К истокам кровавой реки

О том, что какой-нибудь отчаянный храбрец, которому жизнь не дорога, мог зацепить их снизу выстрелом, жители Герлаха знали прекрасно. Шерн держался так, чтобы снизу его было только слышно, но не видно. — Так что вам тут нужно? — повторил он, добавив в голос угрожающую интонацию. — Это вам что-то нужно от нас, — крикнули снизу. Шерн не удивился и не возмутился — люди иногда наглели до неприличия, так бывало, когда страх начисто лишал их разума. — Нам от вас нужно одно — чтобы вас не было, — проворчал хриплый голос сверху. — Если вы не выслушаете нас, очень скоро здесь никого не будет, — пообещали внизу. — Что со старым Корнутом? Попробуйте привести его в чувство! Он скажет, что нужно делать! За стеной замолчали, обдумывая, не пора ли задавить наглых выскочек количеством. Потом все же огрызнулись: — Что, пытали выворотня, и он разболтался? Да хоть на куски его порежьте. Нам наплевать. — Поговорите со старым Корнутом! — упорствовали внизу. — Старый Корнут умер сегодня на рассвете! — прорычал еще один голос. После паузы в ответ выкрикнули: — Кто теперь сидит в каменной башне? Неужели он не выбрал преемника? — Заткнитесь, — злобно и холодно отчеканил первый голос. — Сейчас вы умрете. — Убейте нас, но сначала выслушайте! — Опасность не снаружи стен! Опасность в городе, в самом Герлахе! Под башней Каменной книги! Если вы не послушаете нас, погибнет вся Луна. На этот раз сверху замедлились с ответом. Затем хриплый голос издевательским тоном предложил: — Поднимитесь к нам, и мы поговорим. Ну, кто из вас согласен выступить посланником? Тишина продержалась секунду, и оборвалась невозможными словами: — Я согласен. Удивленное рычание захлебнулось за стеной. Светлое небо раскинулось в вышине, обрывался в бездну склон огромного кратера, серая скальная поверхность посередине казалась единственной незыблемой опорой. И за ней замерла не нарушаемая ничем тишина. Здесь не было шелеста ветра, шороха трав, — ни единого звука. Кратер словно и впрямь вымер. Наконец, прежний голос предложил ровным тоном: — Поднимайтесь. — Скиньте веревку. — Спустим, — насмешливо пообещал голос. — И обещайте… — Наглец. Обещаем, что убьем быстро. — Клянитесь посмертием, что ко мне подойдет только один из вас. И если после этого я останусь жив, вы меня выслушаете. — Что же, обещаем, глупец! — хохот мешался с гортанным завыванием. — Клянемся, если ты так хочешь! Любой из нас разделается с тобой в одиночку! Любой! Через край стены, раскачиваясь, соскользнула веревочная лестница. Что у человека будет огнестрельное оружие, никто не сомневался, но шерны не слишком-то страшились смерти, а ожидаемое развлечение стоило небольшого риска. Пока пришелец будет забираться вверх, он не сможет стрелять, а наверху он и прицелиться бы не успел. Если безумный смельчак и колебался, то совсем недолго. Лестница натянулась под тяжестью тела. По ней карабкался человек высокого роста, с ружьем за спиной. Он поднял кверху чумазое лицо в обрамлении светлых растрепавшихся волос. Один из шернов на площадке внезапно побелел лбом и раскинул крылья, отталкивая остальных прочь. Торжествующий крик вырвался из его пасти, — крик настолько громкий, что его наверняка слышали оставшиеся внизу люди. — Разойдитесь все! Этот — мой! Этот — мой! Утомленных собак на свежих меняли далеко за Табиром, где начинались опасные для людей пустоши. До гор было еще неблизко, но подземные ходы шернов чаще всего попадались именно здесь. Совершенно неожиданно из-за холма или еще какого-то возвышения взмывала в воздух огромная стая, и неслась к ближайшим городкам и поселкам. А после битвы, в которой люди всякий раз несли больший урон, чем крылатые враги, на месте появления чудовищ находили черные провалы, ведущие далеко вглубь. Пройти по ним хотя бы несколько десятков шагов не осмеливался никто. Известные ходы закапывали или заваливали большими камнями, но горные твари всякий раз находили новые. Охрана с ружьями наизготовку всматривалась в небо. Выпряженные собаки отходили в сторону и сразу ложились, измученные долгой дорогой. Псарники подгоняли к повозками запасных псов. Несколько человек в стороне разбивали лагерь и разводили костер: сейчас на этом месте намеревались устроить привал и оставить усталых собак с дозорными. Когда кортеж первосвященника будет возвращаться к морю, в повозки запрягут свежих и отдохнувших псов. Севин тоже отдыхал. Он не привык совершать столь долгие путешествия и боялся, что после долгой вынужденной неподвижности не сможет даже держаться на ногах, но, к его удивлению, он и из повозки сам вышел, и даже почти не прихрамывал. Первосвященник оглядывался по сторонам, радуясь неожиданному открытию — у него, оказывается, вполне приличное здоровье для его возраста. Скоро должна была показаться удивительная горная страна, о которой он до сих пор мог судить только по рассказам. На северном континенте не было высоких гор. Исключением являлся Отеймор, вулкан-одиночка, огромный и величественный. Но северный исполин был опасен и потому необитаем, только из необходимости люди забирались по его крутым отрогам, да внизу, в лесах бродили охотники. А побывавшие на южном материке взахлеб рассказывали о невиданном зрелище — удивительном горном крае, где огромных кратеров было не счесть, как на море волн. После того, как жители Табира вздумали играть в благородство, Севин вначале был в бешенстве, которого, однако, не показывал. Ближайшее окружение понтифика было уверено, что его высочество лишь слегка разочарован. А его высочество, после того, как слегка утихла обычная в таких случаях головная боль, распорядился оставить в южной столице исполнительных людей, а сам отправился в путь к горам. Если, — хотя не если, почти наверняка, — эти исполнители переусердствуют по части репрессий, вины первосвященника в том не будет. Потом он разберет тяжбы и жалобы и предстанет перед жителями Табира милостивым судией… Ну, а пока, пусть и безопасней было остаться в городе, под защитой каменных зданий, Севин отправился в путь через южные равнины к далекой стране шернов. И тут совершенно неожиданно оказалось, что долгие годы политических интриг и забот об укреплении власти не потушили в его крови заветного огня дальних странствий, некогда погнавшего предков лунного человечества с уютной Земли на серебряную планету. Да и вид вокруг открывался необыкновенный. Изрезанный речушками, каньонами и перелесками северный ландшафт совершенно не походил на эту бескрайнюю прекрасную равнину, изредка переходящую в невысокие холмы. Степь так и просилась под распашку. Плодородные поля прокормят десятки тысяч человек. Понтифик огляделся по сторонам. В небе мелькали птицы, густая трава волнами расстилалась вокруг. При легких порывах ветра она пригибалась беззвучно, переливаясь на солнце, словно морские волны. От одуряющего запаха цветов кружилась голова. Только этим Севин мог объяснить внезапно возникшие мысли и впрямь переместить столицу сюда, а Север, давно заселенный людьми и потому наскучивший, пусть остается провинцией… Понтифик немедленно велел себе выбросить светлые идеи из головы. Теплые пруды были и остаются родиной, даже мимолетная мысль о переносе столицы была бы чудовищным предательством. Но все же степь опьяняла. Красота вокруг будоражила воображение, горизонт манил к себе. Что там? Неужели тоже только мрачная и страшная Пустыня? Разведчики говорят, что да… Ах, был бы он моложе! В те далекие времена, когда у него были силы блуждать в поисках неведомых земель, никто и думать не смел о походе за Море. Да и на то, чтобы бродить по границам Пустыни на Севере у него тоже времени не оставалось. Вот так вот и прошла жизнь, сперва в хлопотах о Братстве, потом в политических дрязгах, потом в заботах о молодом самостоятельном государстве, вырвавшемся из-под ига, а на свои желания времени не осталось. И сейчас поздно! Поздно, увы! Все, на что его хватит — это домчаться до тех мест, где начинается таинственная и страшная горная страна, и там, на границе, узнать обстановку подробно. А потом, отдав должные распоряжения, вернуться… в Табире его наверняка заждались, да и на Теплых прудах долго отсутствовать не стоит. Свято место пусто не бывает. Лагерь тем временем уже был разбит, разведен костер из сухих, слегка обожженных поленьев — такой огонь не давал дыма. Один из помощников обратился к понтифику с угодливым поклоном, указывая на готовящийся завтрак, — или даже обед? Солнце здесь стояло в северной части неба и это сбивало с толку. Может быть, поэтому, может быть, из-за усталости и нервного напряжения и голода не чувствовалось. Все же надо было заставить себя подкрепить силы, поэтому понтифик свысока обронил что, так и быть, желает откушать. Он и дома не заводил для приемов пищи особых церемоний, подчеркивая свою любовь к простоте (и зорко следя, чтобы все это замечали и восхваляли), а тут уж и вовсе было не до этикета. Получив свою порцию, он сел чуть поодаль, жевал, не чувствуя ни вкуса, ни аппетита, глядя то на отряд, то на небо. За внезапным появлением шернов и без него было, кому последить, но так он чувствовал себя спокойнее. Звякнуло рядом железо, кто-то опустился на траву. Священник обернулся — Бромария. Севин милостиво кивнул философу, предлагая сесть поближе. Охрана переглянулась и тоже подвинулась на шаг. — Как тебе путешествие? — первым спросил Севин. Бромария сначала огляделся по сторонам, будто впервые увидев здешние места. — Затейливо тут, — ответил он невпопад.  Подумав, добавил: — А почему ты спрашиваешь? — Хотел знать мнение образованного человека, — пожал плечами Севин. — Учились-то мы в эскуле вместе, хоть и много воды утекло. — Да, — кивнул Бромария, — много. Оба помолчали. Против непреложности этого факта возражать было нечего. — Ну так как? — спросил снова Севин. — Хороши ведь здешние земли? — Хороши, — согласился Бромария. — Удобны. Словно разложил кто отдельно равнины и горы. Людям жить можно, если бы не шерны. — Их пока не видать, — Севин от одного только слова зябко вздрогнул, но философ, кажется, не заметил. — Южане тут неплохо устроились. А кому много дано, с тех положено много спрашивать. Так ведь говорится в священной книге? — Не совсем так. Но ты всегда толкуешь, как тебе выгодно. — Поэтому я и первосвященник. Если толковать, как невыгодно, ничего не добьешься. Севин отвернулся от бывшего однокашника и снова начал разглядывать горы. Советоваться с кем-то даже для виду он давно перестал. Красота здешних мест и первое путешествие за долгие годы заставило его ненадолго вспомнить те времена, когда он был человеком, а не политиком. Ну да зря. Бромария вон сразу взял поучающий тон. Наказать бы его, чтобы знал, кому можно читать мораль, а кому нет… так он, считай, уже труп. Пусть доживает. Есть заботы поважнее — как держать в надежной узде этот богатый край, и людей, и шернов. Отряд после короткого отдыха готовился ехать дальше. Запасных собак уже запрягли, они поглядывали по сторонам, изредка слегка тявкая. Громко лаять их отучали с первых месяцев жизни. Севин поднялся на ноги и прошел к своей повозке. Он не оборачивался, но боковым зрением угадывал, как философ, подгоняемый солдатами, хромает до тележки. Что же, пусть утешается тем, что он-то правильно понимает земную Библию! Ожидание опасности хуже, чем сама опасность. Воины, собравшиеся у подножья Герлаха, были согласны с этой истиной на все сто. Ситуация усугублялась вынужденным бездельем. В другое время разве кто-то возмущался бы тем, что войско просто отсиживается на воздухе! Как известно, солдат спит, служба идет, а жалованье начисляется. Но не рядом со страшной горной страной. Все видели огромные стаи шернов, все ожидали нападения в любой момент… ожидали-ожидали, и готовы были уже бежать куда угодно, лишь бы не сидеть без толку, в двух шагах от цели. В конце концов, сам Никодар не выдержал затянувшейся паузы. Переговорив со своими приближенными, он решил отправить вверх по склону небольшой отряд с взрывчаткой, чтобы поискать наиболее удобный участок. Далеко ходить было не надо, немного к востоку от ворот — входа в котловину через пологое кольцо, — стена Герлаха круто поднималась вверх. Поверхность кратера была изрезана трещинами, позволявшими надеяться, что именно здесь разрушить цитадель шернов будет легко. Небольшая группа добровольцев выслушала все необходимые напутствия и отправилась туда, где нижние склоны поросли перелесками, чтобы под их прикрытием добраться до контрфорса. Остальной лагерь тосковал в ожидании. Разумеется, дело нашлось всем: кто-то укреплял земляной вал, кто-то проверял оружие, часть солдат отправили за провизией, запасы которой сами не пополнялись, но вся эта лихорадочная деятельность не отменяла тревожного ожидания. Северяне, привыкшие к стремительным походам по южным землям, скверно переносили сидение на месте. Никодар и в этот раз готов был возглавить маленький отряд разведчиков. Его отговорили с трудом. Анна пытался прорваться к генералу и отговорить от разведки боем. Никодар, и так еле выносивший старого воеводу, даже слушать его не стал. Теперь все должно было решиться за несколько часов. Никодару после горячки катастрофа на Шиккарде казалась тяжелым сном. Он с детства привык, что ему все удается, и, просчитывая риски, приходил к выводу, что условия слишком разные. Мертвый вулкан на воздушном островке посреди Пустыни и живой горный город, от которого до безвоздушной стороны идти и идти, не имели ничего общего. Да и как можно было отказаться от тщательно продуманного плана? Кости брошены, ход назад не отыграешь! Он и так слишком медлил. Так прошел час. Старики рассказывали, что в год Южного похода войско обходило гору в поисках удобного пути и карабкалось вверх чуть ли не целый день, — правду сказать, спустились они оттуда гораздо быстрее, чем поднялись. Но за прошедшие годы Герлах облазили и разведчики, и солдаты, убедились, что гора не так неприступна, как кажется, и теперь пугались только шернов, а не трудностей подъема. Кратер высотой в три с половиной тысячи шагов преодолеть можно было за несколько часов, если знать удобные дорожки. Размеры Герлаха посчитали горные мастера, которые каким-то хитрым способом определяли высоту очень больших деревьев и построек по отбрасываемой тени и прочим непонятным вещам. Никодар в глубине души завидовал их умениям (ему самому, к великому огорчению дяди, точные науки давались не слишком), вслух же полупрезрительно говорил, что таково их ремесло, чего особенного, сиди да считай! Сейчас, конечно, он страшно досадовал, что не может проверить сам, как именно рухнет гора, и мог только ждать, когда же маленький отряд храбрецов достигнет цели… или погибнет? Никодар прокручивал эту мысль в голове, наверное, в сотый раз, когда солдаты приподнялись и взволнованно зашумели. Над линией лесов виднелась явившаяся будто ниоткуда черная птичья стая, но то, конечно же, были не птицы, а шерны. Слететь вниз с вершины горы незамеченными они совершенно точно не могли. — Значит, у них тут ходы в толще кратера, — пробормотал генерал, как никогда жалея об утраченном при лунотрясении бинокле. Подчиненным он велел быть готовыми к бою, но те и так ждали, когда же крылатые враги полетят к лагерю. Враги не летели. Издали слышались звуки выстрелов, стайка шернов металась, разлетаясь и соединяясь вновь. Убитые шерны черными пятнышками падали вниз, но меньше крылатых чудовищ не становилось. Видимо, из расселин появлялись новые. Никодар сжал кулаки. Он, хоть и считал себя незаменимой и куда более ценной личностью, чем простые воины, сейчас охотнее сражался бы с чудовищами на склоне Герлаха. Один отряд он уже потерял! Неужели и второй погибнет бессмысленно? Им велено было поджечь взрывчатку в случае опасности, успеют ли? Далекие выстрелы стали реже и прекратились совсем. Стая шернов поднялась выше и вдруг понеслась над кронами деревьев прямо на лагерь.  — Вот же твари! — Никодар поднял ружье. Врагов было не слишком много, достаточно, чтобы задавить числом отряд разведчиков, но войско, стоявшее укрепленным лагерем, перестреляет шернов влегкую. — А ну давайте ближе! Стая замедлилась, оказавшись у подножья горы. Шерны держались кучно, и из середины черного крылатого клубка слышался человеческий крик — слабый, далекий, но от того не менее страшный. — Языка взяли! — ахнул кто-то. Шерны вполне могли поднять в воздух и унести в Герлах человека. Обычно они похищали женщин, предпочитая мужчин убивать на месте, но что, если они изменили своим привычкам и действительно захватили пленника, чтобы узнать от него о планах врагов? Так у них есть осведомитель, чтоб они его на части разорвали, самозванца! Никодар прицелился в несущуюся по небу черную кляксу. Нет, далеко — не достать. Этот бедняга все равно не расскажет ничего такого, о чем бы они не знали… Человеческий вопль оборвался внезапно. Черная туча распалась на клочки и собралась вновь. Что-то маленькое, возможно, пущенный из пращи камень, прочертило воздух в направлении лагеря. Совсем уже крошечные на таком расстоянии куски человеческого тела падали из стаи шернов вниз. Кто-то вскрикнул в ужасе, кто-то выругался, — но остальные молча целились в крылатых монстров. Жестокость была неотъемлемой частью жизни на Луне, к ней привыкли, а в сражении с шернами рассчитывать на их милосердие было просто смешно. Шерны не стали приближаться к лагерю. Стая поднялась выше и понеслась к вершине горы. Шерны не тратили слов понапрасну, не обещали, что с остальными будет то же, что и с убитым разведчиком, хотя многие помнили, что черные твари прекрасно умеют угрожать и выкрикивать ругательства. Люди тоже подавленно молчали. К Никодару подошел Арон. — Они швырнули его голову из пращи, — сказал он просто, не подбирая слов. — Хотели запугать, — мрачно ответил Никодар. Арон кивнул. — Но близко не подлетали. Они стали осторожнее. И всей силой не кинулись, размышлял про себя Никодар, сделав своему помощнику знак идти. Почему вся огромная стая не полетела вниз? Людям никогда не понять ход их мыслей. Шерны презирали опасность и смерть, и вот не рискнули обрушиться на войско. Почему? А он со своим человеческим ходом мыслей потерял уже второй отряд. Как же недоволен будет дядя… Человек перебрался через край стены и остановился. Он не собирался стрелять, хотя вытащил ружье из-за спины и держал его, как палку. Среди шернов это не вызвало даже смеха. — Вы поклялись подходить по одному, — сказал человек, слегка задыхаясь. Ближайший шерн сложил крылья: — Вот и свиделись, победоносец, — прошипел он. Его лоб из белого превратился в алый и замерцал яркими многоцветными вспышками. — Я один. Мне хватит моих двух рук. — Да и мне тоже, — человек приподнял ружье, занося его над головой. Шерн протянул лапы. Его жертва не должна была успеть даже опустить ружье. Обычно все происходило быстро — треск разряда, предсмертный вопль, иногда короткие судороги — и конец. Но вместо этого в воздухе запахло паленым. Раздался вскрик, только принадлежал он шерну. Господин Граний сидел на земле, держась за голову. Мэсси отступил на шаг, опустив ружье прикладом на траву. Обороняться ему не требовалось, шерны никогда не нарушали клятву. — Вы обещали, — все же напомнил он по человеческой привычке.