"Imagine" или "Все что нам нужно, это любовь.."Часть 2

      Всё закончилось. Теперь самое время было проснуться, очнуться, как от страшного сна, перевести дыхание, а затем перевернуться на другой бок и уснуть снова. Только вот всё это происходило не во сне. Стефан никак не мог перестать думать о том, что видел своими глазами, что рисковал жизнью так, как никогда не доводилось до этого прежде. Что произошло с ним там, у фермы? Ведь он вёл себя, как совершенно безумный человек! Он мог погибнуть, если бы Джонни не выбежал за ним и не вернул его в дом. Эти мысли становились навязчивыми. О том, что бы было, если бы... Ламбьель закрывал глаза и снова видел всё, словно запись на плёнке сознания: гигантский водоворот ужаса, поглощающий небо и землю, ураганный вихрь, который был так близко, что он едва не попал в его смертельную воронку. Такое невозможно забыть. Никогда. Он не считал себя экстремалом, не мечтал прыгнуть с парашютом или забраться на Эверест, но те эмоции, что испытываешь, рискуя жизнью перед силой природы, не могут сравниться ни с чем. Он словно умер и заново родился − обновлённый, потрясённый, вдохновлённый.       Конечно, на них со всех сторон посыпались телефонные звонки. Связь по-прежнему была плохой, но он чуть с ума не сошел, отсылая сообщения родным и друзьям с просьбой успокоиться и сообщить всем, что с ним всё в порядке. А могло быть не в порядке... Теперь, когда всё закончилось, он, и правда, словно очнулся ото сна. К горлу подступали слезы ужаса и облегчения.       А самым удивительным было то, что он вовсе не жалел о том, что пережил. Этот опыт... он... он... совершенно уникален!       − Мне очень жаль, Стефан, но мне кажется, я не смогу проводить тебя в аэропорт завтра... − первая фраза, которую вслух сказал Джонни, когда они вышли на главную улицу города. Вернее, то, что от неё осталось.       А он и забыл, что должен улетать уже завтра... Ламбьель смотрел на уничтоженный город, и мысли о собственном отъезде напоминали ему позорное бегство. Оставить Джонни сейчас, в такой момент, когда он столько пережил, и поехать в Испанию отдыхать? Отвечать на бесконечные вопросы и просьбы рассказать словами очевидца о злобной стихии, греться на солнечном пляже, когда Джонни будет собирать осколки своих планов и надежд? А как он может помочь?       На ночь было решено всем остаться в доме и дождаться утра, и тогда уже решить, что делать дальше. Ребята были настолько измучены, что им было всё равно, где спать. Девушки раздобыли свечи и создали некое подобие нормального освещения в доме, стелили постели прямо на полу. Макс, Клай и Брайан откупорили несколько бутылок с виски и все пили, пытаясь согреться. Почти никто не разговаривал, не обсуждал произошедшее, возможно, всё ещё пребывая в состоянии спасительной отрешённости. Стефан не сразу обратил внимание, что Джонни куда-то пропал. Встревоженный, он вышел на улицу, держа в руке один из фонарей, которые Брайан притащил с кухни. Вряд ли Джонни мог уйти куда-то далеко по такой темноте, сейчас здесь можно заблудиться в десяти шагах от дома. Едва не провалившись в огромную лужу во дворе, он услышал странное фырканье, такое, которое издают крупные животные. Испуганно посветив фонарём, он в изумлении уставился на лошадь, стоящую возле поваленного дерева в нескольких метрах от крыльца дома. Рядом с ней, поглаживая темные бока, сидел Джонни.       − Чёрт, ты напугал меня! − Стефан облегчённо вздохнул и направился к нему. − Что ты здесь делаешь?       − Смотри... Мэрелин пришла. Она сама нашла дорогу, представляешь? Я ведь не успел... Ничего не успел сделать с конюшней. Нужно было перевести их куда-то... Не знаю, что с остальными, но моя любимая девочка жива... − он шмыгнул носом и сделал глоток из бутылки.       − Дай мне тоже...       Джонни протянул ему бутылку. Стефан сделал глоток и присел рядом на поваленное дерево. Они сидели так какое-то время, гладя лошадь по мягкой чёрной шерсти. От тела животного шло успокаивающее тепло. На улице было сыро и холодно, Стефан снял с плеч плед, в который завернулся, выходя из дома, и набросил его на плечи Джонни. Они остались без электричества, отопления, практически в лесной глуши. И всё-таки он был счастлив. Это то состояние, когда ты начинаешь понимать ценность каждого момента жизни, после того, как постоял на краю пропасти. Сейчас он испытывал любовь ко всему вокруг. Радость жизни.       − Слушай, Стеф... Я тогда не успел тебя попросить... − после некоторого молчания сказал Джонни. − Когда будут разбирать завалы, они найдут Джека Форстера и... В общем, если выяснится, что в него стреляли... я бы не хотел, чтобы стало известно, что это сделал я.       − Ты что, думаешь, я тебя сдам? − поразился Ламбьель. − Пойду в полицию и сообщу, что ты стрелял в племянника судьи? Вот так... от нечего делать..?       − Да нет... Просто я этого почему-то боюсь. Не того, что ты меня выдашь, нет! Что меня арестуют за это.       − Это была самооборона.       − Нет, не была.       Стефан понял, что он имеет в виду. Джонни винил себя не в том, что выстрелил в Джека, а в том, что не впустил их в подвал. Оставил умирать там, наверху. Ламбьель попытался представить, как бы сам поступил на его месте, и ему стало страшно. За каких-то пять минут Джонни взял на себя ответственность, спасая одного человека, дать умереть четверым. Он обнял друга и уткнулся лбом ему в плечо. Если бы он, идиот, не застрял там, как вкопанный, Джонни бы не пришлось возвращаться, а всем остальным вылезать из подвала. Ничего бы этого не случилось. Так что это его вина. Он хотел сказать это Джонни, но тот опередил его:       − Ты, наверное, уже сто раз пожалел, что приехал...       − На самом деле, я рад, что сейчас здесь, а не в Испании, − искренне ответил Ламбьель.       Джонни в изумлении посмотрел на него и усмехнулся. Стефан выглядел не то чтобы плохо... Просто как-то странно спокойно. Неестественно спокойно.       − Смеёшься? Я бы хотел сейчас быть где-нибудь на морском курорте, подальше от торнадо и ураганов...       − Зато там могут случаться цунами.       − Я серьёзно, Стеф. Не так люди должны проводить свой отпуск. Тем более, такие, как ты...       − Знаешь, Джо... − дыхание перехватило от внезапно накатившего волнения. Он почувствовал, что хочет и может сказать все это, − я часто слышал, что у меня прекрасная жизнь. Что я живу в прекрасной стране, где никогда не бывает кризисов и экономических потрясений, где замечательная природа и все вокруг такие замечательные... Я занимаюсь искусством, творю добро и красоту... ну, и так далее... Вообще, много всякого романтичного бреда слышал я о себе. Одним словом, просто король эльфов в сказочном царстве. Мало того, что поэтому меня не воспринимают всерьез, так я сам чувствую, что не живу по-настоящему. Меня всю жизнь опекали: моя семья, мои друзья, коллеги. Даже мои ученики! А я старался искусственно найти в своей жизни острые ощущения. Я пил, употреблял легкие наркотики, отрывался по клубам, занимался сексом со всеми подряд, совершенно не думая, зачем мне это надо. А они говорили, − Стефан театрально поднял руку вверх, − "Ведь это же Стефан Ламбьель!.. Ему это простительно!.. Ведь он творческая натура!.." Знаешь, почему мы столько лет дружим с тобой? Потому что ты никогда не скажешь таких слов. Ты не давал мне спуску, не делал скидок, ты ничего не спускаешь на тормозах. У тебя другая жизнь, и ты живешь ею, проживая каждую минуту от всего сердца... С тобой я... это просто я. Совершенно обыкновенный человек. Ты не боишься сказать мне правду, а я тебе. Нам не нужно притворяться друг перед другом. Мы даже никогда не были настоящими соперниками. Знаешь, эти две недели, что я провёл здесь, были одними из самых удивительных в моей жизни, потому что с тобой всегда так... Никогда не знаешь, что будет через день, час или даже минуту. С тобой я чувствую, что живу, и мне не нужны никакие стимуляторы. Ты спас мне жизнь, чёрт возьми, ты делаешь такие вещи так просто, будто это самая естественная вещь на свете! Это какое-то невероятное волшебство... Невозможно описать словами... но за это я и люблю тебя.       − Стеф...       Повернувшись, он увидел, что друг смотрит на него с каким-то невыразимым ужасом, словно он признался в чем-то страшном. Стефан положил руки ему на плечо и продолжил, не обращая внимания:       − То, что ты сделал сегодня... Думаешь, я могу тебя осуждать? Ты спас меня, спас всех нас! Почему я не могу сказать тебе об этом? Я не хочу уезжать. И я не уеду. Я останусь, Джонни. Я останусь с тобой и помогу... Я хочу помочь! И не пытайся меня отговорить!       − Стеф... Прекрати... Перестань! − Джонни вскочил, как будто хотел убежать, но Ламбьель удержал его за руку.       − Я не хочу скрывать свои чувства. Знаешь, мне безразлично, что они не взаимны. По крайней мере, я твой друг, и так будет всегда. И я люблю тебя.       − Я не знаю, что сказать... − губы Джонни дрожали, он весь как-то сжался, побледнел.       Стефан провёл рукой по его волосам, опуская и касаясь лица, слегка задерживая ладонь. Кожа под пальцами была прохладной и нежной на ощупь, отросшая щетина почти совсем не кололась. Он потянулся, чтобы поцеловать Джонни, но тот увернулся, прошептав:       − Не надо... Стеф... пожалуйста! Не нужно этого...       − Я знаю, что ты чувствуешь. Ты думаешь, что всё потерял, но это неправда. Ничего не потеряно. Все будет хорошо... − Стефан шептал это ему в шею, закрыв глаза и почти утонув в обступившей со всех сторон темноте.       Джонни тихо всхлипнул и, уцепившись за него руками, внезапно заплакал. Ламбьель молча притянул друга к себе, обнимая и прижимая к груди. Джонни беззвучно рыдал, сотрясаясь и вздрагивая в его руках. В нём словно что-то взорвалось, он льнул к обнимавшему его телу, отчаянно и доверчиво, уже ничего не стесняясь. Стефан подумал, что впервые видит, чтобы он плакал вот так, навзрыд, опустошая свое горе, не стесняясь его, совсем как ребенок. Он нашел его лицо, влажное и тёплое от слёз, и жарко прижался губами к его губам, целуя и стараясь вложить в поцелуй всю благодарность, нежность и любовь, которые он чувствовал. На мгновение Джонни попытался отпрянуть, но потом сдался и, обвив его шею руками, поцеловал в ответ. Рядом раздалось недовольное фырканье. Мэрелин стукнула копытом, привлекая к себе внимание. Джонни в смущении отстранился и вытер лицо рукавом. От поцелуя губы его слегка припухли, и это выглядело очень трогательно и одновременно сексуально. Он как будто был в замешательстве и не знал, как теперь поступить.       − Уже очень поздно... нужно идти в дом.       − Да, что ни говори, а сегодня был трудный день... − у Стефана вырвался смешок.       − Давай подумаем обо всем этом завтра... − Джонни явно был смущен слабостью со своей стороны. Он быстро встал, отдал плед Ламбьелю и продолжил: − А я не знаю, что делать с Мэрелин. Не могу же я привести лошадь в дом... Но как я оставлю её на улице?       − Но ты не можешь остаться и ночевать с ней тут, под открытым небом, правда?       − Не могу. У меня нет сил даже думать... Я вообще не знаю, что будет завтра. И послезавтра. Я не хочу, чтобы оно наступало. Я ничего не хочу... − он в отчаянье посмотрел на друга. − Я устал.       − Идем спать, − Стефан похлопал его по плечу на этот раз вполне дружеским, ободряющий жестом. − Ты сам сказал: подумаем обо всем этом завтра.       Саша вернулась в дом и быстро прошла на кухню, где у окна в темноте в одиночестве стоял Брайан. Она вышла поискать Джонни и никак не ожидала увидеть... Но, в общем, увидела то, что увидела. Этого уже не изменить. Странно, но не было злости или ревности. Даже удивления. Джонни и Стефан. Они целовались так страстно, что даже не заметили её, застывшую в темноте всего в нескольких шагах от них. Девушка поймала себя на том, что впервые увидела, как Джонни целует мужчину. Вот так, по-настоящему. Внутри что-то натянулось очень остро, резануло по сердцу и вдруг лопнуло, разлетевшись на части, − он навсегда потерян для неё. Хотя нельзя потерять то, что тебе никогда не принадлежало. Саша вспомнила, зачем ехала сюда, и ей стало так больно, будто её сердце вырвали из груди и швырнули ей же под ноги. Джонни не любит её, никогда не любил и никогда не полюбит. Она может пойти на какое угодно безумство, но это ничего не изменит. Почему она такая ненормальная, что не может перестать думать о нём? Сегодня днём они приехали за ней из-за Брайана. Как ужасно быть замужем за нелюбимым человеком, когда он так любит тебя, а для тебя его любовь − как удавка на шее... Ох, если бы он только мог её разлюбить... Если бы можно было взять и уйти, вот так, просто, не оборачиваясь, ничего не забирая с собой, просто покончить с этой жизнью и начать новую...       − Эй, − она подошла к мужу и обняла его за талию, уткнувшись носом в плечо. Брайан и Джонни были практически одного роста, но Боз всё равно выглядел меньше. Он и был меньше, вечно младший брат, второй во всём...       − Нашла Джонни?       Саша удивилась, потому что не говорила ему, что идет искать Джонни.       − Да, они на улице... Со Стефаном... − девушка глубоко вздохнула. - Прости меня.       − За что? − спокойно спросил Брайан.       − За всё.       Мужчина развернулся к ней. В этот момент, посмотрев в его лицо, серьёзное, задумчивое, наполовину скрытое в темноте, но вместе с тем глубоко печальное, Саша подумала, что он всё знает. О ней, о Джонни. Даже об Эмме.       − Я прощаю тебя. И ты прости меня, ладно?       − За что?       − За то, что я − не он. И никогда не смогу быть таким.       Саша испуганно замерла в его руках, а потом, уткнувшись лицом мужу в грудь, заплакала.       Стефан уже практически провалился в сон, в тревожный, прерывистый сон измученного донельзя человека, когда в дверь раздался лёгкий стук, и на пороге появился Джонни. Сперва Стефану показалось, что это происходит во сне, − настолько странно он себя чувствовал, садясь на постели и наблюдая, как тот входит в комнату, закрывает за собой дверь и, аккуратно отвернув край простыни, присаживается к нему на кровать.       − Не могу заснуть.       − Я тоже, − соврал Ламбьель.       Он обратил внимание, что на Джонни из одежды только белая майка без рукавов и пижамные штаны. Сам он обычно ложился в постель обнажённым или в трусах, и поэтому машинально подтянул к груди одеяло.       − Ты не против, что я зашел?       − Нет... Конечно нет.       − Это прозвучит по-детски, но... Мне страшно одному в комнате.       Это действительно прозвучало странно из уст человека, который накануне проявил невероятную храбрость. Все остальные легли спать на первом этаже, в гостиной, возле камина, поближе к теплу и друг к другу. Стефану и самому не хотелось проводить эту ночь в одиночестве, но было неловко просить кого-то остаться спать в его комнате. В конце концов, это неприлично.       Джонни сидел, опустив голову. У него был настолько беззащитный и обречённый вид, что Стефан не выдержал. Наплевав на одеяло, он придвинулся ближе и обнял друга за плечи, прижимая к себе. Словно ожидая этого, Джонни подался навстречу, потянулся, обхватывая его руками за талию, и уткнулся носом в шею. Он больше не плакал, но тело его, как там, на улице, сотрясала мелкая дрожь, словно от холода. Это были объятия человека, который нуждается в том, чтобы его обняли и согрели сейчас, именно в эту минуту. От Джонни, как обычно, вкусно пахло: не одеколоном или туалетной водой, а каким-то очень знакомым, нежным запахом... Мыла, что ли? Детского мыла...       − Оставайся у меня, если хочешь... − тихо произнес швейцарец.       − У тебя? − Джонни поднял к нему лицо. В темноте его глаза ярко, почти мистически, блестели. Он облизнул губы.       − Да.       − Спать будем вместе? − он сказал это с иронией, но сердце Стефана забилось чаще.       − Да, если ты не против...       − А ты, конечно, только за, да? − Джонни слабо улыбнулся. Он был такой тёплый, открытый в эту минуту. То, что произошло за эти сутки, уже сблизило их настолько, что страха и смущения просто не могло быть. Стефан аккуратно убрал вьющуюся прядь волос с высокого лба. Джонни откинулся в его руках, практически лёжа головой на коленях. Красивый. Всегда красивый своей фэнтезийной, колдовской, воздушной красотой. Единственный, ни на кого не похожий. Мятежный, противоречивый, сильный и мягкий в своей доброте, открытый и замкнутый, распахнутый миру и всё равно одинокий... Джонни. Его милый друг... Столько лет... Стефан смотрел в знакомое до мельчайшей чёрточки лицо, но в то же время совсем другое, по-прежнему горделиво прекрасное, и при этом зрелое, мужское.       Он наклонился и, не думая уже ни о чём, поцеловал приоткрытые губы. Снова. Джонни ответил моментально, обняв его рукой за шею, зарываясь в волосы и притягивая к себе. Поцелуй вышел коротким, но достаточно красноречивым и решительным. На этот раз Стефан не сомневался, что хочет пойти до конца. Джонни был его мечтой столько времени, и он уже не рассчитывал, что она когда-либо сбудется. И вот он, его шанс... Так неожиданно и странно, в совсем не подходящий момент... Но разве это повод отказаться от мечты?       Джонни выпрямился, сев на кровати, по-прежнему обнимая его, и прижался лбом к его лбу.       − Я останусь. Я хочу.       − Я тоже хочу. Всегда хотел... − Стефана моментально, словно пламя лист бумаги, охватило возбуждение.       Джонни откинул одеяло и забрался к нему в постель. Они сразу же прижались друг к другу и стали целоваться. Какая-то часть сознания не позволяла Стефану поверить, что Джонни целует его, обнимает, прижимается всем телом и делает всё это, потому что хочет, действительно хочет, делать. Оттянув резинку, мужчина просунул руку, спуская с него пижамные брюки, и обхватил рукой член. Джонни едва слышно застонал, перевернулся на спину, полностью предоставив ему поле для деятельности. Стефан наклонился, целуя его в шею, лоб, подбородок, губы, не переставая ласкать, чувствуя, как рука Джонни ответно шарит под одеялом, сжимая его через тонкую ткань узких плавок. Не выдержав, Ламбьель быстро стащил их, потом стянул брюки с Джонни и лёг сверху, утонув в ощущении близости. Джонни слегка улыбался ему из темноты, гладя ладонями по спине, и неторопливо потёрся о него, какой-то невероятно умиротворенный, спокойный, но в то же время весь такой горячий и твёрдый, что от этих ощущений срывало крышу напрочь. Стефан сполз вниз, под одеяло, и обхватил ртом уже напряжённый член. Джонни инстинктивно развел ноги, демонстрируя полную готовность предоставить ему себя. Краем сознания мужчина попытался вспомнить, где у него лежат презервативы. Не хотелось отвлекаться на это, но вряд ли Джонни согласится без них... Хотя... За эти дни было столько сюрпризов... Откуда ему знать, на что может согласиться Джонни?       Ламбьель снова подумал про себя, что тот превосходит размерами всех мужчин, с которыми он имел дело. Это возбуждало и пугало одновременно. Он одновременно хотел трахнуть его и отдаться сам, и эта смесь желаний и чувств сбивала с толку.       − У тебя есть презервативы? − Джонни, наконец-то, сам озвучил этот вопрос, совершенно спокойно, без тени напряжения.       − Должны быть... Но я не помню, где... − Стефан выдохнул, вылезая из-под одеяла.       −У меня есть. В комнате. Но мне очень лень идти туда за ними...       Стефан удерживал равновесие на вытянутых руках, нависая над ним. Они соприкасались бёдрами, но этого контакта было недостаточно...       − Рискнём? − Джонни произнёс это совершенно неожиданно. Сам Стефан не сильно беспокоился на этот счёт. В себе он был совершенно уверен, а Джонни всегда отличался особой чистоплотностью...Да и какие у него могли быть здесь случайные связи... Да плевал он на презервативы!       − Больше, чем мы рисковали несколько часов назад, мы рискнуть уже не можем.       − Хочешь сам, или... − Джонни говорил тихо, но голос его уже слегка охрип он возбуждения.       − Хочу сам.       Джонни вздохнул, но нисколько не разочарованно, скорее, перевёл дыхание и перевернулся на живот.       Стефан провёл пальцем между упругих, крепких ягодиц, слегка помассировал подушечкой пальца и надавил. Джонни инстинктивно приподнял бедра ему навстречу, выгнув поясницу.       − Слушай... я давно этим не занимался, так что держи своего коня за поводья, окей? Мне не нужны травмы... − он произнёс это так весело и легко, что Стефан и не подумал обидеться.       Странное дело... Хотя это был не первый их секс, но сейчас он испытывал чувства, как если бы это происходило впервые. Хотелось сделать всё максимально хорошо, доставить Джонни такое удовольствие, которое не доставлял ему никто и никогда, чтобы тот дрожал в его руках и просил ещё... Стефан понимал, что думает об этом больше, чем нужно, что ставит планку, на которую Джонни вряд ли обратит внимание с его-то секс-голоданием... Нужно просто делать то, что хочется, отпустить себя, забыть о том, как это должно быть в идеальных мечтах.       Он понимал, что если начнет изощряться, подготавливать его, желая продемонстрировать высший пилотаж, то сам может не успеть дойти до главного. Всё равно, что наедаться до отвала закусками, забыв, что пришёл ради горячего. Можно бесконечно целовать и трогать Джонни, но на это у них еще будет время... Толкнув его обратно на подушки, помогая себе рукой, швейцарец сразу двинулся вперёд, чем дальше, тем настойчивее преодолевая сопротивление упругих мышц. В какой-то момент Джонни тихо охнул, вновь привыкая к забытому ощущению, а потом медленно подался навстречу. Этого движения было достаточно, чтобы Стефан забыл, о чём думал пять минут назад. Трудно сглотнув, он подтянул его на себя, входя до самого конца, заставив Джонни слегка вскрикнуть.       − Ты в порядке? − прошептал он, наклоняясь, и с трудом вдохнул.       − Да... да... давай... еще...       И Стефан, закрыв глаза, отпустил себя, полностью растворяясь в ощущениях. Он трахал Джонни, вжимая его в постель, полностью опустившись сверху, умирая от сладкого ощущения всё больше расслабляющихся в ответ на его движения мышц. Тот тихо постанывал под ним, но не так, чтобы можно было начать тревожиться о том, что ему сильно больно. Через некоторое время они поменяли позицию: Джонни развернулся к нему лицом, откинувшись на спину и раскинув в стороны руки, вызывающе открытый и доступный. Он словно намеренно не обнимал Стефана, чтобы не затруднять процесс, зато теперь было намного удобнее ласкать его рукой, с мучительным наслаждением размазывая по члену выступающую смазку. Ламбьель заворожённо смотрел на очертания лица в темноте, которое постепенно меняло свое выражение, теряя связь с реальностью. Он стал двигаться быстрее и резче, и Джонни запрокинул голову назад, вцепляясь руками в простыни, сжимая их, и застонал громче. Чувствуя приближение оргазма, Стефан сильнее сжал рукой его член, практически оглохнув от звона напряжения в ушах.       "Давай... Ну давай же... раньше меня..."       Джонни судорожно выгнулся, толкнувшись навстречу его руке, кончая. Оргазм накрыл Стефана следом, спустя несколько мгновений. Словно в полусне покинув горячее тело, он без сил лег на него, опустив голову на грудь и прислушиваясь к бешеному стуку сердца.       − Это было больнее, чем я помнил... − после некоторого молчания произнес Джонни.       − И все-таки ты кончил...       − И все-таки да...       Они лежали так какое-то время, опустошённо уставшие, потом Джонни приподнялся, заставив Ламбьеля отстраниться.       − Мне нужно в душ...       − Не будь девчонкой, Джонни... − мужчина откинулся на прохладные подушки и лениво закинул руку за голову, − беременность тебе не грозит.       − Ты можешь составить мне компанию, если хочешь, − Джонни медленно поднялся с кровати, зажёг стоящую на тумбочке свечу и, как был, совсем без одежды, направился в ванную комнату. Стефан лежал, смотря в темноту, ожидая, когда в ванной польётся вода. Он представил себе Джонни, стоящего под струями воды, и вспомнил, как впервые случайно увидел его в таком виде, зайдя случайно в ванную. Это было в Москве, в 2010 году. Семь лет назад. Тогда он потерял голову, обнаружив, что влюблён в одного из своих ближайших друзей, и получил, как оплеуху, решительный отказ. Сейчас почему-то это казалось ему естественным. Какой роман бы мог выйти у них тогда? Чем бы он закончился? Они оба изменились и смотрят на всё по-другому...       Его охватила неожиданная эйфория. Стефан встал с постели и, завернувшись в одеяло, прошёл следом за Джонни в ванную. Открыв дверь, он вошёл внутрь и прислонился к стене. Время словно отсчитало назад эти семь лет. От свечи шел слабый, рассеянный свет, едва освещавший помещение. Но этого было вполне достаточно, чтобы видеть... Джонни стоял к нему спиной, точно так, как тогда, стройный, подтянутый, словно скульптура, в лёгких клубах горячего пара, который окутывал его фигуру мягкой дымкой...       − Ты так и будешь там стоять? − он повернулся к Ламбьелю и отодвинул дверцу кабины. − Иди сюда. Только одеяло оставь там... И аккуратней, не задень свечу... я боюсь темноты.       Стефан посмотрел на протянутую руку, улыбнулся и шагнул навстречу. Он понятия не имел, что из всего этого выйдет, и выйдет ли вообще. Он не думал даже о том, что будет завтра. Джонни обнял его и поцеловал в губы, потом убавил мощность воды, так, чтобы она не брызгала в лицо. Стефан сомкнул руки на тонкой талии, поражаясь, насколько легко все происходит сейчас. Словно это уже было запланировано где-то там, наверху, и нужно было просто подождать эти семь лет. И Джонни, такой спокойный, довольный в его руках, как будто знал, что так и будет однажды. И не торопил события. Ламбьель прижал к себе тёплое и сильное тело, закрыв глаза. Он больше не беспокоился.       "Пусть всё идет так, как идёт... Не буду ничего загадывать. Жизнь все расставит по своим местам..."