"Imagine" или "Все что нам нужно, это любовь.."Часть 2

Турин, 2006       – Проснись.       – Что? Кто это?       – Немедленно просыпайся.       Джонни стоял возле кровати Саши, которая сонно прикрывала рукой глаза от утреннего света. Увидев, кто стоит рядом, девушка громко застонала и натянула на голову одеяло.       – Джонни, уйди, я сплю!       – Куда ты вчера пропала? Нам надо поговорить! – он сдвинул постельное белье и присел на краешек кровати. Из-под одеяла высунулась рука, демонстрирующая средний палец.       Девушка отгородилась от него подушкой и спрятала лицо.       – Что ты вчера сказала Эвану? Я должен знать.       – Ничего.       – Ничего не сказала?       – Да! И слава Богу! – Саша, наконец, откинула свое "заграждение" и села в кровати, щурясь и отчаянно зевая. Джонни, не удержавшись, взъерошил ей волосы еще сильнее. Коэн скривилась и показала ему язык.       – Объясни мне, какого хрена тогда этот придурок подвалил ко мне после вашего разговора и начал втирать какую-то околесицу?       – Значит, он все-таки это сделал... – пробормотала Саша и снова откинулась на постель. – Круто!       – Круто? – обозлился парень и, вскочив, стал стаскивать с нее одеяло. – Это ты его надоумила? Совсем офигела?       – Джо, отстань от меня и не ори над ухом..! У меня и так раскалывается ...       – Ты не сказала ему о себе. Почему? Как так вышло?       – Не пори чушь... я вообще плохо помню, что было вчера...       – Все ты помнишь. Я решил, что у него поехала крыша. Зачем ты меня в это втянула? – не унимался Вейр. – Я хотел тебе помочь...       – Не надо мне помогать! – огрызнулась девушка, нашарив тапочки и вставая. – И вообще, Джонни, что ты лезешь ко мне с Эваном? У нас нормальные отношения. Да, он мне нравится, но это ничего не значит! Мне много кто нравится из моих друзей... мы хорошо проводим время вместе...       – Да, я помню, как вы хорошо целовались на твоем дне рождения, лежа на диване прямо посреди комнаты. Твой язык так хорошо проводил время у него во рту, что ты даже не заметила, как я ушел! Я, между прочим, обиделся на тебя!       – Джонни, мы были в хлам! – почти философским тоном ответила Саша. – Смысл в том, что Эвану нравишься ты, и у вас... У вас это все очень давно! Я думаю, у него серьезные чувства к тебе. И я думаю, он правильно сделал, что сказал об этом вчера. Что ты ему ответил?       – Послал куда подальше, естественно! – фыркнул парень.       – Но почему??? – взвыла Коэн и, подлетев к парню, стала тормошить того за плечи.       – Я поверить не могу! – ошарашенно воскликнул Джонни. – Вы все вообще, что ли, из ума выжили? Я вообще-то встречаюсь с Дрю! Или это вообще никого не волнует? Я люблю Дрю! У нас все серьезно!       Саша перестала его трясти и смотрела теперь с подозрением. Складывалось впечатление, что она не верит ни единому его слову! Хуже всего, что, когда сегодня утром он попытался выяснить отношения с Миккинсом и все объяснить ему, тот смотрел на него точно такими глазами! Его собственный парень ему не доверяет! Просто отлично! А все из-за Эвана... Из-за того, что он полный придурок...       – Мне жаль... – Саша отпустила его и отошла в сторону. – Хочу, чтобы ты знал: я не предлагала Эвану признаваться тебе в любви, ясно? Он САМ этого захотел. И это было не просто... Жаль, что ты его отшил.       – Мы с Эваном никогда не будем вместе. Он мне не нравится. А вот у вас, я думаю, могло бы что-то получиться... Но вместо этого ты упорно занимаешься глупым сводничеством! – прошипел Джонни.       – Я?! – Коэн аж задохнулась от возмущения. – Это ты занимаешься! Из-за тебя я чуть не наломала дров вчера! Не хочешь быть с Эваном, ради Бога, и я не хочу! У меня еще есть мозги, я не собираюсь иметь дело с парнем, который хочет спать с другими парнями! А ты сам вечно влезаешь, куда тебя не просят!       Они еще несколько минут обменивались взаимными обвинениями, пока оба выдохлись. Джонни никогда не мог долго сердиться на Сашку.       Парень понимал, что ищет, на ком сорвать свою злость по поводу поражения, и вся эта история с Эваном – просто хороший повод выпустить пар. Не произошло ничего такого... Стефан прав: Эван скорее всего уже сам забыл, что нагородил вчера.       – Ладно, забей уже... – он вяло махнул рукой. – Я просто не хочу больше ничего слышать об Эване, ясно? Сначала Танит мне все уши прожужжала, теперь ты. Почему вам всем так... его жалко? Почему меня никто не жалеет?       Джонни обреченно присел на кровать и запустил руки в растрёпанные волосы. Саша тихо вздохнула и, явно тронутая, присела рядом, обнимая друга.       – Джонни, я тебя люблю! Честно-честно! Я тебя не променяю на Эвана! – она улыбнулась и шутливо пихнула его в бок.       Вейр уныло посмотрел на нее.       – Уже променяла.       Эван зашнуровывал ботинки, сидя на кровати, как раз в тот момент, когда в дверь номера постучали. Они с Танит непроизвольно вздрогнули. Девушка отложила расческу и, подойдя к двери, глянула в глазок. Она бы не стала этого делать, не будь в номере Эвана, и сейчас, увидев в коридоре Тимоти Гейбла, растерянно замерла.       – Это Тим... – одними губами прошептала Танит, поворачиваясь к хозяину номера в явном ожидании дальнейших указаний.       Парень тут же метнулся к противоположной стене, прижался к ней спиной, и замотал головой, как бы говоря: меня тут нет!       Обреченно вздохнув, Белбин распахнула дверь, но осталась при этом стоять в проеме так, чтобы Тим не мог войти.       – Доброе утро, Танит. Эван случайно не у тебя?       – Нет, а что? – она изобразила самое искреннее удивление.       - Ничего... Просто Бен сказал, что они с Деном ушли, а вы осталась вдвоем, и я подумал... – парень развел руками и улыбнулся. – Может быть, ты знаешь, где он?       – О... Нет... Я привела его в чувство, и мы разошлись. Эван проводил меня до моего номера. Я думала, он вернулся к себе.       – Да, хорошо... – взгляд Гейбла внезапно метнулся куда-то за спину девушки. Обернувшись, Танит с досадой обнаружила на соседней кровати, где ночевал Эван, беззаботно валявшуюся бейсболку.       – Ладно, пойду поищу его... – спокойно произнес Тим.       – Пока...       Танит захлопнула дверь и облегченно выдохнула. Эван вышел из своего укрытия и подошел к ней. Лицо у него было виноватое и немного смущенное.       – Спасибо. Слушай... Так неудобно получилось... Ты прости меня, а? Я сейчас уйду... – он сделал еще один шаг к ней, а потом неожиданно развернулся и снова уселся на кровать.       – По-моему, он понял, что ты здесь.       – Ну и ладно. Потом разберусь... – Эван продолжил завязывать обувь, не поднимая головы. Проснувшись утром, он сначала как будто не мог понять, где находится, и испуганно крутил головой, при этом не решаясь спросить у нее в открытую, как он тут оказался. Потом память постепенно вернулась, а вместе с ней и чувство неловкости и стыда.       – Я вчера сильно пьяный был, да? – Эван спросил это с таким несчастным видом, что Танит даже не задумалась с ответом.       – Нет... Совсем нет... Просто чем-то расстроен.       Он явно желал поскорее покинуть номер, и девушка не собиралась его удерживать. Что бы там ни произошло между Эваном и Тимом, это не ее дело. Она была более чем уверена, что причина страданий Лайса вовсе не Гейбл. И даже не утреннее похмелье. Все дело в Джонни и их вчерашнем разговоре.       Эван, наконец, закончил завязывать шнурки, встал и выпрямился.       – Ну, я пошел...       Она кивнула и отошла от двери.       – Подожди!       – Что?       Девушка протянула ему бейсболку.       – Чуть не забыл.       – Ааа... Спасибо... – Лайсачек впервые за утро тепло улыбнулся, – за все.       – Эван, – Танит слегка удержала его за рукав олимпийки, – не обращай внимания на Джонни. Что бы он ни сказал.       – Я не обращаю. Все окей... – он наклонился и поцеловал ее в щеку, потом слегка приобнял и потрепал по волосам. – Ты такая хорошая...       – Увидимся за завтраком! – крикнула она вслед, стараясь скрыть волнение, которое уже отчаянно играло румянцем на щеке, в месте его поцелуя.       – Обязательно!       – А я вот не люблю Олимпиады. Почему? Да потому что после них всегда все меняется. Это какой-то рубеж, точка экстремума...       Сидевший рядом с Джеффри Баттлом Стефан с интересом слушал его рассуждения.       – Ну, это понятно, Джеф. Для спортсменов Олимпиада – знаковое событие...       – Да я не только про спорт. Вообще. Все меняется. БАМ! Как по заклинанию... люди, отношения между ними... Смотри, к нам идут Джонни и Саша... Придется опять переходить на английский!       Они сидели в холле первого этажа гостиницы. Стефан, к собственному изумлению, проснулся рано, а Баттл, как оказалось, вообще не ложился и расположился на мягком виниловом диване с чашкой кофе и книжкой. К ним подошли Джонни и Саша, которые все еще вполголоса спорили о чем-то.       – О, а вот и наша конфетка! – Джеффри расплылся в улыбке, обнимая Коэн. – Сладенькая прямо с утра...       – Вы уже были на завтраке? Эвана не видели? – поинтересовалась девушка.       – Видели, – Джеффри хмыкнул. – Он сидел с Танит. После того, как провел ночь в ее номере...       – Что?! – почти синхронно воскликнули Саша и Джонни.       – Ага... Еще и пытались это нагло скрыть. Мне Тим сказал... Лайс вчера совсем в хлам был...       – А ты где был в это время? – Саша возмущенно уперла руки в бок.       – Я? Ни за что не поверите. Поэтому не скажу.       Коэн потянула Джонни в сторону, они отошли и снова начали о чем-то спорить. Стефан, не проявлявший особого интереса к разговору, неожиданно усмехнулся и, придвинувшись поближе к Джеффри, произнес:       – Вот ты в точку сказал, что все меняется... ты знаешь, что Эван вчера признался Джонни в любви?       – Ну да, а я вчера трахнул уборщицу. Она огорчилась.       – Я серьезно, Джеф...       – Что? – брови Баттла изумленно поползли вверх. – Откуда ты знаешь?       – Мне Джонни сказал. Только не распространяйся об этом, хорошо?       Лицо Джеффри приобрело странное выражение. Он как будто был раздосадован и разочарован.       – И что тот ответил?       – Ну, естественно, отказал! – Стефан сказал это, как нечто само собой разумеющееся. – Ведь он с Дрю! И Эван ему совершенно не нужен!       – Похоже, он оказался нужен только Танит... – взгляд Джеффри устремился к выходу из ресторана, где проходил завтрак. Из зала как раз вышли Эван, Бен, Танит и Тимоти Гейбл. Стефан удивился, увидев в их компании Гейбла, с которым, как он понял, Лайсачек вчера порвал.       – Похоже, что Тим и Эван помирились...       – Тим просто смотрит на все это по-другому, – спокойно объяснил Джеффри. – Если Эван начнет встречаться с кем-то другим, он будет по-прежнему с ним общаться. Такой уж он. Я думаю, он бы даже мог пойти на то, чтобы быть... втроем... Если это даст ему возможность быть рядом с Эваном.       – Втроем? – Стефан обескураженно смотрел на болтающих фигуристов, которые уже заметили их, помахали руками и направились навстречу. – Офигеть. Я не могу себе такого представить... это какое-то... извращение...       – Когда любишь, и не на то пойдешь.       Вейр, увидев направляющихся к ним с Сашей ребят, напрягся и дернулся так, будто его первым желанием было немедленно смыться оттуда. Он не знал, как будет вести себя Эван после вчерашнего, но, к его облегчению, тот и вида не подал, что что-то изменилось, слегка кивнул ему, и они с Танит присели на диван. Джонни встретился глазами с Танит. Девушка слегка улыбнулась и пожала плечами. Кому-то пришло в голову сделать совместное фото. Сперва вызвался Эван, который умудрился снять всю компанию плюс какого-то парня, жадно пьющего воду на заднем плане.       – Ладно, Лайс, не пытайся избежать суда американской истории, – хмыкнул Бен. – Твоя физиономия должна быть на фото! А то все очень быстро забудут, что был такой фигурист...       – Я, может, именно этого и добиваюсь... – Эван скорчил рожу и передал фотоаппарат Стефану.       – У меня такое... странное чувство... – пробормотала Саша, пытаясь устроиться поудобнее и обнимая Джонни.       – Ага... Ещё бы... – хмыкнул ей в ухо Джеффри. – Столько парней – и ни одного натурала... Даже мне не по себе.       Джонни натянул на губы улыбку, глядя в объектив. Ему пришлось сесть рядом с Эваном, а этого соседства он жаждал меньше всего. Он невольно гадал и задавался вопросом: о чем тот думает в эту минуту, сидя так близко и улыбаясь, как ни в чем не бывало? Ненавидит его? Он все сделал правильно. По-другому и быть не могло. Джонни бросилось в глаза, как Танит с каким-то особым волнением подается вперед, и Эван обнимает ее одной рукой за плечи. И ему вдруг внезапно и странно захотелось, чтобы второй рукой тот обнял его. Просто, по-дружески, словно говоря, что не обижен... Совсем не обижен. И все будет хорошо.       Щелкнула вспышка.       Они никогда не будут друзьями. Не в этой жизни. Нью-Йорк, 2017       – Иногда у меня возникает такое странное чувство... Будто во мне живут два человека. У каждого из них разные желания и стремления, они постоянно противоречат и спорят друг с другом и стараются подавить друг друга. И каждый из них не хочет, чтобы другой не знал о его существовании. И меня начинает разрывать на части. Я уже сам не знаю, кто я и чего хочу... – Эван говорил это, глядя на картину с изображением подсолнухов, которая висела позади доктора Льюиса. – Это репродукция Ван Гога?       – Что? – Роджер с удивлением оглянулся. – О, нет. Это нарисовал мой сын. Он любил рисовать цветы. Ты сейчас рисуешь, Эван? Я помню, ты говорил мне, что рисовал раньше, и тебе это нравилось.       – Иногда... У меня нет на это времени.       – А как продвигаются твои дела с игрой на гитаре? – улыбнулся психотерапевт.       – Играю только когда один. Я пока еще не готов выступать на публике... – мужчина обескураженно улыбнулся. – Ваш сын талантливый художник.       – Спасибо. Но мы отвлеклись... – Роджер вернул его в нужное русло. – Ты говорил...       – Да, – извиняющимся голосом ответил Эван, спохватившись. – Я говорил про это ощущение раздвоения. Оно появилось у меня давно. Вы знаете, я... Когда я вижусь с Алексом, мне иногда кажется, что с ним уже сейчас происходит то же самое. Потому что его рождение, вся история появления его на свет... она была такая... двойственная... Понимаете? Мои отношения с Танит... Я сейчас часто о ней вспоминаю... наверное, потому что вижусь с сыном. Понимаете, я не хочу, чтобы он думал, что у нас с ней все было построено на лжи. Чтобы мой сын считал меня лжецом. Когда мы встречаемся, я каждый раз нахожусь в напряженном ожидании вопросов... ведь рано или поздно он все поймет. Я не представляю, что могли говорить обо мне его дедушка с бабушкой, ее родители... Меня все осуждают. Всегда. С самого начала решают, как я поступлю, как будто наперед видят. Сколько я себя помню, я все время мучился мыслями о том, что думают обо мне окружающие... Знаете, что меня привлекло в Танит? Ее мягкость. То, что она была добра ко мне и не давила. Я чувствовал ее поддержку, когда многие обернулись против меня. Для меня все было по-настоящему. Разве можно обвинять человека в том, что он хочет жить нормальной жизнью? Встречаться с девушкой, иметь семью... как будто бы я хотел чего-то недопустимого, того, что не заслуживаю! Меня постоянно вынуждали что-то решать, не давая времени...       – Должно быть, тебе было нелегко. Приходилось бороться не только с самим с собой, но и с теми, кто тебя осуждал, – заметил доктор Льюис.       Эван с готовностью кивнул и продолжил:       – Да. От тебя требуют, чтобы ты был геем или натуралом, и чтобы поступал соответствующим образом в зависимости от того, что выберешь. В твою жизнь постоянно вторгаются и говорят, как там все неправильно! Знаете, сейчас я понимаю, что настоящее давление оказывают вовсе не какие-то высшие структуры, руководители, учителя... Нет, это твои собственные друзья, твое окружение. Это ужасно – заходить в интернет и натыкаться на обсуждение твоей персоны людьми, которые даже не разговаривали с тобой ни разу в жизни! Может быть, если бы Джонни не начал делать из меня какого-то монстра, у меня не возникло бы желания сопротивляться. Но тогда, может быть, у меня не было бы моего сына... – он задумался и замолчал.       Доктор Льюис не ожидал, что Эван захочет продолжить терапию после выписки из больницы, и был приятно удивлен. Вообще, весь процесс, на его взгляд, повернул совсем в другое русло. Их беседы стали эмоциональней, насыщенней, Эван уже совершенно перестал стесняться и испытывать дискомфорт от своих откровений. Роджер отметил про себя, что его пациент стал мягче, доброжелательнее, в нем как будто проснулся подлинный интерес к их работе. Больше не нужно было идти на конфронтацию, провоцировать, Эван сам поднимал нужные темы, и глубина его рассуждений о самом себе не могла не изумлять. Возможно, перенесенная болезнь стала той самой встряской, которая вскрыла все закупоренные каналы воспоминаний и переживаний. Еще очень рано было говорить об успехе, но прогресс, несомненно, присутствовал. Доктор Льюис решил, что самое время помочь ему начать говорить о том, что по-прежнему оставалось во главе угла его жизни – сексуальной ориентации, сексе и отношениях с партнерами. И если на все прочие темы Эван теперь рассуждал легко и спокойно, то этот вопрос старался обходить стороной, используя нейтральные выражения и обтекаемые фразы. Создавалось впечатление, что у него вовсе нет этих потребностей, хотя он открыто жил с мужчиной вот уже несколько месяцев.       – Эван, ты часто говоришь о Танит, о том, какой представлял вашу жизнь, как надеялся, что все получится... Как тебе нравилось быть рядом с ней и думать о ваших отношениях, как о нормальных отношениях между мужчиной и женщиной. Ты часто и много говоришь о женщинах в своей жизни и почти не говоришь о мужчинах. Даже о том, кто был твоим мужем и с кем ты прожил два года, – мягко прервал его психотерапевт.       В лице Эвана мгновенно появилось напряжение, и он невольно бросил взгляд на настенные часы.       – Эм... Я даже не знаю... мне казалось, я очень часто говорю о Джонни.       – Да. Как о сопернике, внутреннем катализаторе своих действий... но не как о партнере и человеке, с которым тебя связывала такая прочная любовная и сексуальная связь.       Руки Эвана, лежавшие на подлокотниках кресла, сжались в кулаки. Он слегка покраснел и поерзал на сиденье.       – Понимаете, не то чтобы я стесняюсь говорить о таких вещах... Поймите меня правильно. Просто это очень личные моменты, я никогда не умел хорошо о них рассуждать...       – Эван, твоя ориентация является одной из проблем, которая не дает себе полноценно функционировать...       – Я бы так не сказал... Я вполне... полноценно функционирую.       – Ты все еще чувствуешь недовольство собой. Оно сквозит в твоих рассказах очень часто. До тех пор, пока ты не перестанешь себя осуждать за это, мы не достигнем реального прогресса.       На лице Лайсачека появилось недовольное выражение. Казалось, они так хорошо говорили... нет, все обязательно нужно было испортить вопросами о сексе!       – Вы сами сказали мне на одной из встреч, что не можете сделать меня натуралом.       – А ты хочешь быть натуралом? – Роджер приподнял вопросительно бровь.       – Э... Я... Если бы я мог выбирать... Разумеется. Но моя проблема...       – Твоя проблема заключается в том, чтобы принять себя таким, какой ты есть, независимо от твоих предпочтений. Ориентация является проблемой ровно в той мере, насколько она мешает жить самому человеку. Задача терапии не исправить то, что уже сформировано, а помочь адаптироваться и сделать жизнь комфортной с тем, что есть.       – Мне кажется, для меня это уже не проблема... – Эван вспомнил последний инцидент с Кристиной, и ему вдруг стало грустно. – Я уже со всем смирился. Я гей. Зачем еще это обсуждать? Зачем спрашивать меня, хочу ли я быть натуралом, если вы всё равно не можете меня таким сделать?       – Давай вернемся к тому, о чем ты говорил. Ты очень подробно объяснил, почему хотел быть с Танит. Но ты не говорил, почему у тебя возникло желание перестать встречаться с парнями. У тебя ведь был парень, верно? С которым ты имел близкие отношения... Что произошло? На тебя кто-то повлиял или...       – Потому что это было грязно! – выпалил Эван.       Это прозвучало неожиданно очень эмоционально, и Эван, явно осознав чрезмерность своей реакции, смутился.       – Что ты имеешь в виду?       – Знаете, главное, чему меня учили родители с детства, и чему я невероятно благодарен, так это вере и уверенности в том, что мы сами хозяева своей жизни. Мы несем ответственность за наши действия и решения, и только от нас зависит, какой станет наша жизнь. И я отказывался верить, что бессилен... что я не могу... побороть свои наклонности. Мне казалось, я могу остановиться в любой момент, если захочу. Я сам могу решать, кто я. Просто в какой-то момент, в один из тех моментов, когда я был... с ним... я понял, что я НЕ ХОЧУ. Я понял это совершенно отчетливо. Я был неприятен себе, я не чувствовал себя счастливым и удовлетворенным. И тогда я просто осознал, что пришел момент сказать себе "стоп". Я не мог продолжать жить той жизнью, не дав себе шанс попробовать жить по-другому. Но знаете, дело не в этом... Мне кажется, я давно уже не скрываю о себе ничего. И мне безразлично, что обо мне думают окружающие. Но мне не безразлично, что думает обо мне мой сын. Через год Александр пойдет а школу... и я с ужасом представляю, как кто-то будет говорить за его спиной, что его отец гомосексуалист, который бросил его мать, и как он будет переживать все это... Я думаю не о себе, а о том, что не смог создать для него нормальной, настоящей семьи!       – Тебе всего лишь тридцать два года, Эван, – мягко заметил доктор Льюис. – Ты еще можешь создать семью.       – Я не собираюсь создавать семью и жениться на мужчине! – резко бросил Лайсачек. Он снова посмотрел на часы и просветлел: – О, кажется, наше время вышло!       – Да, остановимся на сегодня.       Он почти всегда испытывал облегчение, когда сеанс заканчивался. Не то, чтобы ему так уж не нравились эти разговоры, нет, напротив, Эван даже начал находить в них некоторое удовольствие. У него долгое время не было человека, которому можно было прямо и до конца доверить абсолютно все свои мысли, не боясь наткнуться на осуждение. Хотя, даже психотерапевту невозможно рассказать всего. Отдельные темы он обсуждал с удовольствием, был предельно честен и искренен. Но когда речь заходила о сексе (а о нем она почему-то стала заходить все чаще), он напрягался и нервничал. И с друзьями Эван никогда не любил откровенничать на эту тему, даже с другими геями. Его поражала способность, например, Эдварда, так свободно и открыто изъясняться на эту тему, ничего не стесняясь, в том числе присутствия женщин! Почему он не может быть таким же раскованным?       Выйдя от доктора Льюиса, Эван обнаружил на телефоне несколько сообщений и пропущенных звонков. Так, вот эти от Эдварда, с договоренностью встретиться сегодня в клубе вечером... черт, у Лизы день рождения! А он до сих пор не купил подарок!       Еще одно от Лауры: "Перезвони, пожалуйста, когда освободишься".       Встревоженный, Эван сел за руль и, не включая зажигание, набрал номер. Лаура никогда не беспокоила его по ерунде, в отличие от Кристины. Помимо того, что у старшей сестры и так хватало забот, особенно в связи с третьей беременностью, она вообще не звонила ему посреди рабочего дня на неделе без серьезной причины.       "Господи, неужели что-то с родителями? – встревожился Эван. – Или детьми?"       Лаура ответила не сразу. С первых секунд разговора он начал беспокоиться еще сильнее – голос у сестры был совершенно убитый и очень расстроенный.       – Что случилось? – он боялся, что на этот вопрос не последует ответа, но Лаура неожиданно не стала увиливать.       – Ох, Эван, я... Я не хотела тебя беспокоить, но... но у меня нет другого выхода... Я просто на грани!       – Что? Скажи мне! Кто-то заболел? Мейсон? Элли? – он не на шутку перепугался.       – Нет, с детьми все в порядке. Это Джордж...       – Джордж?       – Эван, мне нужно сказать тебе кое-что важное. Дело в том... Ты не мог бы забрать к себе Элли и Мейсона на следующие выходные? – голос сестры прозвучал виновато и робко.       Эван слегка растерялся.       – На выходные? Эмм... Что, на все? Ну, я... – в субботу он собирался днем заехать за Александром и пойти с ним гулять. В принципе, можно было бы, конечно, взять с собой и племянников... Мейсон совсем большой, за ним особенно не надо приглядывать... что же он, не справится сразу с тремя детьми? Хм...       – Я могла бы попросить посидеть с ними кого-нибудь из друзей, но лучше, если это будет какой-то более близкий им человек...       – Не пугай меня, что случилось с Джорджем?       – Мы разводимся, – прозвучал краткий ответ.       Развод... Это слово не было для Эвана чем-то незнакомым, у него за спиной уже было два распавшихся брака, но почему-то сейчас он воспринял эту новость, сообщенную Лаурой, совершенно иначе. У него в голове не укладывалось, как брак его сестры, который он всегда считал если не идеальным, то всё равно довольным крепким, может распасться. Это всё равно, как если бы их родители вдруг решили развестись! Хотя ему никогда не нравился Джордж... слишком уж самодовольный, напыщенный, ленивый. Эван прекрасно знал свою сестру, знал, какой чудесной матерью и женой та была, как дорожила семьей. Как такое могло произойти? В одном не было сомнения: это Джордж во всем виноват. Он никогда не старался сделать Лауру по-настоящему счастливой и, как подозревал Эван, частенько гулял на сторону. Может быть, сестра просто устала делать вид, что не замечает этого? И что теперь будет с детьми? Господи, ведь третий ребенок еще даже не родился!       – Я до сих пор не могу прийти в себя... – Эван вот уже пятнадцать минут муссировал эту тему с друзьями. – Как он может оставить ее на пятом месяце беременности? Он что, совсем рехнулся? Я испытываю сильнейшее желание набить ему морду...       Эдвард усмехнулся.       – А ты не забыл, что, в свое время, точно так же ушел от беременной жены? На каком сроке она была?       – Это другое! – резко бросил Эван. – Я был не в себе. И вообще, это был сложный период... Мы были женаты всего год, и у нас не было двоих детей.       – Да, и муж твоей сестры, кажется, не является геем.       Эван недовольно посмотрел на Валентина. Они сидели в клубе в ожидании Лизы, которая задерживалась на встрече с клиентом. После разговора с сестрой у Эвана вообще пропало желание куда-либо идти и что-то праздновать. Неудачи в собственной личной жизни не казались ему такими удручающими, пока у Лауры и Кристины все было иначе. Теперь он чувствовал растерянность и даже какую-то вину. Да, он тоже развелся с Танит, но сделал это не потому, что устал от семейной жизни или что-то в этом роде. Просто лгать дальше было еще хуже. По совести, ему вообще не следовало жениться на ней, но он это сделал, вот и пришлось исправлять ошибки... До сих пор этим занимается...       – Не понимаю, почему ты принимаешь это так близко к сердцу? – спокойно продолжал Эдвард, потягивая уже третий бокал с мартини. – Люди разводятся сплошь и рядом. Просто это не какая-то там женщина, а твоя любимая сестренка, и тебе хочется порвать ему глотку за то, что он ее обидел. Другого варианта просто не может быть. Но на твоем месте я бы в это не вмешивался.       – В нашей семье никто никогда не разводился.       – Кроме тебя.       Эван отмахнулся.       – Если бы можно было вернуть все назад, я бы поступил по-другому.       – Что, не развелся бы с Танит? – удивленно спросила Шанталь.       – Или не стал бы заводить с ней ребенка?       – Я бы не стал заводить с ней романа. Лучше вообще не жениться, чем жениться и потом развестись. Теперь-то я это точно знаю...       – Твоя проблема, дорогой, – ласково произнесла Шанталь, гладя его по плечу, – в том, что ты все принимаешь слишком близко к сердцу. Ты такой чувствительный...       – Шанти, я сказал эту фразу минуту назад, так что не повторяй ее с таким глубокомысленным видом! Эван просто боится, что, пока будут все эти разборки с разводом, Лаура скинет племянников на него, и придется выполнять обязанности няньки, – хмыкнул Валентин.       – Посмотрим, что ты будешь думать обо всем этом, когда у тебя самого появятся дети, – заметила девушка.       – Ха! – мужчина залпом допил свой мартини и прищелкнул пальцами. – Вот уж этого точно нет в моих планах. Не обижайся, дорогой, – он посмотрел на Эвана, – но твой пример очень показателен. Я не собираюсь заводить семью и разводить детей. Во-первых, это совершенно не соответствует моему характеру, а во-вторых... Женятся и заводят детей те, кто боится одиночества. Да-да, это правда, и все мы знаем это про себя. Страх – вот что толкает нас на совместное долговременное проживание и размножение. Не любовь, как многие утверждают, а именно страх. Любовью все прикрывают. Я ничего не имею против этого! Но такая жизнь не для меня. Одиночества я не боюсь. И вообще... как по мне, в браки вступают люди слабые, которые не в состоянии идти по жизни независимо и самостоятельно. Дорогой, опять же, без обид, – он улыбнулся Эвану, который как будто вообще не слышал этой пламенной речи, погруженный в собственные размышления, от которых его отвлек телефон.       – Лиза приехала, пойду встречу ее у входа, – он встал.       Оставшиеся вдвоем на диване Эдварда и Шанталь заказали еще по одной порции мартини. Девушка сильно разволновалась, и было видно, что слова Эдварда ее задели.       – То есть ты уверен, что никогда не захочешь иметь детей? Даже в будущем? Когда тебе будет, скажем, сорок...       – Шанти, когда мне будет сорок, я надеюсь драть в хвост и в гриву симпатичных парней и девчонок точно так же, как делаю это сейчас. Только на Канарах в своем личном особняке.       – Но ты можешь передумать! – настаивала она. – Влюбиться и захотеть детей...       – Ладно, я не буду утверждать, что совершенно не способен влюбиться... – Эдвард торжественно приложил руку к груди. – Но в том, что я не захочу заводить детей, уверен на все сто. С детьми – это к нему! – он махнул рукой в сторону, куда ушел Эван. – Это он детей любит... и то я подозреваю, что проблемы с сыном настолько его измотали, что в глубине души он бы хотел, чтобы тот не рождался...       Шанталь пристально смотрела на него широко распахнутыми голубыми глазами, в которых, словно в зеркале, отражались блики света от ламп. Брови ее были нахмурены, а губы поджаты. Поняв, что он не замечает ее взгляда, она отвернулась от Эдварда и стала смотреть в другую сторону.       – Смотри, а вот и Лиза! – воскликнул мужчина. – Странно, что вы еще не знакомы.       К ним направлялся Эван в компании сногсшибательной высокой брюнетки. Шанталь невольно подалась вперед, раскрывая рот от изумления. Лиза была не просто красива – она была безупречна! Внешность женщины, несомненно, могла бы претендовать на титул "Мисс Вселенная" – длинные, завитые крупными локонами темные волосы лежали густой копной на открытых плечах, стройную фигуру формы песочных часов обтягивало узкое белое платье-футляр; идеально ровный бронзовый загар, невероятной длины стройные ноги, роскошно смотревшиеся в босоножках на шпильке. Она была довольно высокой, и в этой обуви была одного роста с Эваном, но вместе с тем не казалась чрезмерно крупной. Когда они приблизились, стало очевидно, что и лицо по красоте ничуть не уступает фигуре. Совершенно прямые, как два птичьих крыла в полете, брови, подчеркнутые подводкой темно-карие глаза причудливой миндалевидной формы казались экзотичными в обрамлении густых ресниц. Даже чуть крупноватый нос с едва заметной горбинкой совсем не портил это лицо, напротив, придавал ему особую изюминку. Довершал картину аккуратный рот с пухлыми губами, которые, растянувшись в приветливой улыбке, обнажили ряд маленьких белоснежных зубов.       – Не знала, что такие бывают в реальности... – тихо пробормотала Шанталь на ухо Эдварду, воспользовавшись шумом музыки, когда их с Лизой представились друг другу. – Она подруга Эвана? Где он ее нашел?       – А где он вообще находит самых красивых девчонок? Это талант... – Валентин притворно вздохнул. – Даже я так не умею. А про Лизу я сам мало что знаю... Даже не знаю, сколько ей точно лет, а спрашивать побаиваюсь. Вдруг окажется за сорок, и наваждение разрушится?       – Она модель?       – Нет, зайчик, представь себе, нет... Она коучер.       – Кто? – удивилась Шанталь.       – Тренер по жизни.       – Что? Такие тоже есть?       – А как же... у Коти для всего есть тренер... В современном мире нужно содержать в порядке и тело, и душу, и разум – все сразу и одновременно. Я не знаю точно, где они познакомились. Эван был в Италии два месяца, и из этой поездки они вернулись вдвоем с Лизой. Но по их разговорам у меня иногда складывается впечатление, что они уже были знакомы до этого. Честно говоря, подозреваю, что она жуткая стерва!       Компания пересела за заказанный заранее столик. Лиза засмеялась, когда Эван сначала стал сокрушаться, что забыл о ее дне рождения и о подарке, а потом ловким движением расстегнул воротничок рубашки, демонстрируя на себе нитку жемчуга. Эдвард поздравил девушку, вручив сумку из новой коллекции Прада.       – Держу пари, он совсем не потратился на подарок... – Лиза весело подмигнула Эвану. – Вряд ли он оторвал ее от сердца.       – Эд, я же просил тебя перестать воровать вещи из гардеробных! – стон Эвана вызывал всеобщий смех.       Шанталь сидела притихшая, с тайным восторгом наблюдая за новой знакомой. Она считала себя красивой, но рядом с Лизой явно проигрывала по всем статьям. Кажется, эта девушка, кем бы она ни была, не только фантастически красива, но еще и умна… и Эдварда это явно бесило. У него, как и у Эвана, было много знакомых среди женщин, но Шанталь ни разу не верила в реальную дружбу со стороны Валентина. Она не сомневалась – его расположение к ней самой основывается на простом убеждении относительно ее низких умственных способностей. Эдвард не любил умных женщин. Может быть, потому что чувствовал угрозу с их стороны? А Лиза, несомненно, разбивала все его убеждения, обладая сразу несколькими козырями: красотой, интеллектом и явной финансовой независимостью. Шанталь, про себя, сразу решила, что та образованна, может быть, лучше всех, сидящих за столом. И даже здесь Эдвард с Эваном расходились во взглядах. Лайсачек, возможно, за счёт отсутствия сексуального, явно испытывал чисто человеческий интерес к таким женщинам, не удивительно, что его привлекала компания Веры Вонг. Он быстро схватывал собственные пробелы и старался восполнить их в общении с более образованными и интеллектуальными людьми, чем он сам. Он не стыдился того, что не знает чего-то, и готов был учиться, в том числе и у женщин. Тогда как Эдвард не желал ни с кем конкурировать. Шанталь подозревала, что он ужасный шовинист и даже сексист в глубине души, хотя все эти заморочки прорывались наружу из него исключительно в пьяном виде. Как сейчас, например. Девушка ловила полные скрытой ярости взгляды мужчины, которые он кидал в сторону Лизы. Та, как ей показалось, была настроена по отношению к Валентину не менее скептически, то и дело вставляя остроумные, но саркастичные ремарки в его адрес, с легкостью парируя его издевки. Зато в ее отношении к Эвану чувствовалась неприкрытая симпатия. Они то и дело обменивались друг с другом улыбками, короткими фразами, а потом и вовсе упорхнули на танцпол, благо, Эван уже мог позволить себе танцевать медленный танец. Он почти перестал хромать и все реже прибегал к помощи трости. Прогресс был просто фантастический!       – Ты не ревнуешь? – с легкой издевкой поинтересовалась Шанталь у Эдварда, указывая на удаляющуюся пару.       – Нет, ни одной секунды, – он улыбнулся.       – Она не просто красива... она чертовски сексапильна! А Эван все-таки был женат... то есть... все возможно! – она смотрела на танцпол, испытывая странную смесь чувств. Эван и Лиза стояли близко друг к другу, о чем-то переговаривались, рука Эвана крепко обнимала девушку за талию, прижимая к себе и, надо сказать, выглядели они потрясающе. Оба высокие, стройные, молодые, элегантные... Ну, просто боги...       – На что это ты намекаешь, Шанти?       – Ну... а вдруг он с ней спит... – протянула она, краем глаза с любопытством наблюдая за его реакцией.       Валентин тут же заливисто рассмеялся, как будто она сказала что-то невероятно смешное, и тоже обнял ее за плечи, по-отечески встряхивая. От него так разило мартини, словно он только что принял ванну из него.       – О нет... нет... это совершенно исключено! Эван не спит с Лизой. Я знаю это, потому что он спит со мной.       – Ты не слишком самонадеян? А? Мистер Безупречный Самец... – Шанталь его отпихнула с раздражением. – Поверить вообще не могу, как Эван тебя терпит! Я бы на его месте...       – Эван не смог бы спать с Лизой, даже если бы и захотел, – Эдвард наклонился к ней и зашептал: – Дело в том, что он...       По мере его слов лицо девушки изумленно вытягивалось, меняя выражение с недовольного на совершенно изумленное, и даже отчасти разочарованное.       – О, да? – она снова перевела взгляд на Эвана и Лизу. – Не может быть!       – Еще как может, – мужчина довольно улыбался.       – И это что, навсегда?! Какой ужас…       – Ну, врачи уверяют, что это побочный эффект от химиотерапии, который пройдет сам по себе... Теперь понимаешь, почему я совершенно спокоен? Откровенно говоря, я подозреваю, что Эвана это устраивает гораздо больше, чем он когда-нибудь сможет в этом признаться.       – Никогда бы не подумала, что Эван... ох! – она замотала головой, как бы сбрасывая ненужный образ. – Честно говоря, я представляла его в другой роли!       – Вот как? – Валентина задели ее слова. – Потому что я выгляжу более женственно? Тебя это раньше не смущало?       Шанталь отмахнулась от него, все еще пребывая в легком шоке от услышанного. Вот это да... Неужели Эван... ох, должно быть, это здорово пошатнуло его самооценку! Даже для гея это так печально...       Когда он и Лиза вернулись за столик, Эдвард приканчивал седьмую по счету порцию мартини. В последнее время он стал заметно больше пить. У него вообще все теперь перехлестывало через край: юмор, суждения, секс... Шанталь обратила внимание, что Эван, между прочим, ограничился только бокалом шампанского и почти весь вечер пьет апельсиновый сок.       – Я тобой восхищаюсь... – она с нежностью взяла его за руку. – Ты почти не употребляешь алкоголь! Я вот уже с трудом могу себе представить, как можно пить апельсиновый сок без водки...       – Ну, кому-то придется сесть сегодня за руль, чтобы отвезти нас домой... – мужчина как-то невесело улыбнулся и потрепал ее по волосам.       – Эван, ты... такой милый... – с чувством выпалила Шанталь. – Ты намного лучше его! – девушка ткнула мизинцем в Эдварда, который в очередной раз дергал официанта, требуя еще одну порцию выпивки. Когда он напивался, то начинал вести себя нагло и вызывающе. Шанталь видела, что Эвана это тоже раздражает, хоть он и не показывает недовольства. Она подумала, что вообще ни разу еще не видела его в плохом настроении, чем-то недовольным (в отличие от Эдварда, постоянно закатывающего скандалы в студии), открыто с чем-то не соглашающимся. Он всегда был таким... Таким милым...       Лайсачек ничего не ответил на ее слова и только с благодарностью сжал руку в ответ. Шанталь почувствовала, что на нее смотрят и, повернув голову, увидела, что Лиза улыбается ей.