К истокам кровавой реки

Это был высокий зал, светлый, просторный, такой огромный, что с одного его конца трудно было разглядеть другой. Блестящие аппараты выстроились в ряды. Не так уж много сохранилось в мире подобных полностью автоматизированных производств, почти не требующих присутствия человека. В отличие от прочих цехов, где на каждой машине стояло по рабочему, здесь за процессом наблюдало несколько рассредоточенных по залу человек. На этом участке не полыхали доменные печи, умные автоматы выбрасывали из себя нужные детали, собирая их воедино. Часть объединенных звеньев уплывала вдаль по конвейеру, часть исчезала в недрах следующих по участку аппаратов. Дежурный пост располагался на возвышении в центре зала. Мастер цеха наблюдал за происходящим в цехе, как дирижер следит за оркестром. Здесь царила стерильная чистота, лицо инженера было закрыто маской, наподобие хирургической, и только взгляд быстрых черных глаз метался от огромных выпуклых экранов, показывающих невидимую часть цеха, и мигающих светодиодов к ближним рядам автоматов. Непрерывный гул механизмов напоминал рокот моря. С балкона, опоясывающего зал на высоте примерно второго этажа, этот шум пытался перекричать курьер - щуплый молодой парнишка. Приставив в качестве рупора ко рту сложенные ладони, он безуспешно завывал: - Господин Монтэг, господин Монтэг! Мастер, наконец уловив помеху основному гулу, обернулся на посторонний звук. Курьер, видимо отчаявшись перекричать шум машин, стал объясняться знаками - приставил ладонь одной руки к уху, а другой рукой энергично махнул в сторону двери позади себя. - Вас к телефону! Дежурный перещелкнул несколькими тумблерами, покинул свой пост, поднялся по лесенке, стягивая по ходу маску. В коридоре его встретил сменщик. - Когда селектор починят? - процедил сквозь зубы дежурный. - Ремонтник болен, господин Монтэг. Завтра должен выйти. - Чтоб как только, так сразу. Безобразие. Это не кулинария и не производство туалетной бумаги, это авиационный цех. - Непременно! Переход от цеха к диспетчерской был длиной с небольшую улицу. Мастер шел размашисто, полы расстегнутого халата развевались позади. У входа в диспетчерскую он кивнул, поздоровавшись, немолодому человеку в такой же рабочей униформе. - Как в вашем погрузочном, нормально? - Нормально. Чего такой запыхавшийся, Дэн? - Да тут идти чуть не как из Праги* до центральной площади. Не знаешь, кто и зачем звонил? - По поводу машины, что стоит на складе экспериментального цеха. Ее заказывал еще Яцек Пишта**, он занимал какой-то важный пост по связи до Революции добродетели. - А почему меня к телефону, а не любого торгового представителя? - Не знаю, честно, возможно, ее хотят восстановить. Мастер пробормотал сквозь зубы что-то нелицеприятное и, даже не поздоровавшись с миловидной секретаршей, взял в руки телефонные трубки. - Да! Из слуховой трубки раздался мужской голос несколько необычного тембра - глуховатый, мягкий, но в тоже время довольно высокий. - Добрый день. Господин Монтэг, мастер экспериментального цеха? - Да, - буркнул в ответ инженер. - Позвольте представиться (инженер закатил глаза к небу), я секретарь госпожи Азы, певицы. Вы знаете, конечно. - Смутно. Я не особо интересуюсь музыкой. Товарищ инженера, слышавший обрывки разговора, сделал ему страшные глаза, но мастер только отмахнулся. - Но знать ее вы должны, - уточнили на другом конце провода. - На складе вашего цеха должен храниться летательный аппарат, который заказывал старый знакомый госпожи Азы. Она желала бы перекупить его, оплатив издержки. - Хорошо, но я не занимаюсь оформлением заказов, вам лучше обратиться в отдел... - Погодите. Она желала бы получить аппарат в рабочем состоянии. - Нет, это вы погодите. Он не был закончен, так? И стоял на складе несколько лет, а вы, возможно, знаете, что для многих металлов нужны особые условия хранения, заказ был сложный, никаких чертежей и расчетов по нему нет и быть не может... - Я понимаю и готов обговорить с вами сумму. - Почему со мной? - Потому что исполнителем можете быть только вы, господин Монтэг. Я мог позвонить напрямую директору, он уцепится за возможную выгоду и руководителем проекта все равно назначит вас. А госпожа Аза хотела бы, чтобы аппарат восстановили не за страх, а за совесть. Она щедрый заказчик, не сомневайтесь. А потом уже мы договоримся с директором. - Но простите, если аппарат стоит несколько лет, то проектировали его люди с высшим образованием, по прежним стандартам. Поверьте, сейчас на многих производствах подобные проблемы. Большинство старых технологий не уцелело. Вы должны это знать, если не с Луны свалились... В ответ раздался тихий смех. - Не думайте, что я специально сержу вас, господин Монтэг, но я именно что свалился с Луны. Надеюсь, вы подумаете над нашим разговором и найдете способ довести аппарат до ума. Я еще свяжусь с вами. Всего доброго. В трубке послышались короткие гудки. Мастер взъерошил густые каштановые волосы. - Шутники, однако, у нас в заказчиках... - Почему ты с ним так грубо? - спросил второй инженер, когда они пустились в обратный путь к рабочим цехам. - Потому что. Во-первых, за последние полгода уже третий раз люди хотят то, не знаю что. Большинство одноместных самолетов теперь не выпускают, только с самыми стандартными характеристиками. И попробуй прогуляйся от цеха до диспетчерской. Почему было при восстановлении не протянуть телефонную линию? - Ты сам знаешь - нерентабельно. - Нерентабельно, - проворчал мастер. - А теперь изволь бегать через ползавода по капризам престарелой безголосой певички. - Ну, ты несправедлив, она не престарелая и не безголосая. - Не знаю, не слушаю. Производство разгромили, зато на каждом шагу поют и танцуют. А мы должны им обеспечить уровень жизни отверткой и молотком. Ей зачем экспериментальный самолет? Спеть в Гималаях? - Выше поднимай, я слышал, это был аппарат, способный подняться в космос. Мастер остановился. - Что? И об этом молчали? И широко не рассказывали об этом даже до переворота? - А что в этом такого? - пожал плечами старый мастер. - Очередные причуды богатых. - Но это же космос! - Тут на Земле не знаешь толком, как жить и зачем. Да и не первый это был аппарат. Первый строили за пару лет до того, и в нем даже полетел в космос какой-то энтузиаст и не вернулся. - И это сейчас тоже никому не надо, - печально сказал молодой мастер. - Если богатеи настолько пресыщены жизнью, что хотят погибнуть самым экзотическим способом, то это и впрямь никому не надо. Вот про машину Пишты, якобы способную разрушить мир, и которую потом в итоге так и не нашли и не предъявили, много болтали. - Ну, это понятно, болтали из страха, что такое устройство действительно существует. А про космос не беспокоились, потому что... Эх, люди. - Потому что практической пользы никакой, - старый мастер остановился у входа в свой цех. - И не осталось, наверное, людей старой закалки и с образованием, работающих по специальности. Я же раньше тут рабочим был. Это у тебя высшее в университете, - в глазах говорившего мелькнула хитринка, - имени Сломай шею... Вырви ухо... - Ну хватит уже шутить, а? Ломоносовский университет, Ломоносовский! В Столыпинске, в Российской Империи. Фабричный гудок возвестил о конце смены, из дверей завода потянулись люди - сначала масса рабочих, просто одетых людей, державшихся кучно, - будто огромная темная змея выползала из ворот. Затем, когда схлынул основной поток, настал черед руководящего персонала - люди выходили небольшими группами или по одному, некоторые направлялись к стоянке автомобилей, остальные к станции метрополитена. Одним из последних из дверей вышел вполне элегантный молодой человек, в котором теперь трудно было признать одетого в строгую униформу мастера. Он прошел к метро, приветливо кивая на ходу коллегам, но уклоняясь от того, чтобы дальше идти с кем-нибудь в компании. Сейчас ему хотелось побыть одному. Торопиться было некуда, дома ждала только прилепленная на зеркало записка "Я не могу оставаться с человеком, который любит свою работу больше, чем меня" - и в общем-то, автор записки была права. А учитывая, что хранилось дома, так было даже и лучше для них обоих. Когда он доехал до центра Варшавы, уже приближались сумерки - стояла золотая осень, и закат торопился. Замковая площадь была хороша. И так необыкновенно прекрасная, она казалась совершенно неземной в розоватых лучах заходящего солнца. Фонари загорались один за другим, цепочка огней сбегала вниз по Новому Съезду*** и перебиралась через мост. Инженер минуту стоял, глядя на это зрелище - вид вечернего города успокаивал, но не мог совсем заставить стихнуть внутреннюю тревогу. Он поднял голову, глядя на темнеющее небо, в котором не появлялись еще первые звезды. Лишь жемчужный серп Луны укоризненно светился сбоку. Удивительный мир, огромный, далекий, зовущий и никому не нужный... Рядом прошуршал автомобиль. Инженер обернулся, отшатнувшись от края тротуара. У бордюра притормозила машина - модная, серебристая, престижной марки. За рулем сидела женщина, лицо которой почти полностью скрывали темные очки. - Господин инженер? - голос, который он каждый день слышал то из радиоприемника, то с экрана большого телевизора в приемной директора завода, то из уличного репродуктора трудно было не узнать. - Вам же звонил мой секретарь, - она не спрашивала, она утверждала. Инженер немедленно почувствовал неприязнь - дамочка, повидавшая все чудеса земные, теперь желает чудес небесных, и ей плевать, что выполнить ее каприз невозможно, она будет топать ножкой, пока не получит игрушку. Он невольно выпятил подбородок: - Да, звонил. Он передал вам, что тот заказ превратился в никуда не годную рухлядь? Ответом был мягкий серебристый смех. - Так уж и в рухлядь, пан инженер? И чтобы такой специалист, как вы, ничего не мог с этим поделать? Никогда не поверю. Садитесь в машину, мы обсудим это. - Спасибо, но я спешу. - Садитесь, пан инженер. Покатаемся. * Имеется в виду один из пригородов Варшавы - Прага. )))) ** Пишта - фамилия актера, игравшего в фильме Малахуду. *** Это мир без Второй Мировой, поэтому улица Новый Съезд, разрушенная фашистами, сохранилась.