***
Не выдержав гнетущих мыслей, он направился в покои жены. Она будет гневаться? Наверняка. Уж лучше слышать ее упреки, чем вот так мучиться в одиночестве. Навстречу ему попалась Мнемозина. Он не удивился: знал, что сестра каждый день навещает его детей. – Ты к Рее? – спросила она, цепким взглядом окидывая брата. Крон только кивнул. Говорить с сестрой не было сил. – Не ходи, – покачала головой та. – Рея сейчас отдыхает. Все-таки, она долго говорила с детьми … и ей стоит привести мысли в порядок. Да и тебе тоже. – С чего ты это взяла? – огрызнулся Крон. Давнее раздражение, что всегда сопровождало приходы сестры, вновь всколыхнулось в нем. – Вижу, – коротко ответила титанида. – Ты тревожишься, что она еще больше озлится на тебя после разговора с детьми. И ты прав – она в самом деле сердита. – Сердита? – он горько усмехнулся. – Скажи уж лучше – вне себя. Рассвирепела до крайности. – Не рассвирепела, конечно, – Мнемозина неожиданно мягко улыбнулась. – Но обид на тебя у нее скопилось предостаточно. Дай ей время, брат. Дай увидеть, что ты изменился. Ты, и правда, стал другим, я это вижу и, поверь, представляю, каких трудов тебе это стоило. Так найди в себе силы оставаться таким и дальше. Сейчас я снова вижу в тебе черты своего младшего брата, что почти стерлись за прошлые годы, – она покачала головой. – Если покажешь ей, что хочешь вернуть семью – и ее, и детей – сделай так, чтобы она поверила. А значит, взвешивай каждое слово, каждый поступок свой. Если снова сорвешься, если опять думать станешь лишь о себе и собственном благе – то окончательно докажешь, что больше тебе доверять нельзя. – А ты мне доверяешь? – криво усмехнулся Крон. – Мне хочется тебе верить, – ответила Мнемозина. – Все-таки, ты стал иным … пошел нам навстречу, решил вернуть семью. Крон тяжело вздохнул. И Мнемозина до конца ему не верит. Но хотя бы не упрекает, как та же Фемида, не бросает осуждающих взглядов, как Феба … Если заручиться поддержкой ее да старших – Океана и Тефиды – может, и правда, удастся с Реей помириться? – Ты, правда, думаешь, что она мне поверит? – произнес он и сам поморщился: сколько сомнения в голосе. Так нельзя. Он, в конце концов, все еще царь, вождь титанового племени. Негоже давать повод сомневаться в нем. И все же … Рея… едва ли она простит его. – Думаю, да, – после недолгого молчания произнесла Мнемозина. – Не сразу, конечно, будут, поначалу, и упреки – готовься к ним, брат. Но если сумеешь устоять, не сорваться – ее доверие вернется. И ты вновь обретешь свою семью.***
Рея и хотела бы, наконец, уснуть, но не могла. Хоть тело и устало после всех событий сегодняшнего дня, она страшилась вновь погрузиться в сон. Что, если снова уснет надолго? Кто знает, что коварное замыслил муж? Дети еще малы, они могли и поверить ему, особенно Гестия – ее маленькая, добрая девочка всегда предпочитала видеть в других только лучшее – от Амалфеи Рея знала это. И трудно ли Крону, с детства прибегавшему к уловкам, обманом заставить малышей верить ему? Сама же Рея слишком долго прожила рядом с младшим братом в качестве супруги, чтобы верить в его исправление. Нет, здесь что-то другое. Она поморщилась, осторожно пошевелилась. Тело слушалось с трудом. Ей самой было противно от собственной слабости … а ведь такой ее увидели дети. Как же она хотела забрать их всех, еще тогда, в самом начале восстания, перепрятать в более надежное место. Хотела – и все никак не получалось. Как Крону удалось выведать, что она держит малышей на Иде? Очевидно, кто-то проследил за ней и доложил ему. Кто же мог? Ее бедные дети столько натерпелись от Крона, и он полагает, что она сможет простить его? Изменился, значит. Они все об этом твердят: и сестры, и дети – неужто, и правда, заело его? Но даже если так … он что же, всерьез думает, что можно просто забыть все случившееся, закрыть на это глаза и поверить его словам? Он де стал хороший … Рея скрипнула зубами. Она-то не забыла насмешки брата-супруга, его ярость, когда он узнал, что она обманом спасла от него детей, его злость, когда они встретились лицом к лицу на поле боя, его едкую радость, когда он приволок ее в Междувременье и сказал, что она останется там навеки … Но он же и освободил ее. Пусть и не сразу, пусть прошло так много времени, но теперь она свободна. Почти. Детей он ей не вернет, тут и сомневаться нечего. Получается, придется с ним торговаться, требовать той клятвы, что он обещал Аиду? Да, лучше так. Пусть он снова будет злиться и обиду очередную на нее затаит – ей это не впервой, зато дети будут защищены от него, а это главное.***
Рея и сама не заметила, как уснула. Хоть и страшилась она предаться сну, но истомленное, измученное тело решило за нее, и титанида погрузилась в тяжелый, глубокий сон без сновидений. Едва открыв глаза, она, как и в прошлый раз, увидела Крона. Он вновь сидел в кресле подле ее ложа, очевидно, ожидая пробуждения. Его присутствие не стало для Реи неприятным сюрпризом. В конце концов, она все равно собралась говорить с ним … торговаться за безопасность детей. Взгляд мужа был задумчив и даже грустен. Или же ей только показалось? В самом ли деле он расстроен или только делает вид? Рея знала, что брат с детства рос скрытным и искренние чувства проявлял очень редко, пряча их за маской безразличия … разве что в последние годы не считал нужным скрывать злую радость и самодовольство, чувствуя себя всевластным царем, чье слово было для всех законом. И как теперь понимать его расстроенный взгляд? Он что же, собирается давить на жалость? – И давно ты здесь? – сухо спросила титанида. Бросила быстрый взгляд в окно – сад окутывали глубокие, синие сумерки. Значит, уже почти ночь. – Уже несколько часов, – тихо молвил Крон. – Амалфея уложила детей: они почти весь день провели возле тебя. Старшие и вовсе не хотели уходить, собирались ожидать тут твоего пробуждения, но я отправил их в постель. – Вот как? – протянула, нахмурившись, Рея. – И сколько же я спала? Мне казалось, только-только сомкнула глаза. – Чуть меньше суток, – ответил Крон. Рея взметнула брови в шоке. – Сколько? – переспросила она, не веря ушам. – И почему меня не разбудили раньше? – Тебе надо восстановиться после длительного пребывания в Междувременьи, – муж тяжело и, словно бы, виновато вздохнул. Сон – лучшее лекарство. Но, разумеется, не единственное. Наша мать … – Погоди! – прервав его, Рея прикрыла глаза. Немыслимо. Неужто в нем и впрямь заговорило чувство вины? Возможно ли это? Прежний Крон, которого она знала, едва ли бы сподобился на такое. Рея смутно припомнила, что в детстве брат был иным, хоть и скрытным, и даже хитрым (этого у него не отнимешь), но все же намного мягче, чем сейчас. Кажется, он даже считался маминым любимчиком – как же, младший ребенок. Впрочем, матушка Гея всегда любила их всех: и старших, Циклопов и Гекатонхейров, томящихся, по воле невзлюбившего их отца Урана, в подземных темницах, и младших – титанов, которым повезло чуть больше, чем старшим детям – у них не отняли свободу, зато отец держал меньших в страхе перед ним. – И долго продлится эта слабость? – титанида с досадой поморщилась: силы возвращались медленно, гораздо медленнее, чем она хотела бы. Рея попыталась присесть в постели, и в этот раз ей это удалось. Остановив взмахом руки Крона, что явно намеревался ей помочь, она, стиснув зубы, заставила себя выпрямиться и, прикрыв глаза, переждала мимолетный приступ головокружения. – Рея, не мучай себя, – начал, было, Крон, – но жена вновь жестом заставила его замолчать. Наконец, титанида открыла глаза и остро глянула на мужа. – Ты не ответил на мой вопрос, – Рея сверлила супруга взглядом. Вместо ответа Крон поставил на стол небольшой кувшин, источавший мягкий травяной аромат. – Это лекарство, что дала для тебя наша мать, – молвил Крон. – Она сама вырастила целебные травы, а Мнемозина приготовила из них отвар. Он исцелит тебя, вернет утраченные силы – так сказала мать. Рея молчала, хмурым взором окидывая кувшин. Нетрудно было догадаться, о чем она думает. – Я не жду, что ты мне поверишь, – вздохнул супруг. – После всего, что случилось с нами … я понимаю, ты держишь на меня огромную обиду и имеешь на это полное право. Я совершал ужасные вещи – и по отношению к тебе, и к нашим детям … а ведь когда-то клялся перед лицом нашей матери любить и защищать тебя. Я не пытаюсь оправдаться … и даже не надеюсь на прощение … хотя был бы счастлив, если б ты все же сумела бы когда-нибудь простить меня. Я действительно хочу помочь – веришь ты мне или нет – и вернуть тебе здоровье, подорванное из-за моих амбиций, и восстановить нашу семью – чтобы и ты, и дети были рядом со мной. Уж не знаю, возможно ли такое теперь, – он горько усмехнулся и поднялся. – А если думаешь, что в кувшине этом яд, – продолжил он, – то поговори с нашей матерью и Мнемозиной. Быть может, им ты поверишь больше, чем мне, – он направился, было к выходу, но Рея неожиданно окликнула его. – Постой, – сказала она тихо, и Крон удивленно глянул на нее. – Нам надо поговорить.***
– Значит, ты хочешь, чтобы я поклялся Стиксом? – задумчиво спросил муж. – Не просто хочу, а настаиваю, – ответила Рея. –И ты ведь, кажется, сам предлагал подобное Аиду? – Ты права, – кивнул Крон. – Вот и славно. Дашь такую клятву в присутствии всех наших родичей, мать Гея ее скрепит, и тогда я поверю, что ты изменился и больше не желаешь нашим детям зла. Потому что прежний Крон на подобный шаг нипочем бы не согласился, а значит, и представлял бы угрозу для малышей. Я защищаю наших детей, пойми это, Крон! – Я понимаю, – тихо откликнулся тот. – Ты и раньше делала все, чтоб уберечь их от меня … а меня, признаться, злило, что ты стала отдаляться – с того самого момента, когда я отобрал у тебя нашего первенца. Вернее, я-то думал, что забрал его, радовался, что отдалил проклятое отцово пророчество … а ты, тем временем, нашла место, где могли бы позаботиться о нашем сыне. Я же держал на тебя обиду, что ты не поддерживаешь меня, думаешь непрестанно (полагаешь, я этого не видел?) о ребенке, и обида еще больше разъедала меня: ведь ты тосковала о том, кто в будущем мог стать бы моим врагом. Я тогда этого не понимал, не хотел даже пытаться понять твои материнские чувства, хотя и Мнемозина, и Фемида, и Феба и даже Тейя не оставляли попыток вразумить меня – каждая на свой лад. Горько признаваться, но мне все твои страдания казалось ничем иным, как женской придурью. И только недавно я стал догадываться, что ты тогда чувствовала… – Когда ты узнал, что я все эти годы тебя обманывала, ты пришел в ярость, – в голосе титаниды звучала неприкрытая горечь. – Даже кроху, едва рожденного, проглотить пытался на моих глазах – помнишь?! – Помню, – Крон прикрыл глаза. – Я помню все, сестра и супруга моя. И свою ярость от вести о твоем обмане, и еще больший гнев, когда ты подняла против меня восстание, и радость от твоего пленения и заключения в Междувременьи, и досаду, что никак не удается поймать наших детей – я, и правда, тогда их опасался. А расплачиваться за это пришлось тоской, одиночеством, душевной болью, едва ли не безумием. – И это заставило тебя измениться? – тихо спросила Рея. – Я понял, что остался один. И страх передо мной – это единственное, что еще удерживало родичей и слуг от нового восстания. Братья и сестры начали сторониться меня … представляешь, даже стали прятать от меня своих детей – как будто мне было дело до их отпрысков! Словно я мог покуситься на их деток, вред им причинить. А те, кто еще оставались подле меня – Кой да Гиперион – тоже поглядывали настороженно, я же видел. Все видел и мог бы озлиться на них за это, но опасался оттолкнуть братьев. Ведь тогда бы я остался один. Представь, в один из таких невыносимых дней даже стал подумывать, как бы все повернулось, если б не было того отцова пророчества … или я не поверил бы ему. Если б дал тебе спокойно рожать и воспитывать наших детей – как это происходило в семьях наших братьев и сестер. Знаешь, я даже хотел повернуть время вспять, благо мне это под силу, и начать жизнь с чистого листа, до того проклятого дня, когда приказал тебе детишек наших к себе приносить. А потом мне удалось забрать к себе Гестию. Она хорошая девочка, хоть и боялась меня, но держалась смело и в то же время сдержанно, не опускаясь до дерзости или до попыток показать силу, чего я поначалу опасался. Лишь один раз Гестия не сдержалась: когда я рассказал ей о пророчестве, она впервые выплеснула на меня всю горечь, что скопилась в ней за эти годы, поведала о невзгодах, кои моим детям пришлось пережить из-за меня. Тогда-то я и понял, что должен измениться, чтобы вновь вернуть свою семью, которую по глупости сам же и разрушил, чтобы ни ты, ни наши дети, ни братья и сестры больше не боялись меня. – Зачем ты, вообще, сказал об этом девочке? – грустно спросила Рея. – Она спросила меня, отчего я столько времени гоняюсь за ними. Я мог бы и солгать, – Крон пристально взглянул на нее, – но не захотел. В конце концов, вопрос был для нее не праздным. Она имела право знать, за что они так натерпелись. Другое дело, что говорить об этом было трудно: ведь каждое мое слово причиняло ей боль, а я … я не хотел делать ей больно, Рея, я просто чувствовал, что она не такая, какой я представлял своих детей. Она была обижена на меня, но не желала зла. Просто хотела, чтобы я оставил их в покое, понял, наконец, что им дела нет до моей власти, которую я прежде так опасался потерять. Крон замолчал. Говорить обо всем этом было тяжело, больно, но на душе становилось легче, будто спала та тяжесть, что он носил в себе прежде. Он не знал, возненавидит ли она его еще больше после сказанного, или все-таки постарается понять. Где-то в глубине души сидел страх, что он поведал слишком много … но теперь уже все равно. Что сказано, то сказано. – Крон, – Рея нарушила неловкое молчание. – Надеюсь, ты сказал мне правду. И все же – дай Клятву Стиксом – и я поверю, что ты стал иным. – Это для тебя так важно? – негромко спросил Крон. Рея кивнула, неотрывно глядя на него. – Хорошо, – кивнул титан. – Как только ты поправишься и сможешь вставать, я приглашу к нам Хранительницу Стикс.12 июня – 22 июля 2022 г.