"Imagine" или "Все что нам нужно, это любовь.."Часть 2

Август–октябрь 2017 года       – Я впервые присутствую на гей-свадьбе... ну, не считая своей... – Джонни отставил свой бокал с шампанским и с улыбкой шагнул навстречу Дрю. – Прости, что опоздал, прими мои поздравления.       Они крепко обнялись. Джонни с нежностью провел рукой по густым, зачесанным назад русым волосам. Эндрю выглядел очаровательно: одетый в белоснежно-жемчужный парадный костюм-тройку с белой розой в петлице, красивый, счастливый, вдохновлённый. Каким и должен быть жених.       – Я боялся, что ты не сможешь в последний момент... – Миккинс положил руки ему на плечи и очень серьезно посмотрел в глаза. – Для меня важно, чтобы ты был здесь. Спасибо.       – Я должен был приехать. Не мог пропустить свадьбу парня, за которого когда-то сам мечтал выйти замуж... – Джонни улыбнулся, и они вдвоём вышли на просторную, украшенную праздничными фонариками из гофрированной бумаги, шариками и ленточками веранду дома, где проходила вечеринка. Специально для свадебного торжества Миккинс на выходные арендовал большой дом в пригороде, с огромной лужайкой, бассейном и площадкой для барбекю, которая сейчас была заполнена гостями.       Джонни торопился, как мог, но все равно пропустил саму церемонию. Подарок пришлось покупать в последний момент. Конечно, со своими нынешними финансами он мог бы купить что угодно и за любые деньги, но ведь это была свадьба Дрю, а не какого-то парня-гея, который позвал его на свой праздник из чувства групповой солидарности. Утром мужчина проснулся с чувством смутной тревоги, завтракал без аппетита, собирался без энтузиазма, никак не мог решить, что надеть, потому что это был редкий случай, когда он совершенно не хотел привлекать внимание к своей персоне. Свадьба планировалась не очень пышной, приглашены были только друзья и ближайшие родственники. Джонни чувствовал тепло в сердце при мысли, что он входит в число тех самых, близких, людей. Однако, прибыв на место и увидев вереницы из пары десятков припаркованных машин, он немного растерял иллюзии. Невольно вспомнилась их свадьба с Эваном. Там было просто неприлично много народу, включая журналистов, которые были обязаны сделать из их церемонии настоящее шоу. А они с Эваном не особенно сопротивлялись... О, Боже, он был замужем за Эваном! Сейчас в это трудно было поверить.        Итак, Дрю женится. Странно... Они расстались очень давно, он сам успел за это время дважды побывать в браке, и всё-таки теперь, собираясь на эту свадьбу, Джонни впервые почувствовал, что с прошлым покончено раз и навсегда. Возможно, какая-то часть его надеялась и верила, что у них двоих всегда будет место в жизни друг друга, что у Дрю по-прежнему есть к нему чувства, и они ещё могут сойтись однажды, страхуя друг друга от одиночества. Завязывая перед зеркалом голубой атласный галстук, Джонни смотрел на своё отражение и чувствовал себя столетним стариком. Дрю, его Дрю... Он всегда был рядом в трудную минуту, подставляя свое плечо, совершенно безвозмездно. Добрый, заботливый, спокойный. Как он хотел когда-то провести с ним остаток своих дней... Нет, Джонни был искренне рад за друга, который обрёл свое счастье в любви, однажды это должно было произойти. И всё-таки быть приглашённым на свадьбу к человеку, с которым когда-то планировал связать свою жизнь – это всегда немного грустно.       – Ты ведь незнаком с Джонатаном? – Дрю подвёл его к совсем молодому, миловидному шатену с тонкими чертами лица и кудрявыми волосами. – Джонни... познакомься, это... эм... Джонни...       Они все рассмеялись. Джонни пожал протянутую ему тонкую, белую, почти девичью ладонь. Дрю и Джонни. Вселенная выполнила этот заказ. Вот только без уточняющих деталей.       – Дрю много о тебе рассказывал... У вас, фигуристов, такая интересная жизнь... – голос у Джонатана вполне сочетался с его внешним видом, высокий и звонкий. – Я рад с тобой познакомиться!       Джонни машинально поддерживал беседу и отвечал на вопросы, стараясь казаться очаровательным и милым, про себя думая: «Эх, да я по сравнению с этим мальчишкой просто старый пердун...»       Дрю смотрел на мужа взглядом, полным нежности и обожания. Что ж, он реализовал свою собственную потребность в превосходстве и может совмещать в себе роли мужа и отца, чего совершенно не мог позволить себе в их отношениях.       – Я бы хотел вручить молодоженам подарки, – Джонни протянул Джонатану обязательный конверт с деньгами, а Дрю небольшой подарочный пакет. – Это тебе, дорогой. На добрую память.       На лице Эндрю мелькнула тревога. Он оглянулся по сторонам и, пробормотав: «О, спасибо, Джонни, я потом посмотрю...», оставил пакет на столике среди прочих презентов.       – Я бы не оставлял его на твоём месте без присмотра... там довольно... дорогая вещь... – тихо произнес Джонни, подойдя к Дрю так, чтобы их никто не слышал.       – Черт, ну зачем ты? Не нужно было! – Миккинс разволновался и всё поглядывал в сторону мужа, который упорхнул навстречу очередной стайке друзей.       – Нужно. Ты мне очень помог в своё время. А я не забываю добро. И вообще, пришла моя очередь платить по заслугам. У меня есть возможность отблагодарить людей, которые помогали мне в жизни, и я хочу ею воспользоваться...       Дрю снова бросил взгляд по сторонам, подошел к столу, взял пакет и достал оттуда картонную коробочку. Развернув упаковку, он извлек на свет бархатный футляр и, помедлив немного, открыл. Из груди мужчины вырвался вздох.       – Ох, твою мать... – Миккинс извлек из упаковки золотые часы от Chopard. – Ты рехнулся? Сколько они стоят?       – Если бы ты знал, не стал бы оставлять их ни минуты без присмотра... – Джонни не без удовольствия наблюдал за ошарашенным лицом. – Там, сзади, гравировка.       Дрю перевернул циферблат, прочитал надпись и посмотрел на Джонни.       – Ну что, теперь ты бросишь своего пастушка, чтобы сбежать со мной куда-нибудь на острова? – Джонни постарался сказать это таким тоном, чтобы у Дрю, не дай Бог, не возникло сомнений в том, что он шутит.       - Я всё равно залезу в интернет и посмотрю стоимость...       Джонни подошёл к нему и поцеловал в щёку.       – Ты достоин самого лучшего. И если это не я, то хотя бы часы.       – Ты же понимаешь, что на твою свадьбу я не смогу сделать тебе такого подарка?       – Об этом можешь не беспокоиться... у тебя в запасе есть лет тридцать, чтобы скопить денег, потому что жениться в ближайшее время я не собираюсь.       Дрю посмотрел на него, и в этом взгляде Джонни прочитал то, что хотел видеть меньше всего: сострадание. Нет ничего хуже, чем когда тебя жалеет твой бывший бойфрэнд. У Дрю, между прочим, нет миллионов на банковском счету, зато у него есть Джонатан и их милая маленькая семья, и Миккинс явно считает своё богатство более значительным.       – Как дела дома? У вас все наладилось? Мы все так переживали за вас после «Саманты»...       – Всё могло обернуться намного хуже, – серьёзно ответил Джонни. – Думаю, у Бога ещё есть на меня какие-то планы...       – Ты... начнёшь всё заново? – немного помявшись, спросил Дрю.       Джонни понял, что тот имеет ввиду...       Ураган уничтожил стройку подчистую. Но Джонни, к собственному удивлению, не испытывал совсем уж отчаянья. Да, потеряно одно из дел, которое вдохновляло и поддерживало его в эти полгода, но теперь, лишившись его, он понял, что вся эта идея с катком экстра-класса для родной провинции не имела для него подлинной ценности. Ему просто нужно было отвлечься, вложить во что-то энергию, создать для себя иллюзию занятости. Как он и ожидал, настоящий ущерб, причиненный нескольким маленьким городкам, едва упоминался в официальных выступлениях властей. «Саманта» почти не затронула крупные города на северо-востоке, хотя ураган занял третье место по степени разрушительности после «Катрины». Джонни бы не обиделся, реши Ламбьель убраться из города на следующий же день, несмотря на то, что произошло между ними. Он самолично предложил организовать отъезд всех друзей, включая Брайана и Сашу в Дэлавер, и в глубине души даже хотел этого, хотел остаться один. Все только и делали, что звонили и писали, выражая ужас и соболезнования, а он даже не мог заставить себя изображать отчаянье и героически принять участие в разборах завалов, спасая людей и животных из разрушенных домов, нанять группу и оплатить ремонт дорог, встать во главе добровольцев, которые будут расчищать город своими руками. Чего-то подобного от него, возможно, и ожидали, но ничего из этого Джонни делать не собирался. Может быть, это была запоздалая реакция на стресс, но, оставшись вдвоём, они со Стефаном не испытывали ни малейшего желания даже просто покидать пределы дома, вокруг которого всё напоминало апокалипсис. У них был достаточный запас еды, воды и даже выпивки, чтобы проводить дни так, как хотелось. Они могли по несколько часов лежать на кровати в темноте, просто обнявшись и болтая о всякой ерунде, в доме без электричества, интернета, нормальной сотовой связи, словно выброшенные на необитаемый остров, чувствуя себя при этом абсолютно, неимоверно счастливыми. И никого из них не интересовало, что творится там, снаружи, где по-прежнему царит горе и хаос. Мир сузился до размеров маленькой комнаты, где день смешивается с ночью, а ты засыпаешь и просыпаешься, чувствуя рядом на щеке тёплое дыхание человека, который в одночасье становится смыслом целой вселенной. Джонни дошёл до того, что как-то утром, провалявшись до полудня в постели, лениво заявил другу:       – Знаешь, раз уж ты теперь живёшь и ночуешь у меня в комнате, может быть, используем твою, чтобы складывать туда грязную посуду?       Стефан уставился на него, а потом громко расхохотался и смеялся минут пять, пока Джонни не швырнул в него подушку.       – Мы деградируем, ты в курсе?       – Да.       Он всегда был убеждён, что в истинно правильных отношениях есть стимул постоянно стремиться к совершенству, чтобы быть лучшим для своего партнера, чтобы собственное величие стало залогом вечной непреходящей любви. А сейчас он почти неделю не притрагивался к бритвенному станку, не пользовался одеколоном, кремом для лица, феном и расческой. Джонни было абсолютно всё равно, как он выглядит и что на нем надето, а так как большую часть времени оба оставались без одежды, вопрос отпадал сам собой.       Они не заметили, как пролетела ещё одна неделя, поэтому, когда Стефан как-то утром напомнил ему, что у него билет на утренний рейс послезавтра, Джонни словно проснулся после глубокого сна. Каким-то непостижимым образом за то время, что они провели здесь вдвоём, он умудрился забыть обо всём, включая тот факт, что Ламбьель живёт на другом континенте и должен возвращаться домой.       – Да? Ага... ну да... – только и смог произнести Джонни, пожав плечами, видя на лице Стефана растерянно-озадаченное выражение.       Ламбьель пробыл в Пенсильвании почти месяц, и только в эту последнюю неделю они почувствовали, как много времени было потрачено впустую. По душе словно пронесся точно такой же торнадо, опрокидывая и переворачивая всё вверх дном, только никакие деньги в мире не могли бы вернуть утраченное равновесие с помощью спасательной операции. Джонни смотрел, как Стефан неловко и нервно пакует вещи, собирая их по всему дому, и думал в ужасе: неужели это снова произошло с ним? Он абсолютно сознательно избегал всяких привязанностей и не мог представить, что его чувства к щвейцарцу, которого он знал столько лет, могут измениться. Не мог представить, не хотел, но, провожая его в аэропорт, с трудом сдерживал себя, чтобы не сорваться в истерику. Это было так глупо... чувствовать, будто Ламбьель бросает его, как будто тот обязан был остаться здесь навсегда. Джонни был напуган, сбит с толку, он понимал только, что не хочет отпускать Стефана и одновременно не имеет права удерживать. Прощание вышло неловким и неопределённым. Для Ламбьеля весь этот месяц в американской глубинке, несомненно, был не более чем приключением, и Джонни злился на себя за то, что позволил втянуть себя в эту игру. Игру? Они оба были на волосок от смерти, и если это можно было назвать игрой... чувств, разума? Возможно, они все ненадолго сошли с ума, и наваждение рассеется, стоит Стефану покинуть страну.       В тот же день ему позвонила Патти с категоричным требованием прибыть в родные пенаты.       «Нечего тебе делать в Коутсвилле, Джонни! Ты нужен дома!»       Он сомневался, что сейчас может быть хоть в чём-то полезен, но перспектива возвращаться обратно в город, напоминающий картину «Последний день Помпеи», была не особенно заманчивой. Тем более дома, с родителями, можно было не озадачиваться делами и не думать, что съесть на обед, тем более что за эту неделю он похудел почти на три килограмма, отчасти из-за банальной лени готовить еду, отчасти из-за секса, который своей частотой заменял хорошую спортивную тренировку.       Джонни не знал, что Брайан рассказал Патти, но мама, как обычно, проявила удивительную деликатность, не спрашивая его о Стефане. Никто ничего не говорил, предпочитая обсуждать политические беспорядки, которые вспыхнули в стране из-за последствий урагана. В другой ситуации он бы чувствовал эту причастность, хотя бы потому, что видел Саманту собственными глазами. Он, черт возьми, едва не попал в её дьявольскую пасть и имел впечатления, которые можно теперь сохранить до глубокой старости, чтобы рассказывать внукам. Внукам... Переехав к родителям в Дэлавер, он оказался в непосредственной близости от Саши и Эммы, но даже это не сильно его беспокоило. Девушка, глубоко потрясённая случившимся в Коутсвилле, заметно притихла, шмыгая тенью мимо его комнаты, практически не разговаривая и даже не поднимая глаз. Возможно, она чувствовала свою вину, а может быть, до неё, наконец, дошло, что дальнейшие попытки «выйти с ним на связь» не приведут ни к чему хорошему.       Дни проходили одинаково. Большую часть времени Джонни тупо валялся в кровати, щёлкая пультом телевизора и пересматривая записи любимых старых ток-шоу, сопровождая этот процесс поглощением еды, вкуса которой он почти не чувствовал. Его почтовый ящик ломился от сообщений юристов, помощников и финансовых консультантов, которых он нанял, чтобы разбирать дела Эрика. Он не заходил в социальные сети, не отвечал на звонки, даже проигнорировал сообщение Стефана о том, что тот благополучно прибыл в Швейцарию и надеется созвониться с ним в ближайшее время. Джонни просто не представлял, о чём они теперь смогут разговаривать. Он должен вести себя, как ни в чём не бывало, причитать, вспоминая ураган, и делать вид, что этой последней недели, во время которой он забыл о времени и пространстве, просто не существовало?       Терпение мамы лопнуло в пятницу вечером. Патти постучалась к нему в комнату, откуда доносились звуки музыки, и Джонни открыл дверь в пижаме, которую не снимал уже третий день. Из-за его спины лился, как солнечный свет, глубокий голос Аллы Пугачевой, исполнявшей песню «Айсберг». Патти прошла в комнату, присела на разобранную постель, на которой валялся ноутбук, лежала коробка конфет и пакетик из-под чипсов; рядом на тумбочке стояли три пустые бутылки пива, а одежда небрежной кучей была распределена по стульям.              Джонни, пришло время для серьезного разговора.       Он пожал плечами и с небрежным видом сел на стул, закинув ногу на ногу, словно разговор протекал в офисе, а на нём вместо пижамы с мультяшным рисунком был деловой костюм.       – Я не трогала тебя целую неделю. Никто ничего не говорил, потому что мы все понимаем и уважаем твое право на... – она огляделась, – деградацию.       – Ты преувеличиваешь. Я просто решил немного отдохнуть. Могу я позволить себе расслабиться в родительском доме?       – Джонни, я твоя мать, я знаю тебя с того момента, как ты появился на свет...       – Ма-а-ма... – простонал он.       – ...И за тридцать три года я никогда не видела у тебя бороды, – спокойно закончила она.       Джонни машинально провёл рукой по лицу, ощущая пальцами отросшие волоски. Сколько он не брился? Две недели, кажется...       – Это в честь папы. Я знаю, что ему хотелось бы, чтобы я носил бороду. Боз, вон, пытается отрастить усы.       – Так дальше не может продолжаться. Тебе нужно взять себя в руки. Ты же всегда мог это сделать!       – Да у меня все в норме!       «А я про все на свете с тобой забываю... а я в любовь, как в воду, бросаюсь с головой!»       Патти не знала русского, но что-то в выражении ее лица наводило на мысль, что она понимает слова песни.       – Что произошло между тобой и Стефаном?       – Ничего.       – Я же вижу, когда тебе плохо. И судя по тому, ЧТО я вижу, так плохо тебе не было очень давно... – она протянула руку и заставила сына пересесть к ней на кровать.       – Мам, Стеф тут ни при чем. Я переживаю из-за урагана, и всё такое... Всё разрушено, и это очень печально... – Джонни нервно засмеялся.       «Ты уйди с моей дороги, или стань моей судьбою, протяни навстречу руку и поверить помоги... Что любовь моя сумеет примирить меня с тобою, и растает этот айсберг, это сердце без любви...»       – Джонни, выключи музыку, когда я с тобой разговариваю.       Он захлопнул ноутбук. Джонни знал, что лгать матери бесполезно: Патти если и не поймёт всех деталей, то уж точно может понять, когда он её обманывает. Но он совершенно не хотел обсуждать с ней сложившуюся ситуацию, потому что самому ему она казалась абсолютно безнадежной.       – Мам, чего ты хочешь? – устало вздохнул он. – Чтобы я побрился? Я побреюсь. Честное слово. Завтра.       – Это потому что он уехал? – она смотрела на сына ласково и печально. – У вас всё ещё образуется. Слишком много событий за слишком короткий период. Я уверена, Джонни, что Стефан очень любит тебя…       – Ты его даже не видела…       – Я думаю, из вас могла бы выйти хорошая пара.       Джонни смотрел в простое, но самое дорогое на свете лицо.       – Знаешь, Патти, у меня нет олимпийской медали, вагины и часто чувства меры, но у меня хватает мозгов, чтобы не влюбиться в такого человека, как Стефан Ламбьель.       – Не паясничай. Возможно, мозгов у тебя и хватит, а вот сердца нет...       Он опустил глаза. Почему мама всегда подбирает... такие слова?       – Тебе не может дозвонится Эндрю, кстати, – Патти встала и, как ни в чем не бывало, направилась к двери.       – Кто?       – Мне позвонила Моника. Они хотят знать, приедешь ли ты на свадьбу завтра?       Свадьба? Свадьба Дрю? Джонни громко застонал и упал в подушки. Вот идиот! Он забыл. Напрочь забыл!       – Где будет свадьба, мам? – окликнул он Патти, уже подходившую к двери. – В каком городе?       – Естественно, в Бостоне, Джонни. Как ты можешь этого не знать? – она осуждающе посмотрела на сына и, помолчав, добавила: – Знаешь, думаю, мы с отцом немного разбаловали тебя... За любовь иногда нужно бороться и ее завоёвывать, а не ждать, что тебе всё принесут на блюдечке, или что кто-то будет постоянно делать что-то ради тебя... как это было у вас с Эндрю.       Оставшись один, он схватился за телефон и быстро позвонил в Нью-Джерси Винсенту, своему помощнику. Оглядев комнату, он как будто только сейчас заметил, какой в ней царил беспорядок.       – Алло, Винс, привет! Это Джонни... Сможешь заказать мне билет на завтрашний рейс до Бостона? – он посмотрел на часы. – Лучше на утро. Да. Да, я знаю, что сейчас девять вечера! Но ты ведь можешь, да? Ладно, ты – нет, но деньги это точно могут. Достань мне билет в первый класс.       Закончив разговор, Джонни стянул с кровати постельное белье, бросив его в углу, туда же последовала и пижама. После этого мужчина направился в ванную. Судя по отражению в зеркале, бриться ему придётся в два присеста...       И вот он здесь. Гость на чужой свадьбе. Джонни смотрел на Дрю, язык болтал что-то остроумное, губы растягивались в улыбке, а рука почти машинально упиралась в бок, словно он позировал для фотосессии.       – Как тебе Джонатан? – взволнованно спросил Дрю. – Вы ведь не встречались...       – Ну... Он... Он намного моложе, чем я стараюсь казаться.       – Джонни... – Дрю рассмеялся и снова обнял его.       Гей-свадьба почти ничем не отличается от обыкновенной свадьбы. Люди едят, пьют, некоторые танцуют, некоторые сопротивляются, и все изображают радость, смотря на чужое счастье. К вечеру становится понятно, кто пришел из вежливости, а кто – просто чтобы выпить нахаляву. К Джонни то и дело подходил кто-то из старых общих знакомых, толкал речь сочувствия сначала по поводу безвременной кончины престарелого мужа-миллионера, а потом из-за разрушенного города детства. Дрю почти всё время был где-то рядом, разрываясь между обязанностями мужа и хозяина. Джонни не мог не заметить, что чем дольше затягивается торжество, тем больше проявляется усталость на его лице. Миккинс никогда не любил шумные и долгие вечеринки, странно, что он вообще согласился на этот праздник. Впрочем, ответ нашелся быстро.       – Джонатан хотел, чтобы все было как у всех, если ты понимаешь, о чём я... – пояснил Дрю, когда они присели на скамейку возле пышных кустов жимолости, немного на отдалении от остальных. Уже стемнело, разноцветные огоньки отражались в голубоватой, подсвеченной глади бассейна. Джонни снова вспоминал их свадьбу с Эваном. Как неожиданно ощущение счастья рассыпалось вдребезги, и он в ужасе смотрел на людей вокруг и на собственного мужа с мыслью: что он тут делает? Черт, почему он всегда живёт так, что с ним случаются подобные ситуации?       – Я понимаю. В его возрасте я бы тоже этого хотел...       – Джонни, – с мягким укором произнес Дрю, – перестань намекать на его юный возраст. Ему двадцать!       – Столько же, сколько было нам, когда мы встречались... – Джонни вдруг ощутил явное своё преимущество: на чужой свадьбе можно встать и уйти, а на своей нет.       – Куда ты? – удивился Дрю, когда он встал и посмотрел на часы. – Уже уходишь? Еще нет и девяти...       – Поеду. Уже поздно, а завтра возвращаться обратно домой.       – Ты не хочешь остаться? В доме полно места... зачем тебе уезжать?       – Нет, если я останусь, то обязательно с кем-нибудь пересплю... – Джонни усмехнулся, оглядывая толпу гостей. – Здесь все знают, сколько у меня денег. Представляешь, сколько найдётся желающих?       – Я провожу тебя...       Они дошли до ворот, провожаемые звуками сентиментальной песни Элтона Джона Your song. Интересно, это совпадение, что здесь почти весь день крутили и исполняли композиции музыкантов с нетрадиционной сексуальной ориентацией?       – Всё, не надо провожать меня дальше, возвращайся к своему мужу и гостям, – Джонни положил руки на плечи Дрю. – Ты и так уделял мне непозволительно много внимания.       Миккинс смотрел на него из темноты взволнованным, странным взглядом, который заставил Джонни ещё более спешно попрощаться. Он боялся, что еще немного – и между ними в воздухе повиснут слова, которые приведут к слишком рискованным действиям и последствиям. Он развернулся и быстрым шагом пошёл в темноту, закусывая дрожащие губы. Как можно одновременно так отчаянно жаждать и бояться любви? Он был почти уверен, что с его уходом Дрю получит порцию обиженных претензий от Джонатана, который по его вине оказался почти брошенным на собственной свадьбе.       Вернувшись в гостиницу, Джонни заказал в номер бутылку шампанского и кусок торта (свадебный был просто ужасный!), переоделся в халат и включил телевизор. Разобранная кровать манила, как большая лужа маленького поросенка. Черт, Патти права. Так дальше не может продолжаться. То, что было у них со Стефаном, не должно повлиять на его жизнь. Это был просто порыв двух людей в экстремальной ситуации. У этого не может быть продолжения. У Стефана есть тот, другой парень, которого он любит, а его самого уже давно разлюбил. А даже если и не разлюбил, ничего у них все равно бы не вышло. Он не смог сохранить отношения с Дрю, который жил в соседнем штате, что говорить о другом континенте?       Принесли заказанный торт и шампанское. Джонни разложил всё на столе и посмотрел на единственный прибор. Раньше он любил есть в одиночестве... С годами же всё сильнее ощущается потребность в компаньоне... Может быть, ему заказать проститутку? Это даже забавно... Он не мог и представить, что когда-нибудь ему в голову придет подобная мысль. С другой стороны, не будет так скучно. Между прочим, девушки экстра-класса, как он слышал, бывают прекрасными собеседниками... У него есть деньги, чтобы купить всё, что угодно, Господи...       Ладно, он съест этот кусок торта и выпьет бутылку шампанского в кровати, в одиночестве, но это последний раз.       В дверь постучали. Джонни удивлённо вздрогнул. Материализация мыслей? Или он заказывал что-то ещё? Мужчина на всякий случай глянул в глазок и сердце замерло. В коридоре стоял Макс Хэмптон.       Джонни открыл дверь.       – Привет... Я как раз подумывал, не заказать ли мне проститутку... – пробормотал он и нервно рассмеялся.       – Твоя мама предупредила меня, что ты не в настроении... – парень улыбнулся и, шагнув навстречу, заключил его в объятия.       Джонни закрыл глаза, на мгновение утонув в горьковато-хвойном аромате чужой туалетной воды. Они с Максом не виделись, начиная со следующего дня после урагана, Хэмптон просто вылетел у него из головы вместе со всем остальным. Он ни разу не позвонил ему за всё это время. Теперь Джонни чувствовал вину перед парнем. Макс не был случайным любовником, как ни крути... они, можно сказать, стали друзьями и вместе пережили события того дня.       – Можно мне войти?       – Да, только... Я не ждал тебя...       Он пропустил Макса вперед, чувствуя сухость во рту от волнения.       – Джонни, я... Извини, что я не предупредил, но я... Я очень боялся тебя не застать... – Макс остановился посреди номера и смотрел на него... Боже, в этом взгляде было всё, о чем Джонни мог мечтать в этот момент: обожание, нежность, желание. Светлые волосы Хэмптона слегка растрепались, придавая небрежный и сексуально-мужественный вид, белая рубашка и бежевые брюки, подчеркивали стройную фигуру. Такой элегантный, молодой, и влюблённый в него по уши. Сомнений в цели визита быть не могло. Джонни сжал кулаки, чувствуя, как на щеках вспыхивает нервный румянец. Макс нравился ему. Очень. Но... Это "но" по-прежнему существовало.       – Я приехал к тебе домой, но твоя мама сказала, что ты улетел в Бостон. Я знаю, что это было безумие – приезжать сюда, но, Джонни... – он взволнованно провёл рукой по волосам, сглатывая. – Просто скажи: могу я остаться или нет?       Взгляд Джонни машинально упал за спину Макса на разобранную постель. Он уже почти забыл, что им было действительно хорошо вместе...       – А ты не слишком молод для меня? – он снова вспомнил малыша Джонатана.       – Мне через месяц будет двадцать шесть... – Макс усмехнулся, понимая, что Джонни шутит.       – А, тогда нормально... – Джонни подошел к замершему на месте мужчине и, не дотрагиваясь руками, коснулся его губ легким, почти невесомым поцелуем. – Я рад тебя видеть.       Макс закрыл глаза, дыхание его участилось. Он придвинулся ближе и поцеловал Джонни в ответ, в уголок губ, скулы, подбородок. Джонни не успел опомниться, как поцелуи покрыли всё его лицо. От ощущения нежных, ласковых губ закружилась голова. Макс здесь, рядом с ним, и он свободен. У них может что-то получиться... Джонни качнулся навстречу, перехватывая поцелуй и сжимая его лицо в ладонях. Пальцы Макса вцепились в узел халата и потянули, развязывая.       – Так быстро? Ммм... Я тут вроде как собирался немного поужинать... – пробормотал Джонни в поцелуй.       Макс отстранился от него, немного смущенный. Джонни не мог сдержать умиления. Его никогда не привлекали мужчины моложе, но это трогательное желание Макса понравиться ему... Господи, как же это мило.       – Я пошутил... – Джонни сделал шаг в сторону, держа полы халата распахнутыми, и повернулся спиной к кровати. – Нам не обязательно вести светскую беседу. Я чувствую себя неловко, стоя перед тобой в одном халате. Так что либо мне нужно одеться, либо... Тебе придется раздеться.       Макс с улыбкой стал медленно расстегивать пуговицы на рубашке. Джонни улыбнулся, давая понять, что всё идёт как надо. Что ж, по крайней мере, этой ночью одиночество ему не грозит.