Восточная сказка

Яркий электрический свет бил в глаза, ослепляя и не давая сосредоточиться. Руки, стянутые назад наручниками и прикованные к спинке стула, затекли, и я их почти не чувствовала. Но это было даже лучше – стало уже не больно, плечи одеревенели и даже страх сменился тупой ломотой в висках. - Глаза не закрывать! На меня смотри! – окрик и удар полицейской дубинки по столу заставили разлепить веки. Серо-синие тени маячили в таком же сером сигаретном дыму. Два офицера, допрашивающих меня, курили почти непрерывно, и кондиционер не справлялся. Грохот отодвигаемого по бетонному полу стула, и один из следователей в секунду оказывается прямо передо мной. - И без фокусов с обмороками мне тут!- сильная рука стискивает подбородок, разворачивает лицо на свет. – Пей! Пей, живо, кому говорят! Я не сопротивляюсь, просто реагирую не сразу – все действительно уже начинает проваливаться за пелену тумана. Но кто ж мне даст ускользнуть. Кашляя, с жадностью делаю несколько глотков из протянутой бутылки воды. Но передышка ненадолго. Второй офицер нарочито методично листает бумаги, шелестя страницами, и снова начинаются вопросы. А первый так и остается рядом - присаживается на край стола, картинно постукивая дубинкой по ладони, словно примериваясь. Время от времени он тоже задает вопросы. Иногда они спрашивают сразу вдвоем – резко, отрывисто, временами срываясь на крик. Самое ужасное, что это не прекращается, что бы я ни отвечала. Вопросы, вопросы, вопросы – они все те же самые, что и в том роскошно обставленном кабинете, ничего нового. Даже успеваю подумать, что, слава Богу – скрывать мне нечего. Возьмись я врать, давно бы уже запуталась и во всем созналась. Но пока от меня никаких признаний не требуют. Я снова и снова рассказываю одно и то же. Но по какой-то причине мои ответы явно не устраивают следователей. После моего очередного «я не знаю» дубинка упирается мне в подбородок. Невольно отшатываюсь назад, но меня тут же хватают за волосы, задирая голову вверх. - Может хватит комедию ломать?! – окрик, но удар приходится по спинке стула. Я все равно вскрикиваю, как будто это меня ударили, и зажмуриваюсь что есть сил… Странно, но вместе со страхом приходит какая-то апатия… Снова противный грохот от сдвигаемой мебели по бетону, звук шагов. Это, наверняка, второй подошел… Вжимаюсь в стул и жду настоящего удара… Внезапно меня отпускают. В комнате какое-то непонятное движение. Машинально открыв глаза, вижу того самого Советника, что допрашивал меня в первый раз. Оба следователя в капитанских погонах стоят перед ним навытяжку. Визит, похоже, нежданный, в пепельнице еще тлеет плохо затушенный окурок, дым серым шлейфом уходит в вентиляцию. - Расстегните наручники и приведите ее в порядок, - звучит приказ старшего. Я вскрикиваю от резкой боли и почти падаю, заваливаясь влево к стене. Но меня аккуратно подхватывают, придерживают, щедро плещут в лицо из бутылки, растирают запястья. Сигаретный дым постепенно рассеивается, и вот я уже сижу сама, хоть и привалившись к спинке стула. Советник быстро просматривает листы, исписанные за время допроса, потом буквально отшвыривает их и жестом отсылает подчиненных. - Кофе? – неожиданно спрашивает он у меня самым участливым тоном. И только тогда я вижу на столе две кофейные чашки – когда их успели принести? Я не заметила. Аромат кофе перебивает табачный запах, если закрыть глаза, то вообще возникает иллюзия нереальности происходящего – словно вот сейчас очнешься от ночного кошмара в своей спальне. А из столовой уже пахнет кофе и в доме привычная утренняя суета. У нас по утрам варили отличный кофе… - Кстати, у меня для Вас новости. - Иллюзия из прошлой жизни разлетается на куски, и я снова оказываюсь в этих жутких серых стенах. – Ваша семья вчера покинула страну, в связи со срочным отзывом дипмиссии на неопределенный срок. Так что на помощь посольства Вам рассчитывать не стоит. Видя недоверие в моих глазах, Советник протягивает мне газету с фотографией отца и официальным заявлением прямо на первой полосе. Стандартные дипломатические фразы, типа «отозван для консультации» и т.д. О моем аресте, и вообще о заговоре, разумеется, нет ни слова. Значит, мой отец на свободе, мама и сестра тоже в безопасности! Но вслед за этой мыслью приходит и вторая – они меня бросили?! Ну да, им пришлось это сделать… Это похоже на побег… Значит, все это ПРАВДА? Я почувствовала, что еще чуть-чуть, и просто сойду с ума… Виски стянуло, как обручем. Я уже ничего не понимала… Где правда, а где ложь? - Я искренне хочу Вам помочь. Дальше отпираться бессмысленно. Отрицать очевидное, особенно после того, как Ваш жених дал признательные показания, неразумно, – продолжил Советник, немного выждав. На секунду мне показалось, что я ослышалась. Какие признания? Кто признался? Дамир? Этого не может быть, я не верю! Но я даже не успела ничего возразить. Перед моими глазами легли несколько листов, написанных знакомым крупным подчерком с характерными витиеватыми буквами. Действительно, похоже на подчерк Дамира, он всегда сам подписывал мне карточки к подаркам – вот тот же неправильный наклон и замысловатая подпись с росчерком. Первые же две страницы повергли меня в шок. Это действительно было признание. И имя моего отца встречалось в нескольких местах… Заговорщики и шпионы… Я в ужасе подняла глаза на следователя… - Что это? – спросила я, чувствуя, что стены кабинета снова подергиваются пеленой дыма, хотя уже никто не курил. - Показания Вашего жениха. Вы и теперь будете отрицать его участие в заговоре? Это просто бессмысленно, - терпеливо повторил он. - Я ничего не знаю. – И это была чистая правда. Но такой ответ никого здесь не устраивает. Это я уже поняла. Дверь распахивается, и один из офицеров, допрашивавших меня до этого, протягивает Советнику объемную кожаную папку. Я невольно вжимаюсь в стул – неужели сейчас опять начнется? Но нет, вошедший тут же исчезает, с грохотом захлопывая за собой дверь. А передо мной кладут еще несколько листов, на этот раз текст отпечатан на принтере. - Я облегчу Вам задачу. Просто подпишите. Этого будет достаточно для Вашего сотрудничества со следствием. Черные печатные буквы запрыгали у меня перед глазами. Все, что я говорила тогда в кабинете, было переиначено и вывернуто таким образом, что и здесь вывод был однозначен – не только Дамир, но и мой отец принимали в заговоре самое активное участие. Более того, эти мои «показания» откровенно походили на донос. - Это неправда, – ничего другого мне на ум не приходило, и я твердила эту фразу с монотонным упрямством. - Неправда? - сидящий напротив офицер позволил себе улыбнуться. – Это написано с Ваших первоначальных показаний, – вежливо напомнили мне и пододвинули следующую стопку листов. – Это ведь Вы их подписали? - Но… - я осеклась. Подписала, действительно подписала сама, добровольно… Но разве я могла предположить… Безобидные вопросы про прогулки и подарки, про гостей и вечеринки… Так вот чего они добивались. - Не надо упрямиться. Подпишите, и покончим с этим. Я смогла только отрицательно покачать головой. Страх сжал горло – сейчас он снова позовет этих двоих. Теперь точно бить начнут, а может и похуже чего придумают… - Неужели Вы действительно не понимаете, что это Ваш единственный шанс? Подпишите и через сорок восемь часов Вас просто вышлют из страны. Процедура хоть и неприятная, но это самый благоприятный исход. Иначе… - офицер делает паузу, словно подбирая слова. - Иначе Вы становитесь пособницей заговорщиков, а это военный трибунал, без присяжных и адвокатов. Учитывая статью обвинения, вплоть до смертного приговора. Он впервые произносит вслух то, о чем я думаю все эти дни. Это слишком жутко, чтобы быть правдой, но именно поэтому - реально. Дальше мне все так же терпеливо объясняли, что мои показания ничего не меняют и по сути это простая формальность. Для суда хватит и первого протокола, а этот нужен больше мне самой, чем следствию. - Просто подпишите. – Эти слова я слышу уже как из другого измерения. Чашка с кофе, которую кто-то подносит к губам, возвращает меня к действительности. Почему-то сразу становится очень холодно. Перед моими глазами снова замелькали показания Дамира и мои собственные «признания». Но я как оцепенела от происходящего и должного эффекта это на меня не произвело. - Ну что ж, - через какое-то время Советник неторопливо убирает все бумаги и коротко говорит одному из младших офицеров, - имеет смысл попробовать другие методы убеждения. О чем он говорит? Нет, Господи, я… я не выдержу… Я всегда боялась боли. Сердце колотится бешено. Я ужасом смотрю вслед одному из тюремщиков, скрывшихся за дверью – что они задумали?! Чувствую, что еще минута, и я сползу со стула на грязный пол, пальцы сцеплены до судороги и побелели. Не надо, пожалуйста, не надо!!! Я уже готова закричать это вслух. Дверь снова распахивается с противным лязганьем, и два рослых охранника в синей форме вводят… Дамира. Его руки скованы наручниками за спиной, некогда белая рубашка от парадного мундира теперь непонятного грязного цвета и без погон, левый рукав разорван. От неожиданности я подаюсь вперед и тут же чувствую, что чьи-то руки впечатывают меня в стул. - Дамир! – мне казалось, что я закричала, но вышел лишь шепот. Я с ужасом вижу, что он не может идти сам, и его буквально волоком тащат к столу, усаживая напротив. Что они с ним сделали?! Никаких синяков и ссадин нет, но он выглядит не просто измученным, а постаревшим лет на десять… На висках проступила седина, под глазами резкие морщины. И глаза… Такие знакомые карие глаза, они совершенно чужие. И он не смотрит на меня, старательно отводя взгляд в сторону. Я не сразу поняла, что Советник что-то объясняет мне, кажется, ему пришлось повторить это не один раз. Очная ставка?! Все дальнейшее потерялось за гранью реальности. Дамир, все так же не глядя на меня, полностью повторил свои показания! Я ожидала чего угодно, но не этого… Дамир, офицер личной охраны Императора, восточный рыцарь, как сошедший со страниц романа… Господи, что же это такое… - Как видите, все так, как я и говорил. И Вы совершено зря не верите документам. – В голосе Советника помимо сочувствия теперь звучит даже укоризна. - Дамир… - снова тихо повторяю я. Мне хочется закричать, спросить его, что происходит, но это бессмысленно. Да и сил кричать у меня уже нет. Неожиданно он поднимает голову и смотрит на меня: - Не пытайся ничего понять, моя хорошая. Просто подпиши все, о чем тебя просят. - Дамир, я не верю… - я не уверена, что произношу это вслух. - Просто подпиши. И все будет хорошо. Скоро ты будешь дома. Верь мне, пожалуйста, просто сделай все, как тебе говорят. На мгновение я слышу в его голосе ту самую интонацию «моего Дамира» и его взгляд меняется. Я вижу в нем тревогу за меня и… любовь, хоть это и странно звучит в данных обстоятельствах. - Дамир, неужели все это правда? – я все-таки задаю этот глупый вопрос. - Не думай об этом, просто подпиши. Твоей вины ни в чем нет. И верь мне. Рука одного из офицеров пододвигает мне листы, с моими «показаниями». В левом углу на первом листе красноречиво проставлена «галочка». - Вот здесь, – указывают мне так, словно речь идет о подписи в счете или договоре. – И на каждой странице.