Я верю - ты сможешь!

      Первое, что я почувствовал, это резкую боль в груди. От этого стало тяжело дышать, и я резко распахнул глаза, став судорожно глотать воздух. Как же болела голова, и ныли раны, синяки и ссадины. Мне пришлось посидеть в одном положении и, дождавшись, пока муки меня оставили, я откинулся обратно на кровать.       Комнатка, в которой я находился, была маленькая, но на первый взгляд уютная. Яркий и приятный для глаз свет заливал все пространство. На стенах весели парочка картин и огромный гобелен. Возможно, если бы я чувствовал себя намного лучше, я даже смог бы определить, кто из великих гномов рода Дурина на нем изображен, но сейчас у меня не было ни сил, ни настроения.       Закрыв глаза, в сознании моем возникли очертания недавних событий. Я смутно помнил битву, помнил только, что время для меня длилось то чертовски долго, то мчалось бешеным потоком. Поле брани было черное, обезображенное тяжелой поступью врагов, а та зеленая трава, еще не убитая приходом зимы, была полита кровью разных народов. Нет, это было не доблестное сражение, а варварская расправа. Орки слишком много отняли жизней и слишком многих погубили.       Я вдруг вспомнил о брате и Торине, ведь после тяжелого ранения я их не видел. Резко сев в кровати и собираясь уже вскочить на поиски родных, голова моя закружилась, и я стиснул простыню руками в надежде, что она сможет послужить мне опорой.       В комнату мою вдруг кто-то зашел, очень аккуратно закрыв за собой дверь. Больше всего я надеялся, что это Торин пришел меня навестить, или братец. Но я ошибался, и даже немного удивился, когда увидел, что пришедшим является Балин.       - Фили, ну наконец-то ты очнулся! - седовласый гном подошел ко мне и осторожно обнял, и, сам того не подозревая, я обнял его в ответ.       Вскоре Балин отстранился от меня и сел на прикроватный табурет, и тут я в ужасе осознал, что передо мной сидит не тот жизнерадостный Балин, а измученный старик, познавший этот жестокий мир. Балин был бледен, глаза были красные, он смотрел на меня с болью и тоской.       - Балин, - мне было тяжело говорить, но я продолжил. - Где Кили, где дядя?       Но Балин молчал. Я не мог слушать тишину. Меня окутывал страх, постепенно заставляя поддаться ему. Седовласый гном все молчал, что я просто не вытерпел:       - Отведи меня к ним, сейчас же, - грубость в моем голосе слышалась очень четко. Стояло держать себя в руках, но меня охватила невыносимая тревога.       - Да, ты прав, - Балин горестно вздохнул. - Я отведу тебя к Торину, а потом к Кили, - Он встал, и направился прочь из комнаты, а я осторожно поднялся с кровати и в одной лишь рубашке и штанах последовал за ним.       Мысль о том, что я увижу дядю, обрадовала меня, и я старался поспевать за Балином. Огромная рана от клинка Азога начала затягиваться, но я чувствовал ее при каждом своем шаге. Но к боли мое тело стало постепенно привыкать, и она уже не казалось такой невыносимой, какой была пару часов назад.       Эребор я знал плохо и никак не мог понять, куда Балин меня ведет. Мы прошли несколько коридоров и стали спускаться вниз. Лестница была длинная, и когда мы миновали ее, я понял, что мы спустились на нижний ярус.       - Он где-то здесь, да? - из моих уст вопрос этот звучал так наивно. Я вновь услышал молчание и пошел за Балином настолько быстро, насколько мне позволяло мое состояние. Дойдя до ворот, отделанных черным мрамором, Балин с трудом распахнул их, и мы снова стали спускаться вниз. Эту лестницу освещали лишь факелы, и дневной свет не мог сюда пробраться. Мне снова стало страшно. Полумрак нагонял ужас, а в воздухе чувствовался запал стали.       ...И я вдруг понял, что мы спускаемся в недра горы. Туда - где были похоронены великие гномы, кому возводят золотые памятники и воспевают песни об их подвигах. Я просто застыл на одном месте, будто бы старался очнуться от кошмарного сна. Рука моя потянулась к щеке, утерев мокрую дорожку от слез. О нет, это не могло быть правдой, не могло!       - Нет, дядя, - я как подорванный рванул вперед, позабыв о ранах, выбежал в зал, освященный серебристым светом, и, увидев каменное надгробие, бросился к могиле и рухнул возле нее на колени, не в силах сдерживать рыдания.       Балин остановился у самого входа в усыпальный зал, не тревожа меня, чтобы все, что накопилось в моей душе за долгий поход и страшную битву, вырвалось наружу. Вскоре слезы кончились, и я прислонился лбом к холодному, абсолютно безжизненному, камню, еще сотрясаясь от рыданий. Тогда Балин подошел и положил руку мне на плечо.       - Так случается, Фили. Каждому отведен свой срок, и время Торина пришло. О его великом подвиге уже слагают песни и легенды, но сам он навсегда останется в наших сердцах... - голос Балина дрожал и был полон горечи. Для него смерть Торина тоже стала огромной потерей, ведь они были хорошими друзьями и сражались плечом к плечу во многих битвах.       - Он был мне больше, чем дядя. Он заменил нам с Кили отца, - я продолжал держаться за надгробный камень, не в силах встать на ноги.       - Умирая, он сказал, что любит вас. Он завещал тебе трон. Корона теперь твоя по праву, - Балин тяжело вздохнул, будто заранее знал, что я отвечу на сей счет.       - Только Торин имел право занять трон Эребора, только он... - я поднялся на ноги, проводя рукой по камню. - Балин, а Кили?.. - дальше говорить я не смог и запнулся от того, что в горле образовался горький ком, слишком страшно было услышать и то, что брата тоже не стало.       - Нет, твой брат жив, - Балин как-то особенно печально улыбнулся и устремил свой взор на могилу Торина.       Мы еще немного пробыли в усыпальном зале, прощаясь с Торином. Балин рассказал мне, что его похоронили три дня назад, а сразу после похорон покинул Эребор Бильбо, или мастер взломщик, как Торин его называл. Балин рассказал, что он прощался со мной, сидя у моей кровати. Как же долго я спал... Когда я в который раз попрощался с дядей, мы покинули его вечные покои. Жизнь теперь, как мне казалось, потеряла всякий смысл, я сдерживал себя, чтобы вновь не дать волю слезам. Моим маленьким проблеском света в жизни сейчас был Кили, которого я спешил навестить.       - Как он? - задал я вопрос Балину. Он сразу понял, о ком я, и опять ответил мне молчанием, которое сопровождалось тяжелыми вздохами. Видимо, он старался подобрать нужные слова.       - Фили, сколько же бед свалилось на тебя, мальчик, - наконец произнес Балин, и от его слов по моей спине пробежал холодок. - Кили... ему здорово досталось... Две отравленных стрелы, глубокие и воспаленные раны, перелом нескольких ребер и позвоночника. Бедный Кили, он ведь до сих пор не очнулся.       Услышав о страданиях Кили, голова моя закружилась, и я поспешно отвернулся, чтобы Балин вновь не видел моих слез. Больше я ничего не сказал, а терпеливо ждал, пока мы придем к палате брата. Минуты казались мне часами, а сердце бешено колотилось в груди. За что Махал так с нами, чем Кили провинился перед Всевышним?       Вскоре нужная дверь была найдена. Балин тихонечко постучался, и ему открыла травница. Она поклонилась нам и вышла из комнаты. Освящение здесь было темное, свет скрывали тяжелые бархатные шторы, но один из лучей дневного света просачивался и касался одеяла Кили. Он лежал на просторной кровати, укрытый многочисленными шкурами и одеялами. На голову была наложена повязка, на губе образовалась кровавая корка, да и вообще все лицо было покрыто мелкими синяками и ссадинами. Я, еле сдерживая горестные всхлипы, подошел к брату и опустился подле него на колени, взяв Кили за руку. Она была ледяная.       - Кили, братишка, ты слышишь меня? - тихо прошептал я, глядя на закрытые глаза брата, но ответа не прозвучало.       - Оин надеется, что он очнется, но говорит, что на ноги он уже не встанет. Слишком сильно бедняге досталось. Его лечили даже эльфы, но... - голос Балина за моей спиной оборвался, а я взял полотенце, лежавшее на железном подносе, и окунул его в бадью с водой, после чего бережно протер Кили лоб. Мои руки дрожали, я страшно боялся причинить Кили боль.       - А как же другие целители! - тихо спросил я.       - Люди Озерного города тоже бессильны, а гномы еще не вернулись в Эребор.       - Значит, я сам поставлю его на ноги! - выпрямившись во весь рост, и повернувшись к Балину, сказал я. Старик лишь печально вздохнул.       - Скоро ты станешь королем и сможешь приказать, чтоб за Кили ухаживали слуги. Они могут стать его руками и ногами.       - Нет, я не хочу, чтобы мой брат страдал и чувствовал себя неполноценным, - в горле снова образовался горький ком, и последние слова мои прозвучали слишком тихо: - Я отрекусь...       - Что? - Балин подошел ко мне ближе.       - Я отрекусь от престола!       - Фили, нет! Ты же наследник Торина, его племянник. Он всю жизнь готовил тебя к этому, ты не можешь, - молил меня об обратном Балин, но я решил твердо, и никто уже не смог бы отговорить меня. Я решил пожертвовать всем ради брата, чтобы Кили вновь почувствовал, как прекрасна жизнь.       - Трон пусть займет Даин, а я увезу Кили домой - в Синие горы. Там я постараюсь сделать все, что в моих силах.       Балин кивнул, не в силах мне возражать и оставил нас с Кили одних. Я снова расположился рядом с его кроватью и взял его руку, приложив ее к своему лбу. Теперь я остался с Кили один, и мне больше незачем было сдерживаться. Я понимал, что Кили - единственный, кто у меня остался. И я не мог его потерять.       - Я сделаю все, что в моих силах, братишка. Я клянусь...