"Imagine" или "Все что нам нужно, это любовь.."Часть 2

Швейцария,Лозанна.       Стефан тихо, словно боясь потревожить тени в пустой квартире, поставил чемодан в углу прихожей. Комнаты встретили хозяина непривычной тишиной и темнотой. Когда он планировал долго отсутствовать дома, то обычно просил Мориса или Сару пожить у него, чтобы присматривали за любимыми кошками, а его самого встречали ласковым мяуканьем, крепкими дружескими объятьями и рюмочкой французского коньяка с чашкой ароматного кофе...       В последнее время Ламбьель так часто бывал в разъездах, что Морис проводил у него дома времени больше, чем сам хозяин. Иной раз Стефан ловил себя на том, что не знает, где в его собственном доме лежит какая-то вещь, и вынужден спрашивать друга. И не в том дело, что не было времени или желания заняться благоустройством и бытом, у него просто не оставалось на это сил. Вообще, он не любил оставлять квартиру пустой дольше на нескольких дней, ибо по возвращению здесь все словно обмирало, тускнело, покрывалось печалью и пылью, будто бы мебель могла тосковать по хозяину. На этот раз вышло именно так, потому что Эмги и Вонка на время его поездки в Америку перекочевали в квартиру приятеля. До тех пор, пока Морис не сделал предложение Элен, он был готов круглосуточно торчать у него дома, свободно распоряжаясь своим временем, теперь же все изменилось: друг вынужден был считаться с желанием и мнением невесты и уделять ей несравнимо больше времени.       Мужчина протянул руку к выключателю, потом передумал и, не включая освещение, прошел в комнату. Раздвинув плотный атлас занавесок, впустил в гостиную лунный свет. Нежно-желтый серп месяца удивительно ярко освещал ночные улицы и фасады домов. Темное небо было спокойным и ясным, и таким не похожим на волшебный, усыпанный бриллиантами звезд небосвод в Коутсвилле... Чувствуя чудовищную усталость, Стефан достал из холодильника бутылку белого мускатного и вышел на балкон. Обессиленно рухнув в плетёное кресло, зубами выдернул торчащую пробку и, игнорируя бокал, отхлебнул прямо из горлышка. Он никому не сообщил, что приезжает сегодня, в том числе Морису. В этом году отпуск затянулся, он никогда не уезжал так далеко и надолго сразу. Впрочем, сейчас эта поездка казалась сюрреалистическим сном и пронеслась так же быстро, как вспышка в сознании. Ламбьель провел пальцами по тугим соломенным ремешкам подлокотника, словно пробуя его на ощупь, – не продолжает ли он спать? Мягко перекатывая по языку сладковато-мускусное послевкусие, он старался собраться с мыслями. Думал, получится это сделать в дороге, но чем дальше удалялся от маленького городка, тем тоньше становилась ниточка воспоминаний. Проснувшись во время приземления самолета в Женеве, мужчина несколько секунд вообще не мог сообразить, куда прилетел. Его словно выбило из реальности – так дико и странно было возвращаться обратно домой, к привычным обязанностям и людям, встраивать себя в ритм собственной жизни, из которой эти недели вырвали огромный кусок. Конечно, Стефан понимал, что рано или поздно ему придётся вернуться в Швейцарию, как обычно он возвращался из всех поездок. С той лишь разницей, что теперь им было утеряно само это чувство возвращения домой. Всего три недели. Срок жизни бабочки. Хотя жизнь некоторых из них не превышает и нескольких дней, и даже часов... Как мало времени для подлинной красоты... Последняя неделя рядом с Джонни напомнила ему этот печальный цикл. Но вот он не умер, а просто вернулся домой. Стефан сам не мог понять, что теперь чувствует. Привычные стены крепко стояли на месте, здесь ничего не изменилось, но у него было такое ощущение, будто за время его отсутствия его собственный дом тоже куда-то исчез, и теперь он вернулся в чужую квартиру, где всё – просто очень хорошая копия подлинных предметов. Ламбьель пил вино и крутил в руках телефон, испытывая сильнейшее желание набрать номер Джонни прямо сейчас. Он уже отослал ему смску, сообщая, что благополучно приземлился на родной земле, но не получил ответа. Это его не удивило. Последняя неделя была такой странной, что вырвавшись за её пределы, они не могли вести себя как обычно. Не было никаких признаний и обещаний. Они вообще ничего не обсуждали, они просто жили, проживая каждую секунду, как это делает та самая бабочка, у которой каждое мгновение существования растягивается на недели или даже года. Для человека её путь кажется кратким, но что он есть для самой бабочки? Ее система восприятия устроена совсем по-другому. Что произошло с его собственной системой, вот в чем вопрос. Он запутался. Чудовищно, катастрофически запутался.       Их прощание с Джонни вышло неловким и нервным. Оба много суетились по пустякам, обсуждая всякие мелочи, вроде того, куда нужно переложить паспорт, что упаковать в ручную кладь и тому подобное. Время от времени у Стефана вспыхивало желание начать что-то объяснять, вроде того, почему он не может остаться... хотя это было бы глупо, ведь они оба прекрасно понимали, ПОЧЕМУ. За долгие годы знакомства Стефан был уверен, что знает Джонни, однако эти три недели стали настоящим открытием, перевернувшим представления не только о друге, но и о самом себе. Он ехал в Пенсильванию не к Джонни… нет, он убегал в Пенсильванию от самого себя, своей нынешней жизни с её неразрешимыми проблемами, бесконечными противоречиями, которые теперь не то что не разрешились, а стали еще острее. Морис часто упрекает его в том, что он живет, словно спит, в мире, совершенно оторванном от реальности, вечно в плену собственных иллюзий и импульсов. А потом жизнь грубо возвращает тебя с небес на землю. Эти семь лет пролетели, как семь дней. Они оба изменились. Вот только Джонни стал сильнее, а он... он просто застрял в пучине собственных иллюзий и планов, заранее обречённых на провал романов, проектов, воплотив которые, разочаровывался в них. Он осуждал Джонни за сделанный в последние годы выбор, при этом понимая в глубине души, что свались на него самого столько дерьма, он бы неизвестно ещё, во что превратился. А Джонни... он напоминал восставшую из собственного пепла птицу Феникс. Это не второй шанс прожить первую жизнь, нет. Это способность рождать себя из ничего. Он ведь всё ещё любит его. Сейчас Стефану казалось, что так было всегда. Может быть, в этом чувстве уже нет той оголтелой страсти, которая сводила его с ума семь лет назад, но в главном ничего не изменилось. В эту неделю, которую они впервые прожили вместе, как любовники, он испытывал совсем не то, чего ожидал. Раньше добиться этой близости с Джонни было сродни преодолению препятствия, а теперь, когда это произошло, все выглядело так естественно и спокойно, словно так и должно быть с самого начала.       Ламбьель смотрел на застывший в небе месяц, напоминающий перевернутую улыбку, и в ушах звучал смех Джонни, тот самый, который сопровождал его всю последнюю неделю и продолжал звучать в голове до сих пор. Они очень много смеялись для людей, чьи жизни были на волосок от смерти, а самое удивительное, что если бы не ураган и его последствия, ничего бы между ними не произошло. Он бы уехал, как и планировал, и эта поездка стала бы очередной в череде прочих вылазок на границу, и самым ярким воспоминанием о городе остались бы электроскутеры для толстяков в супермаркетах.       Стефан не заметил, как допил бутылку, так и не притронувшись к стакану. Вино и усталость сделали своё дело, и он задремал прямо в кресле. Во сне он снова оказался в эпицентре урагана. Ветер срывал крыши с домов и валил деревья, они с Джонни бежали куда-то в поисках спасения, а потом вдруг Стефан почувствовал, что ноги отрываются от земли, и его поднимает в воздух. Он закричал, и Джонни остановился, хватая его за руки, пытаясь удержать и опустить вниз, но ветер был слишком силён. Еще немного – и их обоих унесет в водоворот. Понимая, что это конец, Ламбьель вырвал ладони, в которые Джонни вцепился отчаянной хваткой. Он слышал крик, когда поднимался всё выше и выше в воздух, готовый умереть. Он мог продолжать держаться за Джонни и утащить его следом за собой, но не сделал этого. Нет, он никогда не сделает чего-либо, что может причинить тому вред. Никогда... Мужчина проснулся, вздрагивая, разбуженный громкой вибрацией входящего вызова на телефоне. Посмотрев на экран, увидел номер Мориса. Через секунду пришла смска: «Перезвони мне, как будешь дома, есть серьезный разговор».       Еще не зная, о чем пойдет речь, Стефан уже чувствовал, что его не ждет ничего хорошего. Оказалось, он спал всего на десять минут. Во сне время растягивается на часы, наверное, именно так ощущают его бабочки... Что за странные мысли?       Приняв душ и переодевшись, Ламбьель поднялся на второй ярус квартиры в спальню и забрался в постель, чувствуя неестественный холод. Его знобило, и, как назло, теперь он не мог заснуть, крутясь с боку на бок, стараясь согреться и скучая по своим кошкам. Ночь прошла отвратительно: он то проваливался в прерывистый, тревожный сон, словно человек, боящийся проспать то-то важное, то просыпался, как от толчка. Около восьми утра, с трудом поднявшись с кровати, Стефан добрался до ванной и сунул подмышку градусник. Через пару минут на дисплее высветились цифры 38,5. Только этого и не хватало...       Мужчина вернулся в кровать и, накрывшись одеялом до подбородка, отвернулся к стене. Должно быть, ему так плохо из-за болезни. Нужно позвонить Морису и хотя бы сообщить, что приехал... и маме... Господи, как болит голова. Если бы Джонни был здесь, он бы позаботился... Ну почему у него нет кого-то рядом, кто может позаботиться о нем, не считая друзей и родителей? Но никого из них не хотелось беспокоить из-за такой ерунды. Морис и так слишком много времени тратит на его жизнь и его проблемы, а посвящать в неприятности кого-то из родных Стефан не любил. Когда тебе десять лет, и ты болеешь, ты можешь позвать маму... но не сделаешь этого в тридцать два года. Иногда хочется, сообщив кому-то, что болен, получить в ответ не просто пожелание скорейшего выздоровления, а банку варенья, плед и чашку горячего чая. Чтобы к тебе приехали, оставив свои дела, посидели рядом у постели, обняли, не боясь заразиться. Конечно, если он напишет Джонни, как ему плохо, тот не сможет приехать. Никто не сможет. Тогда зачем вообще об этом писать? Господи, еще немного – и он позвонит Крису...       Дотянувшись до телефона, Стефан написал сообщение Саре: «Привет, я вернулся в Лозанну, не знаю, когда выйду на работу, кажется, подхватил грипп. Позвони Морису, пусть зайдет, если будет минутка.»       У него самого не хватало совести звонить другу и просить его прийти. Тем более, что интуиция (а она редко его подводила) подсказывала: хорошие новости его не ждут.       – Ну вот, собственно, и всё на этом... – Морис закончил свой короткий, но содержательный монолог и посмотрел на полулежащего в подушках Ламбьеля. Все трое сидели у него дома на следующее утро и пили кофе со сладкой выпечкой, которую принес Морис, – Элен пекла удивительные булочки с корицей и сливочным кремом, и это было, пожалуй, единственное, что Стефану нравилось в ней.       Сара сидела рядом на стуле, нервно покусывая прядку волос. Они с Морисом застыли в ожидании.       – Почему ты ничего не сказал мне? – наконец произнес Стефан. Голос у него из-за простуды просел и охрип.       – Потому что не мог с тобой связаться, и тебе вообще было не до этого! Господи, мы тут чуть с ума не сошли, следя за сводкой новостей! К тому же, сейчас уже все равно ничего не изменить...       Ламбьель закрыл глаза и откинулся на подушку. У него болело горло, голова, был заложен нос и ломило всё тело, и всё-таки разговор с другом причинял ему больший дискомфорт. Пока он был в отъезде, Морис заправлял всеми делами в Шампери и не только. Он был поверенным во многих финансовых вопросах, которые касались как их совместного бизнеса, так и личных расходов Стефана. За эти три недели произошло два неприятных события, о которых друг ему не сообщил: накрылась их сделка с японцами (хотя это было ожидаемо, исходя из всей ситуации), и во время очередной инспекционной проверки выяснилось, что ремонт в главном здании школы не соответствует нормам безопасности, крыша находилась в аварийном состоянии и требовала тотальной реконструкции.       – Знаешь, что сказал тот мужик из комиссии по безопасности? – хмуро продолжал Морис, хрустя костяшками пальцев. – Что сама идея открытия детской школы в Шампери – большая ошибка. Говорит, что в горах всегда есть угроза схода снежных лавин и всё в таком духе... Как будто мы стоим где-нибудь в хребтах Эвереста!       – Тебе надо было дать ему денег... Черт возьми, ты что, первый день на этой работе? – взорвался Стефан. – Это же такая хрень... какая-то гребанная комиссия по безопасности! Как мы можем её не пройти?       – Это бы ничего не изменило, Стеф, – мягко возразила Сара. – У нас финансирование с прошлого года снизилось на тридцать процентов. Нет серьезных спонсоров и недостаточно рекламы.       – Сейчас кризис, приятель. Скоро Олимпиада... ещё эти Европейские игры... Столько денег туда вбухано. А фигурное катание в Европе теряет популярность. И с этой дурацкой крышей... мы не можем позволить себе тратиться на капитальный ремонт.       – Вот что, – Ламбьель закашлялся, но поднял руку, – возьми деньги со счета. Я все оплачу.       – Стеф, оплачивая эти расходы из своего кармана, ты не придешь ни к чему, кроме того, что обанкротишься через пару лет! – прервал его Морис. – Дело не в деньгах. Вернее, не только в них. Нам нужна поддержка. А её нет. Настало время признать, что мы ухватили кусок больше, чем смогли проглотить.       Стефан резко развернулся и лёг на подушку, отвернувшись к стене. Лучше бы ему вообще не возвращаться сюда. Что такое произошло с Морисом и их дружбой? Дело не в проблемах их бизнеса, а в нём самом. Морис потерял интерес к школе и их совместному делу. Иной раз Стефану казалось, что он и сам потерял. А как всё хорошо начиналось! Его идея открыть школу фигурного катания в Швейцарии была встречена с энтузиазмом Олимпийским комитетом, и никого тогда не волновало, что у него нет опыта в индивидуальном предпринимательстве. У него была мечта, и её достижение стало целью. Однако воплотить её оказалось недостаточно.       – Тебе лучше отлежаться, пока не поправишься. Не забивай себе голову слишком... Есть вещи, которые от нас не зависят.       Он слушал бубнеж Мориса где-то с правой стороны уха и испытывал сильнейшее желание зашвырнуть в него подушкой. Друг выводил его из себя своей пассивностью. Всегда можно сделать что-то! Всегда! Просто он не хочет. В одном тот прав: им нужны не столько деньги, сколько поддержка и спонсоры. Реклама, известность. Выход на международную арену во всех смыслах этого слова. Если бы кто-то из ныне действующих крупных фигуристов взялся с ним сотрудничать... Стефан снова подумал о Юзуру Ханью и сорванной сделке с японцами.       – В последнее время ты много отсутствовал в школе... твои ученики скучали по тебе... – он слышал Сару. – Сейчас ты нужен им как учитель. В этом твоя роль, Стеф.       Ламбьель понимал, что Морис и Сара во многом правы. Ему действительно гораздо лучше удаётся работать с детьми, чем со взрослыми. Если бы можно было миновать всю эту бюрократию... Хотя... После того, как постоишь в эпицентре урагана, рискуя жизнью, подобные вещи кажутся такой мелочной ерундой!.. Стефан выпроводил друзей, сказав, что слишком плохо себя чувствует для таких разговоров. Теперь, когда стало известно о его возвращении в Швейцарию, телефон просто разрывался на части, но среди звонивших не было ни одного человека, которого он бы действительно хотел услышать. Нужно было брать себя в руки и включаться в работу, решать накопившиеся проблемы, и он был счастлив, что заболел и может позволить себе еще пару дней проваляться дома в кровати. В его деле нельзя поддаваться эмоциям и впадать в депрессию – от этого зависит судьба слишком многих людей. Стефан подумал о своих маленьких воспитанниках, и сердце остро защемило от тоски. Он был готов иметь ребенка еще десять лет назад. Конечно, все эти дети для него как родные, но будет ли когда-нибудь свой? Если бы он только хотел, то мог бы жениться и в любой момент завести ребенка. Морис женится. Скорее всего, попросит его быть крестным отцом. Сколько у него уже крестников?       Сделав себе глинтвейн, обложившись подушками, Ламбьель устроился в кровати и развернул шоколадку. Вот что ему нужно сделать – просто расслабиться... посмотреть кино... почитать книгу... не думать... Ни о Джонни. Ни о Морисе. Ни о школе. Странно... он вернулся из отпуска и совсем не чувствует себя отдохнувшим. Пожалуй, на следующие выходные можно будет навестить родных в Вале...       Экран ноутбук мигнул входящим сообщением.       «Привет, ты уже вернулся?»       Несколько мгновений Стефан смотрел на иконку отправителя, покусывая ноготь. Может быть, не отвечать? Или написать, что занят на работе? И, конечно, подумав об этом, он тут же напечатал ответ:       «Да. Лежу дома с гриппом.»       Не прошло и минуты, как в скайп раздался звонок. Он ответил, неожиданно поймав себя на том, что не испытывает угрызений совести. Скорее, смутный страх. Как бы Максим отреагировал, если бы он рассказал ему о том, что произошло между ним и Джонни? Нет, а действительно, как? Вышел бы из себя? Удивился? Порадовался? Это просто смешно. Можно, конечно, это проверить... Нет, он не способен так поступить с Максом прямо сейчас.       – Не хочешь включить камеру? – знакомый низкий с легкой хрипотцой голос невольно заставил кожу покрыться мурашками.       – Нет, я плохо выгляжу.       Это не было кокетством. Выглядел он действительно паршиво. Волосы взлохмачены, на лице трехдневная небритость, глаза воспалены и покраснели от простуды. Максу, конечно, плевать на такие мелочи, но Стефан в принципе не был готов вести разговор лицом к лицу, как будто по его выражению тот смог бы обо всем догадаться.       – Эй, да у тебя совсем больной голос!       – Да, даже стал немножечко похож на твой...       – Я серьезно, Стеф, ты обращался к врачу?       – Я уже иду на поправку. Завтра нужно быть на работе, столько всего накопилось... – он помедлил немного и произнес: – Мне жаль, что ничего не вышло с Испанией.       – Мне тоже. Правда... – молчание. – Мы очень беспокоились о тебе.       Под словом «мы» Макс, конечно, подразумевал себя и Татьяну, но внезапно вместо благодарности Стефан испытал прилив непонятной ярости. Что ему до их беспокойства? Они вместе. А он один. В конечном итоге он всегда остается один. Он хороший друг, он всегда старается быть деликатным. Он никогда не требовал невозможного. Но что, если бы он умер? Дело было не в Максиме, конечно. Просто он устал. Устал быть всё время с кем-то наполовину. Поэтому прервал Макса, неожиданно для самого себя, выпалив:       – Я думаю, что нам с тобой нужно сделать паузу...       – В смысле? Мне перезвонить позже?       – Нет. Ты не понял. Не перезванивать вообще. Хотя бы какое-то время. Прости, но мне нужно сейчас побыть одному.       – О чем ты говоришь, Стеф? – голос в наушниках подвис на пронзительной ноте и сорвался: – Мы и так видимся всего несколько раз в год! Какая пауза?       Стефан бы мог сказать очень многое, но это бессмысленно.       – В таком случае, ничего не изменится. Максим... – это имя рассыпалось, зазвенев хрустальным колокольчиком звуков на губах, – мне просто нужно решить свои проблемы.       – Ты уезжаешь почти на месяц, сам отменяешь нашу поездку... – в голосе Транькова не было ожидаемой злости или упрёка. Просто пустая констатация факта. – Я чуть с ума не сошёл, следя за сводками новостей... ты был там во время этого кошмара, а я здесь... и ничем не мог тебе помочь... Я думал, что если случится худшее, я потом никогда не прощу себе этого... Я думал только о том, чтобы ты вернулся, и всё было хорошо. И теперь ты возвращаешься и говоришь, что нам надо сделать паузу. Паузу? По-моему, мы уже давно остановились на одном месте...       – Тогда тем более... – Стефан говорил почти шепотом. – Мне просто нужно время. И тебе. Мы только создаём друг другу лишний повод для мучений. Можешь считать, что у меня постравматический стресс.       – Я приеду.       Стефан вздрогнул и отхлебнул сразу половину из стакана с глинтвейном.       – Не надо. Я буду очень занят.       – Через две недели будет шоу в Венеции... Мы встретимся и обсудим всё там.       – Я не уверен, что смогу поехать в Италию, – швейцарец испытывал странное жестокое наслаждение, говоря это. – У меня действительно очень много работы. И это не отговорка.       – Я не буду решать такие вопросы по скайпу! – наконец сорвался Максим. – Ты действительно не в себе!       – Тебе и не надо ничего решать! Просто оставь меня на какое-то время, пожалуйста! – воскликнул Стефан и, резко выдернув провод наушников, захлопнул крышку. Несколько секунд в напряжении смотрел на ноутбук, будто ожидая, что тот взорвётся. Он знал, что это не конец. Они уже расходились так несколько раз, и всегда по его инициативе. И каждый раз всё возвращалось на круги своя. Вот только до этого момента в его жизни не было Джонни. Вернее, он всегда был, но сейчас Стефан отбрасывал Макса не из-за него. Просто ему нужно разобраться. В конечном счёте, этот разрыв сводится не более чем к тому, что они не будут созваниваться по скайпу.