Mellon nin

Чем дальше ноги уносили Эстеля от дворца, тем бредовее казалась ему осуществляемая им затея, тем сильнее хотелось трусливо повернуть назад в безопасность дворца Ар-Трандуила. Приветливое шуршание летнего Леса сменилась на затхлую тишину столь же резко, сколь затихли песни эльфов, словно где-то под листвой была проведена одним лишь им заметная граница спокойствия и опасности. Воздух густел, духота становилась невыносимой. То там, то здесь в темноте, создаваемой растущими слишком близко друг к другу деревьями, вспыхивали пары мигающих огоньков – глазищ засевших на ветвях животных, сливающихся цветом шерстки или перьев с сумраком вокруг. Когда юноше довелось впервые обнаружить это явление в двух шагах от себя, он едва не кинулся к отряду Нимбэля – до того ему сделалось жутко. Иногда вдали заходились криком птицы – настолько пронзительным, противным, похожим на вопли раздираемого на части человека, что одежда на спине взмокала от холодного пота. Вскоре со всех сторон начала приближаться еще и чернота ночи, которую спустя некоторое время перестали разгонять даже магические факелы. Свет падал на крохотный участок тропы – ни больше, ни меньше – и Эстель сполна вкусил удовольствие быть окутанным настоящим темным Лихолесьем на расстоянии от петляющих туда-сюда воинов, пока Нимбэль не скомандовал привал в импровизированном убежище из корней старинного дуба с корой-камнем. Юноше пришлось разместиться поодаль от пристальных глаз эльфов, в густом кустарнике: так, чтобы свет костра не выхватил его. Он улегся прямо на землю и принялся наблюдать за умиротворенным приготовлением отряда ко сну. До чего же они контрастные, эти лихолесцы. То смеются до слез из глаз, то делаются ниже травы, тише воды; в один миг их поведение не отличишь от Дивных Имладриса, в следующий уже поразишься сумбурной дикости, энергии, буйству эмоций. Успевай замечать за ними перемены! Вдруг он перехватил пристальный взгляд, и сердце испуганно стукнуло о грудную клетку. Леголас сидел, скрестив ноги на восточный манер, у самого ствола дерева и будто бы прислушивался к окружающему отряд неспокойному миру. Точнее, его сосредоточенная, напряженная поза волей-неволей вызывала ощущение, что кто-то бесплотный за спиной аранена нашептывал ему все до последнего секреты Леса, в том числе, правду о самоуверенном мальчишке, притаившимся под кустарником жимолости. Эстель затаил дыхание. Страх быть с позором разоблаченным пересилил прежний перед атмосферой древнего исполина на карте Средиземья. — Он снова не дает тебе покоя, Лаэголас? – изящные пальцы очертили косую линию на щеке аранена, магическим образом смахивая с его лица пугающую маску отрешенности. Эльф глубоко вдохнул и поймал ладонь опустившейся напротив него Индиль, с трепетом прижимая к губам. Ответом ему стала озорная улыбка. — Я никак не возьму в толк: шутить Он вздумал или просто своеобразно выражается, – махнул он куда-то в темноту. — Ну, если тебя подстрелят из-за Его шуток, у тебя будет повод не общаться с Ним до конца Третьей Эпохи, – торжественно провозгласила девушка. Ее рука, которой она опиралась на землю, в считанные мгновения оказалась обвита побегами колдовской фиалки. – Смотри-ка, обиделся! Леголас прыснул от смеха, после чего они оба негромко расхохотались. — Не зли Лес, Индиль Торонголиэль, – таинственным голосом произнес Леголас. Не угадать явную пародию на интонации Ар-Трандуила оказалось сложно. – Его возмездие не заставляет ждать. — Разве это возмездие? – спросила его собеседница, без труда высвобождаясь из «захвата» травы и устало зевая. Ее голова опустилась на кое-как скомканный плащ. – Эрин Гален свил мне обручальное кольцо. Представь, я – динэт* целого Леса! Есть ли что прекраснее… — Быть моей динэт, – с чувством произнес Леголас, но белоснежная воительница уже спала. Он вздрогнул, видимо, пораженный собственным откровением, потом улыбнулся и коснулся ее лба легким поцелуем. Цепкий взгляд вновь устремился к Эстелю. Юноша тяжело сглотнул, отворачиваясь. Знай аранен, что он здесь, – давно за воротник дотащил бы до Ворот дворца прямиком под крепкий подзатыльник лорда Глорфинделя. В отличие от Владыки Элронда, убийца балрога не чурался «менее гуманных» методов воспитательного воздействия в особых ситуациях… Разговор с ним предстоял в любом случае. Оставалось надеяться на удачу, которая оттягивала его как можно дальше. За беспокойными мыслями Эстель незаметно для себя погрузился в сон, чтобы наутро обнаружить на плечах теплую тяжесть чужого плаща вкупе с многозначительной ухмылкой Индиль. Вскрик вырвался из горла раньше, чем он успел его остановить. — Побереги наши уши, юный дунадан! – предупредила девушка. Ее задор никак не согласовался с обстоятельствами, оттого остался непонятым юношей, спешно выпутывающимся из-под импровизированных покрывал. – Мы и так дали тебе непозволительную возможность отдохнуть подольше… За плащ меня не благодари. – Она похлопала по собственному. – Это Леголас расщедрился. При упоминании имени лихолесского аранена Эстель сник сильнее прежнего. Представить его в ярости казалось делом совершенно невозможным. Он умел искренне веселиться, спускаться в традиционную эльфийскую грусть, ругаться, как распоследний гном… злиться – никогда. На сотканный из детских воспоминаний образ эфемерного защитника накладывался портрет реального воина из плоти и крови, поднимавшегося засветло ради тренировок с сыном Элронда (и, что немаловажно, не ленящегося вытолкнуть самого обучаемого из кровати к стрельбищу). Узнавать, каков он в гневе, а уж тем более испытывать бурю эмоций на себе Эстель не горел желанием. Только беду он накликал без посторонней помощи. Ему и разбираться с последствиями. Индиль верно заприметила его настрой и поспешила успокоить: — Чего нос повесил, Элрондион? Не возненавидит же он тебя за глупость детскую! По возрасту положено лезть в петлю, не подумав. – Она протяжно вздохнула на его молчание и, похлопав по плечу, добавила напоследок: – Он любит тебя, дитя. Не рви ему сердце. «Ты-то его рвешь!» – озлобленно подумал Эстель. Он не посмотрел на нее; впрочем, это и не требовалось: эльфийка оставила его наедине с осуждающим шелестом деревьев. — Ты мог отправить меня назад сразу же! – воскликнул он. Обида мешалась со стыдом в его голосе. – Зачем играть в поддавки? Ради моего унижения? Раскаяния? — Сколько ты насчитаешь здесь воинов, Эстель? – Фигура эльфа соткалась из обрывков теней напротив. — Двадцать одного, включая тебя, – пробормотал юноша. — Сколькие из них неважны в бою, по твоему мнению? – он прошел мимо юноши – в том направлении, в котором ушла Индиль. Эстелю не оставалось ничего, кроме как последовать за ним. – Правильно молчишь. В нашей борьбе ненужных не существует. Вот тебе ответ. Я не мог отослать тебя: когда догадался, стало поздно принимать решение поворачивать. Оставалось выбирать маршруты побезопаснее. — Прости меня… Леголас остановился. Не оборачиваясь, протянул ему завернутый в тряпицу предмет. — Не дай убить себя, Эстель. Я не всегда успею прийти на выручку. От лезвия обоюдоострого клинка в руке юноши отразился крохотный лучик света. К концу четвертого дня пути толстые нити паутины все чаще замелькали в кронах; между стволами протянулись скрытые от невнимательного путника сети – из таких не выберешься без участия смелых товарищей. Кое-где попадались коконы: из некоторых виднелись копыта – видимо, гордые лесные олени сопротивлялись участи до последнего, в других были проделаны круглые дыры. «От жала», – поясняли эльфы мрачно, принимаясь рубить хитросплетения паутины – настоящее произведение искусства, если не брать во внимание их смертельную опасность для любого живого существа, забредающего в мрачный Эрин Гален. Леголас и Индиль стали часами пропадать на разведке областей: вести они приносили одинаково малоприятные, заставляющие юного сына Элронда нервно сжимать рукоять оружия и вглядываться в белесые обрывки. Твари специально отступили вглубь гнезда. Дожидались охотников. Элладан с Элрохиром, говоря о непроходимой тупости потомков Унголиант, близко не представляли необоснованности выводов о восьмилапых обитателях владений Трандуила. Пауки, может быть, не носили ятаганов и не пытали пленников, однако их ум явно не стоило недооценивать. На следующее утро на тварей обрушился град стрел. Эстель наблюдал за отточенными движениями эльфов из укрытия, куда Леголас, не принимая возражений, направил его, поэтому, в отличие от остальных, успел уловить маленький шажок через тонкую грань, после которого первоначальный план начал рушиться. Прочные нити опутали ступню Нимбэля, утягивая его вниз с ветви в движущееся море хитиновых тел. Захрустела кость. Эльф вскрикнул и что есть сил рубанул по клейкой материи, прежде чем с неприятным грохотом соскользнуть на нижнюю ветвь. Слишком низко, чтобы быть в безопасности. Спрыгивая к нему, юноша успел заметить Леголаса, набегу выпускающего стрелы. «Не дай убить себя, Эстель». *Динэт (синд.) – Невеста.