Дети Крона и Реи. Альтернативная версия

      – Ну рассказывай! – сурово молвил Форкий.       В зале, где еще недавно Форкиды дожидались родителей, разыскивающих пропавшую Медузу, теперь собрались все – и сам Форкий, и его супруга Кето, и их дети – насупленные Грайи и хлопающие спросонья глазами Горгоны. Вдалеке устроились няньки-нимфы, вдоволь натерпелись они страху сегодня – сначала ожиданьем томились, пока хозяева дитя свое искали, да малых воспитанниц отвлекали от тревожных мыслей. И чем дольше отсутствовали родители, тем страшнее становилось и детям, и нянькам – думали все, что наверняка что-то приключилось с малышкой Медузой. После же, когда Форкий и Кето все же вернулись с пропажей, долго тряслись в углу, куда Форкий нимф загнал, да бранился свирепо, обещая в чудищ морских превратить – в мерзких взору осьминогов, коли еще подобное повторится и упустят они малышек – что Грай, что Горгон – едино ужасна кара будет. Так он говорил им, а Кето, тем временем, дочерью младшей занималась – еще раз тщательно осмотрела и все-таки углядела царапины длинные на хвосте – не иначе поранилась Медуза, когда через колодезный лаз ползла. Хоть и пищала Медуза недовольно (мать не удержалась и все-таки шлепков ей отвесила, приговаривая, что сегодня дочка их заслужила), но все же дала пахучей мазью царапины смазать. Уж очень не любила малышка противный ее запах, да вдобавок мазь эта пребольно щипалась – какому ребенку это понравится? Сестры крутились поблизости – в голос сочувствовали Медузе, но и бранились тоже – особенно усердствовали Пемфредо и Эвриала. В другой день Медуза непременно ответила бы сестрам, но сегодня голос подавать не следовало – и так родители рассержены.       Теперь же все они собрались в зале и Медузе – накормленной, переодетой и отдохнувшей – велено было рассказать о своих приключениях.       Поначалу-то, девочка думала сдержанно описать свои похождения – чувствовала малышка, что родители все еще недовольны ею, но потом не удержалась и принялась весело рассказывать, как вольно плавала, кораллами да водорослями любуясь, да так живописала, что даже няньки диву дались, не то, что сестры – те слушали жадно, даже Грайи. Родители глядели снисходительно, кивали ей, матушка даже улыбнулась краем рта – понимала Кето, что невтерпеж малышкам сидеть во дворце, вот Медуза и не сдержалась … конечно, ее еще ждет наказание, ну да она, Кето, сама определит, каким оно будет.       Наконец, Медуза затихла. Родители переглянулись, и Форкий едко поинтересовался:       – Что ж ты, дитя мое, о самом главном-то своем приключении не поведала?       – Каком еще приключении? – поддалась вперед обеспокоенная Дино.       Медуза тяжело вздохнула и покосилась на мать.       – Давай, говори, – поддержала мужа Кето. – У меня, между прочим, чуть сердце не выпрыгнуло из груди, когда я от Океана о нем услышала.       – Да что стряслось-то? – подскочила не на шутку встревоженная Дино.       – Ну… за мной рыбина большая погналась, – виновато глядя на сестер, ответила Медуза.       – Акула, – хмуро уточнил Форкий.       Нимфы испуганно вскрикнули.       – Вот беда-то, – пробормотала одна из них.       – Беды сегодня не случилось, – зло бросил Форкий, пристально глядя на нянек. – Моей дочери только чудом удалось спастись … и в этом ваше спасение, глупые девицы! Если б иначе сложилось …       – Как же ты спаслась, сестрица? – перебив отца, встревоженно спросила Пемфредо.       – Так там расщелина в скалах была, – ответила Медуза. – Я протиснулась в нее, а акула не смогла. Я плыла и плыла вперед, а потом вынырнула в доме дяди Океана, вот!       – Тебе повезло, – Кето до сих пор продирал ужас при мысли, что дочь могла попасть в лапы другим хищникам – спасаясь от акулы, погибнуть в щупальцах спрута. – Ты вполне могла вынырнуть в необитаемой пещере.       – Ну этого же не произошло, – Медуза пожала плечами – она-то уже успела отойти от пережитого и была даже довольна, что удалось подружиться с другими детьми в доме Океана.       – Однако больше ты одна дом не покинешь, – сурово сказал Форкий. – Это касается всех! – он обвел взглядом дочерей, старших и младших, и они кивнули в ответ. – Без меня или матери, вы порога Убежища не переступите!       – Жалко, конечно, – протянула Медуза неожиданно для родителей. Даже сестры, и те с недоумением на нее покосились: неужто меньшая родителям вздумала перечить?        – В море все-таки было здорово, – маленькая Горгона мечтательно улыбнулась. – И до поверхности я так и не добралась, солнышка не увидела.       – И в самом деле здорово? – едко протянул Форкий. – А, может, и от акулы тебе понравилось уплывать?       – Вот это мне совсем не понравилось, – засмеялась Медуза, и сестры тоже захихикали. – Но хотя бы к Гере можно в гости ходить?       – Дочери Крона? – нахмурился Форкий. – Вот что, дети, я бы не хотел, чтобы вы с царскими отпрысками водились. – Опасно это.       – Потому что Крон за ними охотится, да батюшка? – тихо спросила Дино.       – Откуда ты … – встрепенулась обеспокоенная Кето (уж об этом сообщать дочерям она не собиралась). Неужто няньки проболтались? И титанида метнула свирепый взгляд в угол, где жались нимфы.       – Ничего от вас не утаить, верно? – невесело усмехнулся Форкий. – Ты права дочка, дядя ваш, Крон, хочет детей своих под корень истребить, оттого и опасно при них быть – не то и вас ненароком зацепит его гнев. Да и детки его … сильны оказались. Та же Гера, твоя новая подружка, меня с братьями здорово ожгла молниями … – Форкий прикусил язык, да было поздно – сам же и сказал дочерям то, что скрыть от них хотел.       – Неправда, она хорошая! – неожиданно рассердилась Медуза. – Мы с ней целый день играли и чего-то со мной она не дралась!       Форкий взглянул на Медузу изумленно: кроха вытянулась во весь рост, раскачиваясь на хвосте, и уперев кулачки в бока, раздраженно глядела на него. Это что же она отцу дерзить вздумала?!       Но возмутиться он не успел: вновь вмешалась Дино.       – Отец, а почему Гера это сделала? – спросила она. – Ведь она, наверное, ровесница Медузе и уже так сильна?       – А главное, за что на них ополчился Крон? – Сфено пристально смотрела на отца. – Я не понимаю, ведь они его дети. Разве можно так? Что они ему сделали?       – Родились – в этом их вина, – буркнула Кето. Ей очень не нравился этот разговор и будь ее воля, он бы вообще не состоялся. Но Форкий уже сам проболтался. – Крон умом повредился, Рею, жену свою, запер где-то, а детей … тех велел отыскать и к себе привести. Ваш отец и дядья должны были доставить деток к Крону, но те оказались сильны и дали отпор. А после и Океан им подмогу выслал.       – Как же так, батюшка, – растеряно сказала Дино. – А если бы дядя Крон им плохое что сделал?       – Мне самому это не нравится, – мрачно ответил Форкий. – Но теперь они в любом случае под защитой нашего старшего брата, Океана, и Крон едва ли доберется до них.       – Вот значит как? – Медуза сузила глаза. – Гера мне теперь подруга, я ее в обиду не дам – ни этому вашему Крону, ни тебе! Так и знай!       – Чего? – возмутился Форкий. – Это как ты с отцом разговариваешь, негодная! Ну сейчас я всыплю тебе!       И он шагнул было к дочери, вот только Медуза оказалась проворнее, проскользнув мимо сестер, она быстро выползла из залы, разгневанно шипя: немало обиделась девочка за свою подругу. Да и от отца следовало спрятаться: понимала Медуза, что изрядно надерзила родителю и теперь уж точно накажут ее. Но и она, на самом деле, не собиралась давать в обиду Геру. Правда, пока не представляла как. Ясно было одно – следовало вновь вернуться в дом Океана.

***

      Крон угрюмо разглядывал стены дворца. На Офрисе было тихо – слуги попрятались, нимфы плакались друг другу по углам, братья и сестры и вовсе не появлялись. Дальней дорогой обходили теперь его, своего брата и повелителя. Осуждали – за детей. По слухам, и сами они перепрятывали своих отпрысков – боялись, очевидно, что он и на их детей руку поднимет. Да на что сдались ему племянники, многих из которых он и не видел ни разу? Ему своих бы деток раздобыть.       В коридорах дворца шептались, что царь обезумел. Хоть и старались скрыть от него такое, все же слухи доходили до Крона, вводя того в немереную ярость и обиду. Грозно сверкали тогда глаза Повелителя Времени и никто – даже преданные когда-то ему служанки-нимфы – не смели показываться на глаза. А Крона глодала обида пополам с горем. Нет-нет да вспоминались счастливые года – когда еще душа в душу жили они с Реей, да и братья с сестрами слушались его и без страха захаживали во царский дворец.       Про пророчество отца Крон и не вспоминал. Пока радостная Рея не поделилась счастьем – что ждет она первенца. Вот тогда-то и накатила тоска. Ему бы радоваться, мечтать, как будет дитя на руках носить да учить всему, что царскому ребенку положено – совсем, как у старших братьев и сестер было. Рея им давно завидовала, желала тоже матерью стать, да только не было у супругов детей. И вот она в тяжести.       Горечь день ото дня становилась все сильнее, а Рея недоумевала, глядя на его угрюмый вид, обижалась даже – неужели не рад он дитя? А, может, она сама по недомыслию чем его прогневала? Не мог он сказать ей о пророчестве, что отец бросил ему в тот черный день … И опускались руки.       Решение пришло в одну из ночей – столь же черных, как и его думы. Горькое, оно не нравилось ему самому … но иного выхода он придумать не мог. Избежать предсказанного можно было только поглотив дитя и, тем самым, помешать ему свершить предначертанное.       Тяжелее всего было донести это до Реи. Она валялась у него в ногах, рыдала, умоляла передумать … говорила, что со зла да с обиды страшной бросил те слова отец Уран – и ни разу не были они пророчеством, предлагала повременить и понаблюдать за растущим ребенком, в строгости да в почтении к отцу воспитать обещала … все ее слова были напрасны, они только еще больше гневили его. В ярости рывком поставил он ее на ноги, прикрикнул, что не должно царице так себя вести … прочь отослал и долго еще мерил шагами комнату – чуял, что есть смысл в ее словах … но уже не хотел отступать от задуманного.       Душный вечер, когда Рея, покачиваясь от слабости (роды были тяжелыми), сама принесла в его опочивальню ребенка, надолго врезался в память. Туго спелёнатое дитя было положено ему на колени. Горестный взгляд жены еще долго будет преследовать его ночами. Это потом ему станет все равно, а в тот вечер он сразу отослал жену – боялся, что она снова плакать станет и опять разозлит его. Да и в присутствии супруги поглощать дитя казалось немыслимым. Но Рея удалилась, не проронив ни слова.        Глотать было больно. Еще неприятней была тяжесть в животе; Крон долго ворочался на ложе, пытаясь найти удобное положение, и в конце концов уснул. Ночи его с тех пор были беспокойны. Совесть, упорно заглушаемая им днем, всякий раз возвращалась ночью, посылая тяжелые сны … что еще больше ожесточало характер титана, и не раз срывался он на братьях и сестрах … не говоря уже о слугах, что с тех пор опасались лишний раз обратить на себя его внимание.       Рея отдалялась от него все больше и больше, много времени проводя с сестрами и нимфами; безропотно принимала его на ложе – знала свой долг, но и только. О прежних, счастливых днях, можно было только вспоминать. В глубине души он понимал, что виноват перед ней … но все равно считал себя правым и всякий раз злился, ловя осуждающий взгляд жены или родичей.       Еще четыре раза приносила она ему детей – молча передавала в руки и тут же уходила. Он думал – она идет оплакивать очередного ребенка и, торопясь, проглатывал дитя – с каждым разом это становилось все легче и уже не вызывало таких эмоций, как в первый раз. Становилось привычным действом … и уже не ужасало самого.       А потом он узнал, что Рея все эти годы его обманывала.

***

      Некстати вспомнилась ярость, что всколыхнулась в нем при этом известии. Как кроткая супруга осмелилась пойти против его воли, на подмену решилась! Как хватило обманщице дерзости смотреть ему глаза … да еще и притворяться при этом обиженной! Она же все эти годы ему лгала. Но еще неприятней было то, что своего он так и не добился – где-то росли его наследники, а значит, и отцово пророчество готово было сбыться.       Не помня себя, ворвался он на половину жены. Рея все поняла, лишь взглянув на него. Видать, напугал он ее сильно: рожать, негодная, начала при нем. Только вот этого ребенка упустить он не хотел. Едва оправилась от беремени Рея, как выхватил он дитя … но проглотить не получилось. Спеленатые камни поди глотать было проще, подумал он с горькой усмешкой, те хотя бы не шевелились. С последышем, однако, ему не повезло – поперек горла встал негодник, еще и вопил преужасно. Крону впору было самому заорать – ухитрился титан челюсть вывихнуть (та еще была боль!). Если б Япет не подоспел, может, и задохнулся бы Крон (то-то, посмеялся бы батя Уран!), но обошлось. Вот только Рея с младенцем сбежала. А после – войну ему объявила, изменница, и самое обидное, многие братья и сестры да народцы лесные за нею пошли.       Правда, и его сторону многие приняли – хоть и наверняка осуждали за наследников, но в лицо не говорили того. Но осуждали и Рею – что против царя пошла. Сестры Феба да Мнемозина изначально на ее стороне были (а может и знали, где она детей прячет?). Впрочем, они бы и не сказали ничего – особенно Мнемозина. Та всегда была себе на уме, держалась наособицу среди других сестер. Крон ее недолюбливал – хранительница Памяти и Правды титановой почитала себя вправе давать советы даже ему, царю титанов!       Он же все пытался выведать, где детей Рея прячет. От верных служанок прознал, что супруга на Иду время от времени наведывалась и догадался, что именно там детей искать надобно. Послал великанов, коих братец Кой привел, да не справились они: только кормилицу Амалфею и сумели пленить, а дети, что досадно, ушли от них. После и Амалфея сбежала (а помог ей старший сынок – хоть и мал был еще, а сумел в лагерь незаметно прорваться и кормилицу увести). Зло и досада брали Крона – как же так: какой-то сопляк так легко помешал ему! А знание того, что этот малец – его родной сын и с малых лет уже столь одарен (ох, как бранился, залечивая раны, Гиперион, что задержать его пытался!), внушало оторопь. Снова и снова всплывало в памяти проклятое отцово пророчество – оно уже начало исполняться!       Утешало одно – в ту ночь удалось ему пленить Рею. Кто-то из изменников отступил, видя такое (наконец-то признали его силу!), других сумели задержать его братья. Горьким откровением стало предательство Япета – оказалось, что брат, которому он доверял едва ли не как самому себе, уже давно перешел на сторону Реи – сочувствовал ей, помогал свернуть брата-тирана. Это было больно. Неожиданный удар в спину. Такого он не ожидал от Япета. Но и стребовать с него за измену не получилось – даже раненый, ускользнул Япет от братьев. Как сказали ему позже – его выхаживала Тефида – старшая сестра, приютившая и его отпрысков.       Теперь же всех их взял под свою защиту Океан. У старшего брата, может и не так много власти (хотя все воды Мировой реки и ее притоков – его вотчина), но вот авторитет среди титанов непререкаем. Он не встал ни на сторону, его, Крона, ни на сторону Реи. Однако их дети нашли у него приют и защиту от собственного родителя.       Крон усмехнулся. Неужели же и до него теперь дошло, как дико это звучит? Он ведь сам видел, как заботятся о своих детях его братья и сестры, не раз слыхал, как хвалятся они друг другу их успехами. Разве же не хотелось ему, чтобы и у него было так же? А все отцова злость … сколько досталось от него в свое время и матери Гее, и братьям, и сестрам … вот зачем было ему бросаться словами этими ужасными? Не было бы сейчас ничего – не войны с собственными братьями и сестрами, ни охоты на детишек этих несносных (все больше и больше Крону хотелось самому взглянуть на них), Рея не стала бы врагом … что говорить, все было бы по-иному. И одиночества этого мучительного, все туже и туже сжимающегося, тоже бы не было. Все теперь обходят его стороной … опасаются. И почему прежде он думал, что для царской власти это важно – чтоб тебя боялись? Знал бы раньше, как это невыносимо…       Крон с размаху ударил кулаком по столу, и нимфы за стеной испуганно вскрикнули. Болезненная судорога исказила лицо повелителя Времени. Похоже отныне его спутником станет только страх – страх подданных перед ним.

***

      Рея спала. Легкий туман Междувременья клубился над ней, сплетаясь в подобие колыбели, он окружал импровизированное ложе царицы – сотканное из тонкой материи Междувременья, подчиняющейся лишь Повелителю Времени. Сам Крон стоял здесь же. Узкое место перехода между временными отрезками было доступно лишь ему. Только он мог оставаться в сознании, пребывая в месте, где само Время замерло. Прочие же, попав сюда, тут же погружались в глубокий сон, откуда не могли выйти без его помощи.       Вот и Рея тоже спала. А видела ли она сны – он не знал. Знал лишь, что сама она отсюда не выберется. Это и радовало, и печалило. Вид беспомощной, спящей Реи, казалось бы, должен был приносить удовлетворение – ведь она, дерзнувшая восстать против него, все равно не совладала с мужем, как не пыталась. Не помогли ни доспехи, не хитроумный шлем, выкованный братьями-Киклопами, скрывавший любого, кто его наденет. Теперь шлем покоится в его сокровищнице, как трофей. Вот только при взгляде на жену в душе Крона поднималась одна лишь горечь. С удивлением понял он, что хотел бы вернуть те далекие дни, когда еще не были они в ссоре … когда не была она беременна. Хорошие были дни. И он был не один. Были рядом Рея, братья, сестры. Мать Гея поддерживала его – сына, защитившего ее саму от не в меру властного супруга.       Вдруг мелькнула шальная мысль отмотать время назад – до рождения самого первого ребенка. Может, ну его, это пророчество? Пусть все идет, как должно идти. Без его вмешательства. Как у братьев с сестрами.       Крон усмехнулся. Наивная мечта. Даже ему, Повелителю Времени, нельзя столь безрассудно играть с ним, менять по своему желанию. Знал Крон, к какому хаосу могут привести подобные действия, как перемешаться все может и уже не найдешь ни конца, ни начала.       Это просто минута слабости. Он устал – только этим и объясняются подобные мысли.       Крон лег на ложе подле Реи. Взглянул на жену. Как же давно они не делили одну постель. Те ночи, когда он приходил к ней в опочивальню, не считались – молча принимала она его и после отворачивалась к стене, а он покидал гинекей с чувством глухого раздражения – на себя и супругу. Теперь же безмерная усталость разом накатила на него. Может, все дело было тревоге и безумии последних недель – восстание Реи, предательство Япета (после Крон не мог спокойно смотреть на братьев и сестер – мучался думой – на чьей же все-таки они стороне). Дети его, оказавшиеся столь одаренным, и дважды не давшиеся в руки посланных за ними слуг, тоже внушали беспокойство. Неизвестно, что наговорили им за эти годы Рея и Амалфея. Да что говорить-то – ясно же, кого ребятки считают своим врагом. А если посудить, то и небезосновательно. Он приказал их схватить и привести к нему. Но как поступит с ними потом не знал – не глотать же в самом деле уже подросших отпрысков? Да и поглядеть на них хотелось. Все-таки сильны ребята. Внезапно пронзила странная мысль – он что же гордится ими? Вот так чудно! Он, желавший когда-то избавиться от них, а теперь хотевший просто изловить негодников, кажется, с гордостью думает, что его детишки, похоже, будут посильнее детей его братьев и сестер.       Титан прикрыл глаза. Право, какая глупость лезет ему в голову. Видно, и впрямь, от усталости. А, может, это Междувременье так действует на него? Слишком умиротворяет, настраивает на добродушный лад … усыпляет.

***

      Крону снилась прошлая жизнь – счастливая, полная довольства и уважения братьев и сестер. Он, самый младший из них, оказался сильнее их и, хотя взял не силою телесной (тут, пожалуй, его с братьями обойдут первенцы Геи и Урана – Гигантохейры да Киклопы), а хитростью да остротой ума, все же смог матушку защитить и ныне стал над титанами главным – царем сделался. А в царицы взял сестру свою старшую – Рею.       Хорошо жили они с Реей. Она, получившая от матери Геи Силу Плодородия, посвящала время лесам и лугам, зверям и птицам там живущим, и всюду следовали за ней два ручных льва, только ее признавших хозяйкой. Они же и возили ее колесницу.       А он с братьями и сестрами строил новый мир – мир добрый к детям Геи, где никто и ничто не могло причинить им боль – особенно свергнутый Уран. Они были светом и законом для этого мира. Каждый из братьев и сестер нашел себе дело. Он, Крон, от рождения владел Силой Времени, Гиперион и Тейя стали светилами, факелами дня и ночи, Океан и Тефида заботой окружили Мировую реку и ее притоки, Форкий и Кето следили за населяющими морские глубины обитателями, Мнемозина избрала стезю летописца и хранителя Памяти мира и Правды титановой, Фемида – защитника Справедливости. Япет, хоть и обладал способностью предвидеть будущее, взял себе все же лекарское ремесло, Крий хранил звездное небо, Кой – ось земли. Все вместе они наблюдали, как растут и увеличиваются народцы, населяющие землю и воды – нимфы, сатиры, кентавры. Многим из них они сами дали жизнь. Звонким многоголосьем полнился новый мир, и радостью наполнялись сердца титанов.       Вечерами они с Реей бродили по лугам, раскинувшимся у подножья Офриса. Обменивались новостями за день, смеялись, шутили; Рея увлекала его в хороводы лесных нимф, а то с радостью показывала, какие новые травы и цветы ей удалось вырастить. Они плавали в озере, предавались любви на влажной от ночной росы траве … за эти годы он ни разу не вспомнил о пророчестве отца … пока в один из дней радостная Рея не принесла ему весть о будущем наследнике.       Это был тяжелый удар. Рея, он знал, тайно горевала, что до сих пор не было у них детей; ей, богине Плодородия и дочери богатой детьми Геи, хотелось уже и самой уже взять на руки своего малыша. Тем более, что старшие сестры давно воспитывали своих. У той же Тефиды подрастали дочери-океаниды, красавицы, как уверяла Рея. Крон, впрочем, их не видел. Со старшим братом, Океаном, старался он лишний раз не пересекаться: был Океан упрям, и по праву старшего брата до сих пор посматривал на младших снисходительно. Так, во всяком случае, казалось Крону.       Повелителя Времени отсутствие наследников как раз не огорчало. И стоило Рее начать вслух мечтать о детях, он старался всякий раз увести разговор от опасной темы. И новость о беременности жены пала ледяной тяжестью на сердце.       Решение приходило на ум только одно. Но один взгляд на жену, радостно порхающую по дворцу, выбирающую имя для будущего ребенка, мастерящую колыбель из тростника (его это возмущало особо – разве же нет у царицы служанок, коим больше пристало заниматься этим?) заставляло сомневаться в задуманном … страшно было увидеть горе и ненависть в ее глазах. Ведь Рея, несомненно, возненавидит его, коли осуществит он то, что верным считает.       Время шло, близился срок родов. Рея стала тяжела, с трудом передвигалась по дворцу, редко покидала гинекей. Он так и не рассказал ей ни о пророчестве отца, ни о том, что сделать с младенцем решился. Он почти решился… но роды у жены были тяжелы, и крик роженицы далеко разносился по дворцу. Его братья Крий да Кой, гостившие в тот день в его дворце, лишь посмеивались, глядя на его напряженное лицо, и уверяли, что и их жены голосили, детей исторгая – дескать, так оно у женщин заведено. Да ведь и мать их Гея, сколько боли изведала от родов многочисленных, добавлял Кой, обгладывая с костей сочное оленье мясо.       Только Крону было не до пиршества. Стоны и крики Реи мукой отзывались в нем. Он уже ненавидел этого ребенка и ничуть не сомневался в том, что исполнит задуманное: поглотит дитя, едва оно родится – не только, чтоб избежать пророчества, но и верша месть за боль, причиненную его жене. Иного его отпрыск и не заслуживает.       Наверно у него изменилось лицо, потому что братья отодвинули кушания и наперебой принялись успокаивать его. Его, их царя и повелителя! Крон едва не рассмеялся … и тут появилась служанка с вестью, что Рея наконец-то разрешилась от бремени.       Когда он зашел в опочивальню жены, в комнате еще толпились помощницы. Нимфы уносили тазы с грязной ветошью, спешно подтирали пролитую воду. Терпко пахло кровью. Япет поднес ему ребенка. Но Крон даже не посмотрел на младенца. Взгляд его был устремлен на жену. Рея, измученная, побледневшая, счастливо улыбалась.       – Посмотри на нашу дочь, Крон! – сказала она ему. – Ну разве она не прекрасна? Я назову ее Гестией!       И тут понял Крон, что не сможет он забрать дитя у Реи. Не сможет рассказать о пророчестве отца – ведь она никогда не одобрит того, что он задумал, не позволит ему, а значит быть меж ними войне. А без Реи он не сможет жить – в этом был титан уверен.       Пусть все идет, как должно идти, подумал он отрешенно, беря свою дочь на руки. Пусть его ребенок живет – и этот и, может, другие, что еще родится. Пусть растут. А станут ли они и впрямь исполнителями пророчества – в этом у него еще будет время убедиться…

***

      Крон резко открыл глаза. Над ним все еще клубился туман Междувременья, Рея тихо дышала рядом. Он покосился на супругу. Грудь той мерно вздымалась. Она не проснулась … и не проснется, пока он сам не вынесет ее отсюда.       Тело еще было вялым после долгого сна … странного сна, который все еще до конца не отпустил его. Что это было – другая нить вероятности? Та, что исполнилась бы, если б он изначально отказался от своего плана и дал Рее родить и воспитывать детей – одного за другим? А может, это просто его желание так преломилось во сне – вернуться к началу и изменить все историю их с Реей семьи?       Неожиданно он почувствовал сильную тоску. Глаза Реи светились такой радостью в том сне, какую он видел лишь в начале их брака … до беременности. Он не дал ей всласть насладиться ожиданием дитя, отнял и возможность самой растить детей … своими руками разрушил их отношения.       Вдруг остро болезненно захотелось вернуться назад – в тот день, когда жена впервые сообщила ему о том, что ждет их первенца. Мелькнула мысль, что первым-то у них родился сын, а во сне – это была дочь, и как раз та, что вторая по старшинству – в этой реальности. И тотчас пропала эта мысль, точно и не было ее вовсе. А Крон все с большим и большим напряжением смотрел на собственный жезл, Жезл Времени, что, повинуясь его желанию, возник в руке. Как же все просто – взять и отмерить года в обратном порядке … и, быть может, все потечет по-иному. Не будет этой войны, одиночества. Не будет ненависти Реи и страха собственных братьев и сестер. Его дети вырастут у него на глазах … кто, вообще, сказал, что предсказанное Ураном непременно должно сбыться?!       Жезл уже почти дрогнул в руке … когда Крон с раздражением понял, что его зовут. Зовут из внешнего мира … и весьма настойчиво. Резко поднявшись, он бросил взгляд на спящую жену. Досадно, конечно, но, может, оно и к лучшему, что его прервали. Прежде чем срываться, прибегая ко столь неоднозначным, хотя и желанным изменениям во Времени, следует понять, что еще могло случиться в этой реальности. Хоть и хочется все бросить, но увы … нельзя.

17. 08. 2020 – 08. 01. 2021 г.