К истокам кровавой реки

Мэсси уже два раза повторил историю своей короткой, но довольно насыщенной событиями жизни, правда, в сильно усеченном виде. Рассказал, как вместе с похищенной матерью жил в горном городе, как маскировался под выворотня, как бежал к поселенцам и потом отправился в Табир, а затем на Теплые пруды (о причине последних побегов он не упоминал). Люди сидели вокруг прямо на земляном полу и слушали, ловя каждое слово и одновременно словно не слыша и не понимая. Многие из них уже состарились, были искренне привязаны к тому, кого считали богом, и рады увидеть сейчас хотя бы его бледную тень. На сына Победоносца они смотрели так, будто это действительно был посланец звезд, чудом вернувшийся с того света. Те, кто помоложе, Победоносца живым не застали, он был для них символом, и на Мэсси, обычного человека, не годящегося на роль кумира, они поглядывали с некоторым недоверием. Нашлись среди собравшихся и два человека, которые сразу заявили, что ни в какое потомство Победоносца не верят, он был единственный в своем роде и вообще бог со светлой Земли, какие такие дети? Один из неверующих, рыжий, худой, с острым птичьим носом, собрался было уйти с превратившегося в балаган собрания, но его удержали. Мэсси шатало от усталости. Он весь день как проклятый трудился в мастерской, несколько раз ходил на Отеймор помогать носильщикам, под вечер пробежал чуть не полгорода и теперь буквально падал с ног, но не решался попросить дать ему покой. Учеников Победоносца в этом убежище, где по иронии судьбы некогда собирались Братья истины, идейные противники посланца Земли, сегодня было немного. И все же Мэсси уже почти ничего не соображал и еле запомнил их имена. Седой, как лунь, но крепкий человек почти сразу повалился Мэсси в ноги, причитая: - Не вели казнить, Победоносец! Прозорливец, тебе ведомо, что это я тебя ударил, пока ты нам своего светлого лика не явил! При этом старый фанатик так крепко вцепился Мэсси в лодыжки, что тот чуть не грохнулся на пол во второй раз, и разжал руки только после многочисленных заверений, что на переусердвовавшего ученика не гневаются: - Вы же ничего плохого не хотели, ничего не знали, успокойтесь! И я не Победоносец. Старик отполз назад (лица его Мэсси так и не разглядел), а вокруг послышался шепот: - Победоносец тоже не хотел, чтобы его называли Победоносцем... Смуглый пожилой человек, узнавший Мэсси первым, звался Ганеш. Он поверил в происхождение сына Победоносца сразу и безоговорочно. Выслушав заново рассказ о горном городе, Ганеш обернулся к остальным и, только что не хлопая в ладоши, в полном восторге повторял: - Провели черных тварей! Провели! Ну надо же, враг у них был под самым клювом, а они не заметили. Наверное, даже проклятый Авий... Мэсси, который не называл еще никаких имен, совсем не обрадовался такому вниманию к своим словам. - А как звали твою мать, юноша? - спросил из задних рядов немолодой мужчина, лицо которого оставалось в тени. Мэсси помедлил, прежде чем отвечать. Конечно, правда им не понравится, но рано или поздно это все равно откроется, и не может же он сейчас отречься от родного человека. - Ихазель, - выдохнул Мэсси, вспоминая застывшие черты мертвой матери. - Я знаю, как погиб Победоносец и от чьей руки, но... Люди зашумели, не то чтобы возмущенно, скорей с некоторым удивлением. Человек, задавший вопрос, быстро поднялся с пола: - Так мы с тобой родня, хоть и дальняя. Крохабенна был мне двоюродным дедом, а Ихазель приходилась племянницей. Меня зовут Бромария. Мэсси оглядел новоприобретенного родственника мутнеющими глазами. Вроде приятный человек, умное доброе лицо, выражение глаз чем-то напомнило Анну. Он совсем не задумывался, что на Луне у него может быть родня по матери, он привык считать себя изгоем и чужаком, и потому не знал, что в таких случаях положено радоваться. Бромария то ли на правах члена семьи, то ли просто как наиболее чуткий из собравшихся, заметил, что воскресший Победоносец еле стоит на ногах. - Братья, - обратился он к остальным. - Вечер поздний, не пора ли дать нашему гостю отдохнуть? Мэсси из всего сказанного разобрал только слово "отдохнуть", ибо уже минуту дремал, привалившись к стене. Вокруг разгорелся спор, ученики не могли решить, что будет безопасней, оставить Победоносца здесь, или провести по скрытому переходу в один из уединенных домов, Мэсси от шума пробудился, попытался прислушаться, заранее согласный с любым исходом, лишь бы орать перестали. Кто-то коснулся его локтя, прошелестел рядом: - Позволь препроводить тебя, Победоносец, там, где тебя примут согласно твоему званию... Тут Мэсси внезапно осенило, и он подскочил, чуть не ударившись об низкий потолок: - Погодите! Я же не один. Кто-то изумился, кто-то согласно закивал, готовый принять любого спутника лучезарного земного бога. - В доходном доме, таком, шестиэтажном, в восточной части города. На третьем этаже, молодая женщина, ее зовут Вислава. Она первая, кого я встретил в горах. Вы скажите ей про пещеру на склоне. Про тайник. Она поймет. Смуглый Ганеш заверил: - Найдем! - И еще, - сказал Мэсси, чувствуя, что сейчас разразится буря. - У меня есть еще один спутник. Только... Это не человек. Это выворотень. В ответ раздался именно тот возмущенный гул, какой Мэсси и ожидал услышать. - Мы знакомы с детства, я не могу от него отречься, - сказал он устало. - Он никакой не злодей и не убийца. Если вы не примете его, то... Гул стал сильнее, но Бромария вдруг повернулся к остальным и, возвысив голос, сказал: - Это еще один знак, братья. Помните ли вы мученика Нузара, который был с Победоносцем до конца и разделил с ним смерть, тогда как никто из нас даже близко к месту казни не подошел? Нузар под страхом смерти не поднял нож на своего господина, и он тоже был выворотень! Толпа ошарашенно притихла, потом кто-то выдохнул: - А ведь верно... - и люди снова зашумели. С доводом Бромарии согласились не все. К счастью, их было меньшинство, прочие решили, что если Победоносцу нужен выворотень, пусть будет выворотень. Они бы постарались и солнце с неба достать, и были даже слегка огорчены, что таким испытаниям их веру никто подвергать не собирался. Наружу выслали разведчиков, которые вернулись и сообщили, что путь чист. После этого вся компания разделилась - двое человек отправились в доходный дом, еще несколько - к выходящей на овражек улице, остальные, коих было большинство, в дом Бромарии, провожать воскресшего Победоносца. Тайный лабиринт действительно имел два выхода, один, уже известный Мэсси, в трущобах, другой - ближе к центральной части города. Учеников-подпольщиков было около двадцати, и Мэсси опасался, что такая процессия, даже не зажигая факелов, вызовет ненужные вопросы, но этого не случилось. Кварталы, где селилось так называемое приличное общество, засыпали раньше бедноты в трущобах, здесь ведь людям не приходилось вкалывать от рассвета до заката, чтобы выжить. К тому же не все ученики отправились сопровождать свое воскресшее божество, многие сразу исчезли в полумраке боковых улочек. Не слышно было и городской стражи, хотя снег пока не шел - все же лунная столица была довольно крупным городом и солдаты просто не могли всюду поспевать. До дома Бромарии добрались тихо, быстро, без происшествий. Вместе с хозяином и Победоносцем в атриум вошли двое из подполья - тот самый недоверчивый рыжий и остроносый, и молчаливый спокойный крупный человек, с виду сильный и добродушный. Они о чем-то разговаривали с Бромарией, Мэсси уже ничего не слышал, все слова долетали будто с другого конца улицы. Ему предложили сесть на скамью и он рухнул на нее с облегчением, чувствуя, что еще немного - и он бы не заморачивался с такими тонкостями и отрубился прямо на полу. Никакие мысленные доводы, что бдительности терять нельзя, просто не помогали. Вечерний холод разогнал толпу с пристани. Закат погас, но солнце неглубоко еще ушло за горизонт, в сумеречном свете хорошо была видна светлая полоса песка и замерзающее море. Оно успокоилось на глазах, только что волны били в берег, и вот вода замерла ровной блестящей поверхностью, покрылась тонкой прозрачной пленкой, которая, однако ж, твердела с каждой минутой. В воздухе появились первые снежинки, они падали, покружившись, на берег, и не таяли. Замерзший песок хрустел под ногами. Люди, словно черные мазки на белом фоне, разбредались к буерам. Корабли на ближайшие триста часов были бесполезны. Тени парусных саней зашевелились. Их выводили на лед к разным концам бухты, откуда ночные путешественники отправились бы на восток или на запад. Дорот, сторговавшийся с главой отбывающей на Перешеек артели за небольшую мзду, обернулся на прощанье на свой корабль. То, что он увидел, поразило его до крайности - несколько буеров стояли по центру бухты, они собирались отплыть на мятежный Юг. - Что это! - воскликнул Дорот. На буерах тем временем развернули паруса, закрыли борта меховыми полостями. Взвизгнул лед под полозьями, ветер-вечерник засвистел в парусах. - Ну надо же, - южанин обернулся к своим спутникам. - Вот те отправились прямиком на Табир, а как же... Глава рыбачьей артели только пожал плечами: - Их дела... Может, договариваться поехали. Мэсси задремал вроде бы только на секунду, и вдруг очнулся. Рядом горел светильник, кто-то заботливо укрыл его теплым покрывалом, а в ногах сидела Вислава, непривычно притихшая и испуганная. - Где мы? - Мэсси вдруг сообразил, что обстановка не похожа на доходный дом с его голыми стенами и закрытыми ставнями. Мэсси подскочил, увидел на скамье напротив человека, худощавого, седеющего, с приятным смутно знакомым лицом. Память подсказала его имя - Бромария, и разом вернула все воспоминания прошедшего дня. - Мать-Луна, - потрясенно выдохнул Мэсси. Бромария - дядя? дед? - так странно было думать об этом, родные были у других, нормальных людей, - поднялся с кресла и подошел ближе. - Остальные ушли, - сказал он спокойно, дружелюбно, без восхищения или подобострастия, совсем, как Анна. - Видишь, подруга твоя тут, скоро приведут другого твоего спутника. - Спасибо, - пробормотал Мэсси. - Я так испугалась, - вмешалась Вислава. - Почти ночь, тебя нет, тут появляются двое каких-то... Я подумала, храмовая стража, и что ты попался. - Почти попался, - Мэсси виновато вздохнул. - Сам дурак, не смог промолчать. Ляпнул в пороховой, что нельзя трогать горы. А там был старик, который помнил моего отца в лицо. Я правда так похож? Бромария кивнул: - Если бы я не помогал перевозить тело, я бы поверил, что это он. Хотя он, конечно, был постарше. А как назвала тебя мать, таким же именем? - Нет. Моисей. Бромария был ученым философом и не стал удивляться необычному звучанию. - Это имя из земных легенд, из книги, оставленной Старым человеком. и принадлежало человеку, который вывел свой народ из рабства. Может быть, оно дано тебе неспроста. - А где... куда перевозили тело? - спросил Мэсси. - Ты не знаешь? Тебе Анна не говорил? - Нет. Хотя я не спрашивал. Бромария помолчал, подбирая слова. - Мы тогда опасались, что первосвященник и его присные захотят устроить из могилы посмешище. И ночью, едва все разошлись, перезахоронили тело. В достойном месте, не беспокойся. Там, где его никто не нашел и не найдет, на Кладбищенском острове. Там лежат якобы наши предки. - А вы не верите, что они предки? - спросила Вислава, и Мэсси был ей благодарен, что она отвлекла Бромарию. Можно было просто посидеть, не думая, не выпытывая подробности. Путь на Кладбищенский остров ему сейчас точно был закрыт. Далеко от могилы в горной долине Герлаха до острова у северных берегов... Бромария тем делом объяснял Виславе, что нет, не верит, такое направление сейчас у философской школы, к которой он принадлежит. Все, изложенное в святых книгах, следует понимать как красивую легенду. Ну неужели она сама думает, что целый народ может получиться при таком ограниченном количестве основателей. В земное происхождение людей он, Бромария, верит, а в то, что путешественников было всего трое, никоим образом нет. Беседа плавно перешла на другие темы, Вислава рассказывала о разведчиках, отчаянных ребятах, большинство из которых не в ладах с законом, и потому несут службу у гор за боеприпасы и обещание помилования, о вольном Табире и прочих южных поселениях. В отличие от Мэсси, она и осведомлена была лучше, и знала, что говорить можно, а чего не стоит, так что разговор шел гладко, но недолго. За дверью раздался шум, негромкие голоса, приглушенный стук. - Свои, - пояснил Бромария, открывая дверь. Вошел Ганеш, следом за ним человек помоложе, которого Мэсси не вспомнил, с явной боевой выправкой - один из ветеранов Южного похода или даже солдат первосвященника, - оба раскрасневшиеся, будто после хорошей потасовки. Два добровольных сторожа, недоверчивый рыжий и его добродушный товарищ запихали в атриум существо на двух ногах и чем-то бесформенным вместо верхней части тела. - Вот, Победоносец, как ты велел, - Ганеш стащил мешок, накинутый на голову связанного. Под серой холстиной обнаружился Донат. Бедняга озирался вокруг со смешанным выражением ужаса и ярости, руки у него были скручены за спиной, во рту кляп. Только заметив Мэсси, выворотень немного успокоился, но на Ганеша, разрезавшего веревку на его руках, все же зло сверкнул глазами. - Я же просил привести его, а не привести с мешком на голове, - Мэсси помог развязать выворотня, и тот с наслаждением распрямил затекшие руки. - А как его без мешка, - возмутился Ганеш и поднял вверх собственную загорелую потрескавшуюся ладонь с веснушками на тыльной стороне. Большой палец был обмотан наскоро оторванной от одежды тряпицей. - Вот как его без мешка? Он кусается, понимаешь! Вот так прямо кусается, как собака, и между прочим, больно. - А нечего мне руки выкручивать, - с обидой проворчал Донат, сев на пол у ног Мэсси и вправду, как верный пес. - Тебе добра хотели, балда, - Ганеш тоже обиделся. - С виду человек человеком, только дурной. Я уже и забыл, насколько они тупые. - Братья, - предложил Бромария, - давайте устраиваться на покой. Под утро успеем разобраться, кто дурной, а кто нет, и как мы поступим. Ночной Табир притих. Сегодня Каменное сердце не встречало заморских гостей и людей на улицах было меньше обычного. Горожане, нашумевшись за долгий вечер на сейме, либо спали без задних ног, либо угрюмо обдумывали, что же принесет завтрашний день. Однако на сюрпризы горазда оказалась ночь - бесконечная, долгая и морозная. Молодежь нынче не выбежала на улицы повеселиться, даже самые беззаботные с тревогой ждали рассвета. Пушистый снег на улицах никто не притоптал, лишь свирепый мороз спрессовал и разровнял белое покрывало. В полночь, однако, снег оказался взрыт санями собачьих упряжек. Вспыхнули ярче огни в мастерских, со сторожевых башен спрыгивали дозорные, в домах зажигались окна. К сейму пронеслось несколько снежных вихрей под звонкий собачий лай, ударил вечевой колокол, над ночным Табиром прокатилось из края в край: - Осадка! Оса-адка! В доме Анны проснулись все. Трое стариков собрались на кухне, открыли ставни, смотрели на бегущие по улице тени, мелькающие факелы, собирающиеся в стайку упряжки. Кто-то выстрелил в воздух всего один раз, видимо, проверяя ружье. Анна и Вета переглянулись, старый садовник тяжело вздохнул - все было ясно без слов. Маленький городок, слишком близкий к горной стране, опять подвергся нападению врагов, которым не смог противостоять. Теперь все, кто только мог держать оружие, спешили к нему на помощь. - Ночь, - прошептала Вета, кутаясь в теплую шаль. - Я и не помню, когда нападали ночью. - На Осадку бывало, - ответил Анна. - Она все же близко к горам. Все трое помолчали. - Охрана наша в прихожей? - нарушил молчание Анна. - Я выйду к ним, может, они меня отпустят. Вдруг там помощь нужна. - Сидите, еще вы за Збигнева гробиться будете, - возмутилась Вета. - А те трусы небось рады-радешеньки, что охраняют дом и что им не надо с шернами сражаться. Анна хотел было возразить, но не успел. Дрогнули толстые стекла в окнах. Грохот, который точно не могло устроить собирающееся на помощь Осадке ополчение, прокатился по земле. Вдали за сторожевой башней вырос подсвеченный пламенем столб дыма. Темные клубы поднимались в ночное холодное небо. Отчаянно лаяли собаки. Второй, третий раскат сотрясли землю. Теперь слышался только затихающий треск и людские крики. Кто-то совсем рядом на улице зарыдал в голос. - Склад, - Вета в ужасе обернулась к старому воеводе. - Это же склад взорвался? Значит, шерны здесь? - Иди в подвал, - приказал Анна. - Если действительно они... В отблесках пламени алел Табир. Крылатых теней не было видно, люди на улице кричали, но не из-за нападения шернов. Все прекрасно понимали, чем грозит Табиру уничтожение большей части боеприпасов. На Юге не было вулканов, и городу отчаянно не хватало собственного пороха. - Шерны подкрались, - с уверенностью сказала Вета. - Это наверняка они. Только странно, что именно эту ночь выбрали. Анна не ответил. Он пытался заглушить в себе догадку, он не хотел, несмотря на свой жизненный опыт, верить, насколько подл бывает человек, - и потому гнал прочь мысль, что атака на Осадку была простым совпадением, а склад подожгли посланные первосвященником северяне. Мэсси пробудился снова за полночь. Тускло горел светильник, Мэсси какое-то время лежал, глядя на огонек, потом поднялся. Казалось бы, что еще делать, если тебе дали возможность нормально поесть, нормально помыться и лечь спать в мягкую постель, а не на жесткую циновку доходного дома, и не на пол пороховой мастерской. Но именно с непривычки он и проснулся. Бромария, может, и не принадлежал к богачам лунной столицы, но был явно не беден и мог разместить своих гостей с комфортом. Только Донат отказался и от комнаты, и от кровати, и спал сейчас на лежанке в одном помещении с другом. Мэсси прошелся по полу, разглядывая светлые стены, скругленными арками устремившиеся к потолку. Здесь было красиво и строго, без лишних вещей - стол, стул, кровать. На полу ковер из меховых шкур, маленькое зарешеченное окно выходило на улицу, но за ним был виден только искрящийся под звездами снег. Мэсси вдруг стало жутко - он ведь толком не знает этих учеников, вдруг среди них предатель, или они начнут требовать от него того, что ему не по силам... Он, допустим, уже смирился, что опасность стережет за каждым углом, но Донат, но Вислава... Они виноваты только в том, что оказались рядом с ним. Он хотел было выйти из комнаты, но передумал. За дверью дремали двое учеников, сопровождавших его весь вечер. То ли охраняли его от опасностей, то ли стерегли, чтобы не сбежал. Накануне они не отходили от него ни на шаг, хоть в ванную за ним не пошли, и на том спасибо. Мэсси на всякий случай выглянул за дверь - оба ученика дремали, устроившись на полу. Может быть, они так демонстрировали свою преданность и подчиненное положение? Хотя Томаш, рыжеволосый и остролицый, весь вечер недоверчиво фыркал, а глядя на Доната, довольно громко сказал: - Он бы еще шерна с собой притащил. - Победоносец вправе делать, что хочет, - вступился за Мэсси добродушный плотный Натан. - Истинный Победоносец, - заявил Томаш, воинственно задрав острый подбородок, - должен вначале разгромить наших тиранов, вроде нынешнего первосвященника. Все Теплые пруды знают, что он взял власть обманом. А потом идти на Юг и перебить шернов окончательно, - тут согласно закивали и Натан, и Ганеш. Мэсси, отлично понимая, что в его положении нужно обещать этим людям Землю с неба, а потом действовать по обстоятельствам, все же решился возразить. Рано или поздно от него все равно этого потребуют, лучше сразу внести ясность, что полководец из него никакой. Ведь именно из-за неоправданных надежд окружающих погиб его отец. - Зачем уничтожать шернов? Они же там, далеко, и на Север точно не пробьются, - сказал Мэсси, не особо надеясь на понимание. - Затем, что Луна принадлежит людям, - во взгляде Томаша явственно читалось "слышал бы это твой отец". - Шерны мерзкие твари, нам нечего с ними делить... - А Солнце? - спросил Мэсси. Рыжий посмотрел так, будто перед ним стоял тот самый богомерзкий шерн, прошипел что-то нелицеприятное и больше с Мэсси не заговаривал. Мэсси после этого короткого противостояния и так почувствовал, что его колотит мелкой дрожью. Стоявший рядом Натан тоже заметил, что Победоносцу не по себе, с готовностью вытащил из-за пазухи фляжку и протянул: - Подкрепись, владыка. Добрая ноевка, она успокоит и согреет. Выпей и забудь обо всем, Томаш у нас слишком непримиримый. Мэсси бездумно хлебнул и обжег гортань. Хмельной напиток он пробовал впервые в жизни, и вкус ему показался отвратительным. Воспользовавшись тем, что Натан отвлекся, он быстро отвернулся и сплюнул злополучную ноевку, чувствуя себя страшно виноватым перед Бромарией. Натан не заметил, что его угощение впрок не пошло, и мирно забрал фляжку. Теперь он дремал, похрапывая во сне. Наверное, сам допил свою ноевку. Мэсси, стараясь не скрипеть, прикрыл дверь и вернулся в выделенную ему комнату. Тревога все росла, он не мог теперь просто лечь спать. У дальней стены стоял высокий и широкий ящик, разбитый на ячейки, в них лежали рукописные свитки, а некоторых переплетенные книги. Мэсси глядел на них, не рискуя взять в руки, до сих пор библиотеку такого объема он видел только в каменном хранилище Корнута. - Ты не спишь? - на пороге стоял Бромария. Он был по-дневному строго одет, собран, подтянут, будто и не ложился. - Что-то мешает? - Просто так, - Мэсси решил о своей тревоге не говорить. - У вас столько книг. - На самом деле немного, - Бромария подошел к стеллажу и вынул маленькую скрепленную кипу листов. - Может, тебе будет интересно? Если ты читаешь на святом языке. Это записи твоего отца.