша сказала это, как отрезала. – Но я тебе не жена.       Они впервые так ужасно поругались. Еще и разговор с Кэрролом не задался с самого начала.       – Я уже сказал тебе, Эван, что не буду снова брать к себе человека, который бросил все на половине пути. Ты начал новую жизнь. И сделал свой выбор. Хочешь снова все переиграть? Я тебе в этом не помощник.       Как часто мы обращаемся к своему прошлому, в попытках отыскать в нем причины своих неудач и поражений в настоящем... Когда есть только мы и последствия нашего выбора, наши поступки могут казаться правильными или неправильными, но мы лишены возможности проверить свое решение на прочность...       На торжественной церемонии закрытия Эван ненадолго, но все-таки смог пересечься с Евгением Плющенко. Ему как будто было нужно чье-то решающие мнение, слова кумира, как подтверждение правильности своих будущих действий. Плющенко смог вернуться и показать блестящий результат, и этот ориентир золотым светом надежды маячил на горизонте, заставляя Эвана чувствовать этот дух победителя.       – Ты все равно будешь лучшим. Даже для тех, кто сегодня, на один день оказался выше на ступеньке... – он смотрел в выразительное, жесткое лицо Евгения. – Мне кажется, это прекрасно.. быть тем, кто вдохновляет на подвиги... на то, чтобы превзойти тебя самого.       – Мне жаль, что ты не участвовал в этой борьбе, Эван, – Плющенко провел рукой по рассыпчатым светлым волосам. Он стоял, скрестив руки на груди. Его фирменная спортивная форма российской сборной в глазах Эвана выглядела как сияющие доспехи. – Тебя не хватало в команде...       От этих слов, брошенных достаточно равнодушным голосом, у молодого человека перехватило дыхание.       – Мне тоже жаль. Я думаю о том, чтобы вернуться...       – Ты можешь вернуться и показать хороший результат, – Женя повел рукой, – но ты никогда не сможешь наверстать то, что упустил. Ванкувер так и останется дырой. Ты будешь пытаться ее заполнить, и это будет двигать тебя вперед. Спортсмен не должен ехать на Олимпиаду, чтобы просто поучаствовать в ней. Спортсмен должен ехать, чтобы побеждать. Эван, – он похлопал Лайсачека по плечу, – ты сильный парень. И достойный соперник. Если чувствуешь в себе силы бороться – иди и борись.       – Я сомневаюсь, насколько физически смогу соответствовать новому уровню... – откровенно признался тот в своих сомнениях. Женя фыркнул.       – Ты молодой, здоровый парень. Мы все здесь в индивидуальной борьбе. Мы боремся сами с собой. Только ты знаешь, чему можешь соответствовать...       «Только я знаю, чему я могу соответствовать...» – как заклинание повторил про себя Эван.       Он будет повторять это на каждой тренировке в спортзале... каждый раз, возвращаясь на каток. Даже когда обострится старая травма, и врач скажет, что его тело не способно выдерживать такой уровень нагрузок... Как и сказал Евгений, он будет стремиться заполнить эту пустоту, пока две операции и остеонекроз не вынудят прекратить борьбу. Сочи так и останется несбывшейся мечтой, уплывающим солнцем за горизонт, ознаменовывая его собственный закат. И когда фигурное катание станет для него недоступным, разочарованный и озлобленный, он будет искать компенсации в адреналине. Сноуборд, серфинг, скалолазанье, прыжки с парашютом, – он станет вгрызаться в самые экстремальные виды спорта, ища там подтверждения границы того, «чему он может соответствовать», но нигде не найдет удовлетворения...       Эван смотрел, как взрываются праздничные салюты Ванкувера, и улыбался себе самому – стоящему на пьедестале... где-то там, в другой Вселенной. Где через шесть лет его, сорвавшегося с утеса в Гималайах, не понесут с переломанным позвоночником. Где он, в этой бешеной гонке за гранью возможностей, не будет лишен возможности просто ходить, навсегда прикованный к инвалидному креслу...       Реальность, – где Джонни Вейер так и не сможет до конца оправиться от поражения, которое нанес самому себе. Где лишенный теперь поддержки друзей и поклонников, он станет искать утешение в скандальной славе, алкоголе и фальшивой дружбе желающих поживиться за чужой счет. Дешевая жизнь в попытке выглядеть дорого и стереть из памяти ярлык неудачника, который так и не смог оправдать ничьих ожиданий. В том числе своих собственных.       Реальность, где их дружба со Стефаном Ламбьелем закончится в Ванкувере, вознесшем швейцарца на пьедестал любви и почета. Помост, с которого он так и не сможет спрыгнуть, познав все прелести звездной болезни, и в погоне за славой, потеряв те идеалы, которые когда-то помогли ему подняться туда.       Другая жизнь для Саши, которая расстанется с Эваном спустя два года после Ванкувера, не в силах быть свидетелем того, «как он изводит себя» и, чувствуя только разочарование и боль беспомощного человека, чьи чувства так и не смогли ничего изменить.       Прошлое мертво, как разбитая граммофонная пластинка. Погоня за прошлым — неблагодарное занятие, и если вы хотите убедиться в этом, поезжайте на места ваших былых боев. Автор: Хемингуэй Эрнест       Уже поздно возвращаться назад, чтобы всё правильно начать, но ещё не поздно устремиться вперёд, чтобы правильно закончить. Автор: Ошо КОНЕЦ 2 ЧАСТИ