К истокам кровавой реки

Темная башня, светлая комната. Каменные стены, снаружи заросшие мхом и покрытые песком. Отполированные деревянные панели, облицевавшие поверхности внутри. Курится дымок благовонной травы, древней, такой древней, что и название ее забылось. Когда-то ее использовали как лекарство... когда-то. Теперь и болезни редко с кем приключаются. Говорят, все их изжили в стародавние счастливые времена. А может, даже недуги обходят стороной древнюю умирающую расу. За окном, за легкой узорной решеткой, светлеет небо. Это цвет приветствия - молочно-голубоватый, словно сама мать-Луна радуется своим просыпающимся детям. Лоб молодого шерна, только вошедшего в комнату, тоже сияет светло-голубоватым. Это означало бы просто пожелание доброго утро, если бы не примешивающиеся бирюзовые оттенки. - Ты хочешь что-то спросить, сын? - Все то же, отец мой. Все та же просьба старого Корнута. Он хочет, чтобы я стал Верховным шерном после него. Стальные бегущие полосы цвета перемежаются с медно-красноватыми. - Мне это не нравится. - Это же великий почет. В недоумевающем золотистом свечении проскальзывают коричневые, а затем и синие тона. Септит не умеет лгать убедительно. Медь пылает так, словно ее раскалили на огне. - Это не жизнь. Бесконечные годы разрисовывать камни, быть запертым в башне... Теплый бежевый огонек вспыхивает и расплывается, подмигивает ласково, заискивающе - ну почему бы со мной не согласиться, это так важно для меня... - Он не выходит потому, что уже очень стар. Стальные отблески на ультрамариновом фоне. - Мне. Это. Не нравится. Я не изменю своего мнения. Я запрещаю. Бежевый цвет тускнеет, пока что до нейтрального серого. - Я не раб. Ультрамарин усилием воли превращается в менее жесткий синий. - Я буду жестоко разочарован. Участь книжника менее достойна, чем участь воина. Ты любил своего дядю, моего брата. Месть за него еще не завершена. - Надо же кому-то и книги хранить. У отцовской любви рыжевато-золотой цвет предзакатного солнца, отражающегося в морских водах. - Но не обязательно моему единственному сыну. Корнут найдет другого, что он вцепился в тебя, как лист-паразит цепляется к шерсти. Я сам с ним поговорю. - Не надо, прошу, - испуганная бирюзовая вспышка. - Надо. Я вижу, он будет продолжать сбивать тебя с толку, - и вновь ультрамарин, загораясь, отсвечивает от стен и потолка, он сияет ярко, он заполняет все помещение, выплескиваясь наружу, и нет от него спасения. - Я буду жестоко разочарован, хоть и не могу тебе приказывать. Смысл жизни нашего народа - месть и ненависть. - Отец, - тихим усталым голосом говорит вслух Септит, хотя стоит к Гранию лицом. - А какой смысл жизни у нашего народа был тысячу лет назад, когда Корнут только стал Верховным шерном? Тогда ведь люди на Луне еще не появились. И, не дождавшись ответа, уходит. - Господин Збигнев, господин Анна, у меня все, - невысокий худощавый рыжеватый человек в бордовом таларисе, который носили главы мастеровых гильдий, собрал бумаги со стола. Збигнев, иренарх Южных земель, мужчина степенный и осанистый, с загорелым представительным лицом, кивал, полуприкрыв глаза, и даже не заметил конца рассказа докладчика, пока Анна не пихнул его в бок. Тогда Збигнев немедленно встрепенулся, напустив на себя сосредоточенно-внимательный вид, будто все время слушал, не отвлекаясь. - Благодарю, я все понял. Особенно все же меня интересует расходная составляющая... неплохо бы ее сократить. Анна хмыкнул и еле заметно покачал головой. - Невозможно, господин иренарх, - мастер взял свои бумаги под мышку. - По мелочи еще туда-сюда, но принципиальные изменения невозможны. Иначе все посыплется. - Но такие усилия просто неподъемны для Табира, - Збигнев развел руками. - Непременно надо привлечь и другие города. - Разумеется, - мастер кивнул. - Речь идет о нашей общей безопасности. К тому же разозленные шерны набросятся на наши поселения, сильней всего пострадают города вблизи гор, те же Пшелень или Осадка. Их жители просто обязаны знать о предполагающейся атаке, но подготовка орудий дело не одного дня, можно будет построить укрытия. - Вот именно, - Збигнев поднял указательный палец вверх. - Укрытия. Это тоже недешево, и согласятся ли они на такую... м-м-м... авантюру. - В случае удачи через несколько лет нападения прекратятся вообще! - А в случае неудачи? - В случае неудачи, - мастер поглядел на иренарха в упор, слегка сдвинув рыжеватые брови над прозрачными серыми глазами, - поступим, как обычно. Отстроим разрушенные поселения, будем держать оборону, готовиться к новому противостоянию. - Только денег у нас будет меньше, - уточнил иренарх. Анна снова покачал головой и почти беззвучно, одними губами сказал: - Збигги, то есть - у тебя. Збигнев покосился на старого воеводу недовольно, сказал: - Хорошо, ступай, пока подумаю, посоветуемся... - и подкрепил свои слова повелительным жестом, указывающим на выход. Когда дверь за мастером закрылась, иренарх повернулся к Анне: - Что скажешь? Этот тоже предлагает невозможное? - Трудновыполнимое, - ответил воевода. - Трудно, но выполнимое. Когда-то мы именно так добили первый приморский город. У горных твердынь тоже есть уязвимые места. Если собрать такую мортиру, как рассчитал этот оружейник... Сначала атаковать наиболее пологие горы. В проломы заложить взрывчатку... Но это надо навалиться всем миром, как в первый день пришествия, иначе не осилим. - Нужно много людей и огромные деньги, Анна, огромные. С ближайших городов не соберем, даже если все зажиточные горожане скинутся. А наши города у гор точно взвоют, потревоженные шерны будут нападать именно на них. И откажутся принимать участие, вот что я думаю. - Тогда оставить все, как есть. Сейчас хрупкое перемирие, они постреливают по нам, мы по ним, но все привыкли. Если обстрелять горы из новых мощных пушек, мы ткнем палочкой в муравейник. Либо поставить все на кон с надеждой на полную победу, либо не трогать вообще. - Я думаю, не потрясти ли Теплые пруды, - Збигнев понизил голос и оглянулся на дверь. - Нет-нет, это бессмысленно. Они ж удавятся там, за грош удавятся. Шерны их больше не трогают, они, кажется, считают, что это целиком наша проблема. Один Севин еще заинтересован, и то потому, что мы ему платим. И именно поэтому он заинтересован в нашей вечной войне. - Вот если б их пугнуть, - Збигнев смотрел в окно, за которым открывался вид на южную степь. - Надо составить такое послание, чтобы прониклись. Никодар сейчас тут, ему показать этот план, убедить - он все же молодой еще, мечтает о победах. Может, хоть что-то отстегнут. А здесь созвать общий сейм, старшинам все объяснить. И приморские города обложить новым сбором. На орудие, смекаешь? - Смекаю. Думаешь, все же можно собрать? - спросил Анна. - Посмотрим, сбор дело не быстрое. Хватит - попробуем построить. Не хватит... нужды у города все равно есть. - То есть что? - Анна отодвинул кресло и встал. - Ты что предлагаешь, Збигги? Новый сбор, когда люди и так еле выживают? Когда каждый день какой-то город да горит? - Ты же сам сказал, что можно... - Можно, если бросить все силы, не думая о других нуждах и о своем кармане! Можно поставить жесткое условие нашим фабрикантам, да ты на это не пойдешь. На их средства можно с десяток пушек построить. Тогда и люди бы в ополчение пошли, все до единого. А ты? Сбор. Новая дань, когда понятно, что никаких орудий ты на них строить не собираешься, в крайнем случае, начнешь. Збигнев вскочил: - Я с тобой, как с другом! Я честно посоветоваться! Если бы ты сказал, что это возможно! Но можно же попробовать. - А пока деньги собрать. Збигги, я же тебя другим помню... когда ты так скурвился? - Бывший полководец сквернословит, как сапожник, - зло сказал Збигнев. - Ничего, тут детей малых нет. Ты мне про нужды города не ври. Я все давно вижу. Мне то обидно, что мы с тобой когда-то в одном строю... да мы все другими были. Когда шернов с Севера вышвыривали, у нас женщины за оружие хватались, дети в ополчение шли, палка и та стреляла. А теперь? Когда поселенцы с гор помощи просят, они что от тебя слышат - помочь не можем, но вы держитесь.* - Они там сами собрались, - иренарх немного успокоился и снова сел. - Большинство там беглые преступники, знаешь, да? Им и так помилование обещано. - Они просят помочь оружием, - Анна так и остался стоять, положив старые морщинистые руки на спинку кресла. - А тебе и оружия жаль. - Будто здесь оно не нужно. Последнее нападение было семь дней назад. - Нужно. И им нужно. С разведкой мы хоть часть успеваем отразить. - Анна, у тебя все? - прошипел Збигнев. - Я не желаю слушать твой бред. - Все. Ты сбор объявишь все равно, может, прямо сейчас постесняешься. Анна вышел, позволив тяжелой двери довольно громко захлопнуться за его спиной. - Я могу и забыть, что мы друзья, - крикнул вслед ему Збигнев. Табир не зря назывался Каменным сердцем Южных земель. Город строили так, чтобы он меньше всего страдал от пожаров, не было здесь ни деревянных хижин, ни глинобитных мазанок, здания возводили сразу из прочных гранитных или известняковых плит. Центральные улицы мостились кирпичом. Табир не имел внешних стен, которые все равно бы не спасли при нападении крылатых врагов - когда-то в блокаду попала обнесенная высокими укреплениями Осадка. Тогда расположенный близ гор Южного полюса городок еле дождался помощи. Наученные печальным примером Осадки поселенцы больше не строили стен для городов, но превращали в крепость каждое здание. Только некоторые домики на окраинах были саманными - в них селилась прибывавшая с Севера беднота, при пожарах эти квартальчики горели, но отстроить заново их было легко. Табир почти весь был одноэтажным, лишь несколько центральных общественных зданий поднимались над прочими. Жилища поселенцев уходили вниз, под землю - там располагались и подвалы, и хранилища, и спальни. Это помогало сохранить на ночь дневное тепло и решить вопрос с топливом, в отличие от северных поселений, город не имел ни горячих источников, ни благословенной нефти. Рядом раскапывали новую угольную шахту, но дело это было трудное и небыстрое. И все же Табир жил и процветал - процветал бы, если бы не постоянные нападения. Несколько высоких дозорных башен-колоколен по периметру города были поставлены еще в день его основания. Со временем деревянные сооружения превратились в каменные, но так же пристально вглядывались с них в небо дежурные охранники - не летит ли появившаяся будто из-под земли стая крылатых чудовищ. И тогда звонили колокола, отчаяно бросая вокруг призыв оставить все и с оружием в руках защищать родной город, а с высоты рушился огненный шквал. На другие города шерны могли напасть небольшим отрядом, только чтобы пощипать и не дать людям расслабиться, на Табир же они набрасывались огромной стаей - видимо, слишком большую ненависть чувствуя именно к южной столице. К счастью, такие налеты случались не слишком часто, иначе Табир давно захлебнулся бы от чудовищных атак, и перерывы в несколько дней давали горожанам возможность отстроиться и зализать раны. Шерны, без сомнения, снесли бы город с лица Луны, обладай они возможностью набрасываться на него всей мощью каждый день, и оставалось лишь радоваться, что такого все же пока не случалось. Шерны редко нападали на рассвете, и никогда перед грозой и ночным снегопадом, справедливо опасаясь, что не сумеют вовремя улететь. В эти часы жители Южной столицы могли позволить себе не опасаться атаки с неба, а просто жить. Когда Анна вышел на центральную городскую площадь, на которой собирался сейм, и которую в народе так сеймом и называли, полуденный шторм был уже близок. Небо давило на крыши сизыми клубами туч, ветер привольно гулял по городским улицам, швыряя вдруг пригоршни пыли в лицо запоздавшим прохожим. Закрыты были двери всех окрестных мастерских и лавочек - площадь словно глаза зажмурила в преддверии буйства стихии. В середине города улицы были вымощены кирпичом, на окраинах где-то покрыты гравием, где-то оставлены земляными, но выбоин и ухабов здесь было не встретить, при нападении шернов хорошие дороги были не роскошью, а жизненной необходимостью. Дом старого воеводы стоял ближе к окраине, когда он добрался до своего квартала, гроза уже швыряла вниз первые тяжелые капли. Люди попрятались от непогоды, лишь издали он заметил небольшую собачью упряжку, промчавшуюся по центру улицы, и удивился - вроде по направлению к его дому, но он же никого не ждал, к соседям, скорее всего. Дождь хлынул, когда Анна был уже у калитки, мгновенно обрушившись на заборы, крыши домов, землю. Каналы-ливневки наполнились водой за считанные секунды, под ногами вскипали буруны. Старый слуга, совмещавший обязанности привратника, сторожа и садовника, мокрый до нитки, стоял в раскрытых дверях. - У вас гости, господин Анна, - сказал он. Анна был солдатом, закаленным Южным походом, долгими годами полувоенной жизни в предполье, а самое главное - тесным общением с сильными мира лунного. Поэтому, хотя все попытки Виславы рассказать ему последние новости поаккуратнее были довольно неуклюжи, он воспринял их внешне спокойно. Поглядев на Доната, Анна сказал почти то же, что и Сакко: - В память о Нузаре... Ну что ж, попробуем выкрутиться. Анна не держал много слуг. Кроме привратника, в его доме жила только стряпуха, тоже дама весьма немолодого возраста, которая помимо готовки поддерживала в комнатах какой-никакой порядок и ходила за провизией. Накануне грозы она всегда ложилась спать, так что Доната не видела. Привратник тоже некогда участвовал в Южном походе, к памяти Победоносца относился с благоговением, к Анне - с уважением и преданностью, и на его молчание можно было рассчитывать. К великому счастью, старик еще и плохо видел, так что в происхождение Мэсси его можно было не посвящать. Доната пока что отправили в подвальное помещение, чему он и сам был рад. Все равно он не мог бы связно рассказать, что с ним случилось. У Мэсси это тоже особо не получилось, говорила в основном Вислава, а он лишь отвечал на вопросы и изредка задавал свои. Дом Анны был устроен так же, как большинство домов в Табире - толстостенный, с кухней и парой комнат в надземном этаже, спальни и кладовые располагались внизу. Во внутреннем дворике был разбит небольшой сад, на крыше находился бассейн, куда собиралась талая вода утром и дождевая в грозу, за долгие солнечные часы она прогревалась так, что обжигала руку. После этого ее спускали в резервуар с двойными стенками, где она долгое время не остывала - так что жильцы могли мыться и стирать с определенным комфортом. Кроме этого, в городе был и водопровод, вода в котором бежала по каменным трубам. Его маскировали всеми средствами, чтобы шерны при нападении его не уничтожили и не оставили горожан без питьевой воды. Двери в подвал всегда, во всех домах строили как можно более прочными, чтобы старики, женщины и дети могли переждать там атаку. Старики такой возможностью иногда пренебрегали, женщины - никогда, так как шерны старались кого-то из них да утащить с собой, либо просто пометить своими обжигающими лапами. В Табире было много оружейных мастерских - больше, чем в любом другом городе Южного предполья. Здесь обжигали кирпич для построек, добывали уголь, ковали металл и обтесывали доски для кораблей. Только продовольствие Табир закупал у окрестных селений, и в этом отношении город был уязвим. Но пока шерны не могли устроить блокаду расположенной слишком далеко от гор столицы, голода можно было не опасаться. В Табир почти каждый день приезжали переселенцы с Севера - Каменное сердце требовало свежей крови, и город не отказывал никому. Важные решения горожане принимали на общем собрании, которые устраивались на центральной площади. Бывало и такое, что сюда стекался народ со всего Юга. - Вот не знаю, будет ли Збигнев собирать людей, чтобы сообщить о новом налоге, или втихую это дело провернет, - задумчиво сказал Анна. - Эх, дети, знал бы я, что вы тут появитесь, не ссорился бы с ним сегодня. - Збигнев это кто? - спросил Мэсси. - Это? Здешний правитель, как некогда на Теплых прудах всем заправлял твой прадед, дед твоей матери. Ты, кстати, и на него чем-то похож. Мэсси пока промолчал. Он уже пытался выяснить какие-то подробности о судьбе Ихазели, но Анна, сдвинув брови, ответил снова как Ивата: - Тебя там не было, и лучше тебе об этом не знать. Воевода тем временем продолжал: - Твой прадед честный человек был, гордись. Ошибался, конечно, так кто из нас не ошибается. А Збигнев скользкий, как рыба в руке, когда ее из воды вытаскиваешь. Сегодня один из оружейных старшин предложил новый способ атаковать горные твердыни шернов, у Збигги сразу голова заработала, как под предлогом этого новый налог ввести. А оружие он строить не будет, либо так, для отмазки. Что-то пойдет на нужды города, но в основном в свой карман. - Как это - в карман? Анна посмотрел на Мэсси очень пристально и серьезным тоном посоветовал: - На улицы будешь выходить - рот открывай поменьше. Лучше просто молчи. А то ты как деревенский дурачок, небось, даже что такое деньги, не знаешь. - Немного знаю. Про ожерелье говорили, что оно денег стоит... - Точно, ожерелье! - подпрыгнула Вислава. - Оно же осталось в пещере! Господин Анна, оно знаете, какое было - розовые жемчужины, крупные, как в первый год Похода привозили. У нас одна жемчужина хранилась, родители продали, когда я уже выросла. Я за ним съезжу, чтоб вы не были в накладе. - Глупости не говори, я не такой нищий, чтобы совсем не принять дорогих гостей, - усмехнулся Анна. - Только переживаю, что повздорил со Збигги. Самому мне терять нечего, жену шерны утащили - давно, давно, еще до Пришествия, не смотрите на меня жалостливо. Детей не было, переживать не за кого. А тут вы. Вдруг Збигги захочет мне как-то подгадить. Вислава понурилась, Мэсси попробовал спросить: - То есть, я понял, он что-то общее хочет взять себе? А если всем рассказать? Его не поколотят? - и получил в ответ дружный смех. - Нет, ты лучше и правда молчи, если будешь выходить, - сказал воевода, вытирая выступившие на глазах слезы. - Ты еще больше свалился с Земли, чем твой отец. - А мне можно выходить? - Да почему бы нет, не просидишь же ты всю жизнь в подвале. Твоего отца знали все, но вот так, лицом к лицу, как я, видели немногие. Да и стариков здесь мало, к тому же, хоть ты и вымахал с дозорную башню, ростом до Победоносца все равно не дотягиваешь. Надо же тебе жить среди людей, после всего-то... Значит, стены и изнутри неприступны? - Совсем, - Мэсси поежился. Ему не понравился оборот, который приняла беседа. - А что хотят сделать с горами? Взорвать? Это не опасно? - Не знаю, - ответил Анна, рассеянно глядя куда-то в стену. - Думаю, опасно. Потом я покажу тебе залив Победы, когда-то мы подрывали первый приморский город, он далеко отсюда, но земля осела и теперь море вдается заливом в берег очень глубоко. Легко доехать от Табира на упряжках. Ты хорошо спросил, ведь Збигги в чем-то прав, опасно трогать горы. Но ты не переживай, пока люди делают деньги на этой войне, она не закончится. Вислава посмотрела в окно: - Зато дождь... Грозе конец! Где у вас ход на крышу? Не дожидаясь ответа, она упорхнула в коридор, послышался шум взбегающих по лестнице ног, а через минуту откуда-то сверху донеслось ликующее пение: - О Табир, Табир, земля моя вольная!** * Ну не сдержалась я... Хотя вру, я не сдерживалась, я мечтала куда-нить вставить эту шикарную, характеризующую большинство руководителей фразу. ** -http://lyricstranslate.com/ru/oj-kosovo-kosovo-ой-косово-косово.html тоже спорная территория((((