К истокам кровавой реки

Девушка сидит перед зеркалом и дрожащими руками перебирает косметику. Раньше накладывание макияжа никогда не вызывало затруднений, сейчас ее не устраивает абсолютно все. Яркие краски кажутся ей вульгарными, нежные пастельные слишком бледными. Она знает, что и так неотразима, но теперь ей нужно быть прекрасной, как никогда, а под глазами круги и румянца нет... проклятая бессонница. Гримерная обставлена новой мебелью совсем недавно, поэтому к привычным запахам духов, пудры, цветов, а также пыли - куда от этого денешься в театре! - здесь совсем неуловимо пахнет свежей древесиной. Как будто не лампа светит у большого зеркала, а настоящее солнце, как будто вокруг лес... она давно не была в лесу. В одно из их свиданий, безнадежный и неисправимый романтик, он уговорил ее побродить по лесу под Вислой. С тех пор она наблюдала дикую природу в крайнем случае с балкона какого-нибудь экзотического отеля - кому же охота таскаться по бурелому, вытряхивать из обуви хвою, царапать руки об ветки. Горничная докладывает: - Господин Северин, сударыня. Все-таки пришел! Аза говорит: - Проси. Дрожит голос, не дрожит - этого она уже не понимает, даже свое отражение в зеркале не может оценить - хорошо ли она выглядит. Господи, да что с ней! Она певица, она - актриса, она уже привыкла не проживать, а поигрывать определенные моменты. Марк входит обычной стремительной походкой, в гримерной словно проносится дуновение свежего ветра, у Азы, как всегда в его присутствии, возникает ощущение уверенности и защищенности... но сейчас это чувство мнимое. Если бы все было, как раньше, он бы уже сжимал ее в объятиях, даже не озаботившись запереть за собой дверь. Теперь же он останавливается в нескольких шагах, даже не присаживается, будто подчеркивая, что в любую минуту готов уйти. - Привет. - Ты все-таки пришел, - шепчет Аза. Может, все еще образуется, он обнимет ее, скажет, что был страшно занят, предложит сбежать с ним куда-нибудь сразу после выступления, или даже наплевав на выступление. - Ну да, ты же звонила. - Даже не один раз, - говорит она с упреком. - Восемнадцать звонков. Семь писем. Пять телеграмм. И это меньше чем за неделю. - Я не думала, что так много, - Аза чувствует, что начинает оправдываться. Обида из-за унизительного перечисления помогает собраться с силами и она опять бросается в наступление: - А если бы ты ответил на первый звонок или письмо, следующих бы не понадобилось. - Я не был дома и вообще в Варшаве, готовился к отъезду. Твой последний звонок застал меня в городе. - Почему я так узнаю о твоем отъезде? - голос изменяет ей, она может говорить только шепотом. - Почему не раньше? Почему мне об этом сообщают чужие люди, этот твой дружок, с которым ты меня познакомил? Почему я слышу о твоем отъезде от него? Марк хмурится. Мало кому нравится, когда его осыпают упреками. - Он не дружок, а мой лучший друг и родственник, между прочим. - Все равно. Почему ты говоришь мне только сейчас? - Ну... я не думал, что тебе это будет интересно. - Будет. - Да? - он, видимо, тоже решает, что лучший вид обороны наступление. - Когда закрыли мою программу на телевидении, ты даже из приличия не посочувствовала. Да, это Аза помнит. Программа, которую вел Марк, перестала выходить несколько месяцев назад - специальные исследования показали, что рассказы о туризме и путешествиях не пользуются популярностью у населения. У нее-то точно нет, она иногда смотрела передачи ради Марка. Надо думать, другие женщины тоже, молодому красивому репортеру пачками приходили письма от назойливых поклонниц, так что когда программа закрылась, Аза только вздохнула с облегчением. - Ты же можешь не работать, у тебя есть деньги! - Я не могу не работать! Ну вот давай ты бросишь петь! - А... - она она не находит, что ответить. Слова "На что я тогда буду жить так, как привыкла" прозвучат слишком приземленно, соврать, что она любит пение и не может без него жить, тоже убедительно не получится. Правдой будет то, что слава великой певицы дает ей богатство и ощущение власти над толпой, над поклонниками, над обществом. Только не над Марком. - Вот видишь, - говорит Марк, который, кажется, искренне думает, что она любит искусство. - Так и я не могу, это была часть моей жизни. И я уверен, что исследования врали, программу люди смотрели с удовольствием. Просто понадобилось заполнить сетку очередной ерундой не то о моде, не то о еще какой-то чепухе. И так ни одной научно-популярной передачи не осталось, а теперь им путешествия помешали. Он говорит увлеченно, с горящими глазами, Аза немедля чувствует укол ревности, как всегда, когда он думает не о ней. - Так куда теперь ты собираешься? - Не поверишь - на Луну. От неожиданности она смеется, хотя еще минуту назад была ближе к слезам, чем к смеху. - Нет, скажи серьезно - опять в Гималаи, в Новую Зеландию, к Йеллоустоуну? Куда, чтобы вот так непременно срочно, и чтобы я не могла с тобой поехать? - А я серьезно, - отвечает Марк без тени улыбки.- Землю всю объездил, очередь за Луной. - А почему не сразу на Солнце? - Не говори глупостей, - морщится Марк, - это нереально. - А Луна реальна? - Долетела до нее одна сумасшедшая компания семьсот лет назад, значит, и у меня шансы есть. Раз уж меня лишили возможности заниматься любимым делом, устрою себе перерыв. Может, не так уж врали исследования, и людям действительно неинтересна дикая природа - только отдых, чтобы от пляжа до отеля, в крайнем случае на экскурсию на автобусе. Если же и Луна будет никому не интересна, то... Вот тогда и буду думать. - Тебе до меня дела нет, - шепчет Аза, - твоя передача, природа, теперь Луна. Он немедленно вскидывается: - По-твоему, если я лишился любимой работы, я должен сидеть у твоей юбки? - Теперь ты меня оскорбляешь! Я думала, у нас серьезные отношения, чтобы ты хотя бы со мной советовался! - Ну и что - ты бы меня не пустила? Я все-таки свободный человек. "Зато я потеряла свою свободу с тех пор, как увидела тебя,"- думает Аза, но вслух она этого не скажет, не опустится, чтобы так унижаться. - Но это же опасно! - А что не опасно, всю жизнь на одном месте проторчать? Я своему другу верю, он в технике настоящий гений, если он конструктор аппарата, значит, аппарат надежный. - Если не опасно, возьми меня с собой. - Нет, ну что ты, - его тон становится мягче. - аппарат надежный, но я-то привык к риску. Одно дело рисковать собой, другое посторонним человеком, да еще женщиной. - Выходит, я посторонняя? Тем жестом, который ей так нравится, Марк досадливо ерошит себе волосы, проводя руками от висков к затылку. - Да нет, я не то хотел сказать... Никем бы я рисковать не стал! Она теряет самообладание: - А ты подумал, что я буду делать, если ты не вернешься? - Надеюсь, немного погрустишь, - отшучивается Марк, - а то обидно, если тебя даже никто не оплакивает. - Ты что, не понимаешь? Как я буду жить без тебя? - Найдешь другого мужчину. Уж тебе-то пальцами щелкнуть достаточно. - Ну спасибо... Второй раз ты меня оскорбляешь, за что? - Чем оскорбляю? Тем, что ты красавица и известная актриса, вокруг которой куча поклонников? Аза беспомощно опускает руки. - Раз ты не понимаешь таких простых вещей, то и объяснять не стоит. Мне не нужны поклонники, мне нужен ты. Он искренне смущен. - Ты очень красивая, правда... Но ты же знала, что я за человек... Ну, останусь на Земле, ну, буду всю жизнь тосковать по несбыточному, ты же сама меня возненавидишь. Почему нельзя просто поблагодарить друг друга и разойтись? Мы были очень счастливы, и ты еще будешь счастлива, а у меня свой путь и свое счастье, на одном месте я точно не усижу. - Как будто я никуда не летаю! - Ага, от отеля до отеля. - Ты просто искал повод меня бросить? Марк досадливо морщится. - Все ты слова такие подбираешь... Со мной ты теряла время... Ты поймешь, что тебе нужен другой человек. Более приземленный, респектабельный, что ли. - Не надо за меня решать, - шепчет она одними губами. - Какую захочу, такую и найду тебе замену. - Не сомневаюсь. Я могу идти? Я тороплюсь. - Проваливай! - Аза наконец-то кричит в полный голос, надежды нет, разрыв, которого она так боялась, произошел, словно экипаж потерял управление и несется под откос, так несет и ее. - Проваливай хоть на Луну, хоть к чертовой матери! И сломи там себе шею, слышишь! - Ну и славно, - Марк кивает ей, не скрывая облегчения от закончившегося неприятного разговора и выходит. В гримерной становится тихо, только из коридора доносятся голоса и звуки шагов. Девушка сидит, опустив голову на скрещенные руки. Часы тикают на стене. Снаружи кто-то кричит: - Через полчаса начало! Аза поднимает голову, и глядя в зеркало, начинает запудривать дорожки слез на щеках. Последняя иллюзия разбилась, странно, что она, после всего, что было в ее жизни, вообще могла еще питать какие-то надежды... Теперь ничто и никогда не заставит ее плакать. А сейчас пора выходить на сцену и петь. И петь, как всегда - блистательно.