"Imagine" или "Все что нам нужно, это любовь.."Часть 2

Сентябрь 2017       − Нравится?       Эдвард вздрогнул, услышав голос за спиной, и резко обернулся. Эван стоял на пороге гостиной. Судя по тому, что из одежды на нём было только одно полотенце, обернутое вокруг узких бедер, он только что вышел из душа. Эван мог передвигаться абсолютно беззвучно, как кот, если хотел быть незамеченным, а это происходило довольно часто. Удивительно, но эта особенность Лайсачека подкрадываться бесшумно, время от времени пугала его.       − Я не слышал, как ты пришел... и да, выглядишь потрясающе. Так и ходи на работу... − Эдвард хмыкнул, оценивающе разглядывая любовника. – Только далеко ты в таком виде не уйдёшь.       − Я про запись... − Эван поправил полотенце и, подойдя ближе, указал рукой на экран ноутбука. − Ты смотришь «Кармен»?       − Да... это моя любимая программа из всех твоих... − парень хотел нажать на паузу, но Эван его остановил.       − Нет, я тоже хочу посмотреть...       Мужчина присел на подлокотник дивана и вперился взглядом в экран. Второй этап Гран-При. Кубок Китая, ноябрь 2006 года. Нанкин. 220 балов. Он выиграл его.       Эван почувствовал, как у него учащается сердцебиение. Давно он не видел себя на льду, особенно на таких старых записях. Сейчас, глядя на этого долговязого парня в абсолютно черном костюме, карикатурно заламывающего руки и нервно махающего ими под музыку, он испытывал удивление. Эван не любил пересматривать свои выступления. Ему практически никогда не нравились собственные прокаты, но он считал это делом естественным. Недовольство собой − прекрасный стимул к развитию, − так он думал. А что касается «Кармен»... Эта программа практически стала его визитной карточкой, и в своё время встала уже поперёк горла. Когда о нем упоминали в прессе, это всегда звучало как «Эван Лайсачек и его Кармен», словно речь шла о какой-то девушке, его подруге или возлюбленной. Впрочем, в тот год он начал встречаться с Танит, и всё это было органично. Он примерил на себя образ латинского мачо, и все решили, что это будет его фишка.       − Мне нравится эта программа больше всех, потому что ты здесь такой... искренний и эмоциональный... − он услышал слова Эдварда рядом. − Твои старые прокаты нравятся мне намного больше... Если смотреть их в замедленном воспроизведении − это просто нечто... ты иногда делаешь такое лицо...       − Когда я выходил на лед, то становился героем, персонажем, которого надо играть. Я никогда не понимал, почему мое катание считали недостаточно эмоциональным... Фрэнк то и дело упрекал меня в том, что я кривляюсь...       − Я так не думаю, − Валентин говорил, не отрывая взгляда от экрана. – Я думаю, ты относился ко всему, что происходило, слишком серьезно. Тебе не хватало легкости... Слишком много драматизма, и от этого могло казаться, что ты переигрываешь.       − Для меня это всегда и было очень серьезно.       Они посмотрели друг на друга. Эдвард улыбнулся и положил руку ему на колено.       − Я считаю, что ты потрясающий на льду. И очень... темпераментный. Если бы ты катался в полотенце, никто бы не обратил внимания на выражение твоего лица...       Губы Эвана дрогнули в легкой улыбке. Он вспомнил, что всю свою карьеру, до знакомства с Верой, считал себя ужасно высоким и неуклюжим, чувствовал неловкость и даже какую-то вину за то, что не соответствует стандартам телосложения фигуристов. Вера была первой, кто сказал ему, что его рост и фигура совершенно нормальны для мужчины, и в модельном бизнесе он мог бы сойти за эталон... и еще много приятных слов.       − Ты не часто пересматриваешь свои прокаты, да?       − Вообще не пересматриваю. Почти...       Эту фразу не нужно было пояснять. Эдвард прекрасно понимал, что после перенесённых травм и проблем со здоровьем, для Эвана годы расцвета его карьеры на льду служили, скорее, болезненным воспоминанием. Он больше не ходил на каток, не обсуждал предстоящую Олимпиаду в Пхеньчане, не общался ни с кем из своих старых знакомых по сборной. Он просто отрубил эту часть жизни, как руку или ногу, смирившись с тем, что останется инвалидом.       − А вот твои ванкуверские костюмы, − продолжал Валентин, − совершенно чудовищны. Ты уж прости... но у нас с Верой разное видение... ну... почти всего.       Он был готов, что Эван, как обычно, заспорит с ним, как бывало всегда, когда речь заходила о Вере Вонг, но на этот раз мужчина усмехнулся и пожал плечами.       − Мне они тоже не нравились. Но знаешь, глупо, когда Эван Лайсачек спорит с профессиональным дизайнером Верой Вонг относительно того, как должен выглядеть его костюм для соревнований, если она берётся делать его.       − Ты всегда соглашаешься с ней во всём? − с легким укором произнёс парень.       − Нет. Я, скорее, не спорю. Но это не значит, что меняю своё мнение.       − Хочешь, посмотрим еще что-нибудь? − предложил Эдвард.       Эван отрицательно мотнул головой.       Валентин остановил запись и пересел к нему на диван. Эван смотрел со спокойной безучастностью, как это бывало обычно. Эдвард провел пальцем по его обнажённой груди, обрисовывая контуры мускулов. Эти прикосновения всегда носили оттенок некоторой изучающей техничности, словно он производил проверку на качество. Эван не стеснялся своего тела, тем более, что за последний месяц он набрал вес и уже не выглядел таким измождённым, но под пристальным взглядом серых глаз Эдварда чувствовал себя словно выставленным на витрину. Между прочим, сейчас, в ванной, когда он разглядывал свое отражение в зеркале, ему бросилось в глаза, что выглядит он на редкость паршиво. Может быть, тело начинает приходить в норму, но лицо по-прежнему усталое, все более проступающие морщины напоминают о возрасте − ему уже перевалило за тридцать. Раньше Эван не придавал особенно значения именно лицу, потому что никогда не считал себя красивым и удивлялся, если кто-то с ним не соглашался. Но так сильно он не нравился себе в зеркале в последний раз, наверное, лет в 15, когда отчаянно боролся с подростковыми прыщами. А последний год было как-то не до эстетики − хотелось просто выжить и сохранить на месте все части тела, а уж процесс старения − дело десятое. Поэтому мужчина был немного шокирован, словно увидел себя в зеркале впервые. Эти мешки под глазами, морщины на лбу, вокруг губ, само выражение лица – напряженное и хмурое − добавляли ему лет пять. Издалека смотрится не так плохо, но вот вблизи... И, кажется, он нашел парочку седых волос... И, конечно, дело не в том, что он живет с парнем на шесть лет его моложе...       − Я хочу сделать тебе признание... − улыбнулся Эдвард, дотрагиваясь до все еще влажных после душа волос. − До тебя я ни с кем не жил вместе.       − Это заметно... − не удержался Эван от сарказма.       − Да нет... не в этом дело. Я пытался поразмышлять тут на тему того, что именно меня так привлекает в тебе, что необходимость видеть друг друга каждый день не вызывает во мне раздражения...       − И что ты надумал? − Эван заинтересовался. Он не стал говорить, что совместное проживание начинает раздражать как раз его самого.       − Ты не похож ни на одного из парней, с кем я встречался в разное время. Ты совершенно непредсказуем. На первый взгляд ты кажешься таким... ну, знаешь, правильным парнем, который всегда поступает, как учат в школе и родители... Такой серьезный, ответственный, добродетельный... И от которого всегда знаешь, чего ожидать. Но ты не такой... Ты как двуликий Янус... в тебе столько намешано... плохого и хорошего... и никогда нельзя быть уверенным наверняка, как ты поступишь... Каждый раз, возвращаясь домой, я не знаю, застану ли я тебя там, не ушел ли ты насовсем... − Эдвард коснулся подушечками пальцев его щеки, ласково поглаживая. − Ты умеешь держать в напряжении. С тобой не бывает скучно, потому что тебя невозможно разгадать до конца. Думаю, поэтому ты так нравишься женщинам...       − Я?       − Конечно. В тебе есть интрига. Вот кажется, ясно, что они не представляют для тебя интереса, и в то же время есть что-то, что заставляет их испытывать волнение... а вдруг? Кто знает этого парня? Он способен на многое...       − Да, я способен на многое... − Эван потянулся к нему, целуя в губы.       Рука Эдварда моментально скользнула вниз, забираясь под полотенце. Неожиданно охватившее чувство страха и отвращения заставило Эвана инстинктивно свести ноги, не давая потрогать себя.       − Ты чего? − Эдвард отстранился и с удивлением посмотрел на него.       − Нет... ничего... − Эван сам растерялся, удивившись этим ощущениям. Конечно, у него был повод нервничать, но он давно уже не испытывал такого смущения от мужских прикосновений. В постели он позволял Эдварду практически всё, и его это возбуждало. Правда, в последнее время секс не доставлял ему такого удовольствия, как раньше. И у этого была конкретная причина.       − Слушай, я сам не знаю... просто... мне сейчас... как-то... не хочется... − Эван встал с дивана и подумал, что надо пойти и одеться.       Эдвард смотрел на него некоторое время в задумчивости, а потом произнес:       − Может, уже стоит обратиться к врачу?       − Эд!       − Подожди... ну послушай, − он развел руками, − уже достаточно времени прошло! Я знаю, о чем ты беспокоишься...       − Я не хочу это обсуждать! − отрезал Лайсачек.       − Вообще-то, такие вещи надо обсуждать, раз уж мы живем вместе. Слушай, я относился к некоторым... деталям... с пониманием. В конце концов, мне-то плевать, стоит у тебя или... − Эван посмотрел на него так, будто Эдвард только что обвинил его в убийстве. − Но это влияет на тебя! Ты нервничаешь, психуешь... ты так переживаешь, будто стал пожизненным импотентом! А всё это в твоей голове...       − Заткнись, Эд! Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! − взорвался Лайсачек. Он чувствовал себя глупо и уязвимо, стоя в одном полотенце, и от этого злился еще больше.       − Что, кстати, говорит по этому поводу твой психиатр?       Эван вышел из комнаты.       − Психотерапевт, то есть... эй, Эв, успокойся! Не придирайся к словам!       Эван зашёл в свою комнату, захлопнул дверь и стал одеваться. Натянув тренировочные штаны, мужчина присел на кровать и закрыл голову руками. Черт с ними, с морщинами и цветом лица. Ему тридцать два года, а он не может... не может быть мужчиной. Он так мечтал просто выжить, даже не думая о качестве отвоёванной жизни в будущем. Сначала объяснение этому находило себя в побочных эффектах от химии. Врач предупредил его, что первое время у него могут быть проблемы с потенцией, но на тот момент секс интересовал Эвана меньше всего. Но вот прошло уже два месяца, как он закончил последний курс, − и ничего... Кажется, его член умер, не дождавшись победы остального тела в битве за жизнь. Он не может нормально трахаться уже ни с кем, даже с собой. На этом фоне прошлые проблемы с сексуальной ориентацией просто отвалились за незначительностью.       Мужчина поднял голову. Эдвард стоял в дверях, держась за косяк. В руках у него были два бокала с текилой. Он присел рядом и протянул один из них Эвану. Потрясающий жест сострадания...       − Хочешь подтверждение тому, что ты псих? Мы еще ничего не сделали, а ты уже боишься, что не выйдет. А вдруг сегодня все получится?       − Слушай, от тебя это звучит ещё более отвратно...       − Эван, − парень обнял его за плечи, − у меня есть мысль. Не спеши посылать меня на хуй, окей? Я знаю, что тебе нужно.       − Что? − Эван одним глотком выпил текилу, откинулся на кровать и закинул руки за голову.       − Новые впечатления. Новый опыт. Помнишь, ты рассказывал мне, что после разрыва с Джонни с тобой было нечто похожее? Ты даже думать не хотел о сексе с другими парнями...       − Это не значит, что я не мог им заниматься. Это был мой выбор на тот момент. Это разные вещи.       − И что ты тогда сделал?       − Что я сделал?       − Ты начал жить с Сашей. Ты переключился на девочек. Никто не заставлял тебя, ты сам... и это помогло. Ты отпустил мозги и всё вернулось на круги своя.       − Ты что, думаешь, что если у меня не получается с тобой, − язвительно заметил Эван, − то получится с какой-нибудь бабой? Чтобы я навсегда мог похоронить свое достоинство? Ты что, издеваешься? Это же еще хуже...       − Погоди... − Валентин прилёг рядом с ним, небрежно откидывая волосы со лба. − Я не совсем об этом.       − Не совсем?       − Я уже предлагал тебе это однажды. Секс втроем.       Эван повернулся к нему, приоткрыл один глаз, закатил его, и снова отвернулся.       − Ты знаешь мой ответ.       − Ты категоричен. Ты мог бы просто попробовать... Уверяю тебя, это потрясающий опыт...       − Повторю еще раз. Для слепоглухотупых. Если я не могу нормально расслабиться с тобой, с одним тобой, как я смогу сделать это, если вас будет двое?       − Девушку я беру на себя. В конце концов, если ты стесняешься принимать участие, для начала можешь просто посмотреть...       − Ты спятил?!       − А что? − пожал плечами парень. − Ты ведь смотришь порно. Все смотрят... А в живую это ещё круче. Я уверен, это сработает.       − Нет.       − Окей, для первого раза можешь залезть в шкаф, и тебя никто не увидит... а если захочешь, присоединишься.       Эван застонал и отпихнул его от себя. Другого предложения он и не ждал. Хотя Эдвард умудряется говорить совершенно невозможные вещи с таким видом, что, заявляя об их абсурдности, сам начинаешь чувствовать себя ненормальным.       − Ты можешь пообещать, что хотя бы подумаешь над моим предложением? − не унимался Валентин. − Я найду кого-нибудь подходящего... обещаю, что это не будет девка с улицы... кто-то приличный...       − Кто-то приличный не согласится на такое.       − Согласится, − мужчина хмыкнул. − Мы же с тобой совершенно обалденные парни, а каждая женщина в глубине души мечтает, чтобы на неё встало у гея.       − Учитывая, что у меня не встаёт вообще ни на что, я разобью её мечты.       − Так ты можешь просто подумать? Это не заберёт у тебя столько же сил, сколько твоё упорное сопротивление.       − Ладно, хорошо, подумаю! − Эван сказал это только ради того, чтобы тот отстал. После подобных разговоров ему не хотелось оставаться с Эдвардом в одной квартире, не говоря уже о чем-то большем. Эван был бы не против, если бы тот нашел себе кого-нибудь для этого дела и оставил уже его в покое. Он был бы не против, если бы секс вообще отменили. Слишком много от него проблем. По крайней мере, в его жизни. Ноябрь 2006 год, Кубок Китая       − Эван!       Боль от удара об лед на мгновение ослепила, оглушила, и парню показалось, что он только что выбил себе абсолютно все зубы. Сквозь пелену застлавших глаза слёз, Лайсачек увидел, что к нему на помощь уже спешат Бен, Танит и Кимми Майснер. Кое-как поднявшись на ноги, он уцепился за бортик и попытался улыбнуться, показывая, что с ним в порядке.       − Эван, Боже мой, ты в порядке? − на лице Танит был написан сильный испуг. Ребята обступили его с двух сторон, поддерживая под руки.       − Да, всё окей... немного оступился... − говорить было нелегко, подбородок, которым он со всего размаху стукнулся об лед, буквально онемел.       − У тебя кровь!       Парень провёл ладонью по губам и увидел размазанную красную дорожку. Это ж надо так умудриться...       − Идем, тебе нужна пауза... − не спрашивая согласия, Танит ухватила его за руку и потащила к выходу с катка. Он сделал попытку воспротивиться, но так как голова опасно кружилась, слишком долго спорить не стал. Они присели на трибуне.       − Это всего лишь тренировка, всё в порядке! − попытался он успокоить девушку, которая уже достала из небольшого рюкзака бутылку воды, салфетки и пластырь. − Танит... ну, не нужно...       Она молча смочила салфетку и осторожно приложила к его губам. Эван перехватил ее руку и благодарно улыбнулся. Они одновременно посмотрели на каток. Бен и Кимми помахали им руками. Танит присела поближе, ей явно нравилось исполнять роль медсестры. Несмотря на боль и дискомфорт после падения, Эвану было приятно видеть её волнение и беспокойство. Повезло, что Фрэнк не видел, как он шлепнулся со всего размаху на четверном, каким-то непостижимым образом умудрившись упасть мордой вниз. Так и нос сломать недолго...       − Хорошо, что это тренировка... если бы я упал так во время проката...       − Не думай об этом, хорошо? − она взяла его за руку и переплела их пальцы.       Его снова охватило волнение. Когда они с Танит были вот так вот близко, только вдвоём, никто не смотрел на них, он испытывал одновременно страх и восторг. Они нуждались друг в друге. Танит нравилось проявлять о нем заботу, а Эвану давно нужен был кто-то, кто поддерживал бы его мягко и ненавязчиво, без этой дурацкой опеки, как было с Тимом. И она восхищалась им. Не в открытую, конечно, но это было заметно и ужасно приятно. Его заводила сама мысль о том, что такая девушка, как Танит Белбин, может испытывать к нему подобные чувства. Больше всего ему нравилось в Танит, что она не давила на него. Ее мягкость и нежность действовали, как лучи летнего солнца на лёд. Он начинал таять, растекаться, становиться кем-то другим... сильным, уверенным, смелым, остроумным, привлекательным... Что это? Может быть, действительно, любовь?       Эван, не убирая салфетки от лица, поправил ей волосы, заправляя светлую прядь за ушко. Девушка улыбнулась так, как она улыбалась теперь только ему одному: смущённо и счастливо. Когда он видел эту улыбку, Эвану хотелось немедленно сделать для нее что-то грандиозное, прыгнуть до потолка, выиграть Олимпиаду прямо сейчас, немедленно, разорвать всех соперников в клочья. И он чувствовал, что может. Когда на тебя кто-то смотрит вот так: с надеждой, восхищением, любовью... Ох, неужели...       − Не нервничай слишком сильно. Ты в отличной форме! − ободряюще произнесла она.       Эван с благодарностью обнял подругу, коснувшись губами нежной щеки и намеренно задержал в своих объятьях чуть дольше. Когда они обнимались, Танит всегда так мило замирала и прижималась к нему, словно хотела спрятаться от самой себя. Они еще не целовались. По правде говоря, ему очень хотелось, но каждый раз что-то внутри останавливало, будто опускался какой-то шлагбаум, не дававший перейти эту границу между близкой дружбой и любовным романом. Все и так думали, что они встречаются. Ему самому нравилось так думать. Танит была не просто самой красивой девушкой в сборной, она была по-настоящему милой, доброй и совершенно не кичилась своей привлекательностью. У нее, кажется, и парень был всего один единственный... Такая красивая, такая скромная и почти... его. Он сам не ожидал, что всё так сложится. Они так сблизились после Турина, а во время летнего турне и вовсе не расставались. Эван подумал с волнением, что вот так и должны завязываться настоящие отношения. Как здорово, что можно сидеть вот так, рядом, поддерживать друг друга... Интересно, если он её поцелует, как она отреагирует? О, нет... не сейчас... не с разбитой губой, конечно.       − Какие планы на завтра? − Танит посмотрела на каток, где продолжалась тренировка.       − Планирую выиграть... – он сказал это с неожиданной для самого себя уверенностью. – Я отлично себя чувствую.       − Ты правда не сильно ушибся?       − Правда, − он улыбнулся. Ему нравилось успокаивать её и казаться уверенным, он на самом деле начинал чувствовать прилив сил в этот момент. − Не могу дождаться завтрашнего дня. А потом послезавтрашнего. Я закажу себе чизкейк и курицу-гриль.       − У тебя грандиозные планы... − она рассмеялась.       − Ты в них тоже присутствуешь... − он вдруг снова разволновался. – Если я выиграю, поедем в Нью-Йорк?       Он не сказал «поедем на свидание в Нью-Йорк», но именно так это и должно было прозвучать. У них еще не было настоящего свидания, но Эван тут же нарисовал себе в воображении, каким оно может быть. Танит улыбнулась и склонила голову ему на плечо. И это могло означать только один ответ...       − Бен, скажи, у них это что, действительно по-настоящему или… − Кимми то и дело бросала любопытные взгляды в сторону сидевшей на трибунах парочки.       − А хрен его знает... − парень пожал плечами. − Танит молчит, как рыба. Сам не пойму. Я бы сказал, что всё это ерунда, но только у неё так глаза горят, когда Эван рядом... Такое не замажешь.       − Я думала, он гей... а как к этому относится Тим? − не удержалась девушка.       − Я не знаю, что там у Лайса с Тимом произошло, и какая у него ориентация на самом деле. Но одно могу сказать точно, − Бен поднял вверх указательный палец: − С тех пор, как он сменил компанию и круг общения, кататься он стал лучше. И это серьезно.       − Что серьезно?       − А то, что у Джонни Вейра теперь появился действительно серьезный конкурент.       − Мой врач сказал, что... моя... дисфункциональность... не связана с побочным эффектом от химиотерапии... − Эван говорил, стараясь не глядеть доктору Льюису в глаза. − Сказать по правде, меня это не сильно обнадежило.       При том, что ему было ужасно некомфортно обсуждать этот вопрос с кем бы то ни было, сегодня во время сеанса они говорили только об этом. Последний разговор с Эдвардом вывел его из себя. Хуже всего было другое. Вчера вечером, собираясь домой после работы, он в очередной раз был вынужден выслушивать дурацкую болтовню Пола. То, что старший НR-менеджер к нему неравнодушен, уже давно не было секретом ни для самого Эвана, ни для остальных работников корпорации. У Эдварда этот факт всегда был поводом для шуток: Пол, толстый, с редеющими волосами, цветом лица напоминающий кусок колбасы, в костюме, который был мал ему на целый размер, явно не мог рассчитывать на взаимность в чувствах. Эван же чувствовал себя неловко и глупо в его присутствии, поэтому избегал общения, как только мог. Пол же, напротив, старался проявить внимание по любой ерунде, в обеденный перерыв предлагал сгонять за кофе в Старбакс, забрать его вещи из химчистки (ему, как всегда, всё было по пути) и любил блеснуть остроумием, рассказывая очередной случай «из жизни», который явно вычитал накануне в интернете как раз с этой целью. Эван не знал, как отвязаться от парня... Зато Вера постоянно таскала его с собой, советуясь и собирая информацию о работниках. Пол знал всё и обо всех, умудряясь получать сведения о человеке из самых неожиданных источников. Стоит ли говорить, что большинство тех, кто работал с ним в одной упряжке, его не любили, но вынуждены были считаться, дабы не попасть в черный список. Все, кроме Эдварда.       − Он сводит меня с ума, − пожаловался Эван друзьям, когда они, как обычно, втроем сидели в пресловутом Старбаксе этим утром. − Вчера зашел ко мне и предложил подвезти до дома, откуда-то узнав, что я отдал машину в сервисный центр. Когда я отказался, он предложил вызвать мне такси! Он открывал мне дверь, когда я выходил, спрашивал о планах на уик-энд... Я боялся, что он будет преследовать меня до самого дома!       − Почему бы тебе просто не сказать ему, что он жирный урод, и не послать его на хуй? − лениво заметил Валентин.       − Я не могу.       − Почему? − искренне недоумевал парень.       − Я не хочу ссориться с Полом и тебе не советую. Ведь он не виноват...       − ...что он такой жирный...       − Не знаю, как дать понять ему, что это меня напрягает...       − Просто сказать, что это тебя напрягает... − хмыкнул Эдвард.       Вдруг Шанталь, которая не принимала участие в этом разговоре, заявила, задумчиво покусывая прядь светлых волос:       − А может быть, кто-то осторожно намекнет Полу, что ты страдаешь эректильной дисфункцией, и он сам отвалится?       Эван и Эдвард одновременно уставились на девушку, потом друг на друга. Лайсачек почувствовал, что вот-вот готов вскочить и опрокинуть стол прямо на парня. Шанталь могла узнать это только от него!       − Кому еще ты сказал? − набросился он на Эдварда, когда они вернулись в офис и остались наедине.       − Никому. Клянусь! Да и с Шанти случайно вышло... − оправдывался Эдвард.       − Случайно?! Ты что, рехнулся? Да теперь об этом будут знать все! − Эвану ужасно хотелось перейти на ор, но, из-за того, что они были на работе, он не мог себе это позволить, и поэтому просто шипел, как разозлившаяся змея. – Почему ты всё время меня унижаешь перед всеми?!       − Да никому она не скажет... − махнул Эдвард рукой. − Кому ты нужен, кроме старика Пола... шучу, дорогой... А кстати, идея ведь неплохая! Только вот Пол наверняка донесет об этом Вере, и тебя тут же отправят на комплексную диагностику и лечение грязями Мёртвого моря в Израиль...       Это было не смешно. Эдвард вывел его из себя второй раз за неделю, а это было сделать непросто. Вернувшись на рабочее место, Эван минут десять метался по офису, тяжело дыша, не зная, куда себя деть от ярости. Он даже подумал о том, чтобы написать заявление об уходе...       − Вот что я думаю, Эван, − мужчина услышал голос доктора Льюиса и вновь вернулся в кабинет. − Вполне возможно, что причина твой импотенции во внутреннем запрете на удовольствие. Я поясню... За последнее время ты столько пережил... у любого человека начнутся проблемы. Мы выяснили с тобой, что долгое время ты пребывал в уверенности, что твоя жизнь была бы намного легче и приятнее, будь ты гетеросексуалом. Таким образом, секс для тебя − это пожизненный источник проблем. В каком-то смысле перестать заниматься им совсем − это попытка уберечь себя от неприятностей в будущем.       − Но почему до сих пор у меня не возникало таких проблем? − Эван чувствовал, что снова начинает закипать.       − Потому что в ходе терапии могут обостряться многие проблемы, которые были запрятаны глубоко в подсознании и, выходя на поверхность, проявлять себя на уровне психосоматики...       Эван посмотрел на психотерапевта, и подумал, что сейчас испытывает такое же желание запустить в него чем-нибудь, как сегодня утром в Старбаксе. Бывали моменты, когда прозорливость Роджера Льюиса его восхищала и впечатляла. Вот только ничего конкретно полезного из этих открытий для себя он не извлекал. Какая разница, в чём причины его проблем, если проблемы никуда не деваются? Допустим, он что-то там себе запретил, закодировал в мозгу. Как разблокировать эту установку? Мужчина всё чаще ловил себя на мысли, что чем глубже они проникали в дерби его подсознания, тем хуже он себя чувствовал. Получалось, что доктор Льюис может только открыть ему глаза на причины его страданий, но никак не устранить их. И в чём тогда смысл всей психотерапии?       − И что ждёт меня дальше в таком случае? – он не удержался от сарказма. − Может быть, у меня выпадут зубы? Или я покроюсь страшными язвами?       − Ты по-прежнему очень строг к себе, Эван, − спокойно ответил доктор. – Тебе необходимо за что-то упрекать себя. То, что ты в открытую живёшь с мужчиной, не означает, что ты не осуждаешь себя за это в глубине души.       − Да я был женат на мужчине! − возразил он. − Почти два года! И все было нормально.       − Учитывая, что ты всегда занимал с ним исключительно доминирующую позицию, нет, не было... − улыбнулся психотерапевт. − Может быть, нам снова стоит вернуться к Джонни и вашим отношениям на следующей сессии?       − Может быть... я не знаю... − пробормотал Лайсачек.       Разговор закончился ничем. Эван понимал, что злится. На доктора Льюиса, на Пола, на Эдварда, на себя... А еще их занятиям с Анной, которые служили приятной отдушиной, кажется, скоро придет конец. Он заметил, что с тех пор, как они начали тренироваться у неё дома, женщина стала держать себя ещё более отстранённо и замкнуто. Они больше не ходили на прогулки, он не задерживался поболтать с ней после занятий, потому что она всегда сообщала о каких-то неотложных делах. Эван не понимал, в чём дело и где он мог накосячить. Почему, когда он искренне старается понравиться кому-то, выходит в точности наоборот? Анна явно тяготилась его обществом. Да еще Невин, как назло, проявлял особенное гостеприимство и то и дело отчитывал жену в его присутствии за то, что она не приглашает Эвана к ним на ужины и не проявляет достаточного внимания. У Анны в эти минуты делалось такое лицо, что ему хотелось под землю провалиться от стыда. Знать бы, что в нем ей так сильно не нравится и о чём она не решается сказать ему... Беда была в том, что сама Анна ему нравилась очень, но, чувствуя ее напряжённость, он терялся и становился каким-то глупым и неуклюжим в ее присутствии. Повторялась та же история, что после Танцев со звездами в 2010 году, когда она неожиданно резко обрубила все контакты с ним, и они вновь начали общаться уже после того, как он женился на Джонни. Все-таки женщины странные существа, что ни говори. Никогда не знаешь, что может их задеть или обидеть.       В воскресение Эдвард упаковал вещи и улетел в Берлин на Неделю Моды, где должна была состояться презентация новой модели Мерседес-Бенц. Эван вздохнул с облегчением, решив, что эти семь дней проведет в тишине и спокойствии, и наконец-то наведет порядок в квартире, согласно собственным стандартам качества.       Поэтому, когда в понедельник во время ланча к нему в кабинет заглянул Пол и взволнованно произнес: «Эван, ты очень мне нужен прямо сейчас!», Лайсачек едва не поперхнулся салатом. Он уже хотел прямо заявить менеджеру, что тот переступает границы дозволенного, но Пол опередил его, сообщив, что речь идет о Шанталь.       − Понимаешь... я решил сразу обратиться к тебе и ничего не предпринимать... − быстро говорил Пол, пока они шли по коридору в сторону студии фотосъемки. − Ведь вы, вроде как, друзья... Думаю, что тебе стоит поговорить с ней, потому что со мной она общаться отказывается категорически...       Оказалось, что девушка, которая, по словам фотографа, с самого утра выглядела неважно, упала в обморок во время примерки, а придя в себя, заперлась в гримерной, не желая пускать никого из персонала.       − Она очень нервная была всю эту неделю... Мы несколько раз переносили съемку, − заявил фотограф, когда Эван попросил его объяснить, что произошло. − Сегодня была такая бледная... я решил, что она заболела... черт, я сразу Полу сказал, что надо вызвать врача.       − Но она не позволила! Грозилась устроить истерику, если кто-то позвонит... А теперь заперлась там и не выходит.       − Это фотосессия «Четыре времени года»! Мы не можем продолжать ее без Весны... − возмущался парень, указывая рукой на трех сидевших на стульях девушек. – Все ждут Шанталь.       − Вера будет недовольна, если все сорвётся... − добавил Пол.       Эван подошел к двери гримерной и постучал.       − Шанталь, это Эван, открывай! − заорал Пол, тут же долбанув кулаком по двери.       − Может быть, ты нас оставишь? – Лайсачек многозначительно посмотрел на мужчину. Тот кивнул фотографу, и они отошли в сторону.       Он снова постучал.       − Шанти, это действительно я. Пола здесь нет, можешь меня впустить?       Некоторое время за дверью было тихо, потом раздался легкий щелчок, и створка приоткрылась. Он быстро зашёл внутрь и закрыл за собой дверь. В полумраке гримёрной Эван не сразу увидел девушку, которая сидела в углу, одетая в воздушное платье из розовой органзы. Подойдя к Шанталь ближе, он сразу же понял, что дело неладно. Судя по размазанному макияжу и припухшим глазам, она долго плакала. Эван работал в индустрии моды не так давно, но за всё это время успел насмотреться на фотомоделей с их капризами и стать свидетелем нескольких истерик. Шанталь выгодно отличалась на этом фоне своим спокойным и весёлым характером. Он ни разу не видел, чтобы она плакала или ругалась, а это случалось почти со всеми, кому приходилось работать с Эдвардом Ференци.       − Что случилось? − он подал ей руку, поднимая с пола. – Кто тебя обидел?       Шанталь странно посмотрела на него, испуганно и почему-то виновато. Эван взял со стола упаковку бумажных салфеток и, достав одну, стал аккуратно вытирать ей лицо. Стирая тёмные разводы размазавшейся туши, он машинально подумал, что Шанти действительно очень привлекательная девушка, с замечательным, милым, открытым и немного детским лицом. Ему захотелось расцеловать ее в обе щеки и щелкнуть по носу, как Элли, когда та начинала расстраиваться, а потом посадить себе на колени и накормить какими-нибудь сладостями.       − Ничего... всё в порядке...       − Не в порядке... ты же плачешь.       Девушка обхватила себя руками за узкие плечи и затравленно опустила глаза.       − Эван... я... мне кое-что надо тебе сказать... вернее, я хочу тебя попросить... можно?       Она произнесла это с таким трогательным смущением, что он тут же ответил:       − Конечно. Как мне тебе помочь? Может быть, отвезти тебя домой? Я договорюсь с Полом и Грегом. Перенесём всё на завтра.       − Ты можешь сходить со мной к врачу? − быстро спросила она.       Это было не то, что он ожидал. Немного растерявшись, Эван присел на диван и усадил Шанталь рядом с собой. Следующие несколько минут он упорно пытался выяснить у нее причины проблем со здоровьем, но безрезультатно. Еще на прошлой неделе Шанти выглядела и чувствовала себя замечательно, что могло произойти за несколько дней? Помятуя о собственном печальном опыте, он боялся подумать о худшем. В прошлом месяце одну из моделей уволили, потому что она скрыла информацию о том, что ВИЧ-положительна. Но Шанталь не принимает наркотики, ведет здоровый образ жизни (не считая их пьянок с Эдвардом, конечно), и не замечена в распутстве. Ему неловко было отказывать ей в просьбе, тем более, что девушка жила в Нью-Йорке одна, без родственников. Эван подумал, впрочем, что вообще мало что знает о ней. Они познакомились в начале июня на одном из модных предпоказов, где он впервые появился после болезни вместе с Эдвардом. Валентин явно знал девушку не первый день, и как-то так само собой получилось, что они начали проводить время втроём. Вернее, Эдвард постоянно приводил Шанталь с собой, куда бы они ни шли. При том, что он частенько с иронией высказывался о её умственных способностях, девушка не обижалась на это. Эвану было трудно назвать другом человека, которого он знал не больше трех месяцев, но ему было приятно, что Шанталь относит его к своим друзьям.       − Слушай, я схожу с тобой, если хочешь, но ты должна мне рассказать, чем больна. Только на таком условии! − он взял девушку за плечи и посмотрел прямо в глаза. − Клянусь, Шанти, я ничего не расскажу Полу. Вообще никому не скажу. Ты ведь про меня никому не рассказала, правда?       Некоторое время Шанталь смотрела на него широко распахнутыми, почти кукольными голубыми глазами, решаясь, а потом тихо произнесла:       − Эван, я не больна, я беременна...       − Ты... что? − переспросил Эван, не веря своим ушам.       − Я беременна, − повторила Шанталь и быстро добавила: − Не волнуйся, не от тебя.       − Спасибо, я сообразил... − пробормотал мужчина.       Ему понадобилось несколько минут, чтобы переварить информацию. Так как они с Шанталь всё же не были такими близкими друзьями, он не знал подробностей её личной жизни. Вполне логичным было задать девушке вопрос: «от кого?», но он посчитал это неуместным. В другой ситуации он мог бы поздравить её, но, судя по следам от слёз на щеках, это событие в её жизни совсем не стало радостным.       − Ты ведь никому не скажешь, правда?       − Не скажу... − он внезапно сообразил, зачем она просит его сопроводить ее к врачу. − И что ты думаешь делать дальше?       − У меня нет выбора. Я сделаю аборт.       Она сказала это вполне спокойно, как человек, который уже выплакал своё решение и вполне осознал его, но Эвану тут же стало ужасно не по себе. Он не был причастен к этой истории, и все-таки почувствовал себя обязанным отговорить её. Возможно, в нём говорило религиозное воспитание Тани, но всё его существо тут же восстало против этой затеи. С одной стороны, это не его дело вообще, с другой − Шанталь считает его своим другом, а друг не может поддержать такой выбор.       − Слушай, а что думает... отец ребенка? Как он относится к твоему решению? − уцепился Эван за важную деталь.       − Ничего не думает, − девушка пожала плечами. − Он не знает.       Отлично! Теперь ему действительно было что возразить.       − Но ты должна сказать ему! Шанталь, нельзя принимать такое решение в одиночку! В конце концов, это и его ребенок тоже... как он отреагирует...       − Я знаю, как он отреагирует, − отрезала девушка, вставая и поправляя платье. Она выглядела мученицей, которая добровольно приняла решение о казни. − Это даже не обсуждается. Ему не нужен этот ребенок, а я не могу всем жертвовать ради того, чтобы стать матерью-одиночкой.       − Откуда тебе знать, как он отреагирует?       − А ты бы как отреагировал? − девушка вопросительно уставилась на него.       − Я? − Эван растерялся. У него уже был сын. Сейчас он был счастлив, что Александр есть в его жизни, но если вспомнить, какова была его реакция на беременность Танит, когда он узнал... Хотя нельзя это сравнивать. Тогда он был без ума от Джонни, и ребенок казался ему преградой, удавкой, которую бывшая жена намеренно нацепила ему на шею из чувства мести. − Я не знаю, как бы я отреагировал, но я бы совершенно точно не хотел, чтобы кто-то совершал подобные действия за моей спиной. Как бы его отец ни отнёсся к этому, он имеет право знать.       − Всё это ваша мужская солидарность... − фыркнула Шанталь. − Я же приняла решение, Эван, и не спрашиваю твоего совета. Я прошу тебя просто поддержать меня и...       − И сопроводить тебя на аборт! − воскликнул он, вскакивая с места. − Ты хоть понимаешь, о чём меня просишь?       Шанталь немного смутилась.       − Я бы сходила одна... но... но мне страшно.       − Конечно, тебе страшно, ты же решила убить ребенка!       − Эван, не будь моралистом, тебе это не идёт, − она махнула рукой и, пройдясь по гримерной, присела на подоконник. – Ты просто не понимаешь. Мужчина просто не может этого понять.       − Тогда почему ты просишь об этом меня? Сходи с какой-нибудь подругой, которая проявит женскую солидарность, − саркастически заметил он.       Шанталь обескураженно уставилась на него.       − Ты − моя подруга.       − Я?       − Я не в том смысле... просто у меня нет таких подруг, с которыми я бы могла вот так пойти. Это будет выглядеть жалко. Если я приду туда одна или с женщиной.       − А если ты придешь туда со мной, все решат, что отец ребенка я, и я − последняя сволочь, которая привела свою девушка на аборт.       Шанталь подошла к нему и обняла, уткнувшись носом в пиджак. Она снова заплакала. И эти слёзы не были попыткой разжалобить его, она просто плакала и прятала свои слезы у него на груди, стыдясь и не в силах скрывать их. Может это и было манипуляцией, хоть и не осознанной, но Эван понял, что если откажет ей, то совершит какой-то очень плохой поступок. Шанталь добрая и беззащитная, пусть она настолько не видит в нём мужчины, что просит сопроводить её на аборт, пусть само по себе всё это так ужасно, но может быть, смысл дружбы в том, чтобы иногда просто поддержать человека, не давая оценки его действиям и поступкам... Как мало было у него таких друзей, которые принимали его таким, какой он есть, и просто были рядом тогда, когда это было нужно. Пожалуй, у него даже был только один-единственный такой друг... И этим другом была женщина. Эван вздохнул и, обняв Шанталь, спросил:       − Когда ты... когда тебе нужно пойти?       − Сегодня вечером... − она в надежде подняла на него глаза. − Ты пойдёшь со мной?       − Хорошо... я пойду... − он сдался.       − Спасибо, Эван, ты настоящий друг... − девушка благодарно обняла его. – Знаешь что?       - Что?       − Будь ты отцом ребенка, я бы от тебя не сделала аборт.       − Шанталь, я же гомосексуалист с эректильной дисфункцией...       Шанталь захихикала, и он вздохнул с облегчением.       − Вот поэтому я прошу сходить со мной именно тебя.       − Отлично... есть во мне что-то нормальное, что тебе нравится? − вздохнул он.       − Конечно. Я люблю твоё чувство юмора.