К истокам кровавой реки

Говорят, ад пахнет серой. Откуда у утверждающих это берется такая уверенность, точно не знает никто, ведь с того света пока что никто не возвращался. Но в том, что сама по себе сера не пахнет, Мэсси убедился в первый же день работы. Мешки, в которых добытчики с Отеймора приволакивали нечто, напоминающее глину и песок - белые и желтоватые рыхлые комки - запаха не имели. Они успевали просохнуть по дороге, на жарком дневном солнце. Зато носильщиков, с которых пот лил градом, оружейники немедленно отгоняли на безопасное расстояние: - Иди, иди. От тебя задохнуться можно. - А деньги? А взвесить? - Вечером все расчеты, - сурово отвечал главный мастер. - Тогда посмотрим, насколько чистый товар вы приволокли. Профессиональная гордость не позволяла носильщикам уйти сразу, они еще какое-то время околачивались рядом, жалуясь на то, как тяжко было копать сырье в обрывистых высушенных трещинах у подножья вулкана, и как много весили мешки. Пользоваться собачьими упряжками для переноски тяжестей в окрестностях Отеймора было невозможно из-за неровной дороги. Комья высушивали окончательно на веранде под крышей, зорко следя, чтобы на них не падали открытые солнечные лучи. Особо крупные куски закладывали внутрь огромного колеса с рычагом, который и нужно было крутить. Чистую серу или селитру дробить было легко и даже весело. Болтать никто не запрещал, рабочие обменивались шуточками, делились последними новостями. Только когда внутрь втаскивали ступки с изготовленным в ямах углем, оружейники дружно заматывали лица платками - мельчайшая пыль летала в воздухе, забираясь под одежду, прячась в глаза и ноздри. Три порошка смешивали, просеивали, дальше смесь перетаскивали в погреб, тускло освещенный, всегда прохладный, засыпали на широкий щит из отполированного металла, и там уже тяжелые чугунные жернова крутили в торжественном молчании, сверяясь со временем - вначале медленно, затем с такой скоростью, которую только выдерживали мускулы. Долго-долго пересыпался в часах цветной песок, когда обработка бывала закончена, руки отваливались от плеч. По-хорошему, этот процесс стоило бы доверить ветряным или водяным мельницам, но за длинные лунные сутки ветер усиливался только дважды - перед полуденной бурей и на закате, в преддверии ночных холодов. Быстрых горных рек рядом не было, равнинные бурно текли тоже только дважды в сутки, а в остальное время сильно мелели. Отдышавшись, смесь раскладывали на просушку, просеивали через сита с разной величиной ячеек и рассыпали по глиняным корчагам. Тут уже начинали говорить, и чаще всего на одну тему: - А помните, как дней двадцать назад в соседней оружейной бахнуло? - Когда двое рабочих погибло? - Ну да. - Это не в соседней. Это в той, дальней, что у самой горы. В соседней покалечило сушильщика, и то давно. Лет пять. - Хватит, - прикрикивал обычно главный мастер. - Заткнитесь. У нас еще никогда не было несчастных случаев. Мэсси не рисковал расспрашивать своих новых товарищей поподробнее. Он только усвоил, что работа опасна, но не слишком. Жизнь вообще была довольно опасной штукой, везло же ему до сих пор, почему бы этому не продолжаться и впредь. Виславе он старался рассказывать о рабочих делах как можно меньше, чтобы она не забеспокоилась и не стала уговаривать его бросить мастерскую. Она иногда обижалась на его молчание, Мэсси отговаривался усталостью. До дома ведь еще надо было дойти, а дорога занимала больше двух часов в обход Отеймора. Город обнимал вулкан пригородными улочками, как осьминог щупальцами. Первое поселение людей на Луне основано было у самого края моря, но после появления на северном берегу первожителей люди стали перебираться ближе к лесам, покрывавшим горные склоны. Туда шерны залетали реже, там легче было укрыться в непролазной чаще. За семь веков Теплые пруды изрядно разрослись в сторону Отеймора. Чтобы не идти домой через центральные улицы, Мэсси каждый раз делал крюк. Были в этом, конечно, и положительные стороны - за несколько дней он изучил отдаленные улочки, как свои пять пальцев, и в случае необходимости мог выбраться из города окольными путями. Вдруг понадобится? Пока, к счастью, такой необходимости не было. Перед домом он останавливался у горячих источников - за день будто вся угольная пыль собиралась у него в горле, к вечеру прорываясь надсадным кашлем, а во влажном теплом воздухе дышать сразу становилось легче. Времени на разговоры оставалось мало. Первые два дня он засыпал, едва добравшись до лежанки, и Вислава с трудом будила его для ночного перекуса. Потом Мэсси все же втянулся в ритм работы, научился рационально расходовать силы, использовать любой свободный момент для отдыха, и часа два до заката ухитрялся бодрствовать. Вечер не зря считался любимым временем горожан. Солнце не так палило, как днем, и воздух был полон блаженным теплом. Дневные дела к закату успевали закончиться, наступала пора отдыха. Люди постарше тянулись в собор на вечернее богослужение, молодежь же от этого скучного, бесполезного и неинтересного занятия отлынивала. По улицам, залитым алыми лучами заходящего солнца, бродили влюбленные парочки и просто веселые компании, пели песни, иногда затевали потасовки. Самые бесшабашные сидели на подоконниках, свесив ноги наружу, и попивали ноевку, перекликаясь со стоявшими внизу приятелями, иногда спрыгивали на улицы прямо со второго, а то и третьего этажа - из-за малой силы тяжести лихачам не грозили серьезные травмы. Мэсси с Виславой всегда проходили по одному и тому же маршруту - сперва на пустырь за домом, покормить бродячих собак, потом к купальням, и напоследок закупали свежевыпеченный хлеб, пирожки и прочую не требующую приготовления снедь у старушек-торговок - на долгую ночь, когда стряпней в тесной комнатушке доходного дома не займешься. Заодно узнавали у вездесущих бабулек дневные новости. Правда, ничего достойного внимания на Теплых прудах пока не происходило. За море отрядов не отправляли, из ряда вон выходящих известий оттуда не было, в лунной столице тоже не случалось никаких волнений - на одной из фабрик Гервайза взбунтовались рабочие, но их быстро усмирила городская стража. Что может вообще быть хорошего на Луне для простого человека, такова наша участь, деточки, так еще духами земными предначертано - жить и страдать. Явится когда-нибудь Победоносец истинный, не самозванец, тогда-то и наступит день вечный во счастии... да не дай Земля дожить. Все перемены только к худшему. На этих оптимистичных рассуждениях Вислава обычно благодарила старушек за пирожки, и они с Мэсси поднимались к себе на третий этаж. Время еще оставалось на перекусить перед сном, наметить план действий на завтра (встретить корабли, плывущие из Табира - может, будут новости об Анне, отложить определенную сумму, поспрашивать на городском рынке о продаже домиков где-нибудь у побережья). О происшествии у собора Мэсси, подумав, все же рассказал. Вислава должна была знать, что кто-то здесь еще помнит в лицо Победоносца, и находиться рядом с ним может быть опасно. Она выслушала спокойнее, чем он ожидал, мельком упрекнула, что не стоило ходить на центральную площадь, и спросила: - Но он же не проследил за тобой? - Нет. Он в другую сторону шарахнулся. - Так и успокойся. Чему быть, тому не миновать. Когда начнутся неприятности. тогда и станем думать, а заранее чего ж убиваться. Просто больше к собору не подходи. Мэсси попробовал намекнуть, что опасным может быть именно его общество, но Вислава сердито сверкнула глазами: - Ты что, думаешь, я трусиха? У нас же с тобой боевое братство, считай. Оно прочнее всего! И один ты пропадешь. Короче, будут бить - будем плакать, а пока не бьют. Узнать бы еще, что с господином Анной все хорошо. А то тревожно как-то. Хотя... Когда оно было не тревожно, разве что в детстве. Мне родители говорили - вырастешь, шернов уже победят, даже близко к городу подлетать не будут, - Виславу слегка передернуло, как всегда при одном упоминании первожителей. - Потом в горах, там, конечно, была опасность, но там все от тебя зависит, все сам решаешь... хуже нет, когда ждешь не пойми чего. "Не пойми что" решило попробовать Мэсси на зуб на четвертый день работы в оружейной мастерской. С утра день не задался, новый угольщик, худосочный и с виду болезненный человек, рассыпал черный порошок, за что попало всем. Потом явившиеся с Отеймора носильщики притащили недостаточно сырья, еле на дне мешков: - Старик что-то разбушевался, огнем плюется, стена пара стоит, до селитряниц не дойти. Камни над головой летят... - Сейчас у вас сапоги над головой полетят, - обозлился хозяин. - Лишь бы не работать. - После обеда сходим еще раз, - носильщики отнеслись к хозяйской грубости с несокрушимым спокойствием. - А то сам погляди, вон какая туча над Отеймором. Хозяин пробурчал что-то про себя, но вынужден был согласиться - над вулканом, возвышавшимся вдали, курился черный дым, а город с утра слегка потряхивало. Мэсси вспомнил Доната, его ненадежное укрытие в чащах у подножья Отеймора, мысленно попытался успокоить себя, что извержение никогда не затрагивало всю котловину, и Донат, обладавший поистину звериным чутьем, наверняка успел найти безопасное место. Но тревога не унималась. В итоге Мэсси взял не то сито для просеивания и получил нагоняй. Незадолго до грозы снаружи донесся разговор хозяина с кем-то незнакомым. То был не носильщик, не хозяин другой оружейной, которые иногда приходили почесать языки. Хозяин говорил быстро-быстро, угодливо, с раболепными интонациями, которых от него Мэсси доселе не слышал. Чужой голос цедил слова свысока, редко и отрывисто. Сушильщики подняли головы, прислушиваясь. - Гервайз к нам пожаловал, - кто-то прицокнул языком. - О как. Сам, не управляющий, и с чего бы? Гервайз! Мэсси не впервые слышал имя богатейшего дельца Теплых прудов, знал, что тот немолод и наверняка встречал Победоносца лицом к лицу, а значит... Прятаться он не рискнул, неизвестно, вдруг важного гостя проведут по всей мастерской. Мэсси метнулся в соседнюю комнатушку, где хранились жестянки с толченым углем, щедро зачерпнул черной сыпучей пыли и старательно размазал по лицу. Волосы скрывал капюшон куртки, которую полагалось носить в оружейной. Скорчившись в три погибели, Мэсси вернулся в сушильню, товарищи с усмешкой покосились на его перемазанную физиономию, но в оружейную уже входил хозяин, пропуская вперед осанистого солидного человека. Все поспешили замереть в почтительных позах, Мэсси лишь мельком глянул на круглое багровощекое лицо богача, и снова сгорбился, будто отвешивая поклон. К счастью, важный гость почти не обратил внимания на рабочих. - Значит, сейчас материала у тебя немного, - обратился он к хозяину, продолжая начатый разговор. - Да, но достаточно, не беспокойтесь, - рассыпался в увещеваниях оружейник. - После грозы мои молодцы приволокут еще, ваш заказ будет исполнен в срок! - Время - деньги, - заметил Гервайз, и его толстое лицо приняло еще более напыщенное выражение. - Смотри же, я плачу за срочность и за надлежащее качество. Когда хозяин и гость вышли из мастерской, работники дружно вздохнули с облегчением, распрямляя спины - в присутствии богача они боялись не только глядеть ему в глаза, но и дышать. - Чегой-то ты черный, как шерн поганый? - спросил у Мэсси ближайший сосед. - Глаз зачесался, - соврал Мэсси, не моргнув этим самым глазом. - Не заметил, что рука в угле была, стал вытирать и только хуже сделал. А что? Очень заметно? - Умойся иди. Хозяин не в духе будет, а тут еще твоя черная морда. Хозяин и вправду был не в настроении. Вернулся, пнул пустую жестянку, раздраженно спросил, какой идиот сует под ноги незнамо что, пересмотрел скудную запасы сырья и задумался. - Старик недолго огнем плюется, после грозы наверняка утихнет, - рассудительным тоном заговорил один их старших оружейников. - А там, глядишь, можно кого-нибудь носильщикам в помощь отправить. Справимся. - Справимся-то справимся, - хозяин оружейной ответил машинально, будто мысленно что-то прикидывая, потом оживился. - А верно, кого-то можно будет отправить в помощь. Вот что, сейчас наведите порядок и ступайте пока по домам. Может, и ночью работать придется. Это предложение было встречено недовольным ворчанием. В отличие от легких на подъем южан, готовых с небольшими перерывами работать круглые сутки, жители Теплых Прудов относились к положенному отдыху, как к святыне и бодрствовали по ночам крайне неохотно. Но возражать никто не стал, ибо не выполнить в срок заказ Гервайза было себе дороже. Полуденное небо над лунной столицей словно выбелил свирепый солнечный свет. С востока к зениту медленно полз темный архипелаг облаков, гром звучал издалека, но так тихо, что его перекрывал шум толпы. Людей на улицы перед обычной грозой набилось видимо-невидимо, Мэсси второй раз в жизни попал в такую толчею и нервно оглядывался по сторонам. Из обрывков разговоров он понял, что столпотворение было вызвано утренним землетрясением. Кварталы, ютившиеся у самой котловины, оказались разрушены, пострадали даже некоторые дома, расположенные ближе к центру города. Погибших вроде как не было, горожане горячо возмущались из-за равнодушия властей, не проявивших никаких поползновений помочь тем, кто лишился крова. Выбраться из толпы не получалось. Мэсси не успел оглянуться, как переулок, из которого он только что вышел, оказался так же запружен людьми, как и основная улица. Здесь под ногами был камень, не песок - дорога вела к центру города. Мэсси оглянулся на небо, пока еще ясное, но каждую секунду теряющее свой полуденный блеск, и решил не разыскивать окольные пути. Не так много времени ему оставалось, чтобы добраться домой до грозы и предупредить Виславу о возможной ночевке на работе. Не хватало еще, чтобы она с ума сходила. Доната ведь разыскать не удалось, он не вышел к условленному месту ни на свист, ни на окрик; впрочем, время было обеденное, а не вечернее. Ожиданиями предстояло терзаться еще долгих полтораста часов. Народу вокруг становилось все больше. Среди общего людского говора послышались резкие крики и звуки трубы. Поверх голов Мэсси увидел тянущееся по улице шествие. В центре несколько рослых служителей храма несли затянутые пурпурной тканью носилки, за которыми шли, несомненно, важные персоны - уж слишком отличались они от прочих горожан и одеждой, и статью. По бокам процессии одетые в доспехи солдаты расталкивали волнующееся людское море. Но рот заткнуть они никому не могли. Толпа зашумела еще сильнее. - Дорогу! Дорогу его высочеству! - Правосудия! - Р-р-разойдись! - Ваше высочество, сколько домов порушено! - Расступись! - Твари вы! - Севин! Севин! - Крохабенна пешком ходил! И помощь была всегда! - Сейчас гроза будет, куда люди пойдут? - При шернах такого не было! - Расступись! - Эй, высочество! Не по праву венец носишь! - Ваше высочество! Мэсси поглубже опустил капюшон на лицо, ругая себя за то, что сразу не выбрался из толпы. Теперь это было практически невозможно. Вокруг плескалось море голов, плеч, воздетых кверху рук, людские потоки закручивались, как морские течения. Уже не разобрать было, что кричат горожане. Толпа, с которой когда-то не совладал растерзанный ею Победоносец, теперь влекла Мэсси за собой, он мог только стараться удержаться на ногах. Рядом раздался вопль, плач, поток брани - видимо, кого-то в давке все же повалило на землю. Мэсси оглянулся, но пострадавшего не увидел. Его самого подтаскивало все ближе к кортежу понтифика. Оставалось надеяться только, что перед угрозой бунта первосвященнику будет не до того, чтобы внимательно разглядывать лица горожан. В давке и сгорбиться особо не удавалось, Мэсси возвышался над остальными на целую голову. Спутникам понтифика тоже приходилось несладко, стражников оказалось недостаточно, чтобы растолкать наседавших горожан, несколько помощников Севина не успели оглянуться, как их увлекло в толпу в сторону от кортежа. Один из них, немолодой мужчина в светлой далматике переписчика оказался рядом с Мэсси. Кто-то толкнул беднягу, и тот, не удержав равновесия, рухнул на четвереньки. Один человек уже споткнулся об упавшего, другой наступил на руку, - Мэсси, когда его протаскивало мимо, исхитрился нагнуться, сгрести переписчика за шкирку и рывком поднять на уровень человеческого роста. В следующий миг его со спасенным уже разнесла в разные стороны толпа. Мэсси оглянулся, и мир вокруг на мгновение онемел, а сердце упало, - в растерянно озиравшемся переписчике он узнал человека со ступеней собора. Спасенный тоже заметил его. Глаза переписчика расширились в изумлении, потом его скрыл протискивавшийся мимо высокий человек. Мэсси наконец удалось поймать людской поток, двигавшийся от кортежа, к выходу из давки, но, оглянувшись, он снова увидел лицо переписчика, глядевшего на него с восторгом и ужасом, и в движении губ угадал: "Владыка, благодарю". По узорчатому окну сбегал поток воды. Дождь шел сплошной стеной, словно второй, третий, четвертый слой стекла. Молнии, мерцавшие через это вставшее на дыбы море, дрожали, растворяясь в бесчисленных каплях. Гром ворчал глухо, хотя и был самый разгар грозы - двойная крыша собора смягчала доносившиеся снаружи раскаты. В зале горели свечи и лампы, как ночью. Несколько человек, крупнейшие дельцы и фабриканты Северной столицы, собрались в тесный круг. Здесь не было купца Гервайза, остальных, возможно, это удивляло, но виду они старались не подавать. - Господа, не ждите и не оглядывайтесь на дверь, тот, кто по праву богатейшего горожанина должен быть здесь, не приглашен, - Севин в этот раз не ходил вокруг да около, и собравшиеся обменялись недоуменными взглядами. Причину такой откровенности понтифик тоже не скрывал: - Господин Гервайз в последнее время не слишком рвется советоваться с кем бы то ни было и забывает об общих интересах, а его охрана скоро превысит числом храмовую стражу, если не принять мер. Они, кстати, уже приняты. Ну так вот, в таком случае меня тоже не интересует мнение Гервайза. И так будет с любым... но созвал я вас не за этим. Господин главнокомандующий! Из галерейки бесшумно выступил Никодар, прошел к центру зала тихо, не обычным марширующим шагом. Одет генерал тоже был вполне по-мирски, без лат, оружия, солдатских сапог и прочей военной атрибутики. Севин кивнул: - Говори, Нико. Никодар поглядел поверх голов скучающим взглядом. - Збигнев, иренарх Юга, обозлен, - сообщил он небрежно. - В последнее нападение шерны сожгли целых два склада, причем крупных. За один еще остается долг, второй был частично оплачен, но им не воспользовались. Вчера утром потонул грузовой корабль, шедший в Табирский порт. Там тоже было оружие, и издержки по договору ложатся на Юг. Вот он и обнаглел, говоря по простому. Возомнил себя хозяином. Собрал сейм, сейм его поддержал. Они хотят перестать платить налоги, отказываются от военной помощи нам в случае, если шерны окольными путями проберутся на север, и не хотят отдавать долги за оружие, которым не успели воспользоваться. Збигнев заявил, что у них не колония, а свое государство, отдельное от Теплых прудов. Сейм, повторяю, его поддержал. Слушатели сидели в каменном молчании, с непроницаемо спокойными лицами. Только один человек, крупнейший торговец оружием, возмущенно засопел: - Как долги не платить?! Его сосед, тощий старик в златотканой одежде, проскрипел: - Пусть попробуют, шерны насядут, приползут на четвереньках. Севин рукой сделал знак молчать: - К кому прислушиваются в Табире, кроме него? - Ни к кому особо. Вожаков толковых нет, остается Збигги, он привычен, - пожал плечами Никодар. - Большинство согласны с ним. Они очень обозлены последней атакой шернов. - А Анна? - Анна под домашним арестом. Вроде укрывал какую-то девчонку, которую лапал шерн. Его уважали, но власти у него нет. Он, может, и согласен, что для Табира рвать связи с Севером безумие, но его теперь слушать не будут. Более того, - Никодар внимательно оглядел собравшихся, - Збигнев хочет разыграть крупную карту. У них там ходят слухи, что можно попробовать атаковать горы с помощью дальнобойной пушки, или же заложить особо мощный заряд в расщелины. Не знаю, собирается ли он сделать это на самом деле или просто выдает желаемое за действительное. Но его теперь превозносят до небес. - Пусть превозносят, - снова подал голос тощий. - У него не выйдет. Пятнадцать лет назад вернулись ни с чем, ныне будет то же самое. - Они просто потревожат шернов, - кивнул Никодар. - Столько взрывчатки они просто не соберут. Но вот мы... - он замолчал. - Стоит ли нам вмешиваться, вот вопрос, - заговорил Севин. Слушатели зашумели: - Пусть пробуют сами! - Шерны набросятся на них, не на нас! - Пусть тратятся сами, если охота! - Это не наша война, а налогов с них пес начихал! Только голос оружейного торговца выбивался из общего хора: - То есть как это они от долга отказываются?! - Что же, я понимаю, - Севин заговорил негромко, но остальные умолкли. - Я тоже думаю, что одолеть шернов колониям не под силу. Но если они сделают это и одержат победу? - Невозможно, - покачал головой Никодар. - Хотя бы сначала. Тогда Збигневу покажется, что все ему под силу. Кто знает, что он тогда выкинет. А если шерны одолеют колонии? - Вот в это я верю, - сказал генерал с легким смешком. - У них нет столько оружия, - понтифик отошел к окну, где не горели свечи. Сверкавшие снаружи молнии то и дело обрисовывали его силуэт вспышками, а лицо оставалось в тени. - У них нет, но мы здесь можем произвести столько взрывчатки, сколько потребуется. Если даже взрыв не разрушит горы, обозленные шерны нападут на Табир. На Табир, который захотел слишком много власти. - А если разрушит? - последовал ожидаемый вопрос от кого-то из слушателей. - То это будет наша заслуга, а не Збигнева, и не Табира! - отпарировал понтифик. - Вы знаете, я всегда предпочитаю ждать, но не сейчас. Ситуацию нельзя выпустить из-под контроля. Юг почувствует себя независимым, потом они и вправду могут разозлить шернов и отыгрывать назад будет поздно. Сейчас, слышите! Сейчас. Да, нужно будет вложиться, но если этого не сделать, мы потеряем больше! Согласны? Купцы и фабриканты переглядывались, кивая не слишком уверенно, но в целом никто не возражал. Севин хлопнул по столу кипой листов, которую держал в руке: - Отлично! Сегодня же после грозы - заказ на самый крупный порох во все пороховые мастерские! Сверкнула целая череда молний по всему небосводу, сверкающим куполом накрыв город. И в громовых раскатах слышалось то эхо чудовищных взрывов, то отголоски хохота потешавшихся над людьми стихий.