К истокам кровавой реки

— Спуститься вниз можно по тайному ходу, — предупредил Септит. Разговаривал он только на цветовом языке, поэтому Сакко его не понимал, но на всякий случай смотрел на мерцающий лоб шерна с видом человека, которого просто так вокруг пальца не провести. Дождавшись, пока Септит смолк, то есть загасил свой светящийся лоб, Сакко шепотом спросил: — Что он говорил? Несмотря на всю серьезность ситуации, Мэсси чуть не рассмеялся — слух у шернов был очень тонкий и Септит все прекрасно слышал и понимал. — Мы спустимся вниз по одному из Гранитных ходов. Тех самых, что закрываются сразу и их нельзя открыть снаружи. Никак. Зато нам не придется идти ногами, там есть подъемник с рычагом. А вот вверх, только карабкаться на то самое место. Может быть, когда-то у них были ходы, открывающиеся внутрь кратера, но теперь их нет. Сакко недоверчиво поглядывал по сторонам. На их пути не встретилось ни единого шерна, кроме проводившего их Септита. Вся стая освободила те несколько улочек, что вели к Святилищу вечной книги. Может быть, так велел Септит, а может, им неприятно было видеть человека, которого пока нельзя убить? Сакко не стал гадать, почему шерны не пожелали ни его видеть, ни себя демонстрировать. Он был уверен, что ему по крайней мере завяжут глаза, прежде чем впустить в город шернов, и удивлялся нечеловеческой беспечности первожителей. — В город все равно не проникнуть снаружи, — объяснил Мэсси. — Только если помогут его обитатели. — Или взлететь, — Сакко произнес эти слова совсем не как что-то невозможное, Мэсси мельком подумал, что он прав — носились же по воздуху какие-то удивительные повозки в те времена, когда Луна была цветущей. Вслух он напомнил: — За оставшуюся ночь ты все равно летать не научишься. — Да, пожалуй, — Сакко разочарованно глядел на ветхие здания и поросшие мхом стены. — Эх, и запустили же они свой городишко. Действительно, смотреть не на что. Мэсси бесцеремонно подтолкнул Сакко в дверь. То был дом, в котором никто не жил, и оттуда же начинался Гранитный ход. Сакко покосился на неровное крыльцо и дверной проем, напоминавший, скорее, пролом в скалах, с пренебрежением. Но внутреннее убранство заставило его открыть рот. За обычной с виду серой стеной открылась другая, прозрачная. Там поблескивали металлом боковые узкие шесты, на которых держался потолок. — Это спусковая корзина, — промерцал Септит. — До самой подошвы горы она не доставит, но все равно вы преодолеете большую часть пути. Ну? — А он нас просто вниз не скинет? — недоверчиво спросил Сакко, глядя на металлический пол странной конструкции, в которой им предстояло путешествовать. — Не скинет, — устало ответил Мэсси. И ведь Сакко ещё из немногих единомышленников… Из пятерых человек, сопровождавших его к вершине Герлахе, спуститься в подземелье под башней, кроме Сакко, согласился только Брас. Северянин-красильщик побледнел и сначала пытался мужественно кивнуть. Когда же выяснилось, что все равно придется спускаться в котловину за отрядом горных бродяг, северянин выдохнул с видимым облегчением. Донат в помощники не годился как выворотень и в город идти не особенно рвался. Может быть, он боялся наказания за то, что посмел остаться в живых. Отказалась вся компания и спускаться в пещеру, несмотря даже на то, что приближался вечер, и на высоте было довольно прохладно. — Поднялись вместе, спустимся тоже, — сказала твердым голосом Вислава, хотя у нее зуб на зуб не попадал от холода. Сакко уже отдал ей свою куртку, но это мало помогло. Поэтому Мэсси пришлось снова просить о помощи Септита, тот подумал и сказал только одно слово: — Нефть! Пугливый выворотень Ракса притащил и спустил на верёвке через стену два глиняных кувшина. Мэсси вдруг сообразил, что, кажется, догадывается, откуда была нефть у нападавших на Табир шернов. Они перетаскивали ее в свои тайные ходы заранее и разливали в туески из коры, чтобы не летать с тяжёлыми глиняными сосудами… конечно, это требовало времени, но шерны все равно больше ничем не занимались, война с людьми была для них единственным времяпровождением и смыслом жизни. И вот, оставив друзей в компании нефтяного костерка, сложенного из пучков жалкой растительности, которую им с трудом удалось собрать, Мэсси и Сакко поднялись в неприступный город шернов… и теперь стояли в комнатке с прозрачными стенами и металлическим полом. Септит велел подождать и исчез. Заглянуть вниз хоть в какую-то щель было невозможно из-за отсутствия тех самых щелей, но чувствовалось — глубина под полом огромная. — Будь все шерны такими, как этот, с ними, может, и договориться бы получилось, - заметил Сакко, озираясь по сторонам. — Только про спуск он нам врет. Ну не ремней тут, ни веревок, как же они… Раздался слабый скрип, видимо, Септит где-то за стеной повернул рычаг. Корзина вздохнула, как человек, пол дрогнул, выскальзывая из-под ног. Но через секунду движение выровнялось. Они плавно падали вниз, только неровности стены, мелькавшей за прозрачной поверхностью, выдавали их скорость. — Пожалуй, кое-что шерны все же делать умели, — нехотя признал Сакко. Линия лесов с северной стороны Герлаха кончалась чуть ли не у подножья. Солнце, жарящее с небосвода триста часов, выжигало деревья на продуваемом ветром склоне. Кое-где торчали мелкие кустарники, да разрослась трава на лужайках, вот и все прикрытие. Выше было еще хуже, там и скалу покрывали трещины, и под ногами то и дело попадались осыпи, зато именно там можно было найти подходящую глубокую расщелину. Северяне, карабкавшиеся вверх, все же больше глядели на небо, чем на склон. Все знали участь первого отряда, да что там знали, своими глазами видели. Не слишком подбадривало солдат даже то, что с ними был сам главнокомандующий. Не все ли равно, в какой компании помирать? Пробиравшийся впереди разведчик вдруг остановился. Замерли и остальные. Северяне умели передвигаться почти бесшумно, но сейчас им нужна была абсолютная тишина. Передний разведчик негромко крикнул, подражая хлопанью крыльев здешних птиц. Никодар очень осторожно прополз ближе. Теперь он тоже слышал шелест травы и шум осыпающихся камней чуть выше, где участок склона скрывал моренный холм. Разведчик дождался, пока генерал поравнялся с ним, и одними губами сказал: — Не шерны. Люди. Никодар кивнул, так же беззвучно спросил: — Сколько? Разведчик пожал плечами, показал два пальца, потом три и помотал головой, что должно было означать: не больше двух-трёх человек. Генерал, не оборачиваясь, поднял руку и подал знак. Он знал, что его видит только ползущий следом солдат, он и передаст команду по цепочке дальше. Неизвестные пока что не заметили опасности. Шум чужих шагов приближался, из-за камня появилась человеческая фигура. Одновременно несколько северян бросились на незнакомца, завязалась короткая потасовка, пленник рванулся и даже почти высвободился, но его схватили за ноги и резко дёрнули. Получившаяся куча мала скатилась на несколько шагов вниз по крутому участку склона и оказалась в небольшой впадине. Вторая тень метнулась вверх. Никто не успел ее даже разглядеть, слышали только шум осыпающихся камней. Никодар выругался сквозь зубы: быстро и бесшумно догнать незнакомца не получилось бы. Особо ни на что не надеясь, он крикнул вслед: — Эй, ты! Спускайся, а то дружку твоему не поздоровится! Шум камней затих. Никодар быстро перевел взгляд на небо — не хватало ещё, чтобы за всей этой суматохой на них накинулись шерны, — и снова повторил: — Давай, спускайся, а не то! Из-за торчащего вверх обломка скалы показался человек. Шел он небрежно, вразвалочку, будто по главной площади Теплых прудов, а не в диком и страшном краю шернов. — Руки, — скомандовал Никодар. Человек поднял руки, но ненадолго — к нему немедленно подскочили солдаты, вцепились по двое с каждой стороны, поставили на колени. Никодар приблизился к пленнику и остановился. — Какая встреча, — сказал он насмешливо. — Судьба любит пошутить, бунтовщик Ивата. Что же ты делал здесь? Сакко посмотрел в ответ спокойно, несколько снисходительно, — он был из тех людей, кто сохраняет достоинство, даже ползая в грязной луже. — Охотился, — невозмутимо заявил он. — Ружьишко есть, патроны тоже. Отчего бы не подстрелить пару птичек на ужин. — Сам ты птица, — зло пробурчал Никодар, недовольный тем, что вождь поселенцев не показал никакого страха, и повернулся ко второму пленнику, не сделав, правда, и шагу в его сторону. — Ну что, победоносец? Спустимся в лагерь, а там ты нам расскажешь, на каких птиц вы тут охотитесь? — Значит, Збигги отправил тебя ко мне, — первосвященник Севин даже не делал скучающего лица, как обычно при разговоре с просителями. В беседе с человеком, который видит тебя насквозь, есть и свои положительные стороны. — Что ж, в том случае верное решение, иногда он и соображает… соображал. — Соображал — значит, казнен? — спросил Анна. Севин слегка кивнул: — Опоздал ты со своим ходатайством. Хотя оно бы не помогло, даже если бы ты успел. Дураки непредсказуемы, от них избавляться надо. — А Табир? — Табир? Что ему сделается? Лучше рассказывай, что что тебя сюда привело? Анна молчал, не зная, с какой стороны приступить к разговору. Севин расценил его молчание по-своему: — Неужели придумываешь, что соврать? Не узнаю тебя, Анна. Всегда говорил правду, даже себе во вред. — А ты почему здесь, а не в Табире? — неожиданно спросил Анна. — Город ведь теперь без градоначальника. — Я там верных людей оставил. Здесь намечается… — Севин не договорил. Он сообразил, что Анна спрашивает его, вместо того, чтобы самому отвечать на вопросы, и негодующе посмотрел на старого воеводу: — Ну? И почему ты здесь, а не на Север плывешь? И не в Табире? — Неладное вы дело затеяли, — решился Анна. — Горы тормошить. Если шерны лишатся своих убежищ, они разлетятся тут по всему материку. — Это уж не тебе решать. — А если хуже сделаешь? Ладно, здешних людей тебе не жаль, а на тот берег, думаешь, они не переберутся? — Ты видел, как границы охраняют? — надменно обронил Севин и ответил сам себе: — Не видел. И не думай, не переберутся. А южане, кажется, научились с ними справляться. И настолько хорошо, что забыли, где их родня. Рты разинули, слушали этого дурня Збигнева. Не смог бы он с шернами ничего сделать. Если только объединить усилия обоих материков, так он же не того хотел! Понимаешь меня? — Понимаю. Севин перевел дыхание: — Ты хоть не поддерживал этих тупиц с отдельным государством? — Нет. Нам отрываться друг от друга нельзя. Никак. Шерны на моей памяти ни разу друг против друга не выступали, может, поэтому мы их никак не одолеем. Только вот что, зря ты это затеял с атакой на горы. Поглядел бы по дороге, во что превратился первый разрушенный город. — И ты туда же, — зло проворчал Севин, вспоминая письмо племянника с предостережениями. — Ну пусть здесь случится катастрофа, здесь же все равно люди почти не живут! Не за шернов же нам переживать! Анна хотел возразить, но Севин махнул рукой, показывая, что разговор окончен. — Ступай, только из уважения к твоим сединам стражников не зову. Просто понимаю, что ты не сбежишь на ночь глядя. И прибавил угрожающе: — Я ещё не решил, как с тобой поступить… — Чем ты докажешь, что говоришь правду? — Никодара изрядно ломало. Конечно, он старался не выдавать внутреннего раздрая, но не преуспел в этом так, как его дядюшка. Судя по посеревшему лицу, закушенной губе и мечущимся глазам, генерал поверил наконец в собственную вину, но гордыня и спесь не давали ему признаться вслух. — Ничем не докажу, — устало ответил Мэсси. — Сакко может сказать, что был в городе, но ему ты тоже не поверишь? Сакко негромко засмеялся, чем ещё больше разозлил Никодара. — Молчите, вы оба! — рявкнул он. — Вы и сговориться могли, и… Если вас действительно выпустили из города шерны, как они вас не проводили? Почему позволили захватить? — Мы за людьми пошли, — спокойно, как малому неразумному ребенку, объяснил Сакко. — Не только твои солдаты, ни один поселенец нас бы и близко не подпустил, если бы над нами летал такой круг почета. — Ты острить будешь в тюрьме, — огрызнулся Никодар. — За что же? — Будто за собой ничего не знаешь. — Не успеете вы его в тюрьму, — заговорил Мэсси. — Не успеете, потому что до завтрашнего дня воздух исчезнет по всей Луне, как над той горой. Никодар посмотрел на него с гневом и отчаянием одновременно. Сзади подошёл Бромария, которому, естественно, не дали толком поздороваться с племянником и даже кандалы с него не сняли, он так и звенел цепочкой при каждом шаге. — Они же шли не за вами, — сказал он. — Они шли за своими товарищами. Не думаете же вы, доблестные воины, что вас сказочками хотели заманить на смерть? — Они могли рассказать нам сказочки, чтобы их пропустили к этим товарищам, — возразил Никодар, потом, спохватившись, добавил: — Тебе говорить никто не разрешал, Бромария. — А это преступление, пройти к своим товарищам? — громко спросил Сакко. — Уже сколько лет близ гор живут поселенцы. На нас нападают шерны, но люди до сих пор нас не гоняли никогда! — До сих пор здесь не было регулярной армии, — Никодар, наконец, собрался с мыслями. — Вы знаете, зачем мы здесь. Чтобы расправиться с нашими общими врагами. И вы теперь не просто суете нам палки в колеса, вы хотите, чтобы мы бросили все планы и ещё этим врагам помогли? — Не шернам, не только шернам, — быстро сказал Мэсси. — Себе. — Себе, просто прекрасно! А им не нужно дышать? Если бы шерны явились нас просить, я, может быть, и послушал бы! — с издёвкой заявил Никодар. Мэсси вздохнул: — Ты не понимаешь. Шерны мыслят по-другому. Они не явятся просить, и дело даже не в гордости. Они иначе относятся к жизни и смерти. Для них смерть не конец всего, это возвращение. Им очень важно быть похороненными по правилам, но если это невозможно, никто не убивается. Они верят, что все погибшие ждут нового рождения нашего мира. Поэтому просить они не будут, не надейся. Они совершенно спокойно задохнутся в своих горах вместе с женщинами и малыми детьми и сочтут это правильным ходом вещей. Они не просят нас помочь им, они позволяют нам спасти себя. — И себя заодно, — усмехнулся Никодар. — И всю Луну, — терпеливо напомнил Мэсси. — Ладно, хватит. Только как вы думали дойти до своих? Как бы вы их искали? Во внешней котловине нет вашего отребья. Пока вы дойдете до ворот, день кончится. Мэсси промолчал, не зная, что ответить. Сакко сделал отсутствующее лицо и принялся насвистывать. — Ты чего свистишь, если мы тут якобы все к завтраму сдохнем? — напустился на него Никодар. — А что я теряю? — удивился Сакко. — Это у тебя и дом богатый, и деньги, и армия. А у меня стараниями таких, как ты, ни дома, ни заработка, ни свободы, если вздумаю вернуться на Север. Остаются голова на плечах и небо сверху. Если придется и без них обойтись, не заплачу. Никодар молча отвернулся. Может быть, вспоминал черное небо над Шиккардом, может, гнал мрачные мысли и убеждал себя, что рассказ самозванца правдой быть не может. Бромария сочувственно кивнул Мэсси из-за спин солдат. Сакко подмигнул с невеселой усмешкой — знал, мол, что ничего из этого не выйдет. — Сколько человек вам не хватает? — неожиданно спросил Никодар. Мэсси не сразу понял, что спрашивают его. — Сколько человек нужно для этого обряда или что там… Ты что, оглох? — А! Четверо. Один главный портал и шесть боковых. Двое согласных у нас есть, а выворотни не годятся, потому что… — Кто со мной? — теперь Никодар обращался к своему войску. — Мы и так знали, что идем не на прогулку. Ну! Есть, кто согласен? — Погоди! — до Мэсси дошло. — Ты что же, хочешь с нами подняться в Герлах? — А ты думаешь, мы тут трусливей тебя? — надменно обронил генерал. Тут даже Сакко подскочил, заморгал глазами и сел обратно. — Неужели совесть проснулась? — сказал он удивлённо. К счастью, генерал не расслышал. Он обратился к своему войску: — Кто из вас готов идти со мной? — Господин Никодар! — ахнул Арон, сообразив, что к чему. — Да как же… да вы что говорите такое? Это ловушка, засада, нельзя вам туда! Нельзя! Прикажите мне, я пойду! — Арон, — генерал тяжело вздохнул, прежде чем начать говорить. - Если правда все про воздух и про ту гору, то это, получается…это же я отправил туда отряд. Значит, и исправлять мне, а не тебе. Я, думаешь, не слышу, как тут по углам Крохабенну поминают? Что он не людей на смерть посылал, а сам их водил? Ты тогда уводи людей, если мы не вернёмся. Ну, кто со мной? — Я, — заявил Арон, но Никодар возмутился: — Ты что, войско хочешь обезглавить? Арон все же начал возражать, и пререкательства грозили затянуться надолго, но двое солдат выступили вперёд и вызвались идти в Герлах. — Не побоитесь? — сурово спросил Никодар. Один воин, молодой, горячий, решительно замотал головой, второй — человек постарше с ехидным выражением лица — заметил: — Так чего бояться? Оплакивать меня некому. — Остался ещё один, — Никодар обратился к отряду. — Ну? Есть среди вас храбрецы? Молчали все, даже командир Джуд. Некоторые старательно разглядывали свою обувь, остальные смотрели на генерала с таким видом, будто каждого будет оплакивать минимум сотня человек. Все слишком хорошо помнили участь разорванного в воздухе разведчика и совершенно не хотели ее повторить. — Придется выбрать, — заявил Никодар, но тут из задних рядов послышался голос: — Позвольте мне? То был Бромария. Северяне с изумлением оглядывались на него. Никодар тоже удивлённо присвистнул, но неожиданно легко согласился: — Почему бы и нет? Тебя хотя бы не жалко. Только сможешь ли ты подняться в гору? — А у него выбор есть? — спросил Сакко и сам себе ответил: — Нет. Значит, сможет. Первосвященник Севин сидел в своей палатке один. Отослав Анну, он собрался было продолжить свои записи, но не смог собраться с мыслями. Воспоминания приходили совершенно не те. Вот он, еще совсем молодой и пылкий неофит, благоговейно падает на колени, впервые в жизни увидев прекрасное светило — Землю. Вот уже немного разочарованный Брат в ожидании, ибо обещанного ждут уже даже не три года, все семьсот лет, и, похоже, не дождутся, ездит по окрестным селениям, напоминая жителям о необходимости кормить Орден, иначе явится Старый человек, увидит, что его никто не встречает, развернется и уйдет. Вот они всем Братством, ликуя и радуясь, возвращаются на Теплые пруды… только сам Севин держится чуть в стороне и радоваться по-настоящему не торопится. Никогда не скажешь сразу, к чему перемены. Вот и Крохабенна тогда совершенно здраво рассудил, что шерны пришельцу не под силу. Как всегда при воспоминании о старике, Севин почувствовал досаду. Он прекрасно знал, что его постоянно сравнивают с Крохабенной, причем всегда в пользу последнего. Хотя при жизни старика эти же горожане были им недовольны, называли то тираном, то трусом, то скупердяем, то… А уж как называют его самого! Да пускай говорят, что хотят, сделать они все равно ничего не могут. Вот если бы и впрямь разгромить навсегда шернов! Это событие затмило бы все прочие, и потомки помнили бы его только, как истинного победителя чудовищ. Или забыли бы, насколько опасны шерны… сейчас уже забывают. И начались бы свары и междоусобицы между людьми с двух берегов… да уже начались. Как сказал когда-то племянник, всегда одним будет хорошо, а другим плохо, нужно сделать так, чтобы плохо было не нам. Так он как раз и хочет, чтобы хорошо было большинству, просто он лучше видит всю картину. Южанам лучше вечно оставаться немного в тени Севера, иначе два одинаково сильных государства, начав войну, прольют больше крови, чем все шерны, вместе взятые. И поэтому… поэтому… Севин окликнул стражника и велел позвать Анну. В гору сначала поднимались молча, ожесточенно и зло; потом не выдержали, начали переговариваться. Вопросов было много: и есть ли уверенность, что шерны пропустят внутрь и выпустят обратно, и действительно ли легко справиться с этими древними механизмами, и, что главное, как в таком случае отношения двух рас будут складываться дальше? От идеи истребить шернов придется отказаться, а вот будут ли они чувствовать хоть малейшую благодарность к соседям по планете? — Да, а почему нужно семь человек? — запоздало сообразил Никодар. Мэсси пожал бы плечами, если бы в это время не держался за неровности скального выступа, обходить который надо было крайне осторожно: — Может быть, потому, что у них шесть пальцев. Один главный портал и шесть боковых. Или им нужно подтверждение, что осталось хотя бы шесть живых обитателей Луны. Это ведь все было давно, страшно давно. — И благодарности, небось, от них не дождешься, — прошипел Никодар. — Так и будут нападать на человеческие города. — Да хоть бы вы нас, южан, не гоняли, уже хорошо, — сквозь зубы процедил Сакко. Никодар, разумеется, в долгу не остался: — И вы бы не ставили из себя больше, чем есть. К довольно сомнительному счастью на пути оказалась живая осыпь, и когда, поскальзываясь, падая, балансируя по камням, оба ее наконец одолели, энтузиазм для спора у них пропал. Лишь после очередного покоренного уступа Сакко все же пробормотал: — И ведь они все там сидят, в Герлахе, вон какая стая летела. Их опасности объединяют. А нас? — Для нас любая опасность, как для стаи птиц, — подал голос Бромария. — Видели, если выстрелить или еще как спугнуть их, они взлетят, а потом сядут на те же места? Только немножко повыше. Потому и нам слишком многого ждать не стоит, просто сесть обратно чуть-чуть бы повыше… — Вот знал бы ты сам, чего говоришь, — пробурчал Никодар. Философия тоже не была сильным местом главнокомандующего. Мэсси, который штурмовал горы третий раз за долгий день, к разговорам не прислушивался. Когда начался относительно ровный и некрутой участок пути, он постарался держаться ближе к Бромарии, и это ему удалось. Никодар вообще не рвался находиться рядом с больным чахоткой, а оба солдата не слишком отдалялись от своего командира. — Как вы? — спросил Мэсси, оказавшись рядом с Бромарией. — Почему здесь? Вас не стали арестовывать? — Стали, — слегка улыбнулся Бромария, — но сейчас-то я тут. Не беспокойся, все в порядке. Мне разрешили приехать сюда в надежде, что я не перенесу дороги, а я взял да перенёс. Лучше расскажи, как добрался сюда ты? — По течению через Великое море. — А в город? — Это долго рассказывать… — Те, кто вернулся из-за Моря, говорили о чудесном городе, полном тайн, а твой отец так и и вовсе бредил им. Этот тот самый? — Да. — У кого-то есть силы болтать? — зло спросил Никодар. Склон перестал быть пологим, он круто выгнулся вверх, и тут вправду нельзя было отвлекаться. Тянулся медлительный вечер, такой же долгий, как и любое время суток на Луне. Воздух становился все холодней и прозрачней, небосвод потихоньку наливался золотистым светом, розовел снег на вершине — и по гладкому склону, словно призраки, упрямо ползли люди. Тяжелее всего подъем дался Бромарии. Философ, и так нездоровый и немолодой, выдохся уже на середине пути, и полз дальше на чистом упрямстве. Его то и дело приходилось поддерживать и тащить. Пару раз Никодар начинал возмущаться вслух: — Да будет ли от него толк? Вскоре из сил выбились все. Снег, небо, очертания кратера в вышине мелькали перед глазами, сливались воедино, сменялись черными пятнами. Губы пересохли, руки ослабели. С собой они тащили наполненный водой бурдюк, не решались пить вволю, и в то же время не зная, стоит ли беречь его на обратную дорогу. Наконец перед маленьким отрядом предстал ровный крутой участок, выводящий к самой вершине. У стены, съежившись, как птицы под стрехой, сидели четыре человеческие фигуры. Великан Брас быстро поднялся на ноги, завидев поднимающихся людей. — Ну, наконец-то, — прогудел он. — Не передумал? — спросил Сакко. Брас ухмыльнулся: — Не, давайте быстрей покончим с этими хитростями шерновыми, а то девица совсем замерзла. Костер в пещере хорош, не здесь, не на ветру. Мэсси не засмеялся только потому, что сил на смех не осталось, но ничего говорить не стал. Пусть себе Брас неисправимо верит в хорошее. Никодар разглядывал чумазого великана в грязной ободранной одежде с явной брезгливостью. Он немного приободрился, заметив Виславу, но тут же опознал в ней ту дерзкую девчонку из отряда и отвернулся с негодованием. В принципе, генерал ничего не имел против укрощения капризных женщин, но ясно было, что при сложившемся раскладе сил ему к этой гордячке и подойти не дадут. — Ну, и где твои шерны? — спросил он. Мэсси молча указал на свисающую со стены веревочную лестницу. — Да выпустят ли вас оттуда? — не выдержала Вислава. Сакко заявил: — Пусть попробуют не выпустить! Солдаты Никодара переглядывались и, кажется, уже жалели о своем безрассудстве. Мэсси подошел к веревочной лестнице и молча стал подниматься вверх. Снизу донесся крик Виславы, он так и не понял, что она сказала, слова унес ветер, ответил, как уже привык: — Все будет хорошо! — и продолжил подъем. Лестница натянулась, значит, остальные карабкались за ним. Мэсси перевалил через верх стены и чуть не свалился обратно. Долина кишела шернами. Похоже, все первожители, явившиеся в Герлах, собрались именно в этой части города. Увидев людей, шерны раздвинулись, образовав неширокий проход, — дорогу, окруженную двумя черными стенами. Посередине в своем багровом плаще застыл Септит. Сакко поднялся на стену следом за Мэсси и потрясенно выругался. Никодар, напротив, потерял дар речи. Его солдаты тоже не смогли выговорить ни слова, Брас заметил: — Да, порядком их тут, тесновато, видать! — Как идти? — еле прохрипел Никодар. Мэсси махнул рукой вдоль дороги: — Во внутренний город, туда… Вся семерка двинулась аккуратно по центру дороги, не рискуя и на шаг отклониться вправо или влево. Шерны торжественно молчали и не шевелились, будто превратились в черные статуи. Не светились и их лбы. Лишь Септит замерцал золотистым приветливым светом (только напугав пришельцев, которые все равно оттенки не понимали), и указующе протянул руку в золотых браслетах к внутреннему городу на холме. — Табир быстро сдал позиции, Анна. Нам с нашим оружием горожане не сопротивлялись, — о молчаливом протесте, когда горожане отказались побивать камнями низвергнутого иренарха, Севин решил Анне не рассказывать. — Что скажешь? — Что скажу? — Анна шумно вздохнул. — То и скажу. У вас было оружие, а в Табире почти нет. Ну и стрелять в своих же братьев это как-то… — Да прекрасно мы умеем стрелять в своих братьев, Анна. Знаешь сам, и храмовая стража усмиряла восстания, и не только это. — Да, знаю. К чему ты клонишь? — Оставлять Юг совсем без пороха нехорошо, — неожиданно сказал Севин. — Все же шерны, горные работы… Лишь бы не обернули против нас. Понимаешь? — Да. — Анна, что ты, как неживой? Да, есть, слушаюсь. Я, может, наговорился уже с прихлебателями, которые смотрят в рот. Мне, может, нужны именно твои мысли. Анна снова вздохнул: — Вот это и плохо стало, что после Южного похода мы разбились на вас и нас. На южан и северян. Так мы хоть название одно носили. Только я еще кое-что знаю, ты за собственные мысли можешь и казнить. — Верно! — обрадовался Севин. — Хочу — казню, хочу — милую. И вот тебе наказание… — он сделал паузу и неожиданно закончил: — Будешь в Табире иренархом. — Что? — Анна ожидал чего угодно, но не этого. — Как так? — Просто. Ты во вред Табиру действовать не будешь. Настроения эти про другое государство поддерживать тоже не будешь. Конечно, мне нужен послушный Юг. Но совсем послушным Табир не будет ни под чьей властью, а эти хитрецы вроде Збигнева, которые условия ставят и для себя выгоду ищут, мне уже надоели. В тебе я уверен. — Так согласятся ли горожане… — начал Анна. Севин прервал его: — Оставлю здесь отряд стражи — согласятся. — А лет мне сколько? — Ну так вот тебе и первая же задача! Найди человека, который был бы тебе преемником. Кому можно доверить Табир, кто и от шернов его оборонит, и с Севером не рассорит. Анна ответить не успел. Снаружи послышались возбужденные голоса. — Ну что там еще, — проворчал Севин, но и сам уже понял, что происходит явно нечто необычное. Оба выбрались из палатки. Весь лагерь смотрел в одну сторону — на юг. Редкий невысокий лес не скрывал линии гор. И там, над невидимым за горизонтом кратером Герлаха, в небо поднимался ослепительно синий световой луч.