К истокам кровавой реки

— Обещали, — произнес незнакомый глухой и грубый голос. — Говори, победоносец. Только будет ли какой-то смысл в твоей болтовне? — Я не победоносец. Меня зовут Моисей. А есть ли смысл? Слушайте и узнаете. Черные фигуры не шелохнулись, не двинулись в его сторону, только как-то разом стали будто ближе друг к другу. Они ни словом, ни жестом не показали, что слушают его. На лбу стоявшего ближе всех шерна быстро высветилось несколько цветовых слов, Мэсси не успел их разглядеть. Зато, видимо, разглядел Граний, который, прихрамывая, отошел к остальным. Мэсси начал говорить. Речь была заготовлена давно и мысленно произнесена много раз, но именно сейчас, разумеется, моментально вылетела из головы.  Слова, казавшиеся ему убедительными, теперь стали неуклюжими и невыразительными, а из-за сухости в горле он даже говорить нормально не мог, то и дело запинался и откашливался. — Под Башней каменной книги лежит древняя пещера. Про нее вы наверняка знаете, если не все, то многие из вас. Спуститесь и посмотрите, и вы увидите: воздух, которым вы дышите, исчезнет к завтрашнему дню. Как и следовало ожидать, шерны выслушали его с виду равнодушно. Показывать человеку свою заинтересованность было ниже их достоинства. И… их, вроде бы, стало больше? Мэсси вспомнил рассказы о рыбах, которые выпускают чёрное облако прямо в воду, и под его прикрытием уплывают или нападают. Вроде и незаметно было, как на лужайку прибывали новые шерны. — Два дня назад люди взорвали огромную гору с древним разрушенным зданием к востоку отсюда. В той горе работали ещё очень древние механизмы, от них загорелась надпись, такая же, как там, внизу, под Герлахом… Их уже собралась небольшая толпа. Наверное, из-за передних рядов не видно было, как прибывали остальные. — Воздух над горой и вокруг нее исчез. Это заметно даже издали. Молчаливая черная масса стала ещё плотней. — Если спуститься вниз, в пещеру под Башней каменной книги, можно увидеть надписи на стене. Они уже не говорят, они кричат об опасности! Осталось меньше суток, затем перестанут работать древние машины, что удерживают воздух над Луной. Достаточно спуститься и посмотреть. Это займет совсем немного времени. На чем-то лбу мелькнула саркастическая зеленоватая вспышка. Если бы здесь очутился настоящий Победоносец! Он-то умел красноречиво говорить… — Я вижу, вы мне не слишком верите. Пусть. Но что мешает вам проверить мои слова? — Неохота, — произнес глухой низкий голос, как показалось Мэсси, принадлежащий господину Гранию. — Много чести для человеческого отродья будет, если мы кинемся проверять его болтовню. — Это займет немного времени, — упрямо сказал Мэсси. Ему ответили: — Слова человека не стоят и секунды. — Не мои слова, но участь всей Луны. Разве этого недостаточно? Кто-то промерцал недоверчивыми тонами, но вслух возражать не стал. Подал голос какой-то незнакомый, убеленный сединами старик: — Если судьба всей Луны подходит к концу, мы узнали бы это и без тебя. — Почему же подходит к концу? Можно найти нужные знаки, чтобы та стена пропустила вас к механизмам. Она сплошная, она непроницаемая, но она открывается. Нужно лишь уметь ею управлять. Среди вас есть хотя бы один, кто наверняка умеет, — старый Корнут, Верховный шерн. — Старый Корнут мертв, — напомнили резко и зло. — Неужели он никому не передал своих знаний? — Мэсси произнес это как можно спокойней. Шерны не любили людских истерик, дико раздражались при виде плачущих женщин и отчаянный надрыв в его голосе им бы тоже не понравился. — Это дело шернов. — Тогда… выберите кого-то из своих! Выберите, пусть он найдет нужные надписи! — Мы не нуждаемся в твоих советах, — ответил седой старик, ответил вслух, а не промерцал, что все же указывало на некоторое расположение. Обычно шерны, желая показать, что беседа окончена, переходили на цветовой язык. — Вы можете думать, что все знания ушли со старым Корнутом. Это не так, недаром же он всю жизнь переписывал Каменную книгу. Ищите там! Это проще, чем кажется, наверно, даже я бы мог попробовать прочитать… Он не сразу сообразил, что говорит лишнее. — Вы слышали? — теперь это точно был голос господина Грания. — Слышали? Вот почему он рассказывал нам сказки об опасности! Проклятый пес подбирается к нашим святыням! Слово, данное псу, не значит ничего! Убить, убить немедленно! Толпа шернов взволновалась. Люди на их месте начали бы кричать, переговариваться, размахивать руками и подняли бы страшный шум; первожителям не было нужды говорить вслух, но они оборачивались, оглядываясь друг на друга, кое-кто из молодых поднялся в воздух, хлопая крыльями. И все они одновременно мерцали, кто сильнее, кто слабее, преимущественно недоверчивыми зеленоватыми оттенками, но в них проскальзывали и тревожные синие, сердитые алые, словно блики послегрозовой радуги упали на толпу. Полностью их слов Мэсси не понял, уловил лишь частично, но этого хватило, чтобы немного перевести дух: с Гранием согласны были не все. — Я знаю, что вы все равно можете меня убить, — начал он. Старый шерн быстро спросил: — И что же, не боишься? — Боюсь. Но у меня чахотка. Я не слишком много теряю. А вы живёте долго, каждый теряет несколько столетий жизни. Подумайте! О ваших детях, о животных, о всей Луне, в конце концов. — Уж не хочешь ли ты сказать, что заботишься о наших детях? — усмехнулся старик, подсветив недоверчивой оранжевой вспышкой. Мэсси пожал плечами: — Обо всем живом. Без шернов древние машины остановятся. — Пес, — это снова прорычал господин Граний. — Пес! Мы должны сохранить воздух, чтобы вы дальше могли плодиться тут, как зараза? Толпа снова зашумела. А Граний, пройдя вдоль передних рядов несколько шагов, развернулся, вскинув руку вверх. На солнце сверкнуло острие зажатого в нечеловечески белой ладони кинжала, и одновременно полыхнул яростный алый блик на лбу шерна. — Против этого твоя шкура не спасет! За спиной господина Грания черная тень отделилась от толпы. Граний не заметил этого, потому что смотрел только на ненавистного Победоносца. Когда его перехватили за руку, он попытался просто отмахнуться, не оборачиваясь. Вырваться и стряхнуть помеху сразу он не смог, рванулся снова, перехватил кинжал другой рукой, даже успел замахнуться, но его снова перехватили за запястье. Клинок ткнулся куда-то в сплетение черных крыльев. Мэсси бросился вперед, но не успел. Ошеломленный Граний отступал назад. Отшатнулись и остальные первожители, остался на месте только схватившийся с Гранием шерн. Он медленно оседал на подгибающихся ногах и вдруг начал заваливаться на бок. Мэсси успел только подхватить раненого за плечи, но не удержать. Авий, бывший наместник Теплых прудов, растянулся на траве. По шерсти на груди стекала зеленая густая кровь. Прочие шерны медленно подходили ближе. Возможно, чтобы нанести удар своим смертельным разрядом, — Мэсси уже было все равно. — Зачем вы, — Мэсси попытался найти на ощупь рану и не смог, мешала шерсть, разом слипшаяся от крови. Шарить по карманам было напрасно, он и так знал, что при себе у него нет ни шарфа, ни платка, ничего, что можно было бы использовать вместо жгута. Возможно, что-то есть у друзей, оставшихся снаружи… но это все равно, что по ту сторону Моря. Он все же задел края раны, но тут же отдернул руку, — раненый застонал, приоткрыв мутнеющие глаза. А ведь шерны всегда держались стоически, презирая боль. Пока шерн был в сознании, он ни словом, ни криком никогда не выдавал страданий. — Господин Авий! — нет, он не мог умереть. Шерны куда легче переносят болезни, дольше живут… Рядом присел на корточки какой-то незнакомый первожитель с куском чистого полотна в руках. Все же шерны иногда ведут себя понятно и похоже, подумалось Мэсси. Не позвали выворотней, значит, все слишком плохо? Взгляд Авия прояснился. По лбу побежали мягкие светлые тона, иногда меняясь прерывистыми яркими вспышками. «Не нужно, лучше позаботьтесь о ней», — промерцал он, слегка повернувшись к пришедшему на помощь шерну, а потом произнес вслух, хотя и с трудом: — Дурень, все-таки влез… Ничему тебя жизнь не учит. — Это из-за меня, — горестно сказал Мэсси. — Ну, из-за тебя. Там рано или поздно все равно бы случилось землетрясение. — Нет, вас ранили… — А… Любой отец защищал бы своего сына. Секунды стремительно утекали вместе, а ведь их надо было использовать, успеть сказать что-то невероятно важное, успеть перетянуть рану, потому что еще немного, и будет поздно… Незнакомый шерн оставил попытки перевязать Авия и отступил, склонив голову. Лоб его вспыхнул фиолетовым. — Он же жив еще! — отчаянно вскрикнул Мэсси. Авий услышал, попытался поднять руку, дотянулся до ладони Мэсси и слабо сжал его пальцы. «А все же спуститесь в ход под Башней», — промерцал он цветовым языком, и лоб его потух. Белый матовый цвет сменил слабые дрожащие вспышки. Алые глаза, смотревшие в небо, остекленели. Мэсси сидел, не поднимая головы. Шерны не собирались пока нападать, хотя, может, лучше бы напали… Только Сакко, Вислава и остальные, как же они… Ему вспомнилось вдруг, как Септит в далеком детстве пробовал учиться летать над скалой, и как Авий потом просто сказал: «Любопытный ты ребенок». В глазах стало горячо. Мир вокруг расплывался мутными пятнами. Он, наконец, рискнул поглядеть вокруг. Шерны стояли молча, плотным строем, почти не шевелясь и даже не говорили ничего на своем удивительном языке. Смотрели они не на Мэсси и не распростертое на земле тело. Господину Гранию в этом плотном строю места не нашлось. Он кружил, пятясь, отступая, и только у него на лбу синеватыми вспышками повторялась надпись: «Это случайность. Это случайность…», как будто все прочие слова он забыл. — Случайность, — сказал вслух старый шерн, тот, что говорил с Мэсси. — Такого, чтобы мы убивали своих умышленно, не бывало вовеки. А на моей памяти и случайно не было. — И на моей, — произнес еще один старик. — И на моей! — выкрикнули из задних рядов. — И на моей, — это было сказано негромко, но все разом обернулись к говорившему. Только что плотно стоявшие первожители расступились. В центр круга медленно вышел шерн в багровой мантии. Мэсси даже не сразу узнал его, хотя мантию и видел на плечах старого Корнута. Зато узнал Граний. Забыв про случившееся, он потрясенно выкрикнул: — Ты! Ослушался меня! — и смолк, вспомнив, что и ему есть в чем себя упрекнуть. Новый Хранитель знаний посмотрел в ответ довольно снисходительно. — Меня призвал долг, что выше всего остального, — произнес он вслух негромко, но торжественно. — Теперь я Корнут. — Септит? — изумленно прошептал Мэсси, узнав голос. Молодой Верховный шерн продолжал: — Вы скажете: что он может помнить, здесь множество стариков, которые прожили много дольше. Но моя память родилась миллион оборотов назад и не умрет вместе со мной. Я помню, как половина Луны лишилась воздуха, и как Земля остановилась над той стороной. И я помню, что наши предки создали свои механизмы не для того, чтобы мы сейчас умерли, сложа руки. Шерны, против опасений, не думали возражать. Они слушали, не шевелясь, лишь слабо посвечивая лбами в знак внимания. — Каменная книга велика, — продолжал Септит. — Даже я не могу сейчас вспомнить всего, что было занесено в нее за многие тысячи лет. Поэтому мне понадобится помощь. И не вас, мои молодые братья, — лоб Верховного шерна полыхнул зеленоватой насмешкой. — Никто из вас не желал приближаться к моему предшественнику, боясь, что он выберет вас в ученики! Молодые шерны как можно незаметней отступали за спины остальных. — Но прежде всего нам нужно вернуть матери-Луне того, кто нас покинул, — Септит медленно расправил крылья, словно собираясь взлететь. — Авий из рода Вестинов, Первых владык, ушел в один день с Хранителем знаний. Это произошло не случайно! — Это случайно, — подал голос Граний. Он все время пытался затеряться среди остальных, но ему это никак не удавалось. Шерны при его приближении не расступались, а плотнее смыкали строй, и он вынужден был оставаться в центре круга. — Я не обвиняю тебя, — печальным фиолетовым цветом заметил Септит. И уже вслух воскликнул: — Мы должны вернуть ушедшего матери-Луне и выполнить его последнюю волю. А хоронит покойного всегда сын. Теперь толпа первожителей смотрела на мертвое тело Авия и сидящего на траве человека. Мэсси не сделал попытки встать. Это уже не имело значения. — Сын? — преспросили вслух неожиданно визгливым голосом, Мэсси впервые слышал такую интонацию у шерна. — Да, — прозвучало в ответ. — Мы живем по законам предков. Для усыновления всегда достаточно было просто назвать кого-то сыном. — Никогда! — господин Граний все же держался на некотором расстоянии от Септита, не решаясь подойти ближе.- Никогда еще невозможно было усыновить не шерна! Некоторые первожители, стоявшие рядом, закивали, сверкая ультрамариновыми вспышками. — Законов, которые запрещали бы это, тоже не существует, — возразил Септит. — А нашу священную книгу некогда основал именно род Вестинов. Мы, Хранители знаний, только вечно переписываем ее. Она принадлежала погибшему Авию, теперь принадлежит его наследнику. — Это неправильно, — не очень уверенно сказал старик, что первым взялся беседовать с Мэсси. — Такого никогда не было. Книга существует миллион оборотов, но никто не читает ее, кроме Хранителей. — Не было, но и нас не будет, если мы не прочтем ее, — послышался новый голос. Первожители быстро расступились, пропуская в круг закутанную в крылья фигуру. С такой готовностью они уступали дорогу только своим женщинам. — Я всегда помнила, что мы были великим народом и имели великое знание, пусть для многих это теперь лишенные смысла слова, — голос у Випсаны был грудной, низкий, она слегка задыхалась от волнения и от непривычки говорить вслух. — Подумайте, мы все представители древних знатных родов. Мы гордимся своими именами и памятью наших предков. Но вместо того, чтобы пойти и воспользоваться их наследием, мы стоим и рассуждаем, гоже или негоже просто прочитать книгу, созданную для нас же! Мы знаем, что все живое рано или поздно вернётся к матери-Луне и будет ждать нового рождения мира, но это не значит, что все живое должно лечь, сложив руки, и не сопротивляться смерти! У нее перехватило дыхание и она смолкла. — Стоит ли женщине, которая ждёт ребенка, говорить на Совете, — проворчал господин Граний, зло сверкнув глазами на ещё одну возмутительницу спокойствия. — Вот потому, что я дорожу жизнью своего ребенка, я и говорю на Совете, — спокойно возразила Випсана. — А женщинам никогда не возбранялось это делать, просто в последние годы мы не пользовались этим правом. Старый шерн замерцал осторожными бронзовыми оттенками. — Говорят, раньше на пост Третьего владыки почти всегда избирали женщину из рода Випсаниев, — заметил он. — Только выслушай, Тия. Новый хранитель предлагает возмутительные вещи. — Я слышала. Я согласна. — Согласна? — недоверчиво переспросил старик. — Согласна, чтобы это считалось наследником древнего рода? — Да. — Но ведь тогда твой сын, Тия, не будет считаться старшим в роду Вестинов, пока жив этот человек! — вмешался ещё один шерн. Випсана скрестила руки на животе. — Мой сын вообще не родится, если Каменная книга будет лежать в неприкосновенности в своей башне, — отсветила она ультрамарином и отвернулась. — Книгу нельзя выносить оттуда! — возмутился старик. — Даже, когда на город напали… — Когда на город напали, — медленно произнес Септит, — наша святыня попала в руки чужаков. Ее могли уничтожить или разбить. И потому тот, кто не позволил этого сделать, заслужил прощение. Никто из шернов больше не возражал. Випсана тихо опустилась наземь около мертвого тела, глаза ее были закрыты, на лбу переливались фиолетовый отблески. — Идем, — сказал Септит. Мэсси не сразу понял, что новый Верховный шерн обращается к нему. — Теперь ты можешь читать Книгу по праву. И потом, никто из нас не сможет нажимать на стене нужные знаки. Для этого нужны руки без заряда. Мэсси не без труда поднялся. Випсана так и осталась сидеть рядом с мертвым Авием. — Только сначала нужно вернуть ушедшего матери-Луне, — продолжал Септит. — Можно мне помочь его хоронить? — спросил Мэсси. Шерны переглянулись. И тот же старик, что поначалу спорил с Септитом, торжественно объявил: — Ты даже должен сделать это, как усыновленный. И как можно раньше, это большая честь — сразу же вернуться к матери-Луне. Подождем немного, позволим вдове проститься. Горы росли незаметно. Они долго казались туманными грядами на горизонте, застывшими облаками, голубоватой зубчатой полосой, а затем как-то сразу стали близкими и превратились в величественные природные крепости. Самые высокие кратеры были окружены пологими кольцами холмов, будто кто ограду построил нарочно. Что же, возможно, когда этот край принадлежал только первожителям, а людей тут не было и в помине, здесь на самом деле возводили стены. Зачем бы, от какого врага? А! Все это пустые загадки, ответы на которые пользы не принесут. Главное, сейчас разобраться, как потревожить шернов и лишить их убежищ, да чтобы при этом они портили кровь южанам, а через Море не смогли перебраться. Севин поглядел на солнце. Оно медленно ползло по северной стороне неба, клонясь понемногу к закату. Хоть до ночи и оставалось ещё с полсотни часов, стоило задуматься о ночлеге, да и о шернах… Его словно обожгло неприятной мыслью, что горы — это извечная цитадель крылатых чудовищ. Вот старый дурень, зачем же он позволил увлечь себя ветру странствий и забрался так далеко? Ближайшие к горам населенные деревни и те остались позади. А если армия северян именно сейчас уничтожает стены каменных цитаделей? Здравый смысл говорил Севину, что взрыв такой силы он бы наверняка услышал издалека, но воображение все равно рисовало взлетающие над разрушенными горами черные полчища. За Никодара Севин не слишком беспокоился. Да, он любил племянника, но тот добровольно выбрал удел военного человека и сознательно шел на риски. К тому же Никодар, увлекающийся и честолюбивый, не годился на роль первого лица в государстве, власть все равно нужно было передать более достойному человеку (вообще же Севин полагал, что достойных просто нет, скромно считая себя самым способным правителем, существовавшим когда-либо на Луне). — Пусть остановятся, — приказал он сидевшему впереди погонщику. Тот кивнул с готовностью, дунул в висевший на шее серебряный свисток. Заливистый свист понёсся над упряжками. Тележки останавливались, погонщики натягивали веревки, некоторые спрыгивали наземь. — Привал? — спросил кто-то радостно. Привал означал ужин, а не ели люди уже давно. Севин даже не посмотрел в сторону прожорливого дурня. О том, что не весь отряд повезет провизию и запасной порох к горам, было условлено накануне. И о стоянке тоже условились — ни в коем случае не в поселках, которые станут целью для обозленных шернов, наиболее безопасное места — лес. Среди невысоких, но густо растущих лунных деревьев шернам с их широкими крыльями делать было нечего. Пока погонщики перераспределяли тележки, выпрягая наиболее уставших псов, к Севину, прихрамывая, подошел Бромария. — Что, все? — спросил он, кивая на горы. — Ближе не думаешь? — Шерны там. Я собой рисковать не могу, я за всю страну отвечаю, — немного надменно ответил Севин. — Крохабенна против карателей сам войско водил, — помолчав, заметил Бромария. Севин огрызнулся: — И где он теперь, твой Крохабенна. — Так он как раз не потому погиб, что водил… — От меня ты чего хочешь? Ты не забыл, на каком ты тут положении? Скажи спасибо, что вообще до гор доехал. — А мне дальше бы. С тем отрядом, что повезет порох к самым горам. Севин остановился и вытаращился на философа во все глаза. Нет, понятно еще, когда мерзких черных тварей не боятся воины, но этот книжный червь! Полоумный, как есть, полоумный. Они все в роду Крохабенны полоумные, начиная от отрекшегося от престола патриарха и кончая влюбчивой дурочкой Ихазелью. — Зачем? — Поглядеть, — Бромария устремил взгляд в сторону взмывающего к небесам конуса, увенчанного белой снежной шапкой. — Не помнишь разве рассказы об удивительном горном городе? Хоть поближе к нему подобраться. — Ага, — мстительно согласился Севин, — так тебя шерны и подпустили. Там вскорости знаешь, что начнется? Солдаты с оружием, а ты? В лучшем случае пристрелят в суматохе. — А ты разве будешь жалеть, если меня пристрелят? — Не буду. Погоди, ты, может, этого лжепобедоносца хочешь там найти? Так он наверняка давно мертв. Или по пути сюда сдох, или тут шерны разорвали. — И об этом ты разве пожалееешь, а? Говорят, был когда-то обычай, когда смертникам исполняли последнее желание. — Какое же у тебя желание, чтобы шерны прибили? — Помнишь девиз нашей школы — знать как можно больше? Севин мрачно проворчал: — Для обычного человека неправильный это девиз, Бромария. Как раз меньше знаешь, крепче спишь. — Ты ведь не потеряешь ничего. Убежать я не смогу, а если и убегу, в одиночку не выживу. Севин на минуту задумался. Конечно, он сразу подумал о бродящих у гор поселенцах. Эти люди могли бы и приютить Бромарию, но уцелеть в здешнем суровом краю могли только сильные, закалённые люди, привыкшие к труду и лишениям, а не слабый здоровьем пожилой горожанин. Бромария почти наверняка погибнет, в крайнем случае вернётся вместе с отрядом… по-любому никто открыто не обвинит Севина в казни конкурента. А про себя пусть болтают что хотят. По насмешливым глазам философа Севин понял, что тот угадал ход его мыслей. Ну что же, это не убережет его ни от шерна, ни от случайной стрелы. — Да езжай, — пренебрежительным тоном сказал Севин. — Невелика ты птица, чтобы тебя удерживать. Не глядя на Бромарию, он отдал необходимые распоряжения стражникам и прошествовал к собственной повозке, в которую впрягли свежих собак. Когда оба кортежа двинулись в путь, один — к горной стране, другой — к разлохматившейся гуще лесов, Севин не выдержал и обернулся. Вереница повозок растянулась в длинный ряд, но первосвященник смотрел не на них. Ему показалось, что небо над горами, уже потяжелевшее и слабо золотящееся в ожидании заката, потемнело, будто небосвод закрыла своей тенью стая крылатых чудовищ. Похожее видение посетило и Арона. Правда, у военачальника было смягчающее обстоятельство, — он не спал нормально уже две ночи, и два дня не имел возможности даже присесть. Неудивительно, что под вечер он задремал с открытыми глазами. И привиделась ему Мара — такая, как ей и положено быть: бледная смертельно, одетая в черный плащ, с длинными, черными, бесстыже распущенными волосами. Мара кружилась над горами, протягивая вниз длинные тонкие пальцы, и облизывала алые губы, тоже тонкие, похожие на двух змей, будто чужие на ее белом лице. Руки у нее неестественно долгие, вот они уже достают до земли, вот добираются до его горла… Арон вздрогнул и проснулся. Шея замлела, виски ныли, а напротив стоял недовольный Никодар и смотрел с упреком. — Ну? Что не отвечаешь? — Простите, задумался, — неловко пробормотал Арон. Вот тебе и раз, задремал прямо на ногах, да ещё когда от него ждут ответа. Причем вопроса он не то что не помнил, даже не слышал. — Я говорю, со следующей группой разведчиков пойду. Хочешь сделать хорошо, сделай сам. С Арона мгновенно соскочили остатки сонливости. — Да вы что, господин генерал! — запротестовал он. — Как можно! Вы же видели, что они сделали с первым отрядом! — Видел, — отрывисто сказал Никодар. — И слышал, что я людей без толку на смерть отправляю. Поэтому я пойду с отрядом, а пока что командование оставляю на тебя. Если мы не вернёмся, отступайте за пологое кольцо. И ждите тогда, пока шерны разлетятся по остальным кратерам. Не могут же они вечно сидеть в Герлахе всей своей расой. Им там просто нечего будет есть. Хотелось бы, конечно, сразу весь их род перебить, но уж как получится. — А господин первосвященник? — Арон давно разучился бояться по-настоящему, но при мысли о том, как он будет объявлять Севину о гибели его племянника, сердце сжал липкий страх. — Он поймет. Сделаете тогда ещё одну попытку у другого города. Если и она не будет удачной… — Никодар помолчал. — Тогда надо отказаться от этой затеи. Возможно, на время. Пока что и шерны взбудоражены, и Табир усмирен. Пусть южане и шерны воюют между собой, а мы на Теплых прудах уже решим, что делать. Вопросы есть? — Никак нет, — ответил Арон, хотя вопросов у него было даже чересчур много. И на большинство он знал ответы, только они совершенно ему не нравились. — Хотя постойте. Анна все просит, чтобы его пропустили к вам. Никодар поморщился, как человек, хлебнувший прокисшей ночевки. — Да знаю я, зачем. Отговаривать будет. Вот что, хватит ему тут воду мутить, отправь его в Табир. вместе с курьерами, что едут навстречу господину Севину. Пусть дядя разбирается с ним сам. Земля, даже под густым покровом травы, высохла и крошилась под лопатой. Рвались тонкие корни луговых растений-однодневок. Долгим сроком жизни обладали кустарники и деревья, и уж они-то вгрызались своими корнями в лунный грунт намертво. Здесь не ставили надгробий и не клали могильных плит. Шерны обладали уникальной памятью и сходу могли сказать, кто лежит под заросшим травой холмиком, как две капли воды похожим на другие. Более того, у них не возбранялось копать новую могилу на месте старой. Может быть, это объяснялось ленью, а может, суровой необходимостью, ведь если бы шерны для каждого умершего устраивали новое отдельное захоронение, вся Луна за миллион лет давно превратилась бы в сплошной погост. Погибшего Авия торопились предать Луне. И потому Мэсси не дали ни отдохнуть, ни погоревать и попрощаться по-человечески. Он еле выпросил у Септита разрешения сообщить друзьям о результате своей безумной дипломатической миссии, забрался вверх на скалу, крикнул, что с ним все в порядке, и что они могут спускаться к людям. Снизу донесся то ли стон, то ли рыдание, потом Сакко ответил, что внизу шастают северные солдаты, так что еще неизвестно, где безопаснее, и они подождут тут, — если их обещают не трогать и спустят хоть что-то пожрать. Может быть, шерны и возмутились по поводу обнаглевших людей, которые уже чувствуют себя, как дома, но вслух ничего не сказали, и даже послали выворотней за съестным. Мол, так уж и быть, знайте нашу доброту. Копать могилу для своего приемного отца Мэсси пришлось в окружении шернов. Надежда, что они разойдутся, оставив только Випсану и Септита, не оправдалась. Они собрались молчаливой толпой и стояли, мерцая фиолетовыми вспышками. Под этим бдительным надзором даже заплакать было невозможно, не то, что сделать передышку. Больше всего Мэсси хотелось швырнуть в них лопатой, упасть на траву и разрыдаться, но такого он позволить себе не мог. В проклятой куртке было жарко до невозможности, слой сока высох и слезал хлопьями. А шерны стояли, не шевелясь, только светились их лбы. Фиолетовый цвет разгорался и снова гас, пробегая, как по струнам, по всем оттенкам — от нежно-сиреневого до лилового. Слов в этом свечении не было, только одно чистое чувство, одна неслышная мелодия. Гимн одного цвета, гимн прощания — не смерти, нет, — возвращения. Мэсси приостановился даже, невольно опустив лопату, но стоявший впереди старик недовольно посветил алым, что означало: не отвлекайся. Мэсси вновь принялся копать, не глядя по сторонам. Это было не просто оплакивание умершего, но некое таинство, ему недоступное. Наконец, яма была вырыта, он отступил, шатаясь от усталости. Два шерна перенесли закутанное в плащ тело бывшего наместника и опустили в могилу. Мэсси понял, что даже дотронуться до умершего ему не дадут. Подошла госпожа Випсана, бросила в яму горсть земли, скользнула рядом, мягко задев по плечу крылом, но больше ничего не сделала и у могилы не осталась. Другие шерны подходили по одному и бросали в яму землю, при этом их лбы продолжали полыхать фиолетовым. А было их много, Мэсси сбился со счета, но в одном он был уверен — господина Грания среди них не оказалось. Холм над могилой все рос, а рассыпанной рядом земли оставалось все меньше. И вот вереница шернов иссякла, и только тот самый старик строго приказал вслух: — Ушедший вернулся к Матери-Луне. Ты, как усыновленный, завершаешь обряд. Ты кидаешь последнюю горсть. Мэсси послушно собрал последние крупинки и не кинул — высыпал их на свежий холм, такие они были пересохшие и горячие. В горле стоял ком. При шернах плакать было невозможно. Лоб старика из фиолетового стал золотистым. И смотрел шерн теперь по-другому, будто Мэсси прошел некое посвящение и перестал быть чужаком. Медленно и торжественно сделал шаг навстречу и произнес вслух: — Моисей Вестин. Родовое имя Авия, понял Мэсси, склоняя голову в ответ. На плечо его легла чья-то рука. То был Септит. — Идем. Нам предстоят долгие поиски. Нужно успеть до заката. Главная круглая комната Башни Каменной книги была не так уж и велика. Совершенно обычная, с круглым окном, без ковров и украшений на стенах, зато с множеством кистей всех размеров и горшочков с красками. Мэсси на миг охватили ощущения из далёкого детства — покой и умиротворение. Именно это он чувствовал, сидя рядом с мудрым старцем и вглядываясь в его говорящий лоб. Только при виде огромного количества каменных шаров покой испарился. Они все были разные, покрытые диковинными узорами, которые человек бы прочитать не смог, цветные и однотонные, все гладкие, одинакового размера. Некоторые Мэсси даже помнил и мог сходу сказать, о чем в них рассказывается, — в основном то были истории о славном прошлом Луны, не лишённой ещё воздуха. Были тут и карты Луны, уныло серого цвета с одной стороны, ярко раскрашенные, словно картинки для детишек, с другой. Были шары с изображениями других планет, может быть, и в древности, потому как Земля на себя не походила. Пересмотреть за короткое время все эти каменные хранилища знаний было просто невозможно. Мэсси переглядывал один шаг за другим, откладывая их в сторону. Что, если и вовсе тот, нужный им шар, давно потерялся? Если его перестали перерисовывать? С шернов станется! В руках у него оказался очередной шар, покрытый спиралевидным узором из разноцветных точек. На нем не было написано ничего толкового, точки представляли собой обычный алфавит, то есть, конечно не обычный — цветной. Каждый знак был ещё и эмоционально окрашен. Может быть…с какого тогда знака начинать писать этот алфавит? Обычное письмо шернов было круговым и не имело строгого порядка. Но стена внизу? На ней полоса с алфавитом была ровной, не круговой! Покрутив шар, Мэсси хотел было отложить его в сторону, но вмешался Септит. Он повертел камень, разыскивая неведомый пароль, не нашел ничего и тоже намеревался было отложить, но вдруг замер. Подкинул шар в руке, потрясённо замерцал ярким белым светом, словно снеговая шапка горы сияла на солнце. — Я помню! — прошептал вслух Верховный шерн. — Помню! Это был мой предшественник… вот я стою перед огромным человеком, чуть не вдвое выше меня, он подбрасывает камень…нет, Каменная книга не должна упасть… почему же она не должна упасть? И тут совершенно неожиданно Септит резко поднял руку вверх и швырнул каменный шар на пол. Комната даже слегка дрогнула. Шар с треском развалился, и не так, как разбивается камень — на обломки. На полу закрутились две идеально ровные полусферы, поблескивая гладкими металлическими срезами. Септит поднял обе половинки и покачал их на вытянутых руках. — Вот он, ключ к стене, — сказал он. Древняя лаборатория встретила их тем же алым тревожным свечением. Септит видел ее в первый раз, но не выразил удивления или восхищения, ведь по общей памяти Верховных шернов все это было ему давно знакомо. Он дождался, пока на невидимой стене появится необходимая палитра оттенков, и тогда скомандовал: — Напиши: птица возвращается в гнездо. Именно так и напиши. — Ты сам не можешь? — уточнил Мэсси на всякий случай. В голове не укладывалось, что шерны не могут обращаться с собственным же изобретением. Как они его тогда создали много лет назад? Септит быстро провел шестью белыми пальцами по палитре. Сверху загорались совершенно не те оттенки, что он нажимал, стена терпеливо подождала, пока безобразие не закончится и стёрла получившуюся бессмыслицу. «Введите код вашего уровня доступа», — напомнила она, демонстрируя выдержку. Теперь уже Мэсси набрал на палитре фразу про птицу. Не успел проявиться последний оттенок, как стена вспыхнула жёлтым и на уровне человеческого роста на ней возникли два темных круга, размером с Каменную книгу. Септит поднес один из обломков шара плоской стороной к черному пятну, отнял руку, — и тот застыл, повис на фоне мерцающей светлой завеси, как приклеенный. То же произошло с второй половинкой. Ослепительно белый зигзаг обвел обе полусферы, вверху под потолком вспыхнуло голубым: «Уровень доступа — высший». Красная стена стала прозрачной. Мэсси осторожно шагнул вперёд, ожидая встретить преграду. Преграды не было. На полу среди мерцающих световых волн, таких, какой бывает рябь на воде в полдень, появился белый круг. Мэсси обернулся к Септиту, но тот лишь кивнул, поторапливая. Мэсси сделал ещё шаг, и свет вокруг померк. Он вскрикнул, а может, и кричать голоса не хватило, потому что здесь ничего слышно не было. Здесь умирали звуки и ощущения. Он будто повис в пустоте среди тысяч далёких звёзд. Сбоку выплыл голубоватый в разводах шар, одновременно знакомый и чужой. Мэсси завертел головой, пытаясь скинуть наваждение. Но в поле зрения попал другой шар, поменьше первого. Он скользил рядом, подставляя то один чёрно-белый бок, то другой - синевато-зеленый. Одновременно шар ухитрялся менять размер, только что был небольшим, размером с мяч, и вот он уже в человеческий рост. Мэсси протянул было руку, шар послушно повернулся нужной стороной, хотя до него даже не дотронулись. Луна! Его осенило, когда он увидел синюю кляксу посреди цветной стороны - несомненно, Великое море. Были тут и синие ниточки рек, и неровности горных хребтов, и жёлтые пятна пустынь. Достаточно было пошевелить пальцами, даже не прикасаясь к этой маленькой Луне. Но, наверное, прикоснуться бы и не получилось, Мэсси вспомнил рассказы старого Корнута о том, как в режиме времена шерны умели создавать миражи для управления сложными механизмами. Видимо, и тут мираж? Он попытался обвести рукой Южный полюс, словно приближая его к себе, и участок поверхности, покрытый круговыми горами, с готовностью приблизился. Теперь не было видно шара, только кратеры, - каждый не больше ладони, как если бы глядеть на горную страну с огромной высоты. Где-то сбоку должен торчать злополучный Шиккард, Мэсси попытался сдвинуть изображение - и вновь возникший из пустоты шар услужливо повернулся, демонстрируя белый кратер с угольно-черный тенью. Да, вот таков он теперь, а где же Герлах? Шар раскрутился обратно, приблизилась страна кольцевых гор. Один из кратеров, ничем с виду не примечательный, много меньше гиганта Эйткена, вдруг замигал красным. Мэсси, скорей по интуиции, чем по разуму, просто ткнул в него пальцем. Кратер мигать перестал, зато над ним появилась надпись голубыми оттенками: "Запуск проекта "Полюс". Прямо в пустоте над миниатюрным кратером появилась бирюзовая полоса: "Запуск?" К нему достаточно оказалось просто прикоснуться, нажимая на каждую букву-оттенок. Изображение исчезло, появился свет. Мэсси удивлённо озирался по сторонам. Он стоял в той же комнате под горой, чуть позади скрестил руки на груди Септит. Но кое-что все же изменилось. Колонны, подпиравшие потолок, исчезли, ушли в пол так же легко, как брошенный в море камень исчезает под водой. На освободившемся пространстве появился белый столп света, и от него, как цветочные лепестки, полукругом разошлось еще шесть столпов. Ставить лагерь в лесу безопасней, чем на открытой местности, но и подходящее место для него найти труднее, и слишком глубоко в чащу углубляться не стоило. Но отряду Севина повезло: они быстро наткнулись на удобный перелесок в достаточном удалении от поселков, на опушке установили палатки, поставили часовых, нашли родник... и заскучали. До заката оставалось еще три десятка часов. Не маялся бездействием только сам понтифик. Он достал бумаги, обожжённые палочки для письма и углубился в работу. Свита, думавшая, что первосвященник считает что-то или оставляет на всякий случай распоряжения, были бы удивлены, узнай они об истинной природе записей. Севин уже давно вел хроники собственного правления, начав их, правда, ещё с момента отречения Крохабенны. Разумеется, летопись лунной истории существовала на Теплых прудах, ей занимались специально обученные писцы, но так, как непосредственный участник событий, все равно никто не напишет! Потом, уже на примере казнённого самозванца Севин прекрасно знал, насколько легко история переписывается даже не следующим поколением, а современниками. Пусть будет среди прочего и книга, написанная им самим, к которой наверняка будут в случае необходимости обращаться потомки, чтобы поступить по его мудрому примеру и хранить дальше равновесие на Луне. Когда Теплые пруды останутся блестящей и могущественной столицей, а южане и шерны будут грызть друг друга где-то там... эх, жаль, Луна мала и развернуться негде. Размечтаться по-настоящему у Севина не вышло. Подали знак стоявшие на страже часовые. По степи мчалась собачья упряжка, то наверняка были гонцы от Никодара. Севин дождался, пока посланцы подъехали к лагерю, с достоинством принял поклоны и сложенный пергамент, развернул письмо и так же степенно начал читать. О том, как стучало у него сердце в ожидании новостей, догадаться никто бы не смог. Пробежав пергамент глазами, он нахмурился. - Почему откладывается план? - спросил понтифик сурово. Возглавлявший отряд посланцев воин поклонился: - Никак невозможно сделать это сегодня. Шернов набралась огромная стая, они бдительно охраняют гору. Там все написано, ваше высочество. - Вижу, - холодно сказал Севин, не отрываясь от письма. - До заката каких-то двадцать часов, мы потеряем день! И что там ещё говорится про угрозу катастрофы? Какая катастрофа? С каких пор мы стали опасаться за владения черных тварей? Воин поклонился снова. Больше всего он хотел предложить понтифику самому разобраться с племянником, но сказать это вслух не осмелился: - Один отряд уже погиб целиком. Если продолжать разведку, пока все шерны не разлетятся по своим городам, мы рискуем бессмысленно терять людей. - Герлах должен пасть до заката, - упрямо повторил Севин. Он свернул письмо, обвел глазами людей вокруг, остановился взглядом на стоявшем позади прочих старике с окладистой седой бородой и суровым выражением лица. Секунда ушла на узнавание, затем Севин расхохотался: - Анна! Силы земные, вот это обмен! Одного смутьяна отослал, зато другой сюда сам пожаловал. - Итак, шесть...как ты их называешь? - Порталов, - вслух подсказал Септит. Сделавшись Верховным шерном, он стал немногословен. - И шесть человек, кроме меня. Смогут ли они... Они вдвоем уже поняли, что другого выхода нет. Защитного слоя на куртке хватило не надолго, она покрылась трещинами, а кое-где высохший сок осыпался целиком. Поэтому мысль сделать для шернов перчатки была отменена, уж слишком ненадёжен оказался материал. Септит вспомнил, что когда-то давно на производстве машин только в перчатках и работали, но делать их шерны разучились, как разучились всему остальному. - Там мои товарищи, Сакко, Брас, тот северянин, - считал Мэсси вслух. Виславу он не назвал, слишком жутко было представить ее в городе шернов. - Ещё Донат... - Выворотень? - Да. - Выворотень не годится. - Почему? Они не слишком сообразительные , но не настолько же! - У них не такая кожа. Они изменённые. Почему у них не растет борода? Они тоже хранят на своих руках остатки Благословенного заряда. - Откуда ты знаешь? Септит усмехнулся: - Просто знаю - и все. - Значит, надо будет срочно позвать ещё кого-то из поселенцев, позову с собой Сакко, он точно согласится рискнуть, - при мысли, что придется снова спускаться с горы, Мэсси почувствовал, что спина и ноги просто отваливаются. - Но шерны? Они позволят? - Я смогу убедить их, позволят, - ультрамарином промерцал Септит и уже недоверчивыми зеленоватыми оттенками сообщил: - А вот людей тебе придется взять на себя.