К истокам кровавой реки

Нуру сбросило с кровати взрывом. Она просыпалась несколько раз незадолго до света, ночь была абсолютно спокойной — иногда скулил за окном пес из числа привезенных с северного континента и непомерно расплодившихся, иногда ветер с моря начинал задувать в наполовину закрытое сугробом окно. День накануне тоже прошел без лишних волнений, лишь к вечеру Нура, возвращаясь с купания, видела собрание на главной городской площади. Спорили, посылать или нет новое посольство к Теплым прудам (старое задерживалось на несколько суток). Такое прежде уже бывало, и ехать никто не хотел, полагая, что обе находящиеся там смены справятся с возникшими беспорядками — если, конечно, там именно беспорядки, а не просто понадобилась проверка отдаленных поселений. Дальше вечер проходил, как обычно, и она как обычно отправилась спать, в полночь не выходила погулять в самый мороз, хотя друзья и звали. И снов никаких дурных, как иногда бывало, ей не снилось. А за несколько десятков часов до рассвета вдруг что-то загрохотало — сначала в отдалении, следующий раскат, напоминающий гром полуденной грозы, раздался гораздо ближе — и не до конца проснувшаяся Нура оказалась на полу. Сверху сыпалось что-то, на поверку оказавшееся кусками потолка. Рядом рухнула балка — Нура еле крыло успела выдернуть. Она вскочила на ноги и бросилась к двери родительской спальни. Дверь уцелела, чего нельзя было сказать о комнате. Не было больше ни крыши, ни стен. Не осталось и следа чистенькой горницы с меховыми половичкам, сундуками, куда сложена была нехитрая домашняя утварь и несколькими светильниками (курильниц отец Нуры не жаловал и недовольно покашливал, когда по ним начинал вздыхать предполагаемый зять). Теперь дверь в нелепо уцелевшем обломке стены открывалась на мешанину искрошенного камня, дерева, металла с крыши. В еле брезжущем свете зари невозможно было разглядеть более что-то подробно. Снова ухнуло со стороны моря. Поселок озарился вспышкой, подобной молнии, но сверкнувшей не с неба, а сбоку. На секунду возникли из полумрака разрушенные дома. Мать-Луна, что же это? Грохот повторился рядом. Под залпами неведомого Нуре оружия разваливались дома в соседнем квартале. Воздух снаружи заволокло дымом и мелкой пылью. Обломки стен приходилось перепрыгивать или перелетать. Отовсюду слышались стоны и крики о помощи. Нура чуть приподнялась на крыльях над землей, пытаясь понять, что происходит. Половина поселка лежала в развалинах. Вокруг было еще темно, равнина, покрытая снегом, слегка мерцала в свете звезд и занимающегося вдали рассвета. Серым полотном раскинулось море. Стоп. А по морю неслась цепочка буеров, за которой вился легкий дым. И лодок было много, куда больше, чем требовалось бы для возвращения гарнизону. Холод заставил Нуру спуститься. Она оглядывалась по сторонам, в поисках сама не зная чего. Кто поймет, кто объяснит, почему привычная жизнь рушится в один миг? У развалин соседнего дома доносился стон. Нура подбежала туда, разгребая завалы, обнаружила живого хозяина дома. Тот был без сознания и его прищемило балкой, которую Нура не могла поднять одна. Она не успела позвать на помощь, как кто-то окликнул ее — это был сосед, Норбан, с которым они дружили с детства. — Нура, ты в порядке? — Я — да, быстро помоги мне! Это старый Атей, я не могу его вытащить. Вдвоем они подняли балку, вытащили старика. Нужно было лезть под обвалившуюся крышу за его супругой. — Мы сможем разобрать это? — Вряд ли, Нура, — Норбан светил стальными безэмоциональными оттенками, что на него, всегда открытого и доверчивого, было непохоже. — Старика оттащим, а больше уже вряд ли кого успеем спасти. — От чего? Кто там? — Люди. Она истерически рассмеялась. Бескрылые ничтожные существа с северного континента, живущие под надзором, не способные на протест? Да один вооруженный шерн запросто справится с десятком. — Это правда. Это лагерь людей и они вооружены. Наши пытались подлетать, их отстреливали. Вернулось только двое. — Как же так? И что теперь? — Не знаю как, но надо уходить, пока что в Старый Город. У них что-то новое, что — ты видишь сама. — Откуда они взяли это? — Почем я знаю? — огрызнулся Норбан раздраженными синими оттенками. Нура не стала расспрашивать дальше, просто подхватила старика Атея, все еще бывшего без сознания, за плечи. — Потащили. Нести хоть и немощного, но все же взрослого шерна, и общаться на цветовом языке было неудобно, они переговаривались голосом, короткими, отрывистыми фразами. Дом Норбана тоже был разрушен полностью и семья погибла, а сам он уцелел потому, что вечером слегка повздорил с родными и улегся спать на летней веранде. У Нуры сложилось впечатление, что он чувствовал себя виноватым, потому что выжил. По снегу идти до Старого Города было нелегко и неблизко. Вскоре им стали попадаться прочие уцелевшие жители поселка. Некоторые раненые шли сами, кого-то тащили родные. Никто толком не знал, что у нападавших за оружие, но никто не верил, что оно может быть опасно в каменном укрытии. — Надо было выслать новый гарнизон еще два дня назад! — процедила Нура, увидев очередной удивленный вопрос, как люди могли сделать такое. — Как надо было сделать, всегда очевидно именно потом, — буркнул в ответ Норбан. — Скорей всего, с таким оружием они бы расправились и с новым гарнизоном. Ты плачешь? — Выдумал. Я никогда не плачу. — Он и мой друг. — Помолчи, а? Дойдем до Эйнара*, там и начинай болтать. Старый Город стоял у самого берега моря. Тысячи, если не миллионы лет назад вода еще не подступала к этим белым стенам. Башни не отражались в волнах. Когда-то короткими вечерами здесь гуляли по набережной, радовались соленому ветру и переменчивой погоде. Издали Эйнар казался если не живым, то хоть не утратившим прежнего великолепия. Вблизи же бросались в глаза обветшалые стены, паутина трещин на каменной кладке, полуразрушенные донжоны. Город медленно сползал в море, но продолжалось это века и века, и он бы простоял еще века и века… Солнце уже начинало припекать. От белых камней ощутимо шел нагретый воздух. — Ты думаешь, стены выдержат? — спросила Нура, когда все беглецы вошли у город, а они с Норбаном пристроили своего раненого. — Что? — Оружие, уничтожившее поселок. Норбан посмотрел на нее, как на сумасшедшую. — Ты погляди на толщину стен! — А ты слетай да погляди на то, что осталось от моего дома. — Тогда я не знаю… Посиди тут, я схожу и спрошу, что намерены делать старшие. В отсутствие Норбана Нура не сидела, разумеется. Она поднялась над стенами на крыльях и оглядела окрестности. Вдали на равнине кипела работа. Крошечные фигурки деловито разбирали буера, переделывали их под повозки, рядом выгружали странные сооружения, наподобие наклоненных бревен. Это и есть их оружие? Как-то оно недостаточно грозно выглядит. Потом она вспомнила, что эти невзрачные с виду бревна сделали с поселком и помрачнела. Нельзя недооценивать противника. Она опустилась на мостовую, одновременно из ближайшего прохода в стене выбрался Норбан. — Ну что? Времени терять нельзя, нападать надо сейчас. — Решили выставить выворотней. Как и всегда. — А они справятся? Они не каменные. Если по ним бахнут тем огненным оружием? — А что ты предлагаешь? — его лоб взорвался синими и алыми оттенками. Нура усмехнулась, отсветила оранжевым, затем спокойными серыми тонами. — Сейчас возмущаться не время, пошли. Старейшины поселка — те, кто остался в живых — собрались в небольшой беседке на возвышающейся посреди одной из главных площадей трассе. Раньше, в дни величия Эйнара здесь находилось неизвестное оборудование — многие считали, что с его помощью можно было наблюдать за звездами. — Выступать надо сейчас и сразу, — твердо сказала Нура. — Пока те люди не установили свои орудия. Они возятся с ними, значит, им нужно время. Наши преимущества — Благословенный заряд и крылья. Если люди пойдут на нас с огненными стрелами, мы проиграем. Пожилые шерны переглядывались с усмешкой, но ей было все равно. — Ты предлагаешь нам рисковать жизнями, смелое дитя? — спросил один из старейшин. — Мне пятьдесят оборотов. Я не дитя. — Там люди, пусть сражаются со своим же человеческим отродьем. Это даст нам возможность выиграть время. — Так время выиграют они, а не мы! — Сражаться должны человеческие твари и между собой! — старейшина ответил ультрамариновым цветом, не допускающим возражений. — Тем более, команда уже отдана. Можешь вместе с нами поглядеть со стен, как этих выскочек разобьют выворотни. Нура, опустив голову, ждала, пока старейшины пройдут мимо нее. Когда на площадке остались только они с Норбаном, он тронул ее за руку. — Пойдем. Я знаю одиночную башенку на стене, где можно будет видеть все без помех. С высоты горизонт был другим. Он словно напоминал о хрупкости мира, о ненадежности неба, которое когда-то уже сократилось наполовину. Сейчас же оно раскинулось бескрайней лазурью, лишь над морем таились клочья ночного тумана. Степь лежала вокруг. По ее зеленому ковру черной волной двигались ряды войск, идущих штурмом на лагерь пришельцев. — Ну, пусть человеческое отродье истребляет друг друга, — пробормотал вслух Норбан. Нуру вдруг осенило, что она никогда раньше не задумывалась о выворотнях. Преданные слуги, туповатые, раздражающие, как все, имеющее отношение к людям. Они и были для нее людьми, просто особого сорта. А вот как отнесутся к ним нападающие? Несколько огненных залпов дали ей ответ на этот вопрос. Летящие с огромной скоростью круглые снаряды врезались в ряды выворотней, легко разрывая тела в кровавые клочья. Войско дрогнуло, а еще через пару залпов выжившие ударились в паническое бегство. Похоже, они даже не успели выпустить ни одной стрелы. Нура отвернулась. Она не была неженкой, людей и выворотней — порождений человеческих женщин — не считала высшими существами, и все же ей не хотелось смотреть на бойню, которая наверняка начнется сейчас. — Они так и будут стоять там лагерем? — задумчиво отмерцал Норбан. — Припасы в городе есть и… — Нет, они не будут стоять там лагерем. Посмотри внимательно, ты зоркий. Тот широко распахнул надглаза и охнул, шатнувшись назад: — Точно! Колеса… — Они подъедут ближе, — Нура помолчала. — Я бы на их месте сделала именно так. Норбан стукнул крыльями по мостовой, как полой плаща, и развернулся. — Жди здесь. Я в старую оружейную. — Я с тобой. Тоже выберу себе лук. — Не валяй дурака, Нура. — Я женщина, Норбан, и валять могу только дуру, — ответила Нура с усмешкой. Ему ли, соседу и старому другу детства, не помнить, что она всегда была пацанкой, принимала участие во всех мальчишеских играх, не любила наряжаться и сейчас единственное свое украшение — нитку жемчужных бус — носила только потому, что это был подарок жениха на обручение? Повозки ползли медленно. Нура смотрела издали с досадой. Теперь, когда они потеряли время, оставалось только ждать, пока передвижной лагерь не подберется к городу на расстояние перелета. Открытое пространство отнимало преимущество внезапности, а больше преимуществ не оставалось. Все происходящее казалось нереальным, кошмарным сном. Ведь еще вчера вечером все было как обычно, как могло одно утро перевернуть мирную жизнь? — Наши родные, — сказала Нура тихо. — А? — не понял Норбан, который все это время приглядывался к повозкам. — Погибшие в поселке. Они не погребены, как положено. Они не вернутся к матери-Луне. — Ну, мать-Луна разберется, — Норбан еще пытался шутить. — Я думаю, все не так, ты же знаешь, я атеист. — А оружие? Откуда люди взяли то оружие? — Они крупно пожалеют, ты знаешь, что когда-то и мы обладали таким знанием, и что именно оно привело… — А говорил, атеист. — Так это не религия, это история. — История… Я думаю, это утешительная сказочка для детей. Если мы обладали знанием, зачем мы от него отказались? Сейчас дали бы отпор! — Только не говори, что ты сайенистка**, — заметил Норбан с легким презрением. Эта незначительная группа шернов, считавшая, что точные науки необходимо изучать вновь, хотя бы частично, не пользовалась в обществе авторитетом. — Я просто пытаюсь здраво рассуждать. Если они возьмут город? — Они не возьмут. — А если? — Ну, тогда… — Норбан задумался, видимо, он это просто не представлял. — А если они со своим огненным оружием пойдут на другие города? — Тогда… — Норбан разозлился, — да пусть пройдут! Пусть пройдут всю равнину и упрутся в горы! Ты знаешь, чтобы проникнуть внутрь горного кольца, нужно разрушить его, а тот, кто это сделает, уничтожит весь воздух на Луне! Это превратит их победу в мыльный пузырь! — Вам, мужикам, лишь бы погибнуть красиво, — сказала Нура, мерцая дрожащими оттенками. — Не плачь, — он смутился. — Я не то хотел сказать. — Я не из-за себя… — Я понимаю, — он присел рядом. — Нура, мне жаль, раз они пришли из-за моря, значит, гарнизоны уничтожены. Мне жаль. Нура улыбнулась, задумчиво, будто прислушиваясь к далекой, слышной только ей мелодии. — О нет, — мягко возразила она. — Авий живой. Я чувствую. Барабаны, призывающие к выступлению, забили около полудня. Вдали сгущались тучи, и даже на таком расстоянии от них ощущался холод. — Останься в городе, — попросил Норбан. — Нет, — Нура, стоя рядом с ним на стене, оглядывала вражеские отряды. Все минуты слабости были забыты. Теперь она будет сражаться наравне с мужчинами и сделает все, что может. Люди. Никогда прежде она не видела их в таком количестве. Все на одно лицо, безобразные низшие существа. Хотя… Стоп. — Гляди, — указала она Норбану. — Вон там у центрального орудия, видишь? — Мать-Луна, — охнул тот. — Это что за великан? Во главе людской армии стоял воин чуть ли не в два раза выше остальных. Дальнозоркими надглазами Нура видела, как отдавал команды своим подчиненным. Если человеки лишатся своего вожака, об исходе битвы еще можно будет поспорить! — На него, это главарь, — сказала Нура. Норбан кивнул и сжал ее руку. — Нура, я хотел сказать… Если бы ты не была просватана, то… Дурак я был, что раньше не собрался. — Тихо. Слышишь? Пора. — Во-о-здух! — раздался гортанный низкий окрик. Этот полет был непохож на прежние. Не было радости, свободы, упоения высотой. Не было счастья от близости облаков и расширившегося горизонта. Только ветер сурово бил в лицо. И все же в этот последний свой полет Нура остро почувствовала, как же сильно она любит родную землю — эту печальную равнину, бледное небо, долгие морозные ночи. Человеческое войско внизу разбежалось было, и у нее сердце екнуло — неужели все так просто? — но радость была преждевременной. Нападающие подняли вверх не луки, не арбалеты, а нечто непонятное и странное, но тоже плюющееся огнем. Рядом послышались крики. Ее сородичи падали вниз, слышно было, как хлопали о землю тяжелые распластанные крылья. — Норбан! — Нура обернулась. — На вожака! Норбан… Он с трудом удерживался в полете, одно крыло двигалось медленно, по груди стекала кровь. — Вот и… — лоб отсветил светло-бежевыми оттенками и вдруг стал белым. Сразу. Глаза закрылись. Ладонь Норбана, которую Нура успела сжать, выскользнула из ее рук. Тело понеслось к земле. Нура сжала клюв. Значит, она сама. Цель — высокая фигура, поднимающаяся над остальными человечками, как скала над долиной, была видна прекрасно. Марк мог бы и пропустить атаку, но перезаряжающий ружье Ерет крикнул и вытянул руку. Марк резко обернулся и увидел несущуюся на него гарпию. Медлить было нельзя, он быстро вскинул свое оружие и выстрелил. Нура не почувствовала боли, только увидела, как рванулась навстречу родная лунная поверхность. Потом, уже после грозы, кто-то из солдат, бродивший по полю битвы, заметил на одном из лежащих шернов жемчужное ожерелье. Он наклонился и стащил с шеи трупа украшение — не пропадать же добру? Голова Нуры, мотнувшись, с глухим стуком упала на землю. Солдат разглядывал свою находку. — Что там у тебя? — окликнул его сам Победоносец. Солдат, слегка струхнув (Марк предупредил, что не одобряет мародерство), — с поклоном преподнес жемчуг предводителю войска и потихоньку улизнул. Марк в общем-то понял, что украшение сняли с трупа, но догонять и наказывать солдата было уже поздно. К тому же Победоносец отдавал себе отчет, что на одном энтузиазме много не навоюешь и что его подчиненным нужно вознаграждение. Все равно развалины Эйнара были уже разграблены. И какая, в сущности, разница, если они намерены истребить всех шернов, для кого хранить в неприкосновенности их богатства? — Отошлю Ихазели, — решил Марк и сунул жемчуг в карман. *Самая большая структура на Луне, официально внесенная в список кратеров, — Герцшпрунг, его диаметр составляет 591 км, и расположен он на обратной стороне Луны, именно поэтому не виден с Земли. Назван самый большой кратер Луны в честь Эйнара Герцшпрунга, датского химика и астронома. ** От английского слова наука.Не, если кто хочет, может придумать, как это выглядит на цветовом языке.