К истокам кровавой реки

Теплые пруды были прекрасны издали. Центральная площадь сохранила свое великолепие и вблизи. Собор вообще не был похож ни на одно виданное доселе здание, разве что некоторые постройки с той стороны, из времен невообразимой древности, могли сравниться с ним по размерам. Но те чудеса архитектуры были легче, тоньше, невесомей - как их крылатые строители. Собор выглядел мощным, фундаментальным, основательным; колонны уперлись в землю, как ноги изготовившегося к обороне великана; огромные окна многократно отражали площадь, залитую оранжевым светом заката; каждый новый камень утверждал свою истину, придавливая своим весом предыдущий; крыша, широкая и пологая, могла вместить небольшой поселок. Оплот веры, воплощенный в камне, вот чем был собор. Но Мэсси пришлось лишь издали полюбоваться на древние стены, мраморные ступени, мозаичные окна и прочие красоты главной городской достопримечательности. Вислава немедленно утащила обоих спутников вбок от центральной площади. - Ты забыл, что говорил Анна? Нам здесь околачиваться нельзя, идем, разыщем Восточную Мощеную улицу. - А где восток, - Мэсси вытащил из кармана кусок пергамента с указаниями, Донат, до сих пор молчавший, укоризненно сказал: - Да вот же! – и протянул руку в направлении, противоположном заходящему солнцу. - Ага! – обрадовалась Вислава. – Смотри (она по-прежнему обращалась только к Мэсси, будто выворотня в природе не существовало, или он был неразумным животным) – Отеймор! За домами вдали виднелась убеленная вечными снегами вершина горы. - Я его помню, хотя видела совсем маленькой, - Вислава ликовала, будто встретила старого знакомого, - мне два года было, когда мы уехали. Он иногда еще и дымит! Северная столица, хоть и много раз разрушенная и отстроенная заново, не имела четкого плана, как Табир. Улицы причудливо переплетались, некоторые заканчивались тупиками, другие сбегали вниз, к террасам с горячими источниками. Широкие каменные мостовые закончились быстро, дальше шли земляные дорожки с травой, выбоинами, и кое-где кучами мусора. Их окружали либо низенькие глинобитные мазанки, либо доходные дома в несколько этажей. Людей тут было немало, как и на центральной площади, только одетых победней и поплоше, попадались среди них вполне взрослые и даже немолодые мужчины с гладкими лицами, и Мэсси вздохнул с облегчением. Вислава растерялась в незнакомом городе так же, как и они, но виду старалась не подавать. В самом начале пути она спросила дорогу у благожелательно настроенного пожилого ремесленника, тот объяснял путь долго и подробно, перемежая рассказ многочисленными замечаниями к месту и не к месту, Мэсси сразу запутался, но Вислава вроде разобралась. Потом оказалось, что разобралась она не до конца, пришлось снова уточнять подробности у встречных. Когда они наконец нашли нужную улицу, времени прошло немало. - Теперь седьмой дом от начала, - сказала Вислава, сверившись с пергаментом. Но у седьмого дома им не повезло. Из-за забора их немедленно облаял крупный злой пес, потом на крыльцо выскочил хозяин и тоже облаял. Общий смысл его речи сводился к тому, что ходят тут всякие, когда порядочные люди в такое время должны быть в соборе на молитве. На резонный вопрос, а почему же он сам в такое время не в соборе, хозяин буркнул какое-то ругательство и скрылся за дверью. - Может, дом другой? – спросил Мэсси. Вислава сердито обернулась: - Ты до семи считать умеешь? Левая сторона вот, начало улицы вот, они кончаются у моря. Какой еще другой? Все же они решили постучать в соседний, оттуда выглянула не злая с виду женщина, огорошившая их словами: - Антонин? Умер он, ребята, уже четвертый день как умер. Он последнее время все сердцем хворал. Наследников не было, дом пошел с молотка. Вислава вздрогнула, у нее даже губы побелели. - Как же… как же мы теперь… - но быстро собралась и спросила: - Простите, а вы нас переночевать не пустите? Мы бы заплатили. А то скоро ночь. Женщина с сожалением покачала головой: - Никак не могу, дети, тесно у нас, еще и муж выпивши. А вы откуда, с Юга? По говору слышно. - Да, город шерны сожгли, - Вислава даже не слишком покривила душой, - а тут жил родственник, хотели вернуться к нему. Женщина покачала головой: - Шерны, вот твари, мы тут забывать начали. Значит, родственник. Ишь, а он и не рассказывал ничего, одиноко жил, замкнутый был, еще и калека. А вы же друг другу кто будете? Муж и жена? Рано вроде. Донат держался в стороне, и его в расчет женщина не приняла. - Брат и сестра, просто двоюродные, - оборвала ее Вислава. – Тогда скажите, где тут можно переночевать? Скоро холодно станет. - Спуститесь чуть ниже, там у господина Гервайза доходные дома, - женщина указала направление. – Тесно, конечно, и не очень чисто, но по деньгам… или вы хотите подороже? Тогда постоялые дворы, на площадь вернетесь, спросите. - Спасибо, нам подойдет, - Вислава махнула спутникам рукой, и быстро зашагала прочь от любопытной соседки покойного Горемыки. - Куда теперь? – спросил Мэсси, который не понял ничего. - Доходный дом, куда ж еще, - Вислава сердито сверкнула глазами. – Гервайз… все приплывающие его последними словами клянут, дядя Сакко много чего рассказывал. Ладно, он там не лично постояльцев принимает. Идем, деньги надо беречь, назад нам никак, господина Анну подведем и потом – шерны… - голос у нее упал. - Она ведь даже не забеспокоилась, не вернутся ли шерны снова. И поняла, что мы с Юга. Это там война, а здесь вон как люди успокоились. Улочка дальше была совсем уже кривой и узкой, расступились низкие домишки, и взгляду предстал причудливый берег, террасками спускающийся к морю. Дальше он порос перелесками, которые становились все гуще и превращались в непроходимые заросли, покрывшие уступы гор, в центре которых возвышался Отеймор. Донат вдруг остановился, всматриваясь в эту картину. Мэсси тоже задержался, поджидая товарища. Горы немного напомнили кратеры южного полюса, Мэсси решил, что Донат просто вспомнил родину. - Ну? - нетерпеливо окликнула обернувшаяся Вислава. - Чего ждем, пока солнце сядет? - Что там? - Донат протянул руку в сторону леса. - Отеймор, - Вислава пожала плечами. - Вулкан, он не опасен, если не лезть прямо на него, извержения бывают неожиданно. Вокруг лес, там бродят охотники, но их мало. Мне так говорили. Донат, глядя на лес, как зачарованный, сделал несколько шагов вперед. С краю улицы земля обрывалась оврагом, и кто-то сделал изгородь в половину человеческого роста, Донат положил ладонь на ограждение, и тогда обернулся: - Дай мне огниво. - Зачем это? - впрочем, Мэсси начал догадываться. - Я туда уйду, - Донат кивнул головой на дремучий лес. - Без меня вам будет легче, а встречаться можно здесь. - Ты что? Там же почти нет людей... - Вот именно, - кивнул Донат. - В лесу я проживу. Птицы, ящерицы, побеги и хворост собирать я привык... а мы выносливые, ты же знаешь. Только дай огниво. - Он прав, - поддержала Вислава. - В лесу ночью выжить можно, легче, чем в горах. Шернов нет, охотники вот только. - Я буду их остерегаться, - заверил Донат, - больше живым не попадусь. - Мы же думали держаться вместе, - растерянно сказал Мэсси. - Я буду приходить сюда вечером, ждать на том склоне, свистнешь три раза, - Донат поднес руку ко рту, но показывать, как именно свистеть, не рискнул. - Я услышу и подойду. Там безопаснее. - Да, там безопаснее, - согласилась Вислава. Мэсси молча протянул огниво. Донат сунул его в мешок, закинул мешок за плечо и перепрыгнул через изгородь прямо в овраг. Склоны были не слишком круты, через минуту выворотень уже карабкался по другой стороне впадины, еще через минуту он скрылся в зарослях листовиков, даже не обернувшись напоследок. Мэсси опустил голову. Тут он тоже был бессилен. - Он прав, - Вислава слегка погладила Мэсси по плечу, что для нее вообще было редчайшим проявлением сочувствия. - Сам подумай, все равно кто-то бы да присмотрелся к нему. Если мы устроимся нормально, чтобы жить на отшибе, можно будет позвать его из леса. Хотя когда он себе пятна выжег, это был поступок. Даже зауважала я его тогда, хоть он и... - она так и не произнесла слова "выворотень". - Ладно, пойдем. Можно было бы тоже в лес, но тогда там и застрянем, новостей из-за моря не узнаем, в город возвращаться не к кому. Будем считать, что это тоже разведка. - А что про нас подумают здешние люди? - Мэсси подразумевал их южное происхождение, но Вислава поняла его по-своему. - Кто мы друг другу? Да пусть думают, скажем, муж и жена, меньше спрашивать станут. А замуж я все равно не выйду. Во-первых, была охота, во-вторых... - она помедлила, - никто все равно не женится на женщине, к которой прикасался шерн. Хонорат лежала, отвернувшись к стене. Зибур, сидевший у циновки сестры, неловко молчал, поглядывая в сторону, где в сплетенной корзинке пищал и трепыхался, изредка затихая, завернутый в чистую холстину кулек. - Может, покормишь все-таки? - нарушил тишину Зибур. Он знал, что так реагируют большинство женщин, особенно после первых родов, но что большинство из них все же в итоге начинают заботиться о своих отпрысках. Как их умершая мать, о которой он вспоминал с доступной его ущербной натуре нежностью. И поэтому он сейчас пытался хоть как-то поддержать Хонорат. Выворотни в общине вообще привязывались к сестрам и матерям, потому что других родственных отношений у них не было и быть не могло. Где-то за пределами стен у них, возможно, оставались братья и деды, но никакие кровные узы не удержали бы их при встрече от смертоубийства. Поэтому не стоит задумываться, что, если завтра тебя отправят в Гранитные ходы, на выходе глотку тебе перережет твой брат или дядя. Хонорат покачала головой, не поворачиваясь. Ей и шевелиться было больно, спина разламывалась, ныл опустевший живот, но лучше бы продолжались схватки, они не позволяли думать! Лучше бы она умерла, и ребенок тоже. Разумеется, она пыталась прыгать с высоты и поднимать тяжести в первые дни. Это не помогло. Молодой здоровый организм, из девичества сразу шагнувший в материнство, цеплялся за беременность и не пожелал отторгнуть плод. Так было у других, так случилось и у нее. Уродливые пятна на щеках навсегда перекрыли возможность бежать в большой мир, рождение ребенка не дало бы теперь совершить и последнее бегство. Зибур прав, нельзя оставлять дитя сиротой, надо заботиться о нем, раз уж не осмелилась утопиться или повеситься. Ребенок не виноват, что рожден в месте, где надежды не существует, где жизнь превращена в бессмысленное и бесцельное существование, которое длится только потому, что страшно оборвать его своей рукой. Когда исчез Мэсси, она даже почувствовала какое-то облегчение - он был единственным человеком, перед которым она испытывала неловкость и стыд из-за своего состояния. Уже потом она гадала, куда он мог деться, и всякий раз приходила к одному и тому же выводу- ее друга нет в живых, его либо отправили в Гранитные ходы и он погиб при выходе, либо шерны, обнаружив обман, убили его во время атаки на город. Она мысленно оплакала его, и слез для собственной участи уже не оставалось. Септит, единственный шерн, проявлявший к ней участие, тоже исчез из Герлаха в тот же день. Правда, ей выделили хижину, в которой была кое-какая утварь, циновки, печурка - весь комфорт, который можно было предоставить беременной человеческой женщине в городе шернов. Почему и кто так о ней позаботился, Хонорат не знала. Зибур, который был для выворотня парнем толковым и немного разбирал цветовые сигналы, пытался спрашивать крылатых господ, но ответа не получил. Конечно, в общине не все приняли ее относительно привилегированное положение, как в свое время шипели на Мэсси, остававшегося чужаком среди выворотней. Женщины, утратившие интерес к жизни, не утратили способности строить козни, но по-настоящему навредить ей все равно не могли, а убедившись, что Хонорат продолжают выгонять на работу со всеми, завистницы понемногу успокоились. Новорожденный снова запищал - тише, чем раньше, жалобно, как-то безнадежно. Хонорат не выдержала и повернулась на спину: - Дай сюда, - сказала она ничего не выражающим голосом. Зибур понял сразу, взял корзинку с малышом и переставил поближе к сестре. - Я так и знал. И чего сначала валяла дурака, все равно ты не бросила бы его умирать от голода. - А зачем ему жить, - прошептала Хонорат, с осторожностью поднимая на руки крошечное существо. - Я же живу, - пожал плечами Зибур. - Не зачем-то. Просто так. Ребенок как ребенок, если бы не эти страшные пятна на щеках. В крохотном личике уже угадывались ее собственные черты. - Иди теперь, все хорошо, - Хонорат кивнула на дверь. - Иди, а то тебе попадет. Я хочу побыть с ним одна. Зибур поднялся, неловко погладил сестру по рыжим волосам, которые были единственным ярким пятном в хижине, хотел погладить и племянника, но промахнулся, бросил напоследок: - Если что, зови, - и вышел. Хонорат молча укачивала затихшего малыша. Он не виноват, он ребенок... Он еще не пережил смерть надежды, как она, он не знает, что родился в аду воплощенном. На Луне религия сплеталась из обрывков библейских сказаний и собственных лунных легенд и пророчеств. Хонорат мысленно согласилась, что самой ей рассчитывать не на что, и попросила высшие силы помочь хотя бы ребенку. Но захотят ли они... даже Тот, кто ушел, вряд ли пожелает проникнуться судьбой нелюдя. Но может быть, если применить древний обряд, о котором она слышала давно, от кого, уже и не вспомнит? Хонорат зачерпнула несколько капель воды из стоящего рядом ведра и уронила их на лобик спящего ребенка: - Сим крещу тебя на вечные времена, и даю тебе имя Того, кто ушел, но вернется и будет так ныне, и присно, и во веки веков, аминь! Малыш спал. Он не знал, что он нелюдь, и что только что получил земное имя. В диспетчерской завода в кои-то веки было тихо и спокойно. Заказчики дружно перестали обрывать телефоны, руководящий персонал разошелся по рабочим местам, секретарша, воспользовавшись минутой свободы, полировала ногти. Ей остался всего лишь мизинец на левой руке, когда аппарат снова затрещал, девушка посмотрела на него укоризненно, отложила пилочку и взяла трубки. - Алло, да, диспетчерская. Кто на проводе? О, боже... соединяйте... Секретарша выпрямилась и подобралась, будто на том конце провода ее могли видеть: - Госпожа Аза, огромная честь... слушаю внимательно... огромная честь... что, экспериментальный цех? Минуточку, я нажму вызов, кто свободен, тот подойдет... ах, вам конкретно... простите, как вы сказали? Господин Монтэг? Ой, знаете, такое совпадение, я столкнулась с ним вчера в кадровой службе, он уволился, собрался уезжать куда-то... но я уже набрала вызов, из цеха подойдут... такая честь, совсем недавно на вашем конце... Алло, центральная! Что случилось, обрыв вызова? Бесстрастный голос сообщил: - Очевидно, клиент закончил разговор и повесил трубку. Секретарша поглядела на телефон с разочарованием, тяжко вздохнула над капризами этих непонятных знаменитостей и снова взялась за пилочку. У себя в особняке Аза не просто повесила трубки, она швырнула их в гнезда так, что несчастный аппарат задребезжал. Аза метнулась мимо пустого кресла в кабинете, которое обычно занимал маленький секретарь, и выбежала в свою комнату. Там она открыла гардероб, вытащила несколько платьев, прикидывая, как лучше одеться для улицы, но тут же кинула их на кровать, села напротив зеркала, запустив пальцы в густые волосы, и так замерла. Через несколько минут вошла горничная, с опаской покосилась на хозяйку, положила перед ней записку, подождала указаний, которых не последовало, и выскользнула за дверь. Аза взяла записку, пробежала глазами содержание: "Звонили из больницы, угроза инсульта миновала, выпишут завтра" и снова начала перебирать одежду. - Вот выбрал время демонстрировать мужскую гордость, идиот! - в сердцах воскликнула она, бросая на диван очередное платье. В дверь сразу просунулась горничная: - Звали, госпожа? - Да, собираюсь в город, пусть мне приготовят автомобиль.